О доброте и сострадании жаб и лягушек

24 марта 1962 года Цюрих «Судьба рода Линторффов зависит от лягушки и слабоумного. Замечательно», — мрачно думал Карл Хайнц фон Линторфф, герцог Витшток, мужчина лет около сорока с чем-то, наблюдая, как его четырехлетний сын в компании своего десятилетнего брата, Карла Марии, безуспешно пытается поймать жабу в пруду. Он вздохнул: младший сын уже пробует командовать старшим, несмотря на то, что сам еще не совсем правильно выговаривает слова. «Я просто не понимаю этого. После рождения Карла Марии я считал, что его болезнь — это моя вина: я слишком стар, чтобы иметь детей. Но рождение Конрада доказало, что причина не в этом. Мальчик очень умен для своего возраста, все его няни говорят об этом в один голос. Почему Марианна его отвергает? Не может же она до сих пор злиться из-за того, что я заставил ее родить его. Конрад делает все, чтобы ей понравиться, и всё же она его так и не полюбила. Карлу Марии никогда не быть Грифоном. Марианне придется с этим смириться. Я дал ей достаточно времени, чтобы взглянуть правде в глаза, но любовь к первенцу затмила ей разум. В Конраде гораздо больше от Линторффов. Марианна должна понять, что Карл Мария слишком слаб, чтобы управлять Орденом. Конрад любит своего старшего брата и позаботится о нем, когда нас не станет». Погрузившись в свои мысли, герцог смотрел на сыновей. Старший брат обнял Конрада, чтобы не дать ему упасть в воду — тот опасно свесился с ветки, упорно высматривая в камышах неуловимую жабу. — Мы принесем хлеб! — решительно заявил Конрад, и герцог мягко улыбнулся. «Скоро ты научишься подкупать людей, сынок». — Зачем? — озадаченно спросил Карл Мария. — Жаба прискачет его есть, и тогда мы ее поймаем, — ответил четырехлетний Конрад, как нечто само собой разумеющееся. Этот короткий разговор помог герцогу убедиться, что он принял правильное решение. * * * Герцог сидел за письменным столом и смотрел на своего Magnus Comendator*, тот глядел на герцога. Молодой юрист, Густав цу Лёвенштайн, был предложен на этот пост отцом герцога, когда тот, уставший и подавленный потерей двух старших сыновей на войне, передавал тридцатилетнему Карлу Хайнцу титул Магистра. Ему, единственному из старшей ветви семьи, удалось выжить. Две другие линии рода Линторффов контролировали его кузены, Герман и Теодобальд. — Полагаю, я нашел подходящего кандидата, мой Грифон, — безапелляционно сказал Лёвенштайн. — Человека лучшего происхождения нам не сыскать. — Я еще не знаю, как герцогиня отреагирует на эту новость. Все же она — Консорт, и может отклонить мое решение. — Официально герцогиню Консортом не назначали. Это незаслуженная честь для женщины. Таких случаев в истории Ордена мало, всего два. Нужно оставить на этом месте Сен-Клода или выбрать кого-нибудь другого. Для воспитания детей мужчина подходит лучше, чем женщина. Они слишком чувствительны, чтобы вырастить настоящего лидера, — кисло проговорил Лёвенштайн. — Моя собственная мать была прекрасным воспитателем, и я вроде бы неплохо справляюсь со своими обязанностями, — рыкнул Карл Хайнц, раздраженный тем, что его решение снова открыто обсуждается в Совете. — Да, мой друг, но хотя ваша мать была прекрасной женой, вас вырастил по большей части ваш наставник, а не она. Женщины должны заниматься девочками, так было всегда. В этом вопросе я полностью согласен со спартанцами. Марианна лишь придумывает отговорки и оправдывает недостатки вашего наследника. Мы, мужчины, смотрим на вещи шире, и мы более рациональны, чем женщины. — Моя жена будет возмущена. — Так решил Совет, мой друг. — За ее спиной. И моей. — Это была неформальная встреча. Но решение принято единогласно: Карл Мария должен выбыть из линии правопреемства по известным вам причинам. Врачи высказались предельно ясно. — Да, — печально согласился Карл Хайнц. — Мы подождем, пока юный Конрад станет немного старше, и объявим его вашим преемником. В противном случае следующим Грифоном может стать Георг фон Линторфф: Теодобальд за вашей спиной продвигает кандидатуру сына, и, боюсь, что эта идея начинает находить сторонников. — Теодобальд — никчемный человек! Он даже не был на войне! — Он был слишком болен, чтобы пригодиться на поле боя, но он хотел быть там, — с ухмылкой сказал Лёвенштайн. — Можете себе представить полуслепого снайпера? — Он бы не протянул и двух часов в Сталинграде, — пробормотал Карл Хайнц. — Ассоциаты не будут его слушать. — Возможно, но не факт. — Кто этот новый наставник, которого вы хотите привести? У Конрада уже есть немецкая няня и учителя английского и русского. — Нам надо будет через год-два отпустить няню. Мальчику уже четыре года, и этот человек, как его наставник, заменит ее. Учителей оставим. — Хорошо, — пробормотал герцог, страдая от унижения — ему сейчас будут объяснять, как управлять собственным домом. — Фридерих Элзэссер… — Фридерих? — переспросил Карл Хайнц. — Принц Фридерих Август Элзэссер фон Габсбург-Кассель. Его отец настаивал, чтобы мальчика назвали старой формой имени. — Габсбург-Кассель? — Будем