что ему нужно для здорового сна

      Юнги не помнил возвращения домой. Он не помнил, как развернулся и пошёл прочь от Намджуна. Последнее, что отчётливо впечаталось в его память, — полный жалости взгляд друга и повторяющиеся извинения, напоминающие заевшую пластинку. Юнги отключился и снова пришёл в себя уже в лифте, который прозвенел, остановившись на знакомом нужном ему этаже. Он проморгался, не понимая, каким образом он умудрился на деревянных ногах дойти до дома.       Наверное, это был сон. Наверное, ему просто всё приснилось; сознание запестрело невероятными идеями об устрашающих кошмарах и о том, что он приютил к себе несуществующего парня. Поездка на лифте действительно была невыносимой, раз Юнги вообразил себе все эти выдумки, чтобы скоротать время ожидания.       Юнги вышел в коридор и направился в сторону квартиры. Он был сам не свой. Такое чувство, что он даже забыл, как правильно дышать. Отчего-то его взгляд упал на почтовый ящик, находящийся рядом с входной дверью, тот самый, который он уже давно не проверял. Не думая, он потянулся к нему, но не ощутил в проёме пальцами никаких бумаг. Наверху красовалась табличка с выгравированным жирным шрифтом, на которой было чётко написано «Мин Сынги». Ну конечно же, никто в двадцать с чем-то лет не сможет купить квартиру в таком дорогостоящем районе как Каннам, если у них нет богатых родителей. Приближалась зима, и через несколько недель в ящике появится куча поздравлений от всевозможных родственников, которых он ни разу не видел, или же других людей, пытающихся в наглую подлизаться (за кругленькую сумму они готовы это сделать буквально).       Провозившись с ключ-картой, Юнги удивился тому, как она ещё не потерялась после всей безумной суматохи и спокойно лежала в кармане. Повернуть ручку оказалось не так сложно, как он себе это представлял. Почему-то в глубине души ничто не останавливало его от такого простого, но важного действия. Юнги открыл дверь, беспорядок молча поприветствовал его, ожидая возвращения хозяина. Повсюду были разбросаны личные вещи, словно кто-то пытался ограбить это место. Он тут же подавил желание позвонить в полицию, вспоминая, кем был инициатор беспорядка.       Окровавленный нож, шрамы на запястье Чимина, возгласы и крики.       Ноги были как ватные. Юнги прошел мимо разбросанных вещей, направляясь к родному дивану, который всегда радостно поджидал его прибытия. Он уже столько месяцев сидел на одном и том же месте, что нисколько не удивится, если заметит отпечатанный на кожаном матрасе след. Забавная была бы картина, но Юнги не смеялся. Он с лёгкостью сел на своё излюбленное место и уставился в новый телевизор, экран которого он разбил клюшкой от гольфа.       Как ни странно, устроившись на диване и закрыв глаза, он представил себе, что темнота выключенного экрана телевизора смотрела на него в ответ. Казалось, что вокруг всё замерло. Само понятие времени было чуждо ему на протяжении многих недель. Юнги без труда мог представить себя, сидящим в одиночестве в квартире, ничем не занимающимся в течение нескольких месяцев, а затем решившим ни с того ни с сего выйти на прогулку в магазин поздней ночью.       Но опять же, Юнги также легко мог вообразить, как кто-то постучался к нему в дверь, как он открыл её и увидел перед собой щекастого и счастливого парня. Он мог представить, как они разговаривали друг с другом, как Юнги раздражался, но одновременно с этим ощущал облегчение. И самое главное, он мог ощутить тёплые пальцы, легко проводящие по коже, и горячее дыхание на шее, от которого по всему телу била дрожь.       Юнги открыл глаза и медленно поднял рукав чужого свитера, который точно был больше на пару размеров, обнажая кожу.       Однажды, будучи ещё мальчишкой, Юнги решил себя порезать. Шрам уже успел давно зажить, оставляя на память едва заметную светлую линию, которую даже ему было трудно заметить, не присматриваясь. Однажды, будучи в трансе и не отдавая себе отчёт о событиях, он сам себя порезал, оставляя на левом запястье длинный вертикальный порез. Однажды он впился ногтями в незаживающую рану. Юнги никогда не смущало, почему каждый день шрам выглядел красным и воспаленным.       Однажды он порезал оба запястья ножом, вырисовывая бесчисленные истоки Нила по белоснежно-песочной коже, путаясь в причине вздохов и распространяющегося удовольствия.       Всё потому, что Юнги помнил прекрасные стоны и разгоряченное тело. Он помнил царапающие спину ногти и скользящий лениво во рту чужой язык, а также пальцