Из осколков мира

Франция, Париж Эта же акварель, заботливо вставленная в рамку, висела над кроватью Яноша и теперь, семь лет спустя, уже не в меблированной квартире на улице Могадор, а в собственной, большой и просторной, на бульваре Сен-Мишель. Они перебрались туда вскоре после бегства из Ла Бати, снова сменив документы, чтобы не осталось связи между разгромившим деревню «демоном» и приличным господином из русских эмигрантов, приехавшим в Париж вместе с юным племянником. Некоторое время Алексей ещё крутился на чёрном рынке, потом ему это надоело, и старик Франье познакомил его со своим другом-антикваром. Они быстро нашли общий язык и занялись увлекательнейшим делом — поиском расхищенных во время войны произведений искусства и прочих ценностей, осевших в частных закромах. Дело было беспроигрышное, потому что кто в здравом уме заявит в полицию о похищении вещи, которая, прежде всего, не должна была обокраденному принадлежать? Вторично украденные ценности месье Левински сбывал за границу, чаще всего — в Америку. Алексей помогал ему организовывать отправку. Свою способность прыгать через пространство он не афишировал, боже упаси. Просто делал вид, что у него есть связи в транспортных компаниях, а также среди пилотов гражданской авиации. Янош готовился поступать в Сорбонну, на факультет экономики. «Бухгалтером, что ли, будешь?» — удивился Алексей и едва успел отпрыгнуть от запущенного в него маленького вихря. За прошедшие годы Янош здорово научился управлять своими способностями. Достаточно было сказать, что бурю в стакане воды он поднимал совершенно в буквальном смысле. Сам же Алексей так и не решился получить во Франции образование. Да и зачем ему? Всё равно работать, как обычные люди, он не собирался, а для того, чем он занимался, никаких дипломов было не нужно. Иногда посещал лекции по искусствоведению, чтобы лучше разбираться в ценности своей добычи. Но Яношем он гордился. Собой тоже — удалось всё-таки вложить в эту лохматую голову понимание важности хорошего образования. Правда, голова давно уже перестала быть лохматой. Из диковатого мальчишки Янош превратился в красивого, уверенного в себе молодого человека, всегда аккуратно причёсанного и одетого с иголочки. Он даже начал носить костюмы, над чем Алексей успел немало поржать, хотя, надо отдать должное вкусу Яноша, смотрелся мальчишка в них прекрасно, девицы на улице заглядывались, включая тех, что постарше. Периодически Алексей видел его то с одной, то с другой симпатичной мадмуазель, хотя всерьёз Янош к ним не относился, и те же мотоциклы, к примеру, интересовали его куда больше. Но для парня его возраста это было совершенно нормально. В общем, жизнь у них устроилась лучше, чем можно было ожидать, и всё было хорошо и спокойно. До недавнего времени. Сейчас Алексей не мог понять: кой чёрт его дёрнул докопаться до Яноша, выясняя, почему тому не нравится Полетт? Полетт уже года четыре была любовницей Алексея — молодая симпатичная актриса, с которой он познакомился на частной вечеринке из тех, куда приходят со своими любовницами, а уходят с чужими. Алексей пришёл один, зато ушёл с любовницей хозяина вечеринки, а также с пониманием того, в какую часть дома надо будет прыгать, чтобы добраться до парных золотых кувшинов, ради которых он, собственно, на эту вечеринку и явился. Кувшины он утащил неделю спустя и сразу же забыл про них. Полетт задержалась в его жизни на куда больший срок. Весёлая, неглупая, довольно легкомысленная, она была особенно хороша тем, что никогда не ревновала, не требовала особенного внимания и вообще не претендовала ни на что, что нельзя было бы устроить с помощью денег. Алексей снял ей квартиру, время от времени дарил разные безделушки и давал денег на развлечения. Он знал, что кроме него, у неё есть ещё любовники, но не особо беспокоился на этот счёт. Только предупредил, что не хочет случайно застать её с кем-то другим. Полетт пообещала, что не застанет. Она также с пониманием отнеслась к специфическим вкусам своего любовника, желающего заниматься сексом только в темноте и не позволяющего прикасаться к себе со спины. Мечта, а не женщина, одном словом. А Яношу она не нравилась. Алексей был не настолько идиотом, чтобы знакомить его со своей любовницей, это вышло случайно, Полетт была очень мила, Янош — безукоризненно вежлив, и, казалось бы, всё было в порядке, но нет: стоило Алексею хотя бы случайно упомянуть о Полетт, как Янош тут же скучнел и в лучшем случае менял тему, в худшем — отпускал какой-нибудь едкий комментарий. Причину такого отношения Алексей понять не мог. Он же не привёл Полетт в их дом со словами «познакомься, это моя будущая жена». И времени с ней проводил не так уж много — не столько, чтобы это как-то сказалось на их общении с Яношем. Так что тогда? — Тебе не нравится, что она актриса? Или что у неё есть другие любовники, кроме меня? — Какая разница? — буркнул Янош. Ему явно не хотелось продолжать этот разговор, но Алексей решил всё-таки докопаться до истины. — Я хочу понять, в чём дело, — он в очередной раз выронил запонку и тихо ругнулся под нос. Полетт была готова принять его в любом виде, но он всегда старался одеваться прилично, чтобы не отказываться, если она вдруг предложит сходить в ресторан или на вечеринку к знакомым. — Помоги, а? Янош отложил учебник и подошёл к нему. — Мне на неё наплевать. — Я уже пару лет вижу, как тебе на неё наплевать, — свободной рукой Алексей поддел его за подбородок, заставляя посмотреть себе в лицо. — Серьёзно, Янош, что не так? Тот мотнул головой, уворачиваясь, и взялся за вторую запонку. — Ты ведь сам понимаешь, что любовница — это нормально. Не снимать же каждый раз проституток. У Яноша чуть порозовели скулы. — Понимаю. — Полетт красива, не создаёт проблем, не хочет замуж. Ну, спит с другими, так мне это без разницы. Меня она полностью устраивает. А тебе что не так? — Ничего. — Да как же ничего? — повысил голос Алексей, которому порядком надоело это баранье упрямство. Янош покраснел уже сильнее и уткнулся взглядом в рукав рубашки, который застёгивал. — Ты каждый раз кривишься так, словно она у тебя что-то украла. Объясни уже наконец и закроем эту тему! Почему ты её не любишь? — Потому что я люблю тебя. Алексей сперва даже не понял. Он вообще ничего подобного не ожидал. Ждал любого обвинения в адрес Полетт, ждал даже упрёков в аморальности, но такого... — Ты это... ну... в каком смысле? — ошарашенно спросил он и тут же понял, что сморозил глупость. Вместо ответа Янош, всё так же не поднимая глаз, потянул Алексея к себе за запястье и поцеловал. Всего лишь прижался на несколько мгновений губами к губам, но этого хватило, чтобы наглядно показать, в каком именно смысле он это. «Надо же, мы почти одного роста», — почему-то растерянно подумал Алексей. Глупее и несвоевременнее мысль вряд ли можно было найти. Не дожидаясь, пока он отойдёт от шока, Янош подхватил учебник и быстро вышел из гостиной. Хлопнула дверь спальни. Алексей зачем-то поднял руки и уставился на застёгнутые запонки. Докопался, называется. Раскопал. Думай теперь, что с этим делать. К Полетт он тогда так и не пошёл. Вместо этого бродил по Латинскому кварталу, потом по набережным вокруг острова Ситэ, пересекая Сену по мостам туда и обратно. Думать не получалось. И не хотелось. Как о таком думать? Он знал, что Янош любит его — в широком смысле слова, как ребёнок, а затем и подросток мог любить своего опекуна. Но никогда даже мысли не допускал, что это чувство может перерасти в нечто большее. Янош пользовался успехом у девушек, Алексей не раз видел его в компании сверстниц. Ничто не указывало на то, что ему могут нравиться мужчины. Причём из всех мужчин — именно он. Для него Янош всё ещё был ребёнком. Мальчишкой, не доверяющим чужим людям, которого Алексею в своё время навязали почти против воли и к которому он привязался быстро и накрепко. И внезапно этот мальчишка говорит... такое. Был, конечно, шанс, что Янош сам не понимает, что чувствует. Но это проблему не решало. Если Янош считал, что любит Алексея, значит, для него это было реальностью. А переубедить парня, когда он вбивал себе что-то в голову, Алексею ещё никогда не удавалось. Он вернулся, когда уже начало темнеть. Из кухни пахло тушёным мясом — значит, Янош тоже был дома. Когда Алексей прошёл на кухню, Янош молча встал из-за стола, достал тарелки, разложил мясо с овощами. Поставил на стол. Всё было точно так же, как в бесчисленное количество их вечеров прежде. Только никогда до этого Янош не избегал смотреть на него. После ужина Янош так же молча заварил чай и достал джезву для кофе. Алексей не понимал, за что он так любит этот горький напиток — кроме приятного запаха от зёрен, ничего хорошего он в кофе не видел. — Ты это серьёзно? — наконец спросил он, когда Янош поставил перед ним чашку с чаем и сам