Вернувшаяся любимая.

Катя привела меня в свою квартиру. - Проходи и присаживайся. Я очень старалась вести себя как живая. Сама себе говорила, что бы сделала в такой ситуации. Присев на диван в центре комнаты, я огляделась вокруг. В квартире не было ничего лишнего, складывалось впечатление, что квартира не жилая. - У тебя мило – сказала я, не зная, что ещё сказать. Катя оглянулась вокруг - Я здесь очень редко нахожусь… Послушай, мне надо на работу… А пошло всё к чёрту – и, сев со мной рядом, она пылко поцеловала меня. Я очень старалась целовать её, как она меня. Ведь я чувствовала её прикосновения, но меня это не трогало. Затем она отстранилась: - Как же я об этом мечтала – шёпотом проговорила она, держа моё лицо в своих ладонях. Затем встала и повела меня в спальню. - Пожалуйста, люби меня, пока у тебя ещё свежи чувства ко мне – глядя на меня щенячьими глазами, попросила Катя. В них читалась мольба, грусть, боль и надежда. Я была опытной любовницей и знала, как сильно мечтала увидеть партнёром именно Катю, поэтому сыграть свою роль мне не составило труда. Я очень нежно начала целовать и раздевать её. Тело у неё было очень податливым: она вздрагивала, а кожа покрывалась мурашками от каждого моего поцелуя. - Эль…я хочу предупредить. У меня никого не было. Я отстранилась и поглядела на неё. - Почему? - Потому что я была уверенна, что это будет с тобой, поэтому не смогла себя уговорить переспать с кем-либо ещё – нервничая и запинаясь, начала объяснять Катя. Какие же мы всё-таки дуры. Если бы хоть одна из нас собралась и призналась, наплевав на дурацкие нормы, мы могли быть счастливы. И это должна была сделать я. С этими мыслями и пришло чёткое решение. Пока не начну терять себя, я каждый день буду делать Катю счастливой. И буду постоянно себе об этом говорить и стараться играть роль живой: смеяться, когда смешно; грустить, когда грустно; смотреть влюблёнными глазами, когда совсем даже забуду это чувство; делать сюрпризы и подарки той, которую так любила, ведь я потеряла чувства, но не разум, а значить мне это под силу. Пусть я больше никогда не узнаю, что такое счастье, но я обязана вести себя так, как будто счастлива и сделать счастливой Катю. Я медленно продолжила свои ласки, прерывая её неуклюжие объяснения, шепнув на ухо. - Я буду нежной. И я была такой, прислушиваясь к каждому её вздоху, стону. Я даже тоже постанывала и прикрывала глаза. В общем, с виду выглядело, что я тоже всё чувствую. Только каждую её попытку удовлетворить меня, я пресекала более активными приставаниями к ней. А когда она проснулась, её ждал завтрак в постель и пламенный поцелуй. Так прошло три месяца. Я была для неё кухаркой, уборщицей, прачкой, машиной для удовлетворения похоти – всем, о чём можно мечтать. Я не спала, не уставала и мне не требовалась еда. Но видно моя мозговая активность начала падать, и я уже была не той актрисой, потому что моя пассия всё чаще была задумчивой. Как-то придя с работы, она сообщила, что перевелась в новый отдел. Теперь она занималась возвращением вернувшимся чувств, чтобы они тоже могли получать удовольствие от жизни. С каждым днём Катя становилась всё несчастнее. Всё чаще задерживалась на работе и, приходя домой, садилась на полночи за компьютером. На меня смотрела не влюблено как раньше, а задумчиво и оценивающе. Где-то ещё через три месяца она сильно похудела, под глазами залегли тёмные круги, настроения не было никогда, секс тоже отвергала, от недосыпа стала ещё и очень раздражительной. Иногда, несознательно работая на компьютере, она бубнила о том, что времени слишком мало. Именно тогда она мне напомнила тёть Оль, та именно настолько была несчастной, видимо глядя на то, что остаётся от Оксаны и Вадима. Я вроде всё понимала, но всё чаще не могла решить, что делать в той и иной ситуации, а чтобы я сделала, будучи живой, начала забывать и поэтому всё чаще не делала ничего. Все ценности в голове становились размытыми. Все мысли на какую-либо тему – относительны. Катя часто меня брала на работу. Я была её личным подопытным кроликом. Она колола мне какие-то уколы, сажала на какие-то аппараты, подключала ко мне какие-то приборы, а затем фанатично искала в результатах положительную динамику, но увы… Как-то днём, когда Катя была на работе, в квартире раздался звонок. Обычно к нам никто не приходил. Не задумываясь, я открыла дверь и на пороге увидела Вадима. - Проходи. Мы прошли в квартиру и снова встали, глядя в окно, как в нашу первую встречу после смерти. - Зачем пришёл? –задала я ему вопрос. К чему фамильярности, если он такой же как я. Да и соскучится он тоже не мог, нам чуждо это чувство, а значит ему от меня что-то надо. - Ты знаешь, что когда умирает вызвавший умершего, умирает и вернувшийся? - Нет. - В общем, тёть Оля умерла. И как следствие не стало Оксаны. Я был в лаборатории и узнал, что меня вызвал мой сын, а значит, мне ещё долго растением ходить, а это неправильно. - Дети не могут вызывать. Это запрещено. – Это я узнала от Кати. - Я знаю. Видимо тётя Оля нашла слабое звено в персонале. - Продолжай – поторопила я застывшего и замолчавшего Вадима. - Матвею плохо со мной. Ему нужен живой человек. Забери его, а мне пора на кладбище. - В смысле на кладбище? - Приходи сегодня туда после двенадцати, сама увидишь. Встретимся там, и ты скажешь мне своё решение. - Но я же тоже не живая? - По моим данным ты живёшь с живой. А мне больше совсем некому его доверить. - А где он сейчас? - В обязательном до пяти вечера садике. Если ты его не заберёшь, Матвея не выпустят оттуда до восемнадцати лет, а там как в детской колонии. Подумай…