надеяться, что ландграф не пошлет на нас швабскую армию, если его любимый внук останется недоволен условиями труда, — пошутил Густав. — Его отец владел землями в Богемии, но при коммунистах они были потеряны. Семье дали полчаса, чтобы освободить дом, потом начали стрелять. Его отец отказался уходить, а мать смогла сбежать и увезла принца и двух его сестер в Австрию. Мальчик до двенадцати лет жил в Зальцбурге, и Тевтонский орден заплатил за его образование в иезуитской семинарии в Вене. Он — истовый католик и желает присоединиться к иезуитам. Прекрасный учитель, преподает в их школе, говорит на четырех языках и имеет степень по теологии. — Сколько же ему лет? — удивленно спросил Карл Хайнц: если этот человек был ребенком во время войны, то ему не может быть больше двадцати пяти. — Двадцать два или двадцать три. — Как у него в столь юном возрасте может быть степень? — Он с детства демонстрировал невероятный интеллект, поэтому Тевтонский орден и платил за его обучение. Как вы знаете, они использовали все оставшиеся ресурсы на образование детей независимо от конгрегации** ученика. Я говорил с ним, и он принял предложение. Он будет здесь через неделю. У этого молодого человека прекрасные рекомендации. — Он член Ордена? — Его отец, как представитель австрийской знати, был младшим членом, но принц желает жить по нашим законам. Он практически один из нас, не говоря уж о том, что знатнее всех нас. — Разумеется, — пробормотал Карл Хайнц. “Uradel.” *** — Скоро нам всем придется входить через черный ход, мой друг, — пошутил Густав, вспомнив надпись на двери деда герцога в Густрове. «Все пришло в упадок. Иногда я сомневаюсь, не приснилась ли нам прежняя жизнь», - промелькнуло у него в голове. — Мой отец будет счастлив узнать, что один из Габсбург-Касселей согласился стать воспитателем Конрада. — Как себя чувствует герцог? — Его состояние улучшилось, но он до сих пор отказывается нас навестить. Предпочитает оставаться в Вадуце — путешествие может оказаться для него трудным испытанием. Я думаю взять с собой летом Конрада и съездить к нему, но если у нас будет новый наставник, мы можем все вместе навестить его. — Да, это стоит сделать. Бывший Грифон заслуживает глубочайшего уважения. * * * Всё еще недовольный тем, что Совет практически навязал ему нового воспитателя, Карл Хайнц ждал его у себя в банке. Герцог решил встретиться с молодым человеком здесь, ему хотелось сначала удостовериться, что тот точно подойдет, а потом уже представить его жене. Очевидно, что раз выбор Совета пал на представителя старейшей знати, происходящего из семьи курфюрстов**** и императоров, советники ожидают, что Карл Хайнц назовет молодого человека Консортом и покончит с постоянными претензиями Марианны. Если бы она не так… настойчиво поднимала вопрос о приеме женщин в Орден, ассоциаты в конце концов одобрили бы ее кандидатуру. Но Марианна постоянно ругалась с ними и в лицо называла динозаврами. Эта женщина ничего не знает о дипломатии! Перемены нужны, но они требуют времени. Осторожный стук в дверь означал появление его секретарши; Карл Хайнц отложил документы и прочистил горло. Она вошла в кабинет в сопровождении высокого молодого человека с аристократическими манерами, излучавшего явственную ауру властности. В отличие от своих сверстников, предпочитающих неформальный стиль, Фридрих Элзэссер был одет в темно-коричневый, приталенного кроя костюм с жилетом в тон; шляпа его более уместно выглядела бы у банкира, чем у учителя. Карла Хайнца поразил цвет его глаз — глубокая синева, резко контрастирующая с темно-каштановыми волосами. Молодой человек остановился посередине кабинета, ожидая, когда секретарша представит его, но Карл Хайнц поднялся из кресла и протянул ему руку со словами: — Добро пожаловать в Цюрих, принц. — Благодарю вас, мой герцог, — мягким баритоном ответил Фридрих, пожимая ему руку. — Я предпочитаю не пользоваться титулом, поскольку я всего лишь священнослужитель. — Очень хорошо, мистер Элзэссер, — ответил Карл Хайнц, чувствуя смущение, но не понимая, что именно его вызвало. Столь знатное происхождение гостя? Его природное изящество? «Стоп. Не думать об этом. Это было всего один раз и только потому, что мы находились в чрезвычайных обстоятельствах!» — отругал он себя за непрошеное воспоминание о голубых глазах совсем другого человека. — Спасибо, сэр. Я оставил прежнюю жизнь позади, когда принял свои обеты, — сказал Фридрих. — Мой духовный наставник направил меня сюда, ибо нам не дано знать замыслов Господа. — Да, конечно. Мы все лишь Его слуги, — механически ответил Карл Хайнц, всё еще пребывая в растерянности. — Для меня будет честью служить Ему, воспитывая вашего сына, — спокойно сказал Фридрих. Совсем иначе он вел себя неделю назад в кабинете своего духовника, услышав, чего от него ждут: он сядет на поезд и поедет в Цюрих, чтобы стать новым воспитателем Конрада фон Линторффа. Фридрих не смог сдержать гнев, когда понял, что придется отказаться от своей мечты — учиться и самосовершенствоваться в Ордене