сел напротив. Тот кивнул. — Я не знаю, что тебе сказать, — честно признался Алексей. — И что с этим делать, тоже не знаю. Когда Янош объяснил, что с этим делать, Алексей не поверил своим ушам. — Ты с ума сошёл. — Почему? — Я не могу это сделать. — Почему? — упрямо повторил Янош, в упор глядя из-под отросшей чёлки, и Алексею вдруг вспомнилась первая их встреча, вернее, вторая, в комнате полкового врача, переоборудованной под медицинский кабинет. Тогда ему было не по себе под немигающим взглядом Яноша, теперь он вообще не знал, куда деваться. — Ты мой... — он замялся, подбирая нужное слово. Странно, что между собой они никогда не обозначали вслух, кем Янош приходится Алексею. — Воспитанник. — Не сын же. — Ты юноша. То есть, мы оба мужчины. Тебя это не смущает? — Ты сам говорил, что никакой разницы. — Я это говорил про случаи, когда хочется просто трахнуться и забыть. — А я большего и не прошу. Алексей вторично потерял дар речи. — Я не понимаю, — сказал он. — Зачем тебе это надо? Янош передёрнул плечами и опустил глаза. — Тебе противно? — глухо спросил он. — Что? — Тебе противно, да? Ты помнишь, что со мной... было... до того, как ты меня нашёл, — слова вырывались у него с трудом, как в детстве, когда он только начал говорить целыми фразами. — В этом дело? — Господи, Янош, нет. Конечно, нет. — Тогда в чём? Алексею очень хотелось отмотать время назад и никогда не начинать этот разговор. Он совершенно точно знал, что не может, не должен соглашаться, — но сколько бы он ни искал логичных, доходчивых причин, они почему-то не находились, а те, что были, не выдержали бы столкновения с броневым упорством Яноша. Как объяснить, что только мудак и извращенец будет трахать почти несовершеннолетнего мальчишку, которого с детства растил, как родного? — Тебе же даже восемнадцати ещё нет, — предпринял он последнюю отчаянную попытку. — Мне через год восемнадцать. Даже меньше. — Вот через год и поговорим. И тут же понял, что сделал ошибку. — Когда мне будет восемнадцать, — быстро сказал Янош. — Обещай. — Янош... — Прошу тебя, — выдавил он сквозь зубы. Алексей представил себе, чего ему стоила эта просьба — гордость Яноша лишь немного уступала его упрямству — и что будет, когда он откажет окончательно. Янош, конечно, не станет заново заводить этот разговор и просить больше не станет, но будет помнить, как он просил и как Алексей оттолкнул его, и... блядь. Блядь. Что, если он потеряет Яноша? — Хорошо, — произнёс он, с ужасом понимая, что его загнали в ловушку, и выхода из этой ловушки не видно. Пока не видно. Может быть, он сумеет что-то придумать за выигранное время. — Обещаешь? — Обещаю. Янош выдохнул, весь как-то расслабился, почти улыбаясь. — Правда? — Ещё раз поднимешь эту тему — скажу, что нет, — не выдержал Алексей. И сбежал, потому что есть пределы человеческой стойкости. Чувствовал он себя при этом так, словно сдал без боя стратегически важный пункт. Ничего. У него есть в запасе почти целый год. За это время Янош перебесится, подумает хорошенько и поймёт, что сделал глупость. Может, они даже не вспомнят об этом разговоре. Или... или за этот год придётся научиться не видеть в нём больше ребёнка. Как же ему всё-таки повезло, что тогда, в Германии, они решили считать Яноша девятилетним. Семён сомневался, говорил, что мальчик наверняка выглядит младше своих лет от плохого питания, но капитан Поляков сказал, что девять — хорошее число, и они согласились. Иначе бы Янош давно уже думал, что ему восемнадцать, и ни на какую отсрочку не согласился бы. Вот уж повезло, так повезло. Уже из коридора краем глаза Алексей увидел, как Янош выливает в кухонную мойку нетронутые чай и кофе. Но прошла уже большая часть выторгованного им срока, а перебешиваться Янош не собирался. Алексей время от времени ловил на себе его взгляды — и с тоской думал о том, что рано или поздно придётся всё-таки объяснить парню, что затея с самого начала была никудышной, и вреда от неё будет больше, чем пользы. Он не хотел даже думать об этом. Отчасти потому что предвидел поражение по всем фронтам, отчасти потому что думать о сексе с Яношем в любом контексте было неправильно. Неестественно. Не из-за того, что они оба были мужчинами, и, конечно, не из-за того, что ему было противно. Просто это был Янош. Из-за этих мыслей Алексей пребывал в таком раздрае, что весьма невежливо буркнул что-то в ответ на приветствие месье Левински и рассказ о том, как ловко антиквару удалось продать статуэтку из мейсенского фарфора, слушал вполуха. Спохватился только когда понял, что маленький антиквар уже почти минуту молча смотрит на него, вертя в руках очки. — Что вы сказали? — Я сказал, что есть заказ, — повторил месье Левински. Его взгляд то и дело убегал куда-то за плечо Алексея. — На конкретную вещь. Как вам такое? «Конкретной вещью» они между собой называли предмет, который требовалось украсть по заказу клиента. Если бы речь шла о честной покупке, месье Левински прекрасно обошёлся бы без Алексея. — Где? — Особняк де Монтеньи. Фобур-Сент-Оноре. В галерее. — Да, я помню, — особняк этот Алексею довелось посетить ещё в начале их совместной работы, спёр он тогда не то вазу, не то кувшин, совершенно уродливую вещь. — Там что-нибудь изменилось? — Нет, нет. Я узнавал. — Хорошо. Что именно? Антиквар выложил на стол фотографии античной статуэтки: юная обнажённая девушка лила невидимую воду из кувшина. Одна из ручек кувшина была надколота. — Побитая, — заметил Алексей, разглядывая фотографии. Такую красивую вещицу было легко запомнить. — Если бы вы, молодой человек, знали, откуда эта статуэтка... — закатил глаза месье Левински. И не стал продолжать, словно необразованность Алексея была настолько вопиюща, что ему даже не было смысла объяснять, откуда статуэтка родом и почему это обстоятельство превращает её дефект в достоинство. Ладно. Алексей не обижался. Месье Левински вообще любил поважничать. — Когда вы... э-э... сможете это сделать? Что же такое интересное находилось у него за спиной, что месье Левински всё время туда заглядывал? Алексей даже обернулся, но ничего не увидел. — Думаю, в конце недели, — ответил он. — Надо вспомнить, что там как. Обстановка, план помещений, сами понимаете. Я сообщу, когда буду готов. А про себя подумал, что прыгнуть надо будет сегодня же ночью. Уж больно не нравился ему бегающий взгляд антиквара, а также нервно шевелящиеся пальцы, которые месье Левински пытался сцепить в замок, но никак не получалось. Алексей доверял ему, но в разумных пределах. Полиции был бы больше интересен сам антиквар. А вот если кто-то из конкурентов, промышляющих незаконной торговлей, захотел обзавестись личным вором, беспрепятственно проникающим в чужие дома, то старый эмигрант вполне мог подставить Алексея во имя собственного спокойствия. Своя рубашка, как он неоднократно повторял, ближе к телу. В особняке всё осталось точно так, как было несколько лет назад, хотя бы в этом месье Левински не соврал. Алексей прыгнул сперва на лестницу, ведущую на третий этаж, где располагалась галерея, огляделся, прислушался, затем переместился в коридор и, наконец, в саму галерею. На этаже не было ни души, но почему-то не отпускало ощущение, что за ним следят. Он даже несколько раз останавливался и замирал неподвижно, пытаясь уловить посторонние звуки, но ничего не получилось. Статуэтка стояла на самом виду, на отдельной тумбе, и это тоже было подозрительно — в галерее было много гораздо более ценных вещей, создавалось впечатление, что заказчик выбрал первое, что попалось на глаза. Скорее всего, здесь действительно крылась какая-то подстава, и Алексей мысленно похвалил себя за решение провернуть дело сразу, не выжидая, пока к его визиту успеют подготовиться. Интереса ради он прошёлся по галерее, разглядывая произведения искусства, удовольствия созерцать которые удостаивались только друзья хозяина особняка. Особенно пикантно это смотрелось с учетом того, что на людях де Монтеньи проповедовал идеи «искусство должно принадлежать народу». На несколько минут Алексей задержался перед портретом крупной, слегка мужеподобной женщины в белом платье. Женщина не была привлекательной, но её выступающая из темноты фигура словно светилась сама по себе, этот эффект всегда восхищал его. Интересно, кто автор? Было в картине нечто очень знакомое, хотя уверенно утверждать, что узнал художника, Алексей всё же не стал бы. Этой картиной де Монтеньи тоже завладел незаконно? Не утащить ли её заодно? Она неплохо бы смотрелась в гостиной... Внезапно ему показалось, что он услышал тихий женский смешок, и Алексей оглянулся, на миг испугавшись, что кто-то незаметно подкрался к нему, но в галерее никого не было. И тем не менее, ощущение того, что он здесь не один, лишь усилилось. «Паранойя, — подумал Алексей. — Завязывать пора, что ли?» Он снял статуэтку с тумбы, завернул