***
Горное убежище в стране Звука - моя первая база. Отокагурэ, селение, скрытое в звуке. Я основал его после того, как покинул Коноху. Перед этим пришлось завоевать страну Рисовых Полей, как она раньше называлась, но её даймё было нечего противопоставить одному из саннинов, и он быстро сдался, его место занял мой человек (не сказать, что доверенный, но не смевший перечить), а вскоре образовалось селение, главой которого я являюсь и по сей день. Спешите, молодые и талантливые шиноби, здесь вы сможете исполнить мечты… Целый лозунг. Жаль, не до конца правдивый. После планового медицинского осмотра, я изъявил желание прогуляться по убежищу. Ну как, изъявил. Просто взял и пошел, дураков останавливать не нашлось. Подземный комплекс, знакомый мне как пять пальцев, пропитался страхом. Мне нравилось чувствовать чужой ужас, он тешил самолюбие. Хотя намеренно вселять его в чужие сердца я более не намерен. Печально, что как только здесь появится последний из Учиха, придется паковать вещи и переезжать в страну Травы, иначе велика угроза столкновения с одним буйным Узумаки. Вот уж с кем точно не хочу встречаться! Слишком громкий. И вообще, неприятно быть лидером списка «самое большое вселенское зло». В глазах главного героя истории даже девятихвостый не такой гад. Конечно, я же лишил жизни старика Хирузена и украл его лучшего друга, а про Обито и Мадару он еще не знает! Что-то канючить я начал, как маленький. Возьми себя в руки, змей! На одном из поворотов я резко остановился, вперив взгляд в, как мог бы с уверенностью заверить сторонний наблюдатель, пустоту. Вот только для меня там была не пустота. Я на автомате сложил «кай», однако подозрение, что где-то притаился Учиха с шаринганом, меня не покинуло. Вот чье воображение могло исторгнуть это подобие дементора, зависшее посреди коридора? Душа в пятки не ушла лишь чудом. Неопознанное существо, сотканное из мрака, медленно приближалось. Когда я уже был готов сжечь эту тварь, протянувшую ко мне руку, она неожиданно завопила, оглушив меня, и исчезла. В голове тут же вспыхнули обрывки прошлого, колени подкосились. Прислонившись спиной к стене, ставшей мне опорой, я зашипел, стараясь отогнать образы. Прочь от меня! Не имею ни малейшего желания знать, что за вами кроется! Однако наваждение не проходило, а только становилось ярче. Я снова наблюдал за улицей из сна. Только теперь стоявший под фонарем мужчина выглядел иначе. Гораздо более молодой, он казался увереннее и терпеливее, а в руках держал букет цветов. «Прошлое?» - Неуверенно предположил я. Но женщина, вышедшая из аптеки, не выглядела моложе. Заметив визитера, она несказанно удивилась, буквально сбежала по небольшой лестнице и одарила мужчину теплой улыбкой. Мое сердце от чего-то болезненно сжалось. Эта улыбка… Она не должна быть адресована ему. Мужчина тоже улыбнулся, столь же тепло и искренне, протягивая букет. Женщина смутилась, но подарок приняла. - Так ты… - Впервые я слышал голоса. Этот был мужской. - Я согласна! – А этот - женский. Против воли мой взор устремился к темному переулку между аптекой и соседним домом. Там, в бессилии сжимая кулаки, стоял мужчина из кошмара. Из видения я вынырнул так же резко, как из утреннего сна. Нет, в этот раз меня выдернули. Вокруг все плыло, в ушах звенело. Дезориентация, при том не шуточная. Рядом кто-то суетился. Судя по чакре, Кабуто. Прислушиваюсь к ощущениям. Мне не обязательно видеть, чтобы понять, где я. Не коридор, медицинское крыло. - Орочимару-сама! – Не крик, а настойчивое обращение. Любой громкий звук я сейчас воспринимал как красную тряпку. Помещение заполнила моя Ки, пропитанная злобой и раздражением. - Это плата, - шипя, отозвался я. Мне гораздо важнее дать понять, что проблема вовсе не в теле. – Чертов старик!.. Надо было срочно вымесить на чем-нибудь злость. Я поминал добрым словом всех, кого мог припомнить. Тсунаде, Джирайю, Итачи, Хирузена, Данзо, старейшин… Когда закончились имена, я начал перебирать никогда мною не встреченных, но прекрасно знакомых из сериала личностей. Досталось всем. Абсолютно. Даже основателей с их братьями помянул. Самое забавное, больше всего проклятий свалилось на Рикудо Сеннина. В выражениях я не стеснялся, благо, что не вслух. Закончив гневную тираду на относительно спокойной ноте, я сосчитал до десяти и попробовал сфокусировать взгляд. Получилось. Кабуто, заметив, что я соизволил успокоиться, с небольшой досадой осмотрел количество лекарств, потраченных на восстановление моего душевного состояния. - Хорошая работа, Кабуто-кун, - в голосе еще сквозили нотки раздражения, но откровенно жалко он больше не звучал. - Орочимару-сама, я помню, что вы запретили мне изучать печать Третьего, - я скосил на юношу взгляд и прищурился. Прямого запрета я не давал, но намекнул не пытаться выведать способ, которым избавился от проклятия старика. – Но как ирьёнину, мне необходимо знать, чего ожидать. И я не стал спорить, выложив Кабуто легенду. Эта легенда способна объяснить вспышки боли, странное поведение, изменения в чакре (если таковые проявятся), в общем, едва ли не всё. Она заключалась в том, что без видимых последствий удалить печать Бога Смерти невозможно, вот я и расплачиваюсь головной болью и редким помутнением сознания. Могут быть другие отклонения, но о них ничего неизвестно. Чистую правду рассказал, между прочим. Я же сам еще не разобрался в причинах головной боли и дырявой памяти, а тут целую теорию выдал. Чем не вариант? Кабуто похмыкал, к сведению принял, всерьез озадачился проблемой. Я было хотел остудить его пыл, но не стал. Пусть поломает голову. Если ему удастся найти способ избавить меня от боли, буду только рад. Я тоже терять зря время не стану и пройдусь по свиткам с запретными техниками, связанными с искажением пространства. Жаль, архива Конохи под рукой нет. Медицинское крыло я покинул поздней ночью, когда Кабуто взял все анализы, на которые я дал добро, а тело перестало шатать. Юноша довел меня до комнаты, опасаясь повторения приступа. Привел он меня, значит, к хоромам и ушел. Я даже ручкой ему помахал, когда он отвернулся. В огромной комнате, благо, тоже нашлись письменные принадлежности и стол. И, о счастье, бумага. Не свиток, а именно бумага. Едва ли не печатная. Я ведь до последнего сомневался в ее существовании, хотя прекрасно помнил, что таковая была во время экзамена на чуунина в Конохе, и книги из чего-то же делали. Планы, которые я набросал на лист, выходили безрадостные. В первую очередь необходимо разобраться с собой. Черт с ними, с дементорами недоделанными, нервы крепкие, выдержу, а вот от наплыва воспоминаний могу сорваться. Вроде бы такая простая вещь, а так много проблем. Тут два варианта: либо в кратчайшие сроки менять тело и восстанавливать память, либо терпеть. Второй вариант отпадает сразу из-за скорого появления одного наглого Учиха. Эта мелочь мне спуску не даст. Попробуй с ним покажи слабость, как же! С него станется свалить и от меня. Как в сказке про Колобка. А вот если я упущу «последнего из», тогда плакали все надежды и планы. Не только мои, но и мира в целом. Так, во вторую очередь мне надо найти союзников или силу. Как же я теперь понимаю юного мстителя. Только он надрывается ради мести брату, а я ради спасения всех и вся. Кому расскажешь, не поверят. Из союзников… четверка звука и Кимимаро. Последний уже одной ногой в могиле. Его болезнь смертельна. Остается четверо подопытных. Именно, что подопытных, а не детей. Не могу к ним относиться снисходительно, просто не могу. Из всех разве что Таюя, несмотря на дрянной язык, может принести пользу. У остальных слишком выражены личные качества, проявлены пороки. Они могут зазнаться и предать, несмотря на печать. Нет, они непременно это сделают. Просекут, что к Саске обращение особое, и затаят обиду. Пороховые бочки, чтоб их. Как же не хочется терять Кимимаро. Если у Кабуто – восхищение, то у него – преданность. Есть у меня идея, как ему избежать смерти, как остаться в строю, не взирая на приговор, но я подожду. В конце концов, эту идею можно реализовать даже если он умрет.***
На последующих днях я слабо акцентировал внимание. Моим основным занятием стали эксперименты с запретными техниками. Их у меня было немало, каждая – уникальна. Тесты я проводил на живых людях. Камеры убежища периодически пополнялись. Я не был совсем уж бесчеловечной тварью, в отличие от пресловутого Данзо, потому с самого основания Отогакуре отдал приказ не трогать торговцев и гражданских, по возможности вылавливая бандитов. Конечно, это не относилось к обладателям редкого генома. А еще мне было откровенно плевать, кого притаскивали подчиненные, когда разбойников найти не удавалось. Ныне политику пришлось немного подкорректировать. Похищать детей я запретил и пообещал лично побеседовать с каждым, кто посмеет приказа ослушаться. Желающих испытать мое терпение не нашлось. Пройдясь мимо камер с заключенными, выставил прочь всех гражданских, которых