Султан Мустафа. (Выдуманная эпоха)

Султан Мустафа и его воины по-прежнему ждут возле Кютахьи короля Джованни. Но сердце подсказывало султану, что-то не так и пора возвращаться. Он, встав с трона, заявил Пашам и янычарам: — Мы возвращаемся! Король Джованни давно бы уже прибыл. Я чувствую, что что-то не так. Немедленно отправляемся все во дворец. Сулейман-ага, — обратился Мустафа к главе корпуса янычар, — сейчас же собери всех янычар и скажи им, что мы едем во дворец. Пусть тоже во дворец отправятся. — Как прикажете. — Кто они такие? , — невинно задавался один из стражников возле покоев султана, не подозревая, что через секунду-другую его ждет смерть. Венецианцы хладнокровно убивают саблями этих стражников и врываются в покои султана. Пока несколько венецианцев уже успело ворваться во дворец, шестеро слуг заперли главные двери дворца, когда их пытались выломить другие венецианцы, среди которых был сам король Джованни. Ворвавшиеся в покои султана венецианские воины недолго думая, подожгли шторы в покоях султана. Одна из лекарш сделала обработку раны Фахише, а другая лекарша-акушерка провела осмотр: не потеряла ли Фахише ребенка? — Ну что? Плод в животе цел? , — спросила Чаглайан-хатун и сама Фахише застыла в ожидании ответа. — Фахише Султан сразило кровотечение. Я не смогла спасти ребенка. Он умер. Сразу после услышанного, Фахише прижала свое лицо в подушку и начала сильно плакать. Ее сердце разбивалось на части. Даже боли от попавшей в не стрелы она уже почти не чувствовала, нежели душевной боли от потери ребенка. — Госпожа моя, — тоже заплакав, Чаглайан дотронулась своей рукой до руки Фахише, но та одернула ее и не думала успокаиваться. Фахише было очень больно. Не столько физически, сколько морально. И тут, в покои забежало двое венецианцев. Они добрались уже и до покоев Фахише. Чаглайан-хатун рассвирепела, посмотрев на них, быстро убрала с напольного подсвечника свечу и взяла его в руки, тряся перед собой и крича в гневе: — Пошли вон отсюда, негодяи! Только посмейте подойти ко мне! Я уничтожу вас! Пошли вон, я сказала! Убирайтесь отсюда вон! Убирайтесь! Вон, или я вас убью! Венецианские воины не посчитали Чаглайан-хатун угрозой и без опасения подошли к девушке и та выполнила свое обещание — ударила одного из них по голове напольным подсвечником. Когда первый венецианец упал, второй толкнул Чаглайан, ибо заметил стоявших и плачущих в уголке шехзаде Махмуда и Ибрагима. Целью венецианцев и было устранить представителей мужского рода, поэтому другой венецианец ухватил за туловище трехлетнего шехзаде Ибрагима и стал уносить. — Эй! , — поднялась с пола Чаглайан, — отдай сейчас же шехзаде! Воин дал Чаглайан пощечину и удалился из покоев. В комнате Фахише творился настоящий хаос. Шехзаде Махмуд сильно плакал, у Фахише была истерика из-за потери ребенка, лекарши стояли в углу, а Чаглайан сходила с ума, что не смогла спасти шехзаде Ибрагима. В это время султан Мустафа с тороплением мчится на лошади ко дворцу. — Ваше Величество! , — с ужасом вскрикнул один из рыцарей короля Джованни, — смотрите! Это султан Мустафа сюда едет! Видите? — Думаешь, я его боюсь? , — вынув саблю, а вместе с ним и все его десятки солдат, Джованни приготовился нанести сокрушительный удар Мустафе. Даже тогда, когда султан Мустафа уже всего ничего от дворца, Джованни и то не отступал. Он браво закричал своим рыцарям: — Храбрецы мои! Не бойтесь! Нанесите же удар по нашему заклятому врагу! Заметив, что Мустафа с янычарами остановился неподалеку от дворца, король Джованни и его солдаты сами бросились к султану. Начинается битва, которой король Джованни так жаждал. Двое монархов встречаются нос к носу. Султан Мустафа был зол на короля Джованни не менее, чем король на султана. Столкнувшись друг с другом, король и султан намеревались показать всю свою силу и мощь, а также злобу, накопленную за эти дни. Мустафа и янычары хладнокровно зарезают венецианцев, ведь они думали, что Мустафа ни на что не способен, а он им уже такой удар нанес, что сам король встал в ступор, стараясь, как только можно, это не показать Мустафе. Но если б султан знал, что венецианцы успели сделать с его гаремом, тогда бы Мустафа выместил все-все свое зло, что было накоплено у него за последние года на Венецию. И тут, когда силы сторон были почти равны, ибо венецианцы тоже расправились со многими турецкими янычарами, готовыми без обдумывания жизнь отдать за султана, двое монархов сталкиваются друг с другом, словно на дуэли. Мустафе повезло, что у него был боевой характер и боевой дух, а Джованни по своей натуре любил пускать слова на ветер и если бы ему кто-то об этом напомнил, король сильно обиделся