в тёмную ткань и поспешил покинуть особняк. Дома он спрятал статуэтку в сейф, решив связаться с месье Левински в субботу. Несмотря на принадлежность к иудейскому племени, заповедь насчёт субботнего дня антиквар соблюдал лишь тогда, когда она не мешала его делам. Спать не хотелось. То ли свежий ночной воздух взбодрил, то ли нервное напряжение. Было бы неплохо прыгнуть куда-нибудь и немного потренироваться — совсем недавно Алексей попробовал взять вместо сабель, которыми любил фехтовать, два коротких меча, и ему неожиданно понравилось. Но практики для хорошего владения новым оружием у него было ещё маловато, поэтому он старался находить время для тренировок не реже пары раз в неделю. К сожалению, этой ночью Алексею следовало быть дома, чтобы в случае, если полиция сумеет как-то связать его с кражей, иметь честное алиби. Он заварил чай, отщипнул несколько листиков у растущей в горшочке на подоконнике мяты. Мяту он кидал прямо в кружку, чтобы аромат был свежее. Дождался, пока чай настоится, залил им мяту и с наслаждением вдохнул ароматный пар. Из спальни выполз сонный Янош. Удивлённо посмотрел на полуночничающего Алексея, потом догадался, в чём дело: — Удачно? — Разумеется. Не маячь, иди спать. Скоро рассветёт. Янош отрицательно покачал головой и придвинул себе стул. — Не хочу. Уселся на стул верхом, опираясь скрещенными руками о спинку. В детстве он любил залезать на стул с ногами, но теперь ноги уже не помещались. — Давай завтра куда-нибудь смотаемся? — Например? — Хочу в Лиссабон. — Идёт, — Лиссабон Алексею тоже нравился. Сейчас там, наверное, было уже жарко. — Башня? — И замок. — Ты же говорил, что он убогий. — Если помнишь, мы до этого побывали в Каркассоне. — А-а, ну да. Всё познаётся в сравнении. — Точно. Сколько же времени они уже не сидели вдвоём, просто беседуя? Алексей прикинул мысленно — точно, с того самого дня и не сидели. Каждый раз, оставаясь с Яношем наедине, он очень скоро начинал чувствовать себя неловко, заговаривал о каких-то незначительных вещах, сам себя запутывал и спешил уйти. Сбежать, если называть вещи своими именами. А потом жалел, что их отношения так изменились, потому что ему не хватало общения с Яношем, обычного общения, разговоров или разделённого молчания, таких вот поздних посиделок за чаем. Янош задумчиво смотрел на него из-под чёлки, пальцами босой ноги вычерчивая на полу круги. — Ты всё ещё считаешь меня ребёнком? — негромко спросил он. Алексей вздохнул. Врать не хотелось. — Нет. Но ты тоже пойми, мне трудно начать считать тебя настолько взрослым. — А как было бы легче? — Не знаю. Мне и представить это тоже трудно. Янош всё так же задумчиво кивнул. — Ладно. Что-нибудь придумаем. Алексею стоило насторожиться, но его уже начало клонить в сон, и он как-то не обратил внимания на это обещание. Пару дней спустя он сидел в одном из своих любимых уличных кафе на Монмартре, читал газету и просто убивал время в ожидании полудня, когда у него была назначена встреча с одним знакомым ещё по чёрному рынку дельцом, ныне превратившимся в законопослушного предпринимателя. Рядом скрипнул стул. Алексей поднял глаза от газеты и чуть было не присвистнул: к его столику подсела эффектнейшая блондинка. Белый брючный костюм, идеальные, без единого пятнышка пыли, туфли, дорогая сумочка... Глаза скрывались за большими солнечными очками, но меньше двадцати пяти лет ей быть не могло. Не обладают юные девушки таким небрежным и при этом на сто процентов выверенным стилем, который читался в каждой детали внешности незнакомки. И в каждом её движении. Женщина повернулась к Алексею, слегка склонила голову, глядя сквозь затенённые стёкла. Он кивнул в знак приветствия, не решаясь ни на что больше. — Добрый день, — мелодично произнесла она. — И вам тоже. Алексей насчёт собственной привлекательности не обманывался, поэтому интерес со стороны незнакомки вызвал только одну мысль: ей что-то от него нужно. Возможно, даже деньги. Знакомы они не были, потому что такую женщину он бы непременно запомнил. Интересно. Блондинка очаровательно улыбнулась. — Вы всегда так холодны с дамами, месье Зельченко? Алексей замер. Он не использовал эту фамилию ни разу с тех пор, как оказался во Франции. Никто здесь не знал его как Алексея Зельченко. Первым делом, конечно, в голову пришла любимая страшилка русских эмигрантов: что советские спецслужбы выследили его и либо похитят, чтобы отвезти на Родину и отправить в лагеря, либо завербуют для каких-то шпионских дел. Будучи одним из тех, кто с удовольствием эту страшилку распространял, считая её хорошей шуткой, Алексей, тем не менее, почувствовал себя неуютно. — Откуда вы знаете, как меня зовут? — Это не важно. Пока. У меня к вам дело. Официант поставил перед блондинкой чашку кофе. Она небрежно кивнула, даже не повернув головы. — Простите, мадмуазель... — Мисс. Мисс Эмма Фрост. — Простите, мисс Фрост, но вы как-то не похожи на советскую шпионку. Блондинка чуть искривила губы, сдерживая смех. — Вы сделали неправильные выводы. Как легко догадаться, я англичанка. И не работаю на советское правительство. — А на английское? — И на английское тоже. Дело, ради которого я пришла, не имеет отношения к правительству какой бы то ни было страны. Что ж, это отчасти проясняло картину. Вероятно, его хотели нанять для какой-нибудь деликатной кражи. И заранее давали понять, что, мол, мы всё про тебя знаем, так что будь паинькой. Очень знакомый шаг. Прямо ностальгией потянуло. Правда, это всё равно не объясняло, откуда англичанка знает его настоящую фамилию. — Так что у вас за дело? — Один человек хочет с вами познакомиться. — Для чего? Мисс Фрост аккуратно помешала кофе ложечкой. Алексей про себя загадал — если, достав ложечку, мисс заляпает блюдечко — значит, его попросту водят за нос, и эта идеальная женщина — просто хорошая актриса. Идеальная женщина положила ложечку на блюдце, не уронив ни единой, даже самой крохотной капли. — Обычно в первую очередь спрашивают, что за человек. — Приятно оказаться оригинальным. — Его заинтересовали ваши способности. — Что именно вы имеете в виду? — Вы не слишком часто встречали людей, подобных вам, не правда ли? — доброжелательно спросила мисс Фрост, пригубив кофе. — Всего трое. Или, вернее, вы думаете, что трое. Я могу вам сказать, что на самом деле их было больше. Я могу познакомить вас с человеком, который знает об этом всё. Разве не интересно? Алексей давно уже был не двадцатилетним сопляком, впадающим в панику от мысли, что кто-то узнал про его способности. Первым делом он постарался сохранить невозмутимое выражение лица. Потом быстро обдумать, в каком контексте прозвучало всё сказанное и чем это грозит ему в первую очередь. И, наконец, озвучить самую главную мысль: — Мне интересно, откуда вы узнали такие подробности. Мисс Фрост снова улыбнулась — уже зная, что добилась своего. — Приходите, — на стол лёг маленький прямоугольник визитки. — И кстати, если вам интересно, это действительно был Пикассо. «Женщина в белом». Украден ещё во время войны. При ближайшем рассмотрении карточка оказалась визиткой отели Ле Мёрис. Алексей в этом отеле бывал, поэтому количество пускаемой в глаза пыли оценил. Затем ещё раз представил мысленно мисс Фрост... и передумал. Такие, как она, только в самых дорогих отелях и останавливаются. Он знал, что придёт, и мисс Фрост тоже это знала. Она надёжно посадила его на крючок опасения и любопытства. Никто не мог знать таких подробностей. Только он сам и ещё, наверное, Янош. Он просто не сможет спать спокойно, пока не выяснит, откуда великолепная блондинка вытащила информацию, которой никто, кроме него, не владел. К месье Левински Алексей пришёл в субботу рано утром. Дверь лавки была заперта; он заглянул в окна, увидел горящую настольную лампу и без малейшего колебания прыгнул в одну из внутренних комнат, где антиквар хранил бухгалтерские документы. Дверь, к счастью, оказалась не заперта, так что он смог тихо и незаметно выйти в торговый зал. При виде появившегося с неожиданной стороны партнёра месье Левински схватился за сердце. — Боже мой, молодой человек! Зачем вы меня так пугаете?! — Мы договаривались о встрече, — напомнил Алексей, небрежно присаживаясь на край стола. — Разве? Что-то не припоминаю. — Хорошо, не совсем о встрече. Я обещал сообщить вам, когда пойду за статуэткой. — А-а, да-да, — ювелир нервно оглянулся по сторонам. — Так когда же? — Да я уже, — Алексей достал статуэтку из внутреннего кармана пиджака. — Эта? Месье Левински сглотнул. Взгляд его, не отрывавшийся от бронзовой девушки, сделался совсем тоскливым. — Д-да... Он потянулся было за статуэткой, но Алексей в последний момент отдёрнул руку и с силой припечатал пальцы ювелира увесистой подставкой к столу. — Кто это был? — поинтересовался он, когда месье Левински вскрикнул от боли. — Кто?! — Кто заказал