Ведунья

Дни неслись за днями подобно табуну резвых жеребцов. Неспокойно было на душе Зореславы. Билось сердце тревожно, чуя недоброе. С утра ли, с вечера вскинет Зореслава голову, глянет вдаль — и тут же начинает стучать взволнованно в груди. В святилище придет, пред идолами сядет, поговорит, тревогу свою излив… и делается ей немного легче. Узел тугой, в груди свившийся, распускается; и чудится ей, что глядят благосклонней боги. Шепчет: — Матерь Лада, помоги ему… А дела меж тем всякого прочего много было. Чуть не каждый день шли к ней люди со своими бедами. Кто отвар от болезни попросит, кто вдруг решит, что его сглазили. То корова доиться перестала, то родилось прежде срока дитя… Никому не отказывала в помощи Зореслава, получая горячую благодарность в ответ, и напасти, мелкие и большие, проходили мимо сельчан, не оставляя следа. И Зореслава ненадолго забывалась в хлопотах, и за то была благодарна людям. А лишь только выдастся свободная минутка, сядет Зореслава, нитку жемчужную, Радимиром на прощанье подаренную, в руках сжимая, и на свет ясный глядит, не видя ничего перед собой. «Как ты там, милый?» Нет ей вестей… А надысь к ней старик с внучкой пришли. Встали на пороге и мнутся в смущении. Девчушка за спиной деда прячется, но поглядывает из-под ресниц бойко. Усмехнулась Зореслава, на нее глядя. Знакома ей была та семья. Без большого достатка, внучка — единственная радость. — С чем пожаловали? Старик девчонку вперед вытолкнул, и тут заметила Зореслава на лице ее бородавку. — Вот, — заговорил старик. — Одолели, проклятые. На щеке одна, на руке еще. Сами пробовали заговорить — не уходят. Поманила Зореслава девочку: — Иди ко мне. Та несмело приблизилась. Усадила ее Зореслава на лавку и, достав нитку, зашептала что-то — не разобрать. Обвязала бородавку, три узелка сделав, и в сырое место нитку запрятала. Со второй то же самое повторила. Глядит старик благоговейно во все глаза, а малышка хмурится. — Ну, вот и все, — объявила Зореслава, вставая. — Поутру и с вечера нарвете чистотела и соком от корня смажете. Они ушли. А через два дня, едва зарозовело на горизонте, прибежала девочка, так и сияет. — Все прошло! — кричит. — Все прошло, Зоренька! И цыпленка маленького, желтопузого ей протягивает. — Вот, прими в благодарность. Зореслава поклонилась. — Спасибо тебе. Вдруг со стороны села раздались испуганные крики. Выскочила Зореслава, глядь — а небо все полыхает пожарищем. Со всех ног побежала, а там уж мужики тушат. Дети плачут. — Да ведь это ж Краса дом… Лицо закрыла и внутрь бежит. А там хозяйка молодая заполошно мечется. Старшего мальчика на руках держит, а девочку никак не может найти. — Беги во двор, я поищу! Заставила себя успокоиться Зореслава. Прикрыла глаза, потом распахнула широко и избу оглядела пристально. Так и есть — под лавку в угол малая забилась, за дымом и не разглядеть. Сидит, молчит, лишь в глазенках испуганных застыла слеза. Хватает ее Зореслава и на улицу спешит. — Едва не угорела, — шепчет, девочку матери протягивая. — Отвели боги в этот раз беду. Вздохнула с облегчением и по сторонам огляделась. Соседи судачат: — Что ж случилось? — Вроде от искры зажглось. — Погневался, видать, домовой, раз не упредил. — За что ж? — Кто знает… Зореслава вздрогнула. Словно наяву увидела она, как ведет Крас в дом другую. Охи, стон на сеновале… — Спасибо тебе, — услышала позади голос. Обернулась стремительно. Так и есть — стоит Крас и без стыда в лицо смотрит Зореславе. Та нахмурилась: — Это ты виноват. Крас дерзко ухмыльнулся: — Это в чем же? — Знаешь сам. И пошла домой, не оглядываясь. Сами пусть разбираются. Главное — живы все. Шла домой Зореслава да по пути свернула. Ноги сами к святилищу понесли. Бегом бежит Зореслава, коса растрепавшаяся по спине бьется. Прибежала на поляну, перед богами пала, коснулась земли рукой. Перед взором помутилось, тяжко дышать стало. Слышит звон мечей. Крики ярости, стоны, боль… Видит она, как Радимир бьется. Наступает вперед, отражает удары. За спиной дружинники. Старается Зореслава силу свою, что от сердца идет, ему послать, и мнится, будто шибче начинает сражаться он. Яростнее меч вздымается. Вздыхает с облегчением Зореслава. Видит — на груди у него Щит Перуна бьется. Прямо поверх доспехов надет. Вскрикивает в ужасе — нет шнурка. Перерезал меч. «Что ж ты так неосторожно-то поверх надел?» Радимир бьется, едва успевает уворачиваться. Шепчет Зореслава: — Перун, Сварог, защитите его… Видит она — рука врага. Прямо в живот нацелилась. Уворачивается Радимир, в последний момент заметив. И вонзается прямо в плоть ему этот меч, почерневший от пролитой крови. В бедро вошел, соскользнув. Оступился Радимир, упал. Кончен бой для него. Подхватил его кто-то под руки. Видит вновь Зореслава перед собой святилище, божий свет — и от света того больно ей. — Что ж, по крайней мере, жив… Встав с колен, обнимает идол, благодарит богов: — Спасибо, что сохранили… И постояв так молча, опустошенная идет домой. Чует, что для нее еще ничего не кончено. Снова ждать.