Ты только поверь

Рокэ лежал и вслушивался в ровное дыхание Дикона. Тот спал, вырвавшись из объятий лихорадки. Спал, доверчиво прижимаясь к своему эру, которого ещё день назад не переносил на дух, шарахался от любого прикосновения… Так было до болезни, сейчас же Ричард, не сводя умоляющего, подернутого нездоровой дымкой взгляда, в котором вдруг обнаружилось столько любви, просил Рокэ не уходить, бормотал нечто странное, хватался за руку горячей ладонью… Понять, что происходит, было и в самом деле мудрено, несмотря на то, что Рокэ дураком не был. Ричард, захлебываясь собственными словами, говорил о куске чёрного шелка, с которого все началось, о чужом подарке, бережно повязанном на раненые пальцы, который едва не свел Рокэ с ума. Но самым странным было то, что, по словам юноши, этот платок ему подарил не какой-то тайком проникший в особняк на улицу Мимоз северянин, а он сам, Рокэ из рода Алва… Да еще в любви признавался, просил верить и ждать. В том, что подобного никогда не случалось, маршал мог, не задумываясь, поклясться кровью. Более того, прекрасно помнил то кошкино утро, когда у Дикона на руке обнаружился черный платок, и Рокэ до сих пор, стоило ему прикрыть глаза, мог детально припомнить темную цепочку чужих следов на коже Дика. Да, можно предположить, что он сам, если бы была в том нужда, наследил бы именно подобным образом — дерзко и с вызовом, но ведь он этого не делал! Теперь маршал мечтал коснуться этой кожи губами сам, кошки знают, сколько времени он мечтал о подобной глупости, чувственно коснуться, так чтобы мальчишка прикрыл глаза и тихонько застонал, но Рокэ не стал бы делать этого без взаимности, Ричард же бежал от своего монсеньора, словно от Чужого. И эта резкая перемена в поведении Алву трогала и волновала. Дикон не отталкивал, сам позвал, просил остаться. И это было восхитительно, но непонятно. В то время, когда появился злосчастный платок, Алва даже помыслить не мог, что на Дика можно смотреть как на объект страсти, тогда мальчишка был для Рокэ лишь мишенью для насмешек и досадной безделушкой. Все изменилось именно в то утро, когда Рокэ, узрев проклятые следы и возмущенный подобным открытием, повнимательнее пригляделся к своему оруженосцу, едва ли не шипя мысленно: «Да как он смел!». Да, именно тогда все началось, и в то же время разительно и твёрдо поменял к нему отношение Ричард, что не могло не заставить Рокэ хотеть юношу еще сильнее. То был вызов. Дикон всем своим видом демонстрировал стойкое и незыблемое неприятие. И вот теперь это странное заявление… Рокэ осторожно прижал к себе спящего Ричарда, проводя рукой по узкой мальчишеской спине. «Как тогда?» — вспомнился тихий и полный надежды вопрос. Когда - «тогда»? Разве он делал уже подобное? Тогда каких тварей он ничего не помнит?! Губы Рокэ осторожно коснулись, кожи на шее. Потом, совершенно невесомо, опустились к ключицам, целуя их... Что было «тогда», но главное, как подобное могло случиться? Дурея от запаха кожи, её горько-соленого вкуса, Рокэ вцеловывался в столь долгожданное тело: нежно, трепетно, бережно. Ричард спал… Рокэ, изнывая от всех желаний сразу, с обнаружившимся внутри беспокойством, думал о том, что будет, когда Дик проснется и, избавившись от горячки, осознает, что случилось. Может, лучше уйти? Нет. Он обещал остаться и останется, даже если вскоре придётся пережить ярость, отвращение и ненависть очнувшегося и выздоровевшего Ричарда. А пока он просто будет рядом, чувствуя тепло любимого тела, и согреваться им. Хорошо-то как… Ричард проснулся резко. Проснулся с мыслью о том, что он наконец дождался его — своего Рокэ! То, что это ему не приводилось в горячке, Дик понял, как только почувствовал, что рядом кто-то лежит, не просто рядом — близко, на расстоянии вздоха. Не открывая глаз, чуть пошевелившись, он ощутил, как сильная рука притянула его, крепче вжимая в горячее мускулистое тело. — Эр Рокэ… — Да, Дик, я здесь, — это мягко прозвучало, коснувшись теплом виска. — Вы не ушли… — Дик боялся открыть глаза, боялся, что наваждение рассеется, что рука и голос его Рокэ — это всего лишь продолжение чудесного сна. — Нет, не ушёл, — ответил любимый, — я ведь обещал. — И не уйдете? — Дикон набрался смелости и приоткрыл глаза, встречаясь взглядом с синими безумными глазами, теми самыми, которых он так долго ждал. Эр Рокэ был близко… Ричард улыбнулся. — Не уйду… — Больше никогда? — Я не очень хорошо понимаю, что происходит, но могу обещать тебе лишь одно — я останусь рядом до тех пор, пока буду нужен тебе, Дик. — Хорошо, — счастливо выдохнул Дикон, прижимаясь к Рокэ, — потому что вы будете нужны мне всегда. Какое-то время они просто молчали, каждый думал о своём. Рокэ с облегчением поглаживал волосы Ричарда, радуясь, что Дик, проснувшись, не оттолкнул, не испугался, напротив, кажется вполне счастливым. Ричард же радовался тому, что его мечта воплотилась в жизнь и он обрёл того, кого так долго и терпеливо ждал. Его Рокэ был рядом, нежно перебирал пальцами волосы и обещал больше не уходить. Чего же ещё желать? Вот только счастье это немного омрачала мысль о том, что будет дальше. Ведь где-то там, за пределами палатки, сейчас имеется другой Алва, монсеньор-маршал, которому навряд ли понравится присутствие в лагере второго Рокэ. — Эр Рокэ… — Да, мой хороший? — Что мы теперь будем делать? — Все то, что и прежде, — глаза Рокэ улыбнулись. — Жить, воевать… Барсы не разбиты, до конца войны ещё не близко, нужно постараться победить. Но кроме всего прочего, мы будем любить друг друга и радоваться каждому отпущенному дню. Ричард от удивления приоткрыл рот. Как же так! Какая война? Какие такие барсы?!!! Это же прерогатива другого Алвы! Но ни сказать, ни спросить ничего не успел: у входа в палатку зашамкало, застучало, а потом голосом Коннера произнесли: — Господин Прымпердор, войти можно? Рокэ вздохнул, с видимым недовольством отстранился от Дика и поднялся, лишая застывшего Ричарда такого восхитительного тепла. — Заходите, полковник, — отозвался он наконец, прикрыв Дикона одеялом и подмигнув ему. Адуан почти сразу появился на пороге и без должного приветствия начал доклад о пойманном барсе-разведчике. Дикон, ничего не понимая, молча наблюдал за тем, как его Рокэ внимательно выслушал Коннера, задал несколько вопросов, удовлетворился ответами и пообещал вскоре подойти поглядеть на пленного, и все выглядело так, словно эр был самим Вороном. Хитрый и прозорливый Коннер, которого Ричард никогда не любил, подмены маршала не заметил. Странно. Или же… Создатель милосердный! Как же это могло получиться? Как Дикон мог не заметить, что военную кампанию ведет не прежний Алва, а его — долгожданный и любимый? И почему эр раньше молчал? Дик крепко зажмурился и вдруг припомнил то, на что раньше не обращал никакого внимания — ласковую, неявную заботу, которой окружал его маршал все время, как только они отошли от Тронко. В Рокэ было то, чего Ричард в жизни не видел от прежнего Алвы, того, что был в Олларии. Проводив адуана, эр присел на край постели Дикона и, коснувшись губами его лба, велел лежать, пообещав, что скоро вернется. И Ричард пообещал. Этому Алве он мог пообещать все что угодно и непременно выполнить свое обещание. На душе стало так легко и счастливо. Ненавистный маршал куда-то пропал, явив на своем месте самого лучшего в мире человека, который смотрел на Дикона с такой нескрываемой любовью, что не поверить эру было невозможно. От этого взгляда щемило сердце. И это было прекрасно!