эту вещь? Только не надо лгать, — предупредил он, увидев, как у ювелира забегали глаза, — кое-что я и сам уже знаю. Так кто? Месье Левински с трудом вырвал руку и затряс ею в воздухе — кожа на костяшках пальцев была сорвана, и царапины уже начали наливаться кровью. — Я их не знаю, — нехотя сказал он. — Мужчина и женщина, они про тебя знали. Сказали, чтобы я поручил тебе украсть статуэтку. Она, между прочим, почти ничего не стоит. Безделушка. — А заливали-то как, — не удержался Алексей. — «Современные коллекционеры передрались бы» — за право поржать над таким дураком, что ли? Зачем вы согласились? Месье Левински осторожно подул на раненую руку. — Есть люди, которым не отказывают, — произнёс он, не поднимая глаз. — Вы не знаете, молодой человек, и дай Бог, никогда не узнаете, как этому учатся. Этим людям нельзя было отказать. Лет десять назад Алексей возразил бы, что дело не в невозможности отказать, а в страхе, и для того, чтобы отказать даже самым грозным и могущественным людям, нужно всего лишь не бояться за свою шкуру, потому что лучше умереть, чем прогибаться под каждого, кто сильнее. Но сейчас он понимал, о чём говорит месье Левински. Таких, как он, слишком долго учили бояться. — Женщина — красивая блондинка? — уточнил он. Ювелир кивнул. — А мужчина? — Немец. Это объяснило многое. — Они сказали, откуда надо забрать статуэтку. И всё. — А вам не пришло в голову меня предупредить? Или вы боялись, что я вас выдам? — Как я мог это сделать? — месье Левински дрожащей рукой вытер пот со лба. — Когда мы с вами разговаривали, они стояли здесь, в этой комнате. Алексей нахмурился. Он ещё не сошёл с ума и прекрасно помнил, что в комнате никого, кроме них двоих, не было. — Здесь — прямо здесь? — на всякий случай уточнил он. Ювелир кивнул. — У вас за спиной. Я не знаю, почему вы их не видели... Возвращаясь домой, Алексей пытался сложить всё, что знал, воедино. Прекрасная мисс Фрост была в курсе, что он обладает необычными способностями. Она также сообщила, что бывают и другие, похожие на него, и обещала познакомить его с кем-то из них. Теперь выяснилось, что она и некто третий — наверняка тот, про кого она говорила, — присутствовали при его разговоре с месье Левински, причём Алексей их не видел. Он помнил, как ювелир всё время заглядывал ему за спину. Теперь стало понятно, почему. Неужели мисс Фрост и её таинственный друг могут становиться невидимыми? Тогда это объясняет ощущение чужого присутствия в особняке де Монтеньи, и она наверняка заметила, что картину с женщиной в белом он разглядывал дольше остальных. Одного это только не объясняло — как она ухитрилась подсчитать количество людей с необычными способностями, которых он встречал. Их ведь действительно было трое. Войдя в квартиру, он замер, услышав весьма характерные звуки. Вернее, стоны. Женские. Вообще-то женщины в этой квартире почти не бывали. Он никогда не приводил сюда Полетт или — до неё — случайных любовниц, и с Яношем они договорились, что тот будет встречаться с девушками где-нибудь на нейтральной территории. Поэтому в первый момент Алексей удивился, потом возмутился, а потом понял, в чём дело, и ему стало смешно. Ведь Янош прекрасно знал, когда он собирался вернуться домой. И ухитрился так точно рассчитать время, чтобы это произошло в самый разгар «представления». Интересно, а если бы он задержался? Дверь в спальню Яноша была, разумеется, приоткрыта — одними стонами он бы не ограничился. Картина, открывавшаяся взгляду, полностью соответствовала звуковому сопровождению. Алексей без зазрения совести притормозил, чтобы оценить зрелище. Девица была хорошенькая, с грудью по меньшей мере третьего размера, хотя и слишком ярко накрашенная. А вот стонала так громко, что наверняка притворялась. Но красиво. Старалась от души. Надо же, а он и не замечал, что у Яноша настолько широкие плечи. Или это рядом с хрупкой девушкой он казался таким мускулистым? Чем он там занимался в прошлом году, боксом? Алексей проследил взглядом линию напряжённой спины с чётко очерченными мышцами, крепких ягодиц, бёдер... Сложением Янош мог посоперничать с античными статуями, которые Алексей часто видел в музеях и частных коллекциях, если бы только статуи могли ожить и предаться страсти с женщиной. И в том, чтобы смотреть на такую ожившую статую, не было ничего предосудительного. Он не подглядывал, а созерцал. «Ещё скажи, что хочешь не полапать, а прикоснуться к искусству», — ехидно подсказал внутренний голос, и Алексей ухмыльнулся. Ну да, желание провести ладонью по спине Яноша, по этим красивым гладким мышцам, действительно пробралось тихой сапой в его сознание и уже не собиралось исчезать. Поганец. Добился-таки своего. Тихонько отойдя от двери, он прошёл на кухню, поставил чайник и принялся неторопливо сооружать себе сэндвич. Юность, конечно, славится своим энтузиазмом, но пора бы им и заканчивать. Оставалось только надеяться, что у охваченной страстью парочки не хватит сил и наглости пойти на второй заход. Вскоре раздался особенно томный стон, и на несколько минут воцарилась тишина. Алексей прислушивался, жуя сэндвич. Вот раздался шорох, приглушённые голоса, лёгкие шаги босых ног... Девушка, на которой из одежды была одна лишь рубашка, причём мужская, застыла в дверях кухни прекрасным — и очень соблазнительным — изваянием. Её тёмные глаза распахнулись так широко, словно она увидела призрак. — Доброе утро, мадмуазель, — вежливо поздоровался Алексей. Девушка ойкнула, прижала ладонь к губам, моментально залилась краской от шеи до самых корней волос и бегом бросилась назад по коридору. Несколько секунд спустя раздалось громкое возмущённое восклицание и звук такой смачной пощёчины, что Алексей прищёлкнул языком. Ничего не скажешь, Янош это заслужил. Если у красотки есть хоть капля гордости, больше она его к себе не подпустит. Хлопнула входная дверь, от удара в шкафу нестройно звякнули чашки. А затем в дверях кухни появился и Янош — в одних штанах, без рубашки. Ну да, конечно, в ней же убежала юная прелестница. Левая щека юноши была заметно краснее правой. — Молодец, — поздравил его Алексей. — Это ты вот так решил мне доказать, что уже взрослый? Очень доходчиво. В духе двенадцатилетки. Теперь всё лицо Яноша было одинаково красным. — Я дурак, да? — удручённо спросил он, падая на стул напротив. Алексей всё-таки засмеялся. — Ещё какой. Девчонку-то зачем подставил? Обиделась, небось. — Ну и что? — Не даст. — Да и фиг с ней, — отмахнулся Янош, — можно подумать, она одна такая. Я у неё, кстати, тоже далеко не первый. Если вдруг скажешь, что я мудак и обязан жениться. Ничего подобного Алексей говорить, разумеется, не собирался. Даже странно, что Янош так о нём подумал. — Всё равно дурак. Но, — добавил он, увидев, как поник парень, — можешь считать, что отчасти ты своего добился. Я сказал — отчасти, не надо на меня так смотреть. И ещё. Мы договаривались, что ты не будешь никого сюда водить? — Ну... — Договаривались? — Ну да. — Чтоб больше не забывал. Ещё раз повторится — выдеру. Понял? Янош кивнул, но как бы он ни пытался выглядеть виноватым, уголки его рта всё равно расплывались в довольной улыбке. Через несколько дней Алексей проснулся рано утром и вспомнил, что у него была назначена встреча. Янош ещё спал; можно было оставить ему записку, но Алексей не знал, когда планирует вернуться. Времени у него было предостаточно, с лихвой хватало на то, чтобы позавтракать, не торопясь собраться, пройтись вдоль набережной. Свежесть раннего утра уже исчезала, воздух прогрелся под солнцем. Алексей пересёк Сену по Королевскому мосту, проводил взглядом речной пароходик, уверенно проскользнувший между опорами моста. Он бы с удовольствием постоял здесь, глядя на переливающуюся под солнцем реку, но задерживаться не стоило — до встречи оставалось всего шестнадцать минут. Он потянулся взглянуть на часы и вдруг понял, что за всё утро ни разу не посмотрел на них. И при этом знал оставшееся до встречи время с точностью до минуты. У него и без того было достаточно много вопросов, чтобы отдельно задаваться ещё и этим. Поэтому Алексей просто сделал мысленную пометку и пошёл дальше. Портье посмотрел на Алексея с подозрением, словно прикидывая, не обчистит ли неброско одетый молодой человек кого-нибудь из постояльцев. Можно было бы оскорбиться, если бы пару лет назад Алексей не заявлялся сюда именно за этим, так что по сути, чутьё портье не подвело. Однако на сей раз ни о каких кражах речи не шло, и Алексей, показав оставленную мисс Фрост визитку, беспрепятственно прошёл через холл. На роскошный интерьер он не обращал внимания — успел уже насмотреться, а кроме того, показная роскошь вызывала у него лёгкое отвращение. И цветовая гамма мозаичного пола казалась какой-то болотной. Дверь номера ему открыла сама мисс Фрост. — Вы пунктуальны. — Меня заставили, — не