Еще не конец

      «Омега» всегда была той еще дырой. Батарианцы, люди — Духи, и турианцы тоже! — могли легко оказаться в грязной подворотне, коих здесь предостаточно, с перерезанной глоткой. Особое очарование месту добавляли слоняющиеся туда-сюда ворка — мелкие группы уродцев, привлекающие внимание разве что отвратительными рожами и угрожающим шипением. На ворка Гаррус насмотрелся так, что хватит на всю оставшуюся жизнь — она-то, впрочем, может оказаться довольно короткой.       Гаррус ненавидел «Омегу» так, как только можно ненавидеть воплощенный хаос, гниющую помойку, высоко над нечистотами которой восседала местная королева. Арии нет дела до того, что происходит на окраинах, пока ее трон неприкосновенен, а кровь не портит ковровой дорожки под ногами. Кто-то должен был разгребать дерьмо, накопившееся здесь и готовое хлынуть из всех щелей. Кто-то должен был — и Гаррус подрядился на столь неблагодарный труд добровольно. Смотрите-ка, куда это его привело...       Кое-что хорошее, конечно, было. Парни из отряда — крутые засранцы, знающие свое дело и способные кому угодно надрать задницу — и, что важнее, не давшие ему угробить себя в первые месяцы после той самой вести, когда идея отправить на тот свет как можно больше подонков была едва ли не единственной причиной что-то делать. Потом — Шепард; появилась, опровергая эту самую, вытащила его из тупика, и Гаррус даже подумал, что готов пересмотреть свое отношение к помойке, считающейся сердцем систем Термина.       Сегодня Гаррус ненавидел «Омегу» почти так же яростно, как и в наиболее черные дни.       Шепард, скрестив руки на груди, разглядывала озаряемую светящимися точками пустоту за огромным окном. Шепард в гражданском — броню и оружие она сдала, подчинившись приказу возвращаться на Землю. Не воспротивилась, не сетовала на обвинения, выдвинутые против нее, не пыталась ничего предпринять, пока они были здесь — здесь, в месте, которое азари называют «сердцем зла»! Гаррус знал сотни способов бежать из квартиры, которую Шепард запрещалось покидать до того как «Нормандия» отправится к Земле; Гаррус знал сотни мест, в которых можно спрятаться и переждать бурю — и никто бы их не нашел. Кейлин не собиралась бежать или прятаться — она стояла у окна, молчаливая, решительная, с идеальной армейской выправкой. Спокойная. Собранная. В имеющихся обстоятельствах это совершенно не укладывалось в голове.       — Иногда ты больше походишь на турианку, чем я.       Кейлин усмехнулась — Гаррус видел, как усмешка кривит ее губы в отражении на стекле.       — Я тебя вытащу оттуда, — продолжил Вакариан. — Мы все тебя вытащим.       — Нет.       Кейлин оборвала его резче и громче, чем ей того хотелось бы. Она взяла паузу — помассировала переносицу, крепко зажмурив глаза, качнулась с пятки на носок и обратно и, наконец, развернулась, позволяя увидеть свое лицо. Почти затянувшиеся шрамы на щеке снова прорезались, добавилась пара ссадин — все в напоминание о высадке в системе Бахак. О том, что же там случилось, она не проронила ни слова. Очень на нее похоже: молчать, когда говорить, в общем-то, нечего.       — Нет, — повторила она легче, мягче, зачесывая волосы рукой — Вакариан видел покрасневшие, сбитые костяшки. — Меня не нужно спасать, Гаррус. Мне нужно, чтобы вы все готовились к вторжению. Мы захлопнули двери прямо перед самым носом у Жнецов, но они скорее полезут в окно, чем отступят. Я не знаю, сколько времени есть, но нужно быть готовыми.       Гарруса захлестнула досада: гребаная «Омега», ненавистные Жнецы, из-за которых все летит наперекосяк, и Шепард — идеальная, принципиальная, крепкая, стойкая Шепард, которую едва ли не шатало от усталости из-за событий последних дней — а она все равно делала то, что должно.       То, что будет правильно.       Это, черт его дери, восхищало, и Гаррус это признавал, но, Духи, как же тяжело ее отпускать — опять. Как непросто знать, что там, на далекой Земле, она будет одна, и ее будут обвинять.       — Ты хоть когда-нибудь... хоть когда-нибудь думаешь о чем-то кроме Жнецов?       Он пожалел о сказанном сразу — не потому, что Кейлин бросила на него долгий, внимательный взгляд, не потому, что она едва заметно поджала губы, не потому, что ее плечи опустились. Да и спрашивал не он — спрашивала слепая, глухая ко всему досада.       Вместо ответа она приблизилась настолько, что Гаррус легко почуял запах ее шампуня. Ее рука обвила шею; от этого жеста, от того, как кончики ее пальцев гладили прочную чешую, замирало сердце. Кейлин привстала на цыпочки, уткнулась носом в метку на пластине.       — Я тоже это все ненавижу, — тихо выдохнула Шепард, и Гаррус обнял ее крепче. — Ненавижу уходить. Но я не могу остановиться, потому что слишком многое поставлено на карту.       — Я понимаю, Шепард. Я...       — Я знаю.       Они так и стояли: молча, крепко обнявшись, зарывшись друг в друга, изгиб в изгиб. Гаррус смутно припоминал закон диффузии, заученный давным-давно: одно вещество проникает в другое при их соприкосновении. Там, где касалась шеи ее рука, где алеющая ссадиной щека прижималась к изувеченной мандибуле, останется неразличимый след.       Гаррус всеми фибрами души ненавидел оставаться — и чертову помойку «Омегу», будь она неладна.       — Сделай для меня кое-что, — попросила Шепард, не повышая голоса, и Гаррус мысленно пообещал сделать что угодно. — Собери команду, когда я уйду. Свяжись с Лиарой. Я буду искать поддержку на Земле — дайте мне поддержку среди звезд. Найдите тех, кто готов выступить против Жнецов.       «Так точно, капитан», — сказал он тогда. Теперь Гаррус хмуро смотрел на тех, кто сошел с «Нормандии» и теперь стоял перед ним. Шепард вернулась на Землю, они...       Для них тоже есть работа.       Это еще не конец.