Иезуитов. «Сын мой, — сказал духовник, — мы не можем упустить такую возможность. Ты отправишься туда и воспитаешь из следующего Магистра достойного слугу нашей матери Церкви». — Я прочитал ваше резюме, мистер Элзэссер, — сказал Карл Хайнц, передвигая стопки документов на столе, чтобы скрыть овладевшую им непонятную нервозность, — а также несколько работ, написанных в семинарии, в которых вы демонстрируете исключительную эрудицию. — Я специализировался в патристике*****, изучал писания Святых Апостолов, в основном Святого Игнатия Антиохийского и Святого Поликарпа Смирнского, сэр. — В вашем резюме сказано, что два года назад вы закончили Католико-богословский факультет университета в Инсбруке. — Да, я поступил туда в шестнадцать лет, сэр. Также у меня есть степень бакалавра по дисциплине «Католическое религиозное образование». — Я так понимаю, вы бегло говорите по-французски, по-английски, на латыни и греческом. — В последних двух я не достиг высокого уровня. — Но если вы специализируетесь в патристике, и ваши работы, как я убедился, обладают невероятной глубиной, тогда вы… — Я могу переводить документы на приемлемую латынь, но это всё, — твердо сказал Фридрих. — С греческим у меня лучше, — признался он, не выдержав похвал герцога. — Я изучал оба языка в надежде стать полезным моему Ордену. — Наш Орден тоже нуждается в подобных знаниях, мистер Элзэссер. — Да, Магистр. Я желаю служить его идеалам, как это делал мой отец. — Поддержка, которую мы оказываем Церкви, не так заметна, как вклад других конгрегаций, но она не менее важна. — Для меня будет честью оказать Ордену любую помощь. — Мой младший сын, Конрад Мария Ульрих, способный ребенок, но, вместе с тем, ему нужна твердая и заботливая рука. Энергичность Конрада бывает утомительна для герцогини, во избежание катастрофы в доме его необходимо всё время чем-то занимать. По утрам у него уроки русского и английского, и я думаю, он уже сам научился писать несколько слов и цифры. — Он не посещает школу? — Нет. Я бы предпочел, чтобы начальное образование ему дали дома, по швейцарской системе. Думаю, он достигнет большего с домашним учителем, чем сидя в классе. — Он будет заниматься вместе с братом? — Нет, — сухо ответил Карл Хайнц. — Герцогиня предпочитает, чтобы наш старший сын ходил в школу. — Почему у вас разный подход к вашим сыновьям, сэр? — Образование Конрада — целиком моя ответственность. Его мать предпочитает, чтобы о нем заботился я, — отвечал Карл Хайнц, стыдясь того, что его неудачный брак выставлен на обозрение. — Князь цу Лёвенштайн объяснил мне, что ваша супруга, как леди Консорт, персонально отвечает за образование ваших наследников. Я не хотел бы переступать границы. «Типичный иезуит. Сразу же обозначил пределы», — подумал Карл Хайнц. — Нет, Конрад будет под вашей ответственностью, и отчитываться вы должны только мне. Вы будете выбирать ему учителей и решать, как лучше его обучать. Он иногда довольно упрям, но это у него от Линторффов. Его образование должно быть немецким или европейским, необходимо исключить влияние всех этих новаций, которые американцы пытаются нам продать. — Понимаю, герцог. — Думаю, будет хорошо, если вы сразу познакомитесь со своим учеником. Мы поедем вместе, — объявил Карл Хайнц, и Фридрих удивленно посмотрел на него. — Вас рекомендовал Совет, и то, что я прочитал и увидел сейчас, удовлетворяет моим требованиям. Для меня будет честью, если член дома Габсбург-Кассель согласится стать наставником моего сына. — Это честь для меня, что Его Светлость принял мою кандидатуру на такую важную позицию, — чопорно отвечал Фридрих. — Прошу вас, считайте меня простым учителем. Я взял пожизненный обет бедности, безбрачия, послушания и намерен держать его до рукоположения.****** Учительство — всего лишь пауза в моей церковной карьере. *** Фридрих с тайным благоговением смотрел на возрожденный замок, больше похожий на крепость, чем на одну из тех резиденций знати, какие он видел раньше. Во внутреннем дворе росло всего два маленьких деревца, а стены только ещё начинал оплетать плющ. — Надеюсь, что когда-нибудь плющ разрастется настолько, что скроет эти камни. Они выглядят несколько угнетающе, — прокомментировал Карл Хайнц. — У вас прекрасный дом, сэр, — искренне заверил его Фридрих. — Мы купили его, можно сказать, в руинах и перестраивали почти семь лет, с задержками и проблемами, — устало сказал Карл Хайнц. — Конрад родился здесь. Я сейчас представлю вас герцогине. А это Йоахим, старший дворецкий. Если вам что-нибудь потребуется, обращайтесь к нему. — Спасибо, сэр, — ответил Фридрих и кивнул старику, принимающему у них пальто и шляпы. — Где моя жена? — бесстрастно спросил Карл Хайнц. — Герцогиня этим утром взяла «Дуйзенберг» и уехала в Вену, навестить мать, Ваша Светлость, — смущенно сказал дворецкий. — Принц сопровождает ее. — Обоих мальчиков нет? — удивленно спросил герцог. «Проклятая женщина, я же говорил ей, что сегодня приезжает новый наставник». — Младший принц у пруда с няней, — коротко ответил дворецкий, глядя, как