остался он в долгу. — Хотелось бы, кстати, узнать, как. — Вы всё узнаете. Проходите, — она отступила в сторону. Номер соответствовал отелю — такой же дорогой, роскошный и отталкивающий. Не то чтобы Алексей был совсем уж пролетарием, но он ценил только те дорогие вещи, которые были удобны. А как жить в таком музее, он не представлял. — Добро пожаловать в наши скромные пенаты! Навстречу Алексею из кресла поднялся невысокий сухощавый мужчина. Улыбка, которой сопровождались эти слова, была как-то чересчур радостна для приветствия незнакомца. Но Алексей отметил в первую очередь не это, а то, что мужчина заговорил с ним по-немецки. — Добрый день, — сдержанно поздоровался он. Кроме радостного немца и мисс Фрост, в комнате находился ещё болезненного вида молодой человек, похожий на поэта прошлого века. Во всяком случае, его рубашка с пышным воротником навевала именно такие ассоциации. — Я вижу, моя дорогая Эмма сумела вас заинтересовать. — Скорее, она не оставила мне выбора. — Неужели? Эмма, милая, это было невежливо с твоей стороны, — фальшиво попенял ей немец. Алексей не сомневался, что если мисс Фрост что-то и сделала, то только по указанию этого человека. — Ну что же, как бы то ни было, вы здесь, а это главное. Ах, да. Я забыл представиться. Меня зовут Себастьян Шоу. Странно, имя было не немецким, хотя разговаривал господин Шоу как урождённый немец. Алексею пришла в голову только одна причина, по которой немец мог взять себе имя, никак не намекающее на его национальность. — Это вас беспокоит? — с живым интересом уточнил Шоу. Алексей замер. Вот оно, значит, как. Почему же он сразу не догадался? Если он умеет телепортироваться, Янош гоняет ветер, а капитан Поляков мог предсказывать будущее — почему ему не пришло в голову, что этот господин Шоу, или как там его звали на самом деле, умеет читать мысли? Это сразу объяснило бы все накопившиеся вопросы. В голове раздался лёгкий звенящий смешок. «Не он. Я». Алексей повернул голову и столкнулся со взглядом мисс Фрост. В нём читалось превосходство, но не высокомерное — скорее, радость победителя, сделавшего конкурента в одном из раундов. Шоу же лучился самодовольством. — Дорогая, почему бы тебе не показать нашему гостю другие твои способности? Мисс Фрост чуть повела плечами — и внезапно из обычной, живой женщины из плоти и крови превратилась в прозрачную, сверкающую в потоке света фигуру из... стекла? Зеркал? Алексей сощурился, не в силах смотреть на это ослепительное — в прямом смысле — совершенство. Игра света на чистых прозрачных гранях навевала мысли о бриллиантах, но не могла же она, в самом деле... — Алмаз, — довольно прокомментировал Шоу. — Чистой воды. Вряд ли в этом мире найдётся более роскошная женщина, не правда ли? Алексей удержался от ответа, что считал мисс Фрост роскошной женщиной с самой первой встречи, и никаких алмазов для этого было не надо. Шоу слегка помедлил, наслаждаясь впечатлением, который произвела его... помощница? любовница? — и протянул руку в сторону. — Леон. Молодой человек болезненного вида, всё это время молча сидевший в кресле у окна, щёлкнул пальцами, и в ладони Шоу словно из ниоткуда возникла граната. Без чеки. Единственной причиной, по которой Алексей остался сидеть спокойно, а не прыгнул куда подальше, было то, что ни Эмма, ни Леон, ни сам Шоу не выказали ни малейшего волнения. Муляж, хотя выглядит как настоящая. Это они его напугать хотят? Ну-ну. Хотя, конечно, надо признать, что появившаяся из воздуха граната выглядела очень эффектно, и любой на его месте мог бы принять её за настоящую, особенно если бы не был уверен, что собравшиеся здесь люди пока что заинтересованы в его безопасности… Муляж взорвался. Раскалённое добела пламя полыхнуло в ладонях Шоу, но только в ладонях — почти идеальная геометрически вспышка, словно заключённая в сферу из сверхпрочного стекла. Шоу легко скрутил бушующее внутри невидимой сферы пламя ладонями, с шумом втянул в себя воздух — и через несколько секунд от взрыва гранаты не осталось следов, лишь звякнули железные осколки, упав на пол. — Энергия, — блаженно протянул он. — Чистая энергия. Хотя, не такая уж и чистая. Вы когда-нибудь видели атомный взрыв? — На фотографии, — потрясённо ответил Алексей. Если глаза его не обманули, Шоу буквально втянул в себя и пламя, и ударную волну. — Потрясающая сила. Я уже пообещал себе, что однажды попробую её на вкус. Несмотря на потрясение, Алексей не удержался и тихонько фыркнул про себя. Граната гранатой, а ядерный взрыв раскатает этого выпендрёжника на атомы. В том, что Шоу выпендривался, сомневаться не приходилось — наверняка и трюк с гранатой он выбрал специально, чтобы произвести наибольшее впечатление. С мисс Фрост, интересно, он так же знакомился? «Он поглотил энергию автоматной очереди, — немедленно откликнулся у него в голове всё тот же голос. — А затем выпустил её обратно. Я убедила его не делать этого с гранатой в закрытом помещении. Подождёт до следующего раза». Человек, которого нельзя застрелить. Нельзя взорвать. Ударить, наверное, тоже нельзя. Практически неуязвимый. Вот же сволочь. Несмотря на то, что Шоу ничем ему пока что не угрожал, Алексей почувствовал, что ему становится неуютно. Неприятно находиться рядом с человеком, от которого, если что, не сможешь защититься. Прыгнуть он, конечно, сможет в любом случае, но очень не хотелось спасаться бегством на глазах прекрасной мисс Фрост. Хотя она-то наверняка знала, на что способен её босс — или любовник, кто он ей там, — и все остальные мужчины в её глазах рядом с ним выглядели попросту слабаками. Если Шоу был нацистом из предсказания Полякова, хотел бы Алексей посмотреть на того еврея... — Так вы позвали меня сюда для того, чтобы показать пару трюков? — спросил он, решив, что лучшая защита — это нападение. — Конечно, нет, — легко согласился Шоу. — Я позвал вас, чтобы предложить присоединиться к нам. Алексей посмотрел на мисс Фрост, ухитряющуюся выглядеть естественно в абсолютно неподвижной позе, затем на скучающего молодого человека. — К вам троим? — уточнил он. — Пока нас трое. Пока, — подчеркнул Шоу. — Но есть другие. Поверьте, друг мой, очень скоро нас станет больше. Значительно больше. Мы — сила, с которой людям придётся считаться. И этот мир должен принадлежать нам. — Новая раса? Шоу кивнул. — Именно. Вы сейчас подумали о нацистах, не так ли? Они ошибались. Цвет глаз или форма черепа не дают одним людям превосходство над другими. Это всего лишь позволяло оправдать уничтожение других народов. Но мы — мы действительно шагнули вперёд. Наши способности ставят нас на новую ступень эволюции. Про эволюцию Алексей знал немного, поэтому в диалог предпочёл не вступать, чтобы не выглядеть идиотом. Но теория о новой расе вызывала у него отторжение сразу, без всяких диалогов. Слишком хорошо он помнил, что творили нацисты, прикрываясь этой теорией. — И что, вы тоже собираетесь уничтожить всех, кто не похож на нас? — Если придётся. А вы думаете, люди не захотят уничтожить нас? — С чего бы? — С того, что мы отличаемся. Мы лучше. Люди всегда боялись тех, кто не похож на них, а уж тех, кто ещё и превосходит их... — Шоу пожал плечами. — Нас возненавидят и захотят убрать, это же очевидно. Вы хотите прятаться вечно? Хотите жить в страхе, ожидая, что люди узнают про вас и будут пытаться убить? Или же лучше быть свободным и знать, что этот мир принадлежит вам и вашим братьям? По-моему, ответ очевиден. — Будут пытаться — тогда и убьём, — возразил Алексей. — А ваши фашистские методы я видел. Если именно таким миром вы хотите править, то я пас. — Ах да, конечно, — Шоу сочувственно покачал головой. — Как я мог забыть. Вы же воевали на стороне русских. Неудивительно, что мои слова вызывают у вас неприязнь. Но если вы подумаете над ними как следует, то поймёте, что я прав. — Сомневаюсь. Шоу откинулся в кресле. — Допустим, вы не боитесь за себя, — произнёс он, и Алексей тут же понял, что сейчас ему будут угрожать. — А как насчёт ваших близких? Ваш мальчик... венгр, кажется? Когда я работал в Аушвице, в наши газовые камеры отправилось довольно много венгров. Надеюсь, среди них не было его родственников. — Когда мы поймали пару охранников Освенцима, — в тон ему ответил Алексей, — то забили их ногами. Насмерть. Надеюсь, среди них не было ваших друзей. Пристальный взгляд Эммы он ощущал, даже не глядя в её сторону. «Передай своему хозяину, что если он тронет Яноша, я его убью, — подумал он так громко, как только мог. — Да, это угроза. Я найду способ». Несколько мгновений спустя Шоу вдруг расслабился и снова заулыбался. — Эмма сказала, что вы ей нравитесь, — сообщил он, откидываясь в кресле. — Просто чудесно. — Рад за неё, — сухо сказал Алексей, поднимаясь. — Не буду вас задерживать. Он уже шагнул к двери, когда голос Шоу остановил его: — Вы не поинтересовались, как мы вас нашли. — Через месье Левински, — бросил через плечо Алексей. — Старик мне рассказал. Испуган был, как заяц. — Он всего лишь помог познакомиться с вами. На самом деле мы узнали о вас гораздо раньше. В Советском Союзе. Алексей замер. В СССР не осталось никого, кто знал бы о его способностях. Дед умер ещё в сорок третьем, а капитан Поляков... стоп. Поляков вернулся в СССР? Вот это новость. Алексей несколько раз пытался его найти, пересылая письма с редкими оказиями, но ответ пришёл лишь на первое: жена Полякова, Лариса, написала, что её муж всё ещё в Германии, и сама она как раз собирается выехать к нему. Германского адреса не дала, и все последующие письма оставались без ответа. А теперь, значит, капитан снова в Москве. Надо будет найти всё-таки способ побывать там. Может, уже и туристов пускают, он как-то не особо интересовался. Было бы здорово снова увидеть его. Поговорить, посмотреть, сильно ли изменился. Наверное, поседел. Алексей и у себя уже замечал седину в волосах, а Поляков был на семь лет старше. — Его вернули в СССР, — поправила мисс Фрост. — Мы узнали о нём от одного из наших друзей в министерстве обороны. К сожалению, его дар слишком неуправляем и не приносит значительной пользы. Зато от него мы узнали о вас. — И как он там? — поинтересовался Алексей, не преминув отметить это многозначительное «друзья в министерстве обороны». Возможно, говоря про силу, с которой надо считаться, Шоу всё-таки не выдавал желаемое за действительное. А возможно, этими друзьями были какие-нибудь кабинетные черви, протирающие штаны за пишущими машинками. Министерство большое. — Не очень хорошо, — пожала плечами мисс Фрост. — Впрочем, вы же сами понимаете — в ваших трудовых лагерях мало кому удаётся сохранить здоровье. Алексей замер. Он забыл. За девять лет, проведённых во Франции, он едва не забыл о том, от чего сбежал. Его новая жизнь была по большому счёту мирной, даже почти безопасной, и он позволил себе не вспоминать о том, что окружало его когда-то прежде. А капитан Поляков говорил, что после войны всё будет по-другому. А он не верил. Правильно, выходит, не верил. — Где? — хрипло спросил он. — Дорогая, ты не помнишь? — обратился Шоу к мисс Фрост, притворно нахмурившись, точно пытался вспомнить, но — ах, какая досада! — не получалось. — Такое смешное название... похоже на ваше ругательство. — Кизел, — ответила та. — Да, точно. Не представляю, как вы, русские это произносите, — Шоу приятно улыбнулся. — Господин Поляков показал нам много интересного про вас. Уникальная способность. Очень полезная. Но, насколько я знаю, довольно ограниченная? — В смысле? — не понял Алексей. При чём тут его способности, когда капитан в лагере и, чёрт возьми, непонятно, сколько он там уже сидит, но мисс Фрост намекнула, что со здоровьем у капитана всё плохо, наверняка это лёгкие, у него же было воспаление, хотя к концу войны он уже почти даже не кашлял, а в этих блядских лагерях даже здорового уморят и... чёрт. Чёрт. Надо было что-то делать. — Вы не можете перемещаться туда, где ещё не были. Вернее, можете, но не умеете, — доброжелательно пояснил Шоу. — Но если вы останетесь с нами, мы сумеем развить ваш потенциал. Вы даже не представляете, на что способен человек, если дать ему правильную мотивацию. Эмма? Внезапно вместо роскошного гостиничного номера вокруг оказался город — старый, с обветшалыми каменными домами, неровной мостовой и чахлыми кустами вдоль тротуара. Город был не слишком реалистичным, в нём не было ни звуков, ни запахов, но всё же Алексей ощущал его, как настоящий. Иллюзия продлилась всего несколько секунд. — Это самый простой вариант. Эмма может взять картинку из головы любого человека и передать её вам. А ещё она может помочь вам уменьшить необходимую степень реалистичности места для перемещения, — Шоу словно читал лекцию. — Один раз вам это удалось самостоятельно. Представьте, что вы управляете своим даром настолько, что можете перемещаться, имея перед глазами одну лишь фотографию нужного места. Заманчиво, не правда ли? Алексей сглотнул. Перспективы, нарисованные Шоу, были привлекательны, чего уж там. С помощью телепата он мог бы добиться того, чего не сумел в одиночку. А потом... потом можно будет что-нибудь придумать. Всегда есть выход. — Звучит интересно, — сказал он. — Я подумаю. — Подумайте, — кивнул Шоу. — Через несколько дней мы возвращаемся в Америку, но я рассчитываю снова посетить Францию в конце лета. Хотелось бы к тому времени уже получить готовый ответ. Кстати, надеюсь, Соединённые Штаты вам понравятся. Я пока не намерен надолго возвращаться в Европу. На этот раз его никто не останавливал, напротив — мисс Фрост даже любезно поспешила проводить его. Уже в дверях Алексей обернулся: — Кстати, если ваши друзья в советском министерстве обороны действительно имеют вес... — Не беспокойтесь, — заверил его Шоу, блеснув белозубой американской улыбкой, — ваш товарищ будет на свободе в самое ближайшее время. Алексей кивнул и вышел из номера, галантно пропустив мисс Фрост вперёд. В коридоре она остановилась, дожидаясь, пока он закроет за собой дверь. — Чем это, интересно, я тебе понравился? — спросил он без предисловий. — Ты будешь рвать глотки за своих, но на остальной мир тебе плевать, — спокойно ответила мисс Фрост. — Себастьян считает это ценным качеством. Алексей ухмыльнулся. — Он что, думает, что сможет стать своим? Мисс Фрост только улыбнулась в ответ. Янош обнаружился на кухне. Стоял у плиты и что-то перемешивал в большой сковороде, слегка постукивая ложкой. Кажется, помидоры. Выглядел он так, словно только что встал — волосы спутаны, рубашка полурасстёгнута, ноги босые. Такую растрёпанность он позволял себе только когда был в очень хорошем настроении. Алексей немного полюбовался картиной, а затем решил, что надо уже с чего-то начинать. Глубоко вдохнул, подошёл к Яношу сзади и обнял его, притянув к себе за талию. Тот вопросительно глянул на него, вывернув голову. — Пытаюсь не чувствовать себя мудаком и извращенцем, — объяснил Алексей. Янош тихонько фыркнул и подался назад, прижимаясь к нему. Алексей переместил руки чуть выше, чтобы не задеть случайно горячую сковороду. Обнимать Яноша было приятно и даже привычно. Когда они жили в Ла Бати, и зимой было особенно холодно, сколько раз Янош забирался к нему в постель, и Алексей засыпал, обнимая мальчика, согревая его своим теплом и греясь сам. Можно сказать, это был пройденный этап. Безопасная территория. — Меня сегодня поимела прекрасная женщина, — сообщил он и почувствовал, как напрягся Янош в его руках. — В мозг. — Хочешь сочувствия? — насмешливо спросил Янош, снова расслабляясь. — Хочу понять, почему я перестал управлять собственной жизнью. Тебя тоже касается. Я даже подозреваю, что с тебя всё и началось. Янош рассмеялся, отложил ложку и повернулся к Алексею лицом. Из привычной и умиротворяющей его близость внезапно сделалась тревожащей, и Алексею пришлось заставить себя стоять спокойно. Хотелось отпустить Яноша и отойти. Лучше даже прыгнуть куда-нибудь подальше. Не то чтобы ему было неприятно. Просто странно и непривычно, и слишком близко, и сердце вдруг начало биться так, что Алексей слышал его удары. Янош всё ещё улыбался, но постепенно улыбка сползала с его губ, и они стояли так уже чёрт знает сколько, и лучше не становилось, только хуже... «Надо уже с чего-то начинать», — повторил про себя Алексей и наконец поцеловал Яноша. В этот раз не было никакого ощущения неправильности происходящего. Они целовались неторопливо, почти целомудренно, без страсти или похоти. Янош, слава богу, не стал проявлять инициативу, только послушно откликался на любое движение Алексея и едва заметно сжимал пальцами его плечи. — Ладно, извращенец, — признал Алексей, когда они оторвались друг от друга. Янош тихонько засмеялся. — У тебя сейчас подгорит. — Пусть хоть совсем сгорает. — А меня потом заставишь сковороду оттирать? — Конечно. Это же ты будешь виноват. Алексей рассмеялся, поцеловал его в висок и развернул к плите. — Чёрта с два. Спасай, пока не поздно. Янош заскрёб ложкой по сковороде, отдирая приставшее месиво. — А что за женщина, кстати? — Потом расскажу. Он пока не был уверен, стоит ли Яношу знать про мисс Фрост и Себастьяна Шоу. Если он узнает, то наверняка захочет с ними встретиться. Сперва надо было продумать, как защищаться, если эта парочка захочет подцепить на свой крючок и Яноша. Тем более что идея уничтожать людей могла прийтись мальчишке по вкусу. Полетт восприняла новость об отставке с присущей ей беззаботностью, и Алексей ещё раз убедился в правильности сделанного когда-то выбора. — Мне нравится эта квартира, — намекнула она, когда он объяснил, что в силу некоторых обстоятельств их роман подошёл к концу, и он, как джентльмен, не считает возможным напрягать даму неопределённостью отношений. На самом деле он не столько избегал перспективы ебать ей мозги почём зря, сколько побаивался, что Янош заревнует всерьёз и устроит Полетт маленький персональный торнадо с доставкой на дом. Про то, что Янош уговорил его переспать всего один раз, можно было не вспоминать. Это же Янош. Вцепится — не вырвешься. — Никаких проблем, дорогая. Аренда продлена до конца года. Уверен, к тому времени найдётся достойный человек, который возьмёт на себя эти заботы. — Ты такой милый, ужасно жалко с тобой расставаться, — она потёрлась носом о его щёку. — Буду рада видеть тебя в любое время. Напоследок он вдел ей в уши новые серьги с топазами, и подарок окончательно примирил девушку с потерей любовника. Совершеннолетие Янош отмечал в компании приятелей из колледжа. Как проходили подобные вечеринки, Алексей уже знал, поэтому раньше полуночи ждать Яноша даже не собирался. А тот мог и утром завалиться, хорошо ещё, если на своих ногах. Потом Алексей вспомнил, какими глазами смотрел на него Янош, уходя из дома, и передумал. Нет, до утра ждать не придётся. Мальчишка честно терпел почти год, на большее его не хватит. Так что примерно в полночь он налил себе виски, взял книгу и устроился в большом кресле в гостиной — ждать. Когда хлопнула входная дверь, Алексей приканчивал уже второй стакан виски, а сюжет книги перевалил за середину. Янош чуть пританцовывающей походкой вошёл в гостиную — весёлый, в помятом пиджаке и расстёгнутой у горла рубашке, без галстука, хотя утром он покидал дом при полном параде. От него пахло коньяком и дорогими духами. — Видел, какой мотоцикл внизу стоит? — выпалил он. — Это же Джилера! Интересно, чей? Алексей небрежно бросил ему ключи. — Твой. Янош выхватил ключи из воздуха, просиял: — Класс! Алексей демонстративно принюхался. — Шанель? — Ага, — Янош даже не думал смущаться. — У нас девчонки по ним с ума сходят, говорят, Мэрилин Монро только ими и пользуется. Ну и они типа тоже... хотят как она. — Неплохо ты провёл время, как я погляжу. Янош ухмыльнулся. — Ты же сам говорил — джентльмен не должен отказывать даме. Он не глядя положил ключи на стол, продолжая всё так же ухмыляться, но лицо его становилось напряжённым, а глаза не отрывались от Алексея, словно он хотел спросить, но не решался и ждал, пока тот сам поймёт и ответит. Алексей тоже молчал. Из мелочной мстительности. Наглость, конечно, была одной из самых примечательных черт Яноша, с которыми он давно смирился, но нужно же знать границы. — Я неясно намекнул? — осведомился он наконец, когда взгляд Яноша из вопросительного начал становиться неуверенным. — Не хватало ещё, чтобы постель провоняла духами твоих баб. Янош вспыхнул улыбкой и чуть ли не бегом бросился вон из гостиной. Алексей, улыбаясь, прислушивался, как шумит вода в душе. А заодно и к самому себе. Сомнений не было. Было ожидание. Предвкушение. И до истеричности настойчивая мысль о самоконтроле. Потому что если он сегодня облажается, последствия придётся расхлебывать долго, и счастье, если это вообще удастся сделать без потерь. Из душа Янош появился в одном полотенце, с поблескивающими на плечах случайными капельками влаги. Мокрые волосы липли к шее. Он остановился посреди гостиной, ожидая, что Алексей встанет ему навстречу, но тот лишь отставил стакан в сторону и протянул руку. — Иди сюда. Янош без колебаний шагнул вперёд, крепко сжал его ладонь и, повинуясь притягивающей руке, оседлал колени Алексея. Тот только успел отметить, насколько непривычно смотреть на воспитанника снизу вверх, как Янош принялся целовать его, и на этом все посторонние мысли закончились. Целовался Янош отчаянно, словно боялся, что Алексей в любой момент может передумать и прогнать его. Шарил ладонями по груди, шее, зарывался в волосы, затем начал расстёгивать рубашку — торопливо и практически безрезультатно. Алексей положил свою руку поверх его и почувствовал дрожь. — Тише, — шепнул он прямо в губы Яношу, — тише, не торопись. Я никуда не денусь. Янош выдохнул, прижался на несколько мгновений лбом к его виску, успокаиваясь. Затем снова взялся за рубашку. Алексей положил ладони ему на спину и осторожно, едва касаясь, провёл снизу вверх, затем обратно. Янош выгнулся под его лаской и опять потянулся к губам, уже не так отчаянно, как прежде. От него пахло чистой кожей, мылом и немного — мускусом, и он был горячим настолько, что Алексею и самому стало жарко. — В спальню? — предложил он, когда последняя пуговица оказалась расстёгнута, и рубашка отправилась на пол. Янош кивнул. — Да. Прыгнул он прямо так, как сидел. Они упали на постель, Янош, не удержав равновесие, повалился сверху, засмеялся, перекатился на бок, устраиваясь рядом, и потянулся к застёжке на брюках Алексея. Полотенце с него давно уже сползло. Янош был красив. Так красив, что глаз не оторвать. Его хотелось гладить всего — от мускулистых плеч до самых лодыжек, и именно этим Алексей и занялся, следуя вдоль каждой напряжённой мышцы, чувствуя, как тело Яноша вздрагивает под его прикосновениями, откликаясь на ласку. Он впервые оказался в постели с человеком, которому хотелось доставить удовольствие больше, чем себе, которого хотелось просто ласкать, целовать, изучать губами и ладонями каждый дюйм тела, не думая об этом как об обязательной прелюдии перед собственно сексом, обязательной только потому, что иначе как-то некрасиво получится. Это было охуенно. А ещё охуеннее было знать, что Яношу с ним хорошо. Слышать, как тот тихонько скулит, прикусив ладонь. Когда так делала Полетт, он слегка гордился тем, что может доставить женщине удовольствие. Приятно было ощущать себя хорошим любовником... так, стоп. Не думать о Полетт. Не сейчас. От стонов Яноша у Алексея начинало сносить крышу. Не сравнить вообще ни с чем. Когда стоны зазвучали громче, он подтянулся на локтях, накрыл Яноша своим телом, выждал несколько секунд, убеждаясь, что всё в порядке. Обхватил их возбуждённые члены, оба вместе, и начал двигать ладонью — неторопливо и размеренно, слегка подаваясь бёдрами вперёд при каждом движении. У него самого уже сбивалось дыхание, удовольствие расходилось по телу волнами, и если слегка ускорить темп, всего чуть-чуть, то уже скоро... Янош перехватил его руку. — Не так, — хрипло сказал он. — Давай по-настоящему. Блядь, подумал Алексей, чувствуя, как спадает возбуждение. Не совсем, но достаточно, чтобы в голове прояснилось. Так всё хорошо было. Ну нахуя? — Ты уверен? — спросил он. — Может, в следующий раз? — Сейчас, — упрямо сказал Янош. Он тяжело дышал, лицо раскраснелось, на висках собрались капли пота. Тон голоса и взгляд не оставляли сомнений в том, что от своей идеи он не отступится. — Ладно. Только скажи, если передумаешь. — Не передумаю. — Я имею в виду, в любой момент. Остановишь меня, понял? Янош прикусил губу и кивнул, отводя глаза. Алексей слишком хорошо его знал, чтобы без лишних вопросов понять, что ему страшно. Он погладил Яноша по щеке и мягко развернул ладонью голову, вынуждая смотреть себе в глаза. — Может, не надо? — Ты обещал, — от напряжения голос Яноша чуть сбивался. — Хватит уже, просто трахни меня! — Ладно, ладно. Я понял, — Алексей ещё раз провёл кончиками пальцев по его щеке и заметил, что у него дрожат руки. Ничего удивительного. Он сам был испуган до смерти. Он ласкал и подготавливал Яноша так долго и тщательно, как только мог, не обращая внимания на собственный стояк. Слишком страшно было причинить боль, напомнив о пережитом когда-то насилии, и превратиться в глазах Яноша в одного из тех людей, которые мучили его в детстве. Только когда Янош начал стонать в голос, он понял, что делает всё правильно, и слегка расслабился. То, с какой готовностью Янош отдавался ему, изумляло. Даже когда Алексей вошёл в него, он не попросил подождать, дать время привыкнуть — только до боли стиснул пальцы на его плечах и продолжал смотреть широко распахнутыми глазами, не моргая, словно весь мир для него сосредоточился в лице любовника. Алексей держал этот взгляд, как руку висящего над пропастью. «Это я, — молча думал он, зная, что Янош слышит и понимает, — помни, это я». И, кажется, именно это и было нужно. Долго Янош не продержался, хватило всего несколько раз провести ладонью по его члену и сжать, не прекращая размеренно толкаться внутрь, чтобы мальчишка стиснул зубы и, глухо вскрикнув, кончил. Продолжать Алексей не стал, подозревая, что приятных ощущений это Яношу не доставит. Довёл себя до разрядки рукой. На первый раз сойдёт. Не это главное. — Ну, как ты? — спросил он у Яноша, отдышавшись после оргазма. Тот слегка скривился и улыбнулся. Алексей счёл это лучшим ответом. — Тогда вставай, я бельё сменю. Янош скосил глаза на следы спермы у себя на животе, вздохнул и исчез в направлении душа. Идея присоединиться к нему была интересной, но несвоевременной. Потом, решил Алексей, стаскивая с кровати простыни, не всё