эксперименты не затронули. Перед этим пришлось крайне неприятным способом промыть им мозги, чтобы позабыли, где и у кого сидели. Я прекрасно понимал, как рискую. Вдруг резко стать избирательным с подопытными… Приходилось изредка шипеть «мне нужен особый материал». Шипел я тихо, неразборчиво, якобы в задумчивости, но все, кто интересовался причиной перемен, услышали. Когда немой вопрос исчез даже из глаз Кабуто, я позволил себе расслабиться. Пронесло. К слову об ирьёнине. Отослать юношу не получилось, так как приступы у меня повторились еще дважды. Один из-за очередного столкновения с черным призраком, другой из-за попытки что-то вспомнить. Кабуто, обеспокоенный состоянием господина, отложил все возможные дела и работал над средством для снятия боли. Повода отрывать его от работы я не нашел, посему старательно изображал вселенское зло. Вселенское зло вышло неплохое. С пленниками, особенно с нукенинами и бандитами, я обращался без всякой жалости. Пространственные техники лишали людей рук и ног, вызывая досаду. Множество свитков были напрямую связаны с запечатыванием, отдельные образцы – с короткой телепортацией. Техники телепортации переносились подопытными тяжелее всего. Они отделяли части тела, но оставляли между ними связь. Представьте, вам отрубили руку, но вы продолжаете чувствовать как ее, так и боль от раны. На проверках погибло немало людей, но я упрямо продолжал испытывать арсенал, пока не обнаружил, что испытывать больше нечего. Моему разочарованию не было предела. Только пять дней прошло, а свитков уже не осталось! Когда я на следующий день не пришел за следующей порцией жертв, пленники вздохнули с облегчением, им же вторили шиноби, лишенные сна из-за криков боли, не умолкающих ни днем, ни ночью. Я не считал нужным затыкать людям рты. Как иначе узнать, что им больно? Натура змея постепенно брала верх. Я, как и раньше, не препятствовал частичному изменению личности. Это был мой единственный шанс избавиться от жалости. В этом мире жалость – чувство непозволительное. Я по-прежнему не собирался бросать многих на произвол судьбы, но считал, что жертвы на этом пути оправданы. Мне нужна гарантия жизни, мне нужны средства против грядущего хаоса, мне нужно лекарство и избавление от головной боли. Что если смена сосуда не поможет? Что если станет только хуже? Помимо этого, мне необходимо натаскать последнего из Учиха до приемлемого уровня, сведя использование джуин к минимуму. Пускай злится, пускай говорит, что я обещал силу. Я дам ему силу. Но такую, которая не аукнется мне и миру в целом. Спаситель человечества из меня, конечно, никакой, но что поделать. И без того хрупкое душевное спокойствие пошатнулось еще сильнее, когда вернулась одна из моих змей. У кого-то почтовые птицы, а у меня змеи. Призывные животные оправдывают свою полезность. Конкретно эта змея следила за Учиха Саске. Мальчик возвращался в Коноху из страны Чая. Так быстро? Впрочем, планов это не нарушает. Пора отправлять за ним четверку звука. С детьми я пересекся где-то на второй день, когда выбирал подопытных в темнице. Раздирающие душу вопли трудно проигнорировать, поэтому четверка бродила неподалеку от моей лаборатории, пытаясь удовлетворить любопытство. Они осмелились подойти к самым дверям как раз тогда, когда я измерял уровень чакры у пленника. Что-то больно борзыми стали, когда лидерство вернулось к Сакону. Огромные змеи, опутавшие их, разом сбили со смельчаков спесь. Выйдя из лаборатории, я мог лицезреть бледных, как смерть подростков. Не смотря на животный страх, они сохраняли укрепившееся в них чувство превосходства. Они знали, что попались и провинились, но также знали, что ничего серьезного им за это не будет. Правы, в общем-то. Но я окончательно отказался от идеи сохранять им жизни. Гордыня всё равно рано или поздно их бы погубила. Коротко усмехнувшись, я отозвал змей, позволяя четверке извиниться и убраться прочь. Сейчас они стояли передо мной, преклонив колено. Я отдал короткий приказ и отпустил их, мысленно прощаясь. «Если бы мы встретились раньше, ваша судьба сложилась бы иначе. – Я не извинялся и не скорбел, констатировал факт. – Но я живу настоящим и будущим. И в этом будущем вас нет». Остался еще один нерешенный вопрос. Я направился в больничное крыло, где отдыхал после процедур Кимимаро. «Жизнь», которую я ему предложу, не пожелаешь никому. Я знаю, что стал мальчику едва ли не отцом, потому не имею права решать за него. Он сам должен сделать выбор.