Новелла о копенгагенском побоище

      Самое большое мучение ждало Харольда у врачей, которые принялись извлекать осколки из его спины, продезинфициров раны спиртом. Ни о какой анестезии тогда никто не слышал, потому чувствовавший ужасную боль Кронберг орал на всю лечебницу так, будто его не спасали, а, наоборот, убивали.       Потом капитан пролежал там около двух месяцев. За проведённое в палате время он услышал от Йоргена, который навестил его перед отъездом из столицы в деревню, о приказе генерала Пейманна, подписавшего капитуляцию гарнизона. Британцы заполучили весь датский флот в своё распоряжение, то есть восемьдесят кораблей различных классов перешли под флаг Великобритании. Теперь Дания, чья столица лежала в руинах, перестала представлять угрозу для Англии. Захвати сейчас Наполеон унию, он всё ровно не смог бы завоевать победу в войне на море. «Почему не подожгли корабли? Зачем их отдали врагу?! Позор!» — услышав весть о прекращении существования датского флота, Харольд пришёл в бешенство.       Он также задумался о том, ради чего погибли ополченцы в битве с англичанами, лишились крова десятки тысяч людей? Можно ведь было просто удовлетворить запросы англичан без лишних жертв или сжечь все свои корабли, дабы не достались они врагу. Капитуляция показалась капитану настолько позорной, что в один день он хотел выпрыгнуть из окна и погибнуть, не желая жить с этим позором, однако санитары остановили офицера и грубо уложили его обратно.       — Мы всем коллективом уже изрядно надоели командиру гарнизона, — говорил черноусый брандмейстер, навестивший в один день Кронберга. — Всё требуем от него, чтобы вас наградили за проявленный героизм при спасении той семьи.       — Спасибо, — Харольд протянул руку пожарному начальнику.       После рукопожатия, усач продолжил:       — Я так понимаю, к нам вы не вернётесь? Очень жаль, бесстрашный человек, вроде вас, нам бы пригодился. Мы признательны вам за помощь, потому от лица всей пожарной службы я бы хотел вручить вам небольшой подарок, который напомнил бы о нас спустя годы.       Пожарный вручил капитану маленькую коробочку, откуда офицер достал маленькую оловянную фигурку солдатика с топором в руках.       — Хенсен — парень толковый, руками наверное сможет пушку собрать. Он был с вами в том горящем вместе с вами. Таким вы ему запомнились, — дал пояснение брандмейстер.       — Похож, — довольно ответил тронутый до глубины души подарком пожарного Кронберг, присмотревшись к лицу оловянного солдатика в двууголке с эполетами на мундире. Хенсену действительно удалось вырезать лицо, бывшее почти один в один копией лика Харольда. «Феноменальная память у него и золотые руки!» — Кронберг восхитился кропотливой работой проделанной пожарным. — Спасибо, передайте ему, что я буду беречь ваш подарок больше, чем самого себя.       — Обязательно. Ну… будем живы, увидимся. Удачи, господин капитан, на войне она вам пригодится.       — Благодарю. Я навещу вас после выписки.       Выписавшись, капитан явился в штаб, где состоялся разговор с незнакомым ему генералом, назначенным вместо Пейманна, что после капитуляции был предан военному суду, на должность командира гарнизона.       — Признаться честно, вас за самовольное оставление цитадели следовало бы отдать под трибунал по законам военного времени, — с улыбкой говорил худощавый молодой генерал с золотистыми волосами, будто его такое развитие событий. — Однако брандмейстер Кристенсен постоянно твердил нам о ваших подвигах в пожарной службе: «Какой бравый офицер! Спас целую семью, рискуя собственную жизнью! Принимал участие в тушении пожаров наивысшей сложности!» Брандмейстер этот предоставил мне кучу свидетельств и требовал вас наградить. Думаю, вину свою вы искупили. Я передал ваше дело о представлении к награде на рассмотрение вышестоящему командованию.       — Служу отечеству! — радостно ответил капитан, которому было очень приятно вернуться в строй.       — Как вам говорил генерал Пейманн, мне он даже оставил записку, вам надлежит прибыть в ваш полк в Гольштейне.       — Неужели Франция продолжает нам угрожать? — удивился Кронберг, не понимавший, зачем Наполеону вторгаться в Данию, которая сдала свой флот? От выгодного плацдарма пользы было не так много без кораблей, чьё число позволило бы французам восполнить потери после тяжелейшего поражения в Трафальгарском сражении.       — Вы имеете представление о том, что сейчас происходит? Французы нам не враги, а союзники. Четвёртого ноября Англия нам официально объявила войну в отместку за вступление в союз с ними. Принц-регент не признал капитуляцию Копенгагена, подписанную седьмого сентября, за что теперь судят генерал-майора Пейманна.       — Понятно. Разрешите идти?       Харольд забрал бумагу с приказом и, надев купленную шинель красного цвета, направился в разрушенный город, где заглянул перед отъездом к пожарным. Там они недолго поговорили в дружеской компании, потом среди холодных руин датской столицы Кронберг нанял карету до Ютландии. При выезде из Копенгагена капитан неотрывно рассматривал опустошённый городской пейзаж, от коего повеяло ледяной безысходностью, вогнавшей офицера в уныние. Даже спустя два месяца на улицах остались развалины и пустыри. При бомбардировке сгорело до трёх четвертей всех здании, так что быстрого восстановления никто не ждал. Старый город погиб в огне, а новому ещё предстояло восстать из пепла.       «Зачем мы сопротивлялись? Можно ведь было сразу вступить в союз с Францией да избежать сожжения Копенгагена, причём, начав войну с англичанами на более выгодных условиях. Без сильного флота владычицу морей нам не победить», — задумался в пути Харольда. Вступление Датско-норвежской унии в дружеские отношения с Наполеоном он воспринял неоднозначно, выразив это словами: «Кажется, мы решили махать руками после драки». Однако Кронберг понимал, что престиж державы требовал объявления войны, ведь такой тяжёлый удар, как разрушение столицы, только глупец оставил бы без отмщения. Харольд настроился воевать до конца, пусть и немного не понимая, как сражаться с британцами на море без морских сил. Он себя ещё покажет в бою, в этом никто не сомневался.