сразу. К блаженной послеоргазменной расслабленности примешивалось чувство гордости, словно он удачно справился со стоящей перед ним сложной задачей. Да так оно, собственно, и было. Год назад он дал бы в морду любому, кто намекнул бы, что он будет трахаться с Яношем. А полгода назад думал только о том, как этого избежать. Кто бы мог предсказать, что всё закончится вот так, кто, кроме Яноша, конечно, потому что упрямая зараза получила именно то, что хотела. Когда он вернулся из душа сам, Янош спал, уткнувшись лицом в подушку и чуть заметно вздрагивая. Алексей лёг рядом. Спать ему не хотелось, несмотря на глубокую ночь, и он просто разглядывал лежащего Яноша. Вот странно: вроде бы так хорошо его знает, с детства, а сейчас смотрит — и как будто в первый раз. Рядом с ним всегда был мальчишка, воспитанник, в последнее время даже друг, когда вырос. Никогда — любовник. Кажется, к этому придётся привыкать ещё очень долго. Спина Яноша содрогнулась, сгорбилась от напряжения, руки конвульсивно сжали подушку. Задумчивое настроение Алексея как рукой сняло. — Янош? Тот едва слышно застонал. Алексей положил ладонь ему на плечо, мгновенно окаменевшее от прикосновения. — Янош, что с тобой?! — Ничего, — глухо ответил тот, не поднимая головы. Его ощутимо колотило. — Херасе ничего. Янош, пожалуйста, посмотри на меня, — Алексей почувствовал, что начинает паниковать. Неужели он всё-таки где-то облажался? Но когда? Ведь всё же нормально было! Отчаявшись добиться ответа, он начал гладить Яноша по спине, успокаивая, как испуганное животное, и это помогло — постепенно дрожь стала слабее, мышцы под его рукой расслабились. Паника отступала. — Янош, — позвал он, не прекращая поглаживаний. — Янош, что на тебя нашло, а? Тот шумно шмыгнул носом и наконец оторвал лицо от подушки. Глаза у него были покрасневшие и мокрые от слёз, нижняя губа прикушена почти что до крови. — Я д-думал... — у него стучали зубы. — Я д-думал, если это будешь ты, я забуду. Всех, кто... Кто делал это со мной, — последние слова он почти провыл, снова утыкаясь в подушку. Блядь. Алексею срочно захотелось кого-нибудь убить. Или покалечить. Разрушить что-то, на худой конец. Что угодно, лишь бы не чувствовать такой острой беспомощности. Потому что то, что случилось с Яношем, он не мог исправить. Никак. — Всё только хуже стало? — тихо спросил он, уже жалея о том, что пошёл на поводу у мальчишки и согласился-таки на его просьбу. Ладно Янош, тот понятия не имел, о чём просит, но он-то взрослый, рассудительный мужик, должен был догадаться, чем всё это может обернуться. Дурак. Так захотелось, что наплевал на всё. — Нет, — Янош не глядя нащупал его руку, сжал запястье. — Всё нормально. Просто... ну почему я не могу забыть? Алексей вздохнул и притянул его к себе. — Потому что это было, Янош, — проговорил он в лохматую макушку. — Такие вещи нельзя просто взять и забыть. Он подождал, прислушиваясь, как затихает дыхание Яноша по мере того, как тот успокаивается, и наконец рискнул спросить: — Так что — всё было ради этого? — Нет. То есть... Не совсем. Я бы иначе не решился... наверное.... — Не жалеешь теперь? — Нет, — убеждённо сказал Янош и зевнул. — Я же правда люблю тебя. Когда Алексей проснулся — в «несусветную рань», как ему не раз пеняли в последние годы, — Янош мирно сопел рядом. Тихонько, чтобы не разбудить его, Алексей вылез из постели, оделся, постоял несколько минут, любуясь. Янош в его постели смотрелся... органично. Так, словно здесь ему было самое место. Уже приканчивая завтрак, Алексей услышал, как в ванной зашумела вода. Через четверть часа появился Янош — всё ещё сонный, с полузакрытыми глазами. Не глядя открыл холодильник, достал масло, яйца, помидоры и лук, другой рукой вытащил из шкафа сковороду. — Был бы ты девкой, я бы на тебе женился, — восхищённо заметил Алексей, наблюдая, как тот на автопилоте взбивает яйца. — Жрать готовишь, в доме хозяйничаешь, подарков не требуешь. Чистое золото. — Если бы я был девкой, — немедленно отозвался Янош, — я бы за тебя не пошел. — Это почему ещё? — Готовить не умеешь, по бабам шляешься... — Смотрите, какой разборчивый. Между прочим, мы с Полетт ещё в марте разошлись. — Правда?! Алексей закатил глаза, хотя при виде того, как засиял Янош, ему нестерпимо хотелось улыбаться. — Не совсем же я мудак. — А эта, новая? Которая тебя в мозг? — Это другое, — Алексей подумал немного и наконец решился. — Сядь-ка. Надо поговорить. Янош послушно сел напротив, не забывая поглядывать в сторону шипящей на плите сковороды. Поёрзал, устраиваясь поудобнее. — Ты вообще как? — рискнул спросить его Алексей. — Нормально, — буркнул тот, слегка краснея, и, чтобы скрыть смущение, добавил: — Чувствуется, что опыт у тебя был. Теперь настала очередь Алексея отводить глаза — большая часть этого опыта была приобретена совсем недавно, когда стало ясно, что Янош добился-таки своего, и он скорее отгрыз бы себе хвост, чем рассказал кому-либо, как это происходило. Сам он искренне надеялся, что со временем забудет хотя бы самые смущающие моменты. К тому времени, когда Алексей закончил рассказывать про Шоу и мисс Фрост, омлет был уже съеден, а Янош прихлёбывал кофе из большой чашки. — Немец, — задумчиво сказал он, вычленив главное для себя. — Нацист. — Неважно. — Он опасный человек. И, по-моему, слегка того, — Алексей постучал пальцем по виску. — Не удивлюсь, если через пару лет он попытается захватить мир. Янош усмехнулся. — Будет весело. — А мисс Фрост — телепат. Знаешь, я тут подумал... — Алексей замялся. — То, о чём ты вчера рассказал. Я думаю, она могла бы помочь. Если она так здорово внушает разные вещи, может, она и с памятью сумеет... — Нет, — даже не дослушав, возразил Янош. — Но если она действительно сможет помочь... — Нет! Я не хочу чтобы кто-то лез ко мне в голову! — Она и так туда залезет, можешь быть уверен, — пробурчал Алексей, вспомнив незабываемое общение с мисс Фрост. — Слушай, разве это так важно? Ты же хотел всё забыть... — Я не то имел в виду. Я не хочу забывать — так, чтобы совсем забыть. Я хочу, чтобы эта память не причиняла мне боли. Но я хочу помнить. — Зачем? Ладно бы что хорошее, но то-то тебе зачем помнить? Думаешь, такой опыт... — Затем, что это было хуже всего на свете, — перебил его Янош. — Я не помнил, сколько уже сидел в той комнате, мне было плохо и больно, и я мечтал только об одном: чтобы пришёл кто-то большой и сильный и убил этого ублюдка. И ты пришёл. Ты забрал меня оттуда. Я не хочу забыть, кто ты для меня. Он никогда не заговаривал об этом. И Алексей никогда не думал, что Янош смотрит на него так. Он сделал тогда то, что сделал бы на его месте любой нормальный человек — кроме, разве что, убийства, — и хотя он знал, что какую-то благодарность Янош к нему, конечно же, испытывает, было достаточно того, что мальчик ему доверял. Алексей дал ему крышу над головой, одежду, еду — не было ничего удивительного в том, что Янош к нему привязался. Так он это тогда рассматривал. Надо же было оказаться таким слепым дураком. — Я не знал, — ответил он, потому что адекватный ответ на такое признание было найти чертовски сложно. — Только, Янош, тебе не кажется, что это больше похоже не на любовь, а на благодарность? Тот посмотрел на него, как на идиота. — Из благодарности я сказал бы тебе «спасибо», а не тащил в постель. Можешь уже наконец поверить, что я разбираюсь в собственных чувствах? — Ладно, не обижайся. Так что ты думаешь? Стоит нам в это ввязываться? — А что тут думать? У тебя есть выбор? — Есть. — Херовый. И он тебе не нравится. — Я не хочу решать за тебя. Янош пожал плечами. — Я за тебя — тем более. Какие проблемы? Свалить всегда успеем. — Хорошо, — Алексей встал, чтобы налить себе ещё чая. — Кстати, эта компания живёт в Америке. Так что готовься к осени переезжать. И подучи язык. Янош скорчил гримасу отвращения. — Терпеть не могу английский. Можно, я прикинусь глухонемым? Алексей засмеялся. — Нельзя. Тебе там ещё в университет поступать, глухонемого не примут. — Университет, — заторможенно повторил Янош, резко перестав дурачиться. — Я же пролечу со вступительными. — Брось, это как раз не проблема. У тебя есть целое лето, чтобы найти подходящий в Штатах. Поставим это своим условием, вряд ли они откажут. — Зачем мне университет, если мы собрались захватывать мир? — Так, ну-ка брось эти отмазки. Сдашь экзамены — и захватывай что угодно... Через три месяца они переедут в Нью-Йорк. Через восемь лет Алексей не станет вставать между нацистом и евреем. Через девять лет... Впрочем, будущее изменчиво, и заглядывать в него нет никакого смысла. Сейчас, в мае пятьдесят четвёртого года, ни Алексей, ни Янош не знают, что их ждёт. У них есть солнечное утро, просыпающийся за окном Париж и предстоящий захват мира, в который они, по правде сказать, не верят ни на секунду. Этого достаточно.