его хозяин буквально за секунду достиг точки кипения. — Очень хорошо, Йоахим, — рявкнул тот. — Ребенок готов? — Готов, сэр? — Одет, умыт? Дворецкий побледнел, поскольку ничего об этом не знал, и герцогиня не упоминала о новом наставнике. Совершенно ясно, что молодой человек останется в замке, а для него ничего не приготовлено. — Если Его Светлость не возражает, я бы хотел встретиться с принцем без лишних церемоний, — осторожно вмешался Фридрих. — Он лучше примет меня, если его обычное времяпрепровождение не будет нарушено. — Разумеется, мистер Элзэссер, — дружелюбно сказал Карл Хайнц, бросив грозный взгляд на струхнувшего дворецкого. — Прошу прощения, что герцогиня не смогла встретить вас. — Уверен, что у Её Светлости важные семейные дела, сэр, — мягко сказал Фридрих, щадя уязвленную гордость герцога. — Можно ли поселить меня недалеко от комнаты принца? — спросил он дворецкого, и старик обрадовался, поскольку рядом с детской как раз пустовала комната. * * * Мальчик был явно не в духе. Во-первых, за завтраком его мать не обращала на него внимания, рассказывая историю Карлу Марии. Во-вторых, собаку на его абсолютно понятном рисунке она назвала лошадью. В-третьих, она взяла самую большую машину и уехала на несколько дней, оставив его дома. Одного. Его няня пыталась с ним поиграть, но он игнорировал ее, так что она в конце концов решила отвести его гулять в лес, обычно там настроение у Конрада улучшалось. Тяжелое утро со своим подопечным, его капризы совершенно измотали няню. Внимательно наблюдая за мальчиком, она присела на скамейку у пруда и устало вздохнула. По крайней мере, юный Конрад сейчас занят кормлением уток и лягушек, и, если повезет, после прогулки он поужинает и без возражений отправится спать. Она крикнула ребенку, чтобы сильно не пачкался, вздохнула еще раз и открыла книжку. «Ого, вот это красавчик!» — подумала она, увидев высокого темноволосого голубоглазого юношу, который вместе с герцогом шел к пруду. Вскочив со скамейки, она сделала реверанс своему хозяину, тот в ответ лишь холодно взглянул на нее. Карл Хайнц чувствовал необъяснимое раздражение оттого, что эта женщина буквально пожирала глазами молодого учителя. — Мисс Берхарт, оставьте нас, пожалуйста, — сказал он ей, повернулся и увидел, как его наследник прыгает прямо в грязь за лягушкой, воспользовавшись тем, что животное на секунду отвлеклось. «Всё-таки ты ее поймал, — одобрительно подумал Карл Хайнц, — но успех не спасет тебя от выговора и мытья». — Конрад, подойди сюда, — велел он, и ребенок бросился к нему, мокрый и грязный, но со счастливой улыбкой. Он хотел продемонстрировать свое сокровище, но строгий взгляд герцога заставил его замереть на приличном расстоянии от отца и стоящего рядом с ним незнакомца. — Мистер Элзэссер, это мой сын Конрад. Он будет вашим учеником. Стой ровно, мальчик, — сказал он, и Конрад немедленно выпрямился. Фридрих тепло улыбнулся, и его улыбка стала для Карла Хайнца неожиданностью, поскольку после короткого разговора в банке у него сложилось впечатление, что молодой человек холоден, как айсберг. — Это у тебя там, в кармане, лягушка или жаба? — ласково спросил новый учитель, и Конрад вспыхнул. — Когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас, моим сестрам приходилось ловить их для меня. Ты сам ее поймал? — Да, сэр, — пробормотал он. — Весьма впечатляюще. — Спасибо, сэр. — А вот твой внешний вид не так впечатляющ, — заметил Фридрих, глядя на ноги мальчика, покрытые грязью, и его свитер, в котором застряли сухие листья. — Я могу вымыться, сэр, — поспешно сказал Конрад. — Было бы очень любезно с твоей стороны. Найди свою няню и попроси ее тебе помочь. Увидимся через час, ты покажешь мне свои рисунки и расскажешь, чем занимаешься с учителями, — безапелляционно сказал Фридрих. — Отпусти животное обратно в пруд. До завтра оно никуда не денется. Конрад улыбнулся, бросил жабу в воду и побежал со всех ног, пока его отец с трепетом взирал на учителя. — Должен сказать, мистер Элзэссер, что Конрад бывает немного упрям, и мытье не относится к его любимым занятиям. — Детям нужна ласковая, но твердая рука, мой герцог, — сказал Фридрих, снова обретая прежнюю холодность, и Карл Хайнц почувствовал себя неуютно. «Отчего я так волнуюсь? Он всего лишь учитель». — Не вернуться ли нам в дом? «Дом», не «замок», как все слуги называют эту громадину. Ну, разумеется. Uradel». — Да, конечно, — ответил герцог и сглотнул, когда молодой человек встретился с ним глазами. — Не хотите ли выпить со мной чаю? Конраду потребуется некоторое время, чтобы отскрести всю эту грязь. — Это верно, — ответил Фридрих, и на секунду его глаза потеплели, заставив Карла Хайнца забыть обо всем. «Все дело в их цвете, — сказал он себе, когда на лице молодого человека отразилось недоумение оттого, что собеседник пялится на него, как идиот. — Очень необычный цвет». * * * 4 апреля 1962 года Наблюдение за тем, как его сын по утрам занимается с новым учителем, стало источником тайного и стыдного удовольствия для Карла Хайнца. Ребенок без жалоб принял твердую дисциплину, установленную молодым наставником, и определенно был счастлив, что кто-то уделяет ему так много внимания. Его серьезное лицо, в то время как его карандаш обводил элегантные буквы, намеченные учителем, будило в герцоге такие чувства, которые, как он считал, навсегда умерли в Сталинграде. Карл Хайнц всегда гордился любознательной натурой Конрада, но не умел этого показать. Слишком много раз он видел, как гибнут под огнем врага или его собственными выстрелами женщины и дети, и он научился ни к кому не привязываться. «Может быть, поэтому я и выбрал Марианну вместо того, чтобы остаться холостяком. Мне известно, что она никогда не любила меня, я даже никогда ей не нравился, но она была красива и соответствующим образом воспитана. Обзаведение наследниками стало самой идиотской затеей в моей жизни. Это все моя вина. Любовь к мужчине в итоге испортила мое семя, и за это расплачивается Карл Мария. Лучше бы я тогда упал в снег и заснул навсегда. Многие погибли, а ведь у них были настоящие причины вернуться с войны — их кто-то ждал, или же у них оставалась воля к жизни. Однако обязанность продолжать род выпала мне. Почему выжил я, а не мои братья? У них были семьи, а у меня — лишь желания, которых не выскажешь вслух. Я отвратителен. Марианна — такая юная, почти девочка, мечтающая стать королевой, и я — старик с горечью в душе. В том возрасте, в котором этот учитель только начинает жизнь, меня отправили на фронт. Никто не знал, куда меня приткнуть, так как я не был офицером. Снайпер. Никто не заплачет, если снайпер погибнет, и почему кто-то должен плакать? Мы сбиваем цели, а не людей. При других обстоятельствах таких, как мы, нужно уничтожать ради общественного блага». Он стоял на пороге маленькой классной комнаты и смотрел, как учитель осторожно направляет руку его сына и говорит ему, что сейчас они будут раскрашивать рисунки. — Как ты посмел?! — гневно прошептала Марианна, хватая Карла Хайнца за локоть. Волоски на шее стали дыбом, все тело Карла Хайнца мгновенно напряглось, готовясь напасть на того, кто прикоснулся к нему без предупреждения. Его недовольный взгляд не подействовал на нее, она вцепилась в него еще сильней. «Успокойся, это было двадцать лет назад». — С возвращением, Марианна. Не хочешь поздороваться со своим сыном? — едко спросил он. — В библиотеку! — прошипела она, и Карл Хайнц взглянул в сторону учителя, который, нарушая правила этикета, делал вид, будто не замечает их, изо всех сил стараясь отвлечь ребенка рисованием. Не говоря ни слова, Карл Хайнц пошел прочь, проигнорировал поклонившуюся ему горничную, большими шагами пересек солнечную, недавно построенную галерею, не заботясь о том, успевает за ним жена или нет. Он нетерпеливо подождал ее у входа в библиотеку, придерживая дверь, захлопнув ее, как только Марианна вошла. — Твое отношение к Конраду просто непостижимо, Марианна. Уверен, он скучал по тебе эти дни, а ты даже не поздоровалась с ним. — Ты тоже забыл поздороваться с твоим наследником, Карл Хайнц. — Он больше не наследник. Запомни это раз и навсегда, жена. — Карл Мария — твой первенец! — Я с этим не спорю. Я лишь сомневаюсь в его способности управлять. — Он — чудесный мальчик, а ты отказался от него ради другого! — У этого «другого» есть имя, женщина! — рявкнул герцог. — Конрад Мария Ульрих, как у твоего отца. — Это оскорбление, и я разоблачу твои махинации! — Думаешь, это было мое решение? Совет высказался еще четыре года назад! Карл Мария не подходит для роли Магистра! Он практически имбецил! — Он не имбецил! — Марианна, врачи тестировали его несколько раз! Считай, повезло, что Совет дал нам второй шанс с Конрадом. Мы должны благодарить Бога. — Бог тут не причем! Это всё твои врачи! Врачи, которые расшаркиваются перед Орденом! — закричала она в ответ. — Зачем здесь тот человек? — Новый учитель? Видимо, чтобы учить, — невинно ответил Карл Хайнц и, подойдя к своему столу, подождал, пока жена сядет. — У него очень хорошие рекомендации, и Конрад беспрекословно его слушается. — Только по этой причине? — скептически спросила она. — Разумеется. — Чтобы учить четырехлетнего болвана, тебе непременно нужен Габсбург? — Он — Габсбург-Кассель, дорогая. Его выбрал Совет. Лёвенштайн и Сен-Клод расшаркиваются перед ним. — Он здесь, чтобы заменить меня! Думаешь, я безмозглая девчонка? Он еще и чертов иезуит в придачу! — Следи за своим языком, Марианна. — Я прекрасно понимаю, что Совет хочет от меня избавиться, но хорошенько запомни, Карл Хайнц, я этого не позволю. — Марианна, как я уже говорил, если Совет настроен против тебя, я ничего не могу сделать. У них голосов больше, чем у меня. Они желают дать тебе уйти без эксцессов. Тебе не следовало… раздражать их, требуя принимать в Орден женщин. Существуют традиции, которые даже я обязан уважать. — Женщины достаточно хороши, чтобы делать ваши танки, но не достаточно хороши, чтобы управлять наравне с вами? — выплюнула она, едва сдерживая презрение. — От тебя, как от моего Консорта, требуется только заниматься образованием следующего Грифона. Больше ничего. Оставь политику Совету, дорогая. — Я высший член Совета. Не забывай об этом! — Я уважаю тебя, жена, и назвал тебя моим Консортом, даровав привилегию принимать участие в наших собраниях, в знак моей любви к тебе. — Твоей любви… — пренебрежительно бросила герцогиня. — Ты так сильно любишь меня, что отрекся от моего сына в ту минуту, как он стал тебе бесполезен. — Это было не мое решение, ты же присутствовала там! — Карл Хайнц впервые повысил голос. — Я защищал его изо всех сил, но обстоятельства слишком очевидны. Твой второй сын имеет шанс, если все хорошо сложится с этим человеком. Иначе все отойдет Герману или старшему сыну Теодобальда. — Ладно, передай титул им! Почему ты выделяешь одного сына в ущерб другому? — Кто бы говорил, Марианна. Ты не должна наказывать Конрада за мои грехи. Я никогда не хотел обидеть тебя, но ты не оставила мне выбора. Твоя единственная обязанность, как моей жены, обеспечить меня наследником. — Ты — чудовище. Ты принуждал меня, пока не получил своего драгоценного отпрыска, — с глухой ненавистью сказала она, и он опустил глаза, устыдившись того, что делал с ней. Поверив, что снова взяла над мужем верх, она потребовала: — Уволь его. — Я не могу, — прошептал он. — Это нужно Конраду, я не могу, Марианна. Он останется. — Надеюсь, ты сгоришь в аду за то, что со мной делал. — Я просил прощения много раз, все эти годы, Марианна. Бог простил меня, почему ты не можешь? — Я никогда не прощу тебя, монстр. Ты заставил меня вынашивать этого ребенка, а сейчас хочешь избавиться от первенца и жены в угоду своему драгоценному Ордену. — Марианна, это был единственный способ. Прости мой грех, молю тебя. — Никакая женщина не простила бы такого. Ты пренебрегаешь моим сыном, используя своего младшего против нас. — Марианна, от меня тут ничего не зависит. Карл Мария выбыл из линии преемства. Я позабочусь о его будущем, но, если Господу будет угодно, следующим Грифоном станет Конрад. * * * Быстрый обмен репликами между герцогом и герцогиней оставил у Фридриха металлический привкус во рту. Он заставил себя сосредоточиться на мальчике, который с большим трудом пытался скрыть наворачивающиеся на глаза слезы из-за того, что его мать не поцеловала его и не проявила к нему никакого интереса. — Думаю, эта корова отлично получилась, — мягко сказал Фридрих, надеясь привлечь внимание своего ученика. — Мы вместе напишем ее имя. — Чернилами? — Чернила будут немного попозже, Конрад. Они для шестилетних детей. Мне не позволяли писать чернилами до семи, — с улыбкой сказал Фридрих. — Попробуем красным карандашом, если хочешь. — Можно подарить его маме? — спросил Конрад. Фридрих не знал, что ему ответить. — Давай сначала закончим его, а там посмотрим. Через полчаса придет мистер Коротков. Фридрих удивился, когда дверь вдруг резко отлетела в сторону, и, не дожидаясь разрешения войти, в комнату с криком «Конрад!» ворвался мальчик с каштановыми волосами. Его обычно воспитанный ученик вскочил со стула и бросился обниматься с братом, забыв, что Фридрих еще здесь. Брат Конрада едва не уронил его, когда попытался поднять, но младшего мальчика, похоже, не волновало, что у него назавтра будет синяк на левой руке от удара о край стола. Фридрих поднялся. Было очень важно, чтобы его ученик осознал, что сейчас его учебное время, и здесь классная комната, а не площадка для игр. — Вы всегда входите в комнату к старшим таким образом, молодой человек? — очень холодно спросил он, и Карл Мария замер. — Я хотел увидеть своего брата. Мы уезжали к бабушке, — ответил мальчик, и Фридрих удивился, почему Карл Мария не так хорошо произносит слова, как его младший брат, словно испытывая затруднения с формулированием предложений. — Сейчас у Конрада время занятий, и тебе тоже полагается заниматься. Возвращайся через два часа и сможешь увидеться с ним. — Я хочу сейчас, — упрямо буркнул Карл, и Конрад стиснул его руку. — Пожалуйста, выйди, — сухо сказал Фридрих, его глаза приобрели стальной оттенок. — Я буду ждать от тебя извинений за вторжение на мои занятия. — Вы не можете меня выгнать! — закричал мальчик, но Фридрих просто взял и аккуратно, но решительно вывел его из комнаты и закрыл дверь. Конрад, открыв рот, смотрел, как его обычно мягкий учитель продемонстрировал свою власть, но скандалить не посмел. Сглотнув, он вернулся на место и взял красный карандаш, чтобы написать свое имя над рисунком. Занятия продолжались, пока не пришел учитель русского, старик с такими же манерами, как у Фридриха. Учитель просто кивнул ему и стал говорить по-русски, показывая ребенку карточки, чтобы тот правильно запоминал названия животных. Осторожно постучав в дверь, появилась няня и попросила Фридриха пойти вместе с ней к герцогине. — Мистер Элзэссер, должна вам сказать, что Её Светлость очень сердита на вас. Вам не полагается выгонять принца из комнаты, — сказала она, пока они быстро шли коридорами. — Сколько лет этому ребенку? — Десять, сэр. — Он достаточно взрослый, чтобы знать, как постучаться в дверь. У Конрада с этим проблем нет, и он знает, что надо ждать своей очереди, чтобы заговорить. Это минимум того, что следует требовать от мальчиков. — Принц не такой, как его брат, сэр, — коротко сказала она. — Вы должны быть с ним очень терпеливы. Ему требуется некоторое время, чтобы что-то усвоить. Фридрих взглянул на нее, и она выразительно подняла брови. — Очень много времени, — со значением сказала она. — Я понимаю, но в десять лет он уже должен понимать, что такое учебные занятия. Он ходит в школу? — Да, ходит, но герцогиня не хочет, чтобы мы делали ему замечания. — Герцог сказал, что я должен одергивать Конрада каждый раз, когда он этого заслуживает. — Мистер Элзэссер, если бы Их Светлости стали разводиться, для них не было бы проблемой поделить детей, — очень серьезно ответила няня, и Фридрих уставился на нее. — За Конрада отвечает его отец, а теперь и вы. Она постучала в дверь миниатюрными пальчиками и открыла ее, чтобы впустить Фридриха в небольшую гостиную, где за столом сидела разъяренная Марианна. Зная, что хозяйка в плохом настроении, няня поспешила исчезнуть, чтобы успеть позвать герцога до того, как герцогиня успеет уволить симпатичного учителя. Марианна устремила голубые глаза на высокого австрийца, гордо стоящего посередине ее комнаты, одетого почти как священник. Черты лица его поражали красотой, его легче было представить развлекающимся на званом вечере в Монте-Карло, чем изучающим богословие в семинарии. — Я — Марианна фон Лихтенштайн, — сказала она, использовав свою девичью фамилию. — Счастлив наконец с вами познакомиться, Ваша Светлость, — отвечал Фридрих. — Как я говорил Его Светлости, моя предварительная оценка способностей ребенка положительная. Считаю, что ему следует увеличить учебные часы и поставить перед ним более сложные задачи. — Я позвала вас не для того, чтобы говорить о Конраде. Утром вы выгнали моего сына из детской, это так? — Я попросил принца выйти из классной комнаты, мадам. — У вас нет полномочий отдавать ему приказы. По положению он выше вас, — заносчиво заявила Марианна, и гнев Фридриха едва не выплеснулся наружу. — Вы всего лишь учитель, — выплюнула она. — Совершенно верно, мадам, я — учитель, и потому ожидаю, что мои занятия будут уважать. Принцу стоило постучаться, прежде чем войти в комнату. Это основной социальный навык, — добавил он, не впечатлившись ее яростным взглядом. «Вот наша мать могла быть действительно ужасной, а эта женщина лает, но не кусается». — Вы смеете указывать мне, как воспитывать сына? — неверяще спросила Марианна. — Я бы не осмелился давать вам советы, мадам. — Я больше не потерплю никакого нарушения субординации с вашей стороны. Если мой сын хочет видеть своего брата, вы должны отойти в сторону, или будете уволены. Конраду всего четыре, и, честно говоря, ему не нужен учитель. — Герцогу следовало поговорить об этом со мной, — сказал Фридрих, повышая голос, злясь, что она обращается с ним, как с простым слугой. — Я его мать, и имею безусловное право решать вопросы выбора учителей в этом доме, — разгневанно крикнула она, и Фридрих снова подивился, отчего она так на него сердится. — Марианна, — прервал их герцог, — Его Высочество любезно согласился поделиться своими знаниями с нашим сыном. Совет и я поддерживаем любое его решение относительно Конрада. Фридрих опустил глаза, донельзя смущенный тем, что ему снова напомнили про его титул, источник суетного тщеславия — одну из тех вещей, которые, как он надеялся, остались в прошлом. Никогда еще он не чувствовал себя так неуютно. Его резкие слова, брошенные герцогине, продемонстрировали его собственную гордыню, которую он так и не обуздал. Ему стало стыдно за новый срыв. — Карлу Марии следует уяснить, что Конрад теперь будет заниматься, и что принц фон Габсбург-Кассель заслуживает всяческого уважения, как человек старше и выше по положению, — предупреждающе сказал Карл Хайнц. Марианна гневно сверкнула на него глазами. — Прошу прощения, Ваша Светлость, — вмешался Фридрих. — Я хотел бы вернуться к своей работе. — Да, разумеется, — любезно сказал Карл Хайнц и заметил, что молодой человек поклонился его жене, но она была слишком разгневана, чтобы обратить на это внимание. Подождав, пока Фридрих выйдет, герцог повернулся к жене. — Марианна, если я когда-нибудь услышу жалобы от него на твои манеры, я не колеблясь отправлю тебя обратно в Вену. Этот человек — возможность для нашего младшего сына стать Магистром. Не хочу, чтобы он упустил свой шанс из-за твоих капризов. Следи за Карлом Марией получше, или я отправлю его в специальное заведение, как рекомендовали врачи. * * * Фридриху пришлось спрятать улыбку, когда он заметил, что Конрад, хотя ему не разрешали пользоваться ножом, тщательно следит, как учитель пользуется вилкой. Мальчик нахмурился, пытаясь справиться с тяжелым серебряным прибором, слишком большим для его ладошки, и еда, которую он подцепил, упала обратно на тарелку. — Это сложно — держать ее за самый конец, — дружелюбно заметил