«Брат, мой отец вместе с твоим должны играть в боулинг». Джон Бендер (Завтрак для пятерых)
В 1997 году Алан Эклз впервые снялся в рекламе быстрых супов и получил главную роль в популярном христианском шоу, которое транслировалось по региональному телеканалу («Все Его дети!» - с Аланом Эклзом в роли преподобного Роя»). В этом же году он взял ипотеку на жилье в лучшем районе города, купил малолитражку отечественного производства и с любопытством наблюдал, как Великобритания возвращала китайцам Гонконг. «Как ты думаешь, они тоже нас кому-нибудь вернут, дорогая?», - шутя спросил он у своей жены, не ощущая, что мир меняется буквально у него на глазах. Единственное, что он почувствовал, когда Донна Джоан Эклз сказала: «Алан, нам нужно поговорить», при этом внимательно глядя на их сына, была уверенность в том, что время для серьезного разговора действительно пришло. Был 1997 год. Мальчику только-только исполнилось семь лет и он уже закончил демилитаризацию своей игрушечной армии в качестве подготовки к наступающей Эпохе Водолея. Одетый лишь в одно полотенце на голове, он громко и серьезно требовал, взобравшись с ногами на кофейный столик, чтобы ему купили Барби Малибу со всеми принадлежностями и угрожал перестать дышать, если этого не случится. Если привычка долго и по многу раз просматривать клипы Бон Джови в полном одиночестве не была достаточной причиной для беспокойства, все стало предельно ясно, когда в конце лета Дженсен объявил трехдневный траур в доме Эклзов не только по случаю смерти принцессы Дианы, но и Джанни Версаче. - Наш сын гомосексуален, дорогой, - сказала Донна. – И чем раньше мы признаем это, тем раньше он научится принимать и любить себя. - Мы все сделаны по образу и подобию божьему, дорогая, - ответил Алан. Скромно надеясь, что под «любить себя» Донна не имела в виду мастурбацию, ибо одно дело быть геем, и совсем другое – начать онанировать в семь лет. Это казалось ему как-то чересчур. В том далеком 1997 году люди ходили в кино и рыдали на «Титанике», в старой доброй Англии вышла первая книжка о мальчике-волшебнике, а Эклзы сделали то, что делали всегда, когда у них в семье возникали проблемы. Они попросили совета у своего духовного наставника. Только пастор оказался слишком суров в отношении всяких «отклонений в характере». Столкнувшись с непримиримостью католической церкви, а затем апостольской и ортодоксальной, Алан и Донна решили, что: «Бог посылает суровые испытания для того, чтобы испытать нашу любовь и жертвенность» - не совсем та доктрина, руководствуясь которой они готовы воспитывать самого младшего из своих сыновей. Обсуждение было кратким: - Мне не кажется, что это по-евангельски, Алан. - Согласен с тобой, дорогая. Таким образом, без сожаления покинув свою молитвенную группу, они присоединились к движению «Мы - церковь», которое было направлено на реструктуризацию и обновление церковных конфессий. Движимые обозначившейся сексуальной ориентацией своего младшего сына Дженсена Росса Эклза, Алан и Донна создали свое христианское движение, основанное наполовину на евангелии, наполовину на философии хиппи, и где вместо псалмов читались адаптированные тексты Боба Дилана. Все последующие десять лет они каждый день благословляли своего сына за то, что он невольно подвигнул их уйти от консервативной католической воинственности к вере открытой, толерантной и по-настоящему евангельской. Алан и Донна не просто нашли новый путь – они были от него в восторге. Вместе со своей новой христианской семьей они собирались по выходным на барбекю, практиковали йогу и коллективно смотрели «Иисус Христос суперзвезда», и каждое их собрание оканчивалось одинаково – хоровым пением вокальной версии «Аллилуйя» Генделя. Само собой разумеется, что у их сына никогда не было необходимости устраивать камин аут. И он никогда этого не делал. Тот факт, что его родители каждый год в День гордости поднимали перед домом радужный флаг и надевали футболки с надписями: «Мой сын гей, потому что так захотел Бог», полностью исключал необходимость выходить из шкафа. Дом Эклзов и был огромным шкафом с настежь открытыми дверями и окнами, в который каждый мог войти и выйти, когда пожелает. Поэтому все десять лет после первой невольной демонстрации своей гомосексуальной сущности, Дженсен не стеснялся быть геем. Но он немного (совсем чуть-чуть) стеснялся своих родителей. - Мама, я серьезно, разве это так уж необходимо? - Дженсен, дорогой, что за вопросы? Конечно, это совершенно необходимо! Не то, чтобы Дженсен не любил своих родителей или что-то в этом роде, но серьезно, неужели так уж необходимо заставлять его сниматься на обложке канзасского гей-журнала? - Папа, я бы хотел привлекать к себе меньше внимания. - Ерунда. Нам нечего стыдиться. Дженсен прикусывает себе язык от желания сказать: «Нет ничего плохого в том, чтобы быть немного поскромнее, папа, совсем-совсем немного». Но прежде, чем он успевает додумать и что-нибудь сказать, фотограф говорит: «Улыбочка, семья!» и от яркой вспышки он на мгновение слепнет. В этот самый момент, пока сетчатка под веками светится белым, Дженсен вспоминает самый первый раз, когда родители потащили его сниматься для плакатов местной Ассоциации родителей детей-геев. Кто-то из его класса нашел эти плакаты и к его голове приделал тело Марсии Брэди, а потом этими картинками была оклеена вся школа. Это был худший день в его жизни. Ему было пятнадцать и он так переживал, что ночью обмочил всю постель. Видеть свое фото снова на обложке журнала – это как снова вернуться в то ужасное, мучительное время. «Один день с Эклзами, христианскими борцами за права и свободы геев.ПУТИ ГОСПОДА ТАКЖЕ МОГУТ БЫТЬ ГОМОСЕКСУАЛЬНЫ.
«Алан Эклз, известный телесериальный актер и его жена Донна, вместе со своими детьми Джошем, Маккензи и юным семнадцатилетним Дженсеном Эклзом, президентом студенческой лиги за права геев Лоуренсовского колледжа. «Мы гордимся своим Дженни», - говорит Донна, счастливо обнимая семью»… - Мама! – когда журнал приносят домой, Дженсен едва не давится грейпфрутовым соком, который не идет в пищевод, а поднимается в нос. – Тебе обязательно нужно было меня называть Дженни?! Дженсену не нравится фотографироваться, не нравится привлекать к себе внимание, не нравится, когда его называют Дженни. У Дженсена есть список. Очень четкий, иерархически правильно и точно составленный список вещей, которые ему нравятся и которые не нравятся. К вещам, которые ему нравятся, безусловно, относятся отличные отметки, низкоуглеводные диеты и социальные программы помощи обездоленным и малоимущим. Среди вещей, которые ему не нравятся: фотографироваться, эпилировать грудь и постоянный страх того, что вся школа вдруг начнет называть его Дженни, или Дженнифер, или что-то вроде этого. Вещь, которая неизбежно произойдет, если этот журнал со статьей попадет в руки одному ослу, которого Дженсен ненавидит с детского сада. У этого осла, конечно же, есть имя и фамилия, но абсолютно все, включая Дженсена, когда нет возможности избежать прямого обращения, называют его Чад. А этому ослу, представьте себе, даже нравится, когда его называют Чад. Стопудово потому, что он настолько необразован, что даже не знает, что это название африканской страны!