на него, ведь горькая правда мало кому может понравиться. Джованни и Мустафа еще долго, сидя на лошадях, смотрели друг на друга, и тут, Джованни струсил: он спрыгнул с лошади и мирным голосом произнес: — Я не буду воевать с тобой. Я не хочу с тобой войны. — Да кто ты такой? С какой целью ты солгал мне? Сказал, что направишься в Кютахью меня там ждать, а сам возле моего дворца. Теперь тебе никуда не уйти. Признайся, Джованни, что тебе не победить османов. На такое отважится только последняя тварь. Тебе ясно? Собирай свое войско и вон отсюда. Немедленно! Я жду, пока ты отъедешь. Джованни было некуда деваться. Он поднял с земли саблю, сел на лошадь и дал команду: — Отъезжаем, храбрецы мои. Когда все, казалось бы, утихомиривается, Мустафа, Хызыр-ага и Касым Паша приказывают янычарам вернуться в казармы, а сами направляются ко дворцу, как вдруг, одному из янычар в шею сзади попала стрела, пронзив ее насквозь. Он упал замертво, потом еще один янычар упал, после — еще один. Король Джованни никак не мог остановиться. Он хотел попасть в султана, но с двух попыток ему этого не удалось. Король, хоть и не совсем спокойной душой, но отъезжает. Он был немного спокоен, ибо его радовало, что в гареме его воины успели натворить. Когда Мустафа решил, что беды и война окончены, он и не подозревал, какие расстройства и горя ждут его впереди. В гареме переполох: девушки в общей спальни забились в один угол и бояться и вздохнуть, на полу лежит труп Сельви-хатун, что, проходя мимо, с ахами, увидел Мустафа, Хызыр-ага и Касым Паша. Все они уже были в шоке. На полу валялось двое мертвых венецианцев. У Фахише самый ужасный день в ее жизни. Мало того, что она потеряла ребенка в своем чреве, так еще у нее отняли шехзаде Ибрагима. Госпожа убивалась в истерике, приказав всем выйти. Мустафа подходит к покоям своей фаворитки и видит возле них опечаленную Чаглайан-хатун, спрашивает у нее: — Что с тобой, Чаглайан? А Фахише где? Вообще, что в гареме-то произошло? — Венецианцы напали, насколько я поняла. — А, нечестивцы! Надо было не пожалеть Джованни! А Фахише Султан где? — Госпожа закрылась в своих покоях и велела всем выйти, — рассказала Чаглайан, но Мустафа не понял причину данного поведения: — Почему вдруг? Зачем? — У нее такое страшное горе. Она потеряла ребенка. — О, Аллах, — прошептал Мустафа. — Но это еще не все. У нее отняли шехзаде Ибрагима, — ответила Чаглайан, забыв сказать даже о том, что Фахише, пусть несильно, ранили стрелой. — Как? , — не на шутку разозлился султан, — кто отнял? Венецианцы?! Да как ты могла?! Как ты могла такое допустить?! , — сильно раскричался султан. — Я хотела его спасти, но не успела. — Фахише! , — начал дергать дверь Мустафа, — открой мне дверь! Фахише, это я! В это время убитая горем Фахише лежала на кровати в непонятной позе и шептала про себя: — Поди вон, Мустафа… какой смысл? Ты же все равно не сможешь вернуть утраченного ребенка и Ибрагима… Султану удается выломать дверь, он остается в покоях Фахише до утра, приказав верным стражникам по всему Стамбулу искать шехзаде Ибрагима. Мустафа понимал, что слова тут Фахише вряд ли помогут, поэтому он молча лег на кровать вместе с Фахише и уснул до утра в ее объятиях. Наконец, наступает день. Этой ночью ТопКапы пережил шок. Королю Джованни удалось выманить султана и напасть на дворец. Словно небеса были на стороне короля, ведь Господь не пожелал даже Зинната Пашу оставить во дворце. Возможно, Аллах потребовал семью султана расплатиться за какие-то грехи в прошлом — так думал Мустафа. Султан верил в мистицизм (загадочное, необъяснимое человеческому разуму). Для Фахише Султан наступают черные дни. Она никого не желает видеть, ни с кем не хочет разговаривать. Даже лекарства от депрессии ей не помогают. Но она верила, что самое главное этот удар судьбы вынести, не сломиться. Мустафа заметил, что его успели поджечь его покои. У него пахло паленым, успели сгореть шторы и стол, а еще — почернеть стены. Султан дает приказ о ремонте в покоях.

***

Дворец в Эдирне. Зиннат Паша и Айнур Султан продолжают радоваться жизни в Эдирне. Этим утром они охотятся. И вот, выждав свободную минуту, Айнур заговорила об обном человеке Зиннату: — Может нам пригласить сюда или съездить самим к одной особе? — Ты о ком? , — не понял Зиннат, и Айнур начала кокетливо улыбаться исподлобья: — Да есть тут одна красавица. Моя старшая сестра. Причем и Мустафы она тоже старше. — Ты о Нурсиде Султан? — О ком же еще? Она тоже дочь Гюльшен Султан. — Странно. Гюльшен никогда ее не упоминала. — Потому что она ее не очень любит. А почему именно, я сама не знаю, — и Айнур посмеялась, — но люблю я Нурсиду не меньше, чем Мустафу.