Фридрих. — Попробуй сначала держать ее за середину. Он поправил вилку в руке у воспитанника. Конрад благодарно улыбнулся и стал молча есть, как его учили. В комнату вошел герцог вместе со старшим сыном. Увидев их, Фридрих встал, Конрад поднялся вслед за ним. Карл Мария испуганно сглотнул, подходя к Фридриху. — Я прошу прощения за свое поведение этим утром, мистер Элзэссер, — сконфуженно проговорил он. — Всё забыто. Не хочешь ли пообедать вместе с братом? — приветливо спросил Фридрих. — Потом можете поиграть во дворе. — Спасибо, сэр. «У нас постепенно укореняется австрийский церемониал», — подумал герцог, заметив, что застольные манеры его младшего сына улучшились. Но он молчал, пока Фридрих не попросил его поговорить наедине. — Мой герцог, я благодарен вам за вмешательство, но предпочитаю, чтобы в будущем мои титулы не упоминались, и со мной не обращались, как с аристократом. Я всего лишь студент-теолог. Империя пала до того, как я родился. — Это всего лишь способ выразить наше уважение к вам, мистер Элзэссер. — Мне хочется, чтобы люди уважали меня за то, кто я есть, а не за то, в какой семье я родился. — Очень хорошо, если вы разрешаете мне считать себя равным вам, вероятно, мы могли бы называть друг друга по имени, — предложил герцог. — Это будет честью для меня, Карл Хайнц, — немного нервно сказал Фридрих. — Дело в том, что по фамилии меня называли только мои учителя. — Тогда увидимся за ужином, Фридрих, — с полуулыбкой ответил Карл Хайнц. — Марианна к тому времени должна успокоиться. — Это еще одна вещь, о которой я хотел вас попросить, — мягко сказал Фридрих. — Я ценю ваше общество, но ужин, когда у вас гости, слишком светское мероприятие для меня, сэр. Карл Хайнц почувствовал досаду — от предыдущих ужинов, на которых присутствовал Фридрих, герцог получил большое удовольствие. Он был рад избавиться от жены и ее постоянной потребности развлекать гостей. Марианна всегда хотела, чтобы он устраивал больше приемов, чем необходимо. — Я буду скучать по вашему обществу, — медленно проговорил он, глядя на молодого человека, который отвел глаза. «Не говоря уже о приятных и умных беседах». — Я тоже, но так будет лучше. Я не вхожу в Совет, и я всего лишь учитель. — Надеюсь, что вы будете не против ужинать со мной в отсутствие Марианны. Она довольно часто путешествует, — сказал Карл Хайнц. — Хотя вы и не в Совете, но было бы хорошо, если бы мы могли сотрудничать и стали друзьями. Ради Конрада, — добавил он, предлагая ненужное оправдание своей просьбе, словно испытывал вину. — Да, конечно. Но сейчас мне надо вернуться к своим обязанностям. Герцог смотрел вслед удаляющемуся по коридору Фридриху и чувствовал опустошение. «Только не снова, Боже, пожалуйста, только не снова!» — про себя взмолился он, когда наконец осознал причину своей тоски. Он опять влюбился в мужчину, но на этот раз его крепнущее влечение к молодому учителю нельзя было оправдать чрезвычайными обстоятельствами военного времени. __________________ Примечания переводчика * Названия руководящих позиций в Ордене, скорее всего, позаимствованы автором у Тевтонского ордена. В одном из постов в своем блоге автор дал разъяснения, кто есть кто в Ордене. Глава Ордена — Hochmeister = дословно «Высокий мастер», у нас принято переводить как «Магистр» или «Гроссмейстер». В 1962 г им был Карл Хайнц фон Линторфф, после него главой Ордена стал Конрад. Magnus Commendator — Великий коммендатор, заместитель Магистра. В 2008 году, на момент окончания первой книги, эту должность занимал Фердинанд фон Кляйст. Summus Marescalcus или Großkomtur — «фельдмаршал», «Высший комтур», отвечает в Ордене за военные вопросы. Вся территория, подконтрольная Ордену, делится на округа-комтурства, и комтуры округов починяются Высшему комтуру. В 2008 году Высшим комтуром был Горан Павичевич. Коллегиальным органом управления Орденом является Совет (Council). В 2008 году в него входили: Михаэль Делер (Секретарь Совета), Младик Павичевич, Адольф цу Лёвенштайн (заменил своего отца), Альберт фон Линторфф, Георг фон Линторфф, Алрик Валленберг (дед Хайндрика Холгерсона) и Стивен Сен-Клод (руководитель подразделения в Лондоне). **Конгрегация — совокупность, союз или организация монастырей, следующих одному и тому же уставу; нередко — синоним слова «орден» (Википедия) *** Uradel — древнейшая немецкая знать. ****Курфю́рст, букв. — «князь-выборщик», в Священной Римской империи — имперский князь, за которым было закреплено право избрания императора. (Википедия) После упадка античной Римской империи на территории Европы сложилось межгосударственное образование — Священная Римская империя, которая существовала с 962 по 1806 годы. Во главе Империи стоял избираемый высшей знатью Император, который до XIV века короновался в Риме Папой Римским. Ядром Священной Римской империи была Германия. *****Патри́стика (от лат. pater — отец) — философия и теология отцов Церкви, то есть духовно-религиозных лидеров христианства до VII века. (Википедия) ******Рукоположение — посвящение в духовный сан.