Смертельный Провал

      Резко похолодало. Шелена, вытянув ноги к огню, смотрела, как безмятежно дремлет брат и как беспокойно хмурится во сне Йоран. Враг или друг? Нельзя сказать, что без него бы они не выжили, но было бы труднее. Так или иначе, убить они его точно не смогут. Шелена изначально не смогла бы этого сделать, а Аден… Адена она отговорит, если что, хотя навряд ли придётся.       Но не собирается ли Йоран убить их потом? Это его долг, да и слабо верится в то, что им рисуют в сказках прекрасных лейхов.       Наверное, им всем повезло. Каждый понимает, что жить в вечной войне просто невозможно, особенно если ты в неизвестном ущелье, где смело разгуливают дикие кошки и ещё кто-то.       Интересно, а их ищут вообще? Губы девушки тронула улыбка. Ну хоть что-то забавное в этой ситуации. Зашли они, значит, в пещеру и не вышли. Да Янез теперь там точно не останется! А ведь правда, куда идти Янезу? Пока он с Оддером искал их, наверняка в Триверне заметили его пропажу, то есть побег.       Аден повернулся на другой бок, спиной к огню. Представляет ли он куда идти? Наверное, нет. Придётся двигаться наугад. Вправо или влево? Ладно, они с Йораном решат.       Мысли вернулись к молодому весту. В том, что он молод, не было сомнений, начиная с внешности, заканчивая поведением. Ну не может быть такого, чтобы бывалый воин так относился к врагам. Шелене очень хотелось помочь Йорану, облегчить его боль, но сделать это она не в силах. Да чем она вообще может тут помочь? Только Аден зря переживает.       Не заметив, юная лейхи и сама погрузилась в сон.       Проснувшись, Йоран увидел только спящую Шелену. Куда делся Аден? Вест встал на ноги и выглянул из-под каменного навеса. Лейха нигде не было видно, кроме снега и камней вообще ничего не было видно. Йоран чувствовал, что скоро начнётся буран, но вот когда именно, и успеют ли они укрыться?       Сначала воин подумал, что лейх ушёл один, но быстро сообразил, что тот не оставил бы сестру. Собравшись было подкинуть хвороста в догорающий костёр, вест передумал, так как веток осталось мало, вдруг они ещё пригодятся.       Через час, когда ветер разыгрался не на шутку, взметая рыхлый снег, Аден вернулся. — Я нашёл довольно уютный грот, чтобы укрыться от бури, но до него нужно ещё дойти, поэтому не будем терять времени. Собери, пожалуйста, ветки, мне не встретилось на пути ни одного деревца, — с ходу начал он, отряхиваясь от снега. — Сколько примерно идти? — Около сорока минут. Я исходил тут всё, ближе только пещера, из которой мы выбрались.       Растолкав Шелену, они двинулись в путь. К несчастью, ветер бил прямо в лицо, но по слегка протоптанной Аденом тропинке идти было легче, чем по непроходимому снегу чуть ли не по пояс. Непрерывно спотыкаясь и падая, путники прошагали половину пути, пока видимость не снизилась до минимума. Они слепо прошли мимо убежища, но вовремя поняли это и повернули назад. В пещеру они вошли совершенно изнеможённые холодом. Впрочем, тут не было теплее, но хотя бы ветер не заносил сюда так много снега.       Достав немного мяса, которое, между прочим, своим весом сильно отяжеляло их переход, Аден разделил его на три части и протянул спутникам. — Это последнее пожаренное, остальное, сырое, нужно закопать снова в снег, чтобы не испортилось. — Я не знаю, на чём мы будем его жарить, — устало протянул Йоран. — Хвороста почти нет, ну, может, на один раз хватит, а потом, чувствую, придётся сжигать то, что не жалко, если не найдём хотя бы одного дерева.       Ни у кого не возникло и мысли, что ему чего-то жалко. Сейчас, на пороге смерти, материальные ценности кроме одежды не имели смысла. Каждый подумал, что это ущелье может стать их могилой. Дело не в том, что они не могли съесть немного сырого мяса, а в том, есть ли выход. Смогут ли они его найти до того, как их растерзают дикие звери? — Лично я выспалась на год вперёд и не желаю смотреть, как вы храпите, — преувеличенно бодро начала Шелена. — Поэтому давайте поговорим. Мне кажется, это немного отвлечёт. — О чем же? — спросил Аден. — Йоран, расскажи о вашем городе. — О Вестерне? Там и рассказывать нечего. Две тысячи человек в деревянных или каменных домах в зависимости от зажиточности. — Тогда о себе. — Вы первые, всё-таки вас двое, мне вдвойне интересней. — Ну, это мой неженатый безответственный брат. — На что ты намекаешь? — тут же возмутился лейх. — На то, что по возвращении ты должен исправить проблему. — Хорошо, тогда смею тебе представить, Йоран, моя безумная сестра без счастливого будущего. — Это ещё почему? — Потому что в разведке ты долго не проживёшь, да и кому нужна жена, которая даже готовить толком не умеет. — Во-первых, разведчики живут дольше воинов, получающих увечья, а во-вторых, никто и не просит меня выходить замуж, женщин и так много. — Много — это сколько? — поинтересовался вест. — Чуть больше половины, всего нас тоже около двух тысяч, скорее всего, две с половиной. — Ничего себе! — Йоран привстал от удивления. — Вот почему у вас девушки в разведку ходят, да потому что женщин пруд пруди! — А у вас сколько? — Чуть меньше трети, — грустно произнёс он и лёг обратно. — Ого, так мало. А ты женат? — задала Шелена бесцеремонный вопрос, на который, в общем, знала ответ. — Нет. Чтобы жениться, ты должен выбрать девушку и ради неё совершить подвиг. Раньше с этим было проще — делаешь то, что у тебя лучше всего получается, и если даме нравится твой поступок или твоё творение, то она даёт согласие. Сейчас нужно совершить подвиг на войне. А я посол! Какой там подвиг. Мало того, я и женщину-то не выбрал, пока не для кого стараться. Правда, есть исключение, если ты до выбора невесты проявил себя в бою, то толпы незамужних дам растопчут твой дом, ради того, чтобы ты выбрал одну из них. — Как сложно, — удивился Аден. — У нас просто подходишь к отцу девушки, говоришь, мол, хочу её забрать. Если ты понравился и отцу, и девушке, то через недельку празднуете свадьбу и съезжаетесь. А через годик-два весело бегаете, созывая родных на день рождения ребёнка. — Только ты и не начинал этого делать. — Боишься помереть, не став тётей? — Да, я люблю детей. — Рожай своих. — Не хочу. — Ничем не могу помочь. — Ладно, — сдалась девушка и повернулась к весту. — Йоран, а если у вас девушка влюбится в того, кто ещё ничего не сделал, но он хороший человек? — Насколько я знаю, будет терпеть либо до того момента, пока он что-то сделает, либо до того, пока что-то сделает другой. — Ну, а как же любовь? — У нас есть одно поверье, что девочка рождается у той семьи, в которой родители правда любят друг друга, и чем сильнее их любовь, тем больше дочек. Но обычно про это вспоминают только после рождения девочки. А по традиции, если молодой человек заявляет о любви, то его отправляют на свершения. Иногда ему всячески помогают, но без подвига ни одна девушка замуж не выходила. — Романтика. — Маразм. — Подожди, если у вас так мало женщин, то вам в один момент грозит просто вымереть. — Уже. Мы уже вымираем. Как только появилась эта традиция, девочек становилось всё меньше. И мне уже не кажется то поверье ерундой, потому что первый раз моя мать выходила замуж по любви. Она ждала, пока отец (он был охотником) убьёт хищника в одиночку ради её сердца. И у меня три родных сестры. Три! Это почти немыслимо. Потом, когда отец погиб, мать буквально вынудили выйти замуж второй раз. И хотя это сделали, чтобы та смогла ещё родить, больше детей у неё не было. И мне сдаётся, что это из-за того, что они не любили друг друга, даже не дружили, абсолютно никакого понимания. — Но почему так? Почему это работает только на вас? Почему у нас всё просто? — Может, потому, что это наше наказание за эту традицию. Мол, не хотите выходить замуж по любви, так вымрите вообще. Пусть шанс продолжить род у вас появится только вместе с высоким чувством. Если бы женщины боролись за мужей, то, я думаю, стало бы меньше мальчиков. — И неужто никто не додумался до этого? — Начнём с того, что нам некогда влюбляться, и закончим тем, что мы не суеверны — не рождаются девочки, такая вот наследственность. Нет, конечно, был у нас один человек, выдвинувший теорию, что можно закончить войну, жить с лейхами и не вымереть от недостатка женщин, но я не знаю, где он теперь. Такое чувство, что кто-то хочет, чтобы нас поскорее не стало.       Поразмышляв над сказанным, Йоран продолжил: — Но я не понимаю одного. Мы, весты, медленно умираем из-за тупых традиций и поверий, а вы? Должны же быть хоть какие-то минусы в вашей жизни? — Вы спокойно живёте-то? — Спросил Аден. — Да. Не считая войны, да. — Никаких там переворотов, казней? — Казней? Да ты шутишь? — Нет. У нас постоянно что-то происходит. Недавно, около трёх лет назад у нас сменились старейшины. Причём сменились будто случайно — дом, где сидели прежние руководители, сгорел дотла, и никто не спасся. Сначала все горевали и, конечно, не думали, что новые старейшины всё подстроили, но потом, оправившись, начали замечать, что воинов стали казнить. Не прилюдно, тихо так, аккуратно. Подумали, ну мало ли за что. Может, предатели. Но потом это стало происходить с завидной регулярностью, и убитых знали многие, так что предателями их не признавали. Не возьмусь считать, сколько мужчин без всякой причины отправили на виселицу, но горожане начали осознавать, что это настоящее самодурство. Правда, никто в этом не признаётся, но я уверен, что рано или поздно будет бунт. А бунт — это те же смерти, которые у нас были всегда. И если вы умираете медленно, то мы погибнем взрывом.       «Как будто что-то съедает наши народы изнутри. Судя по всему, нас погубит не война и не морозы. Мы погубим себя сами», — в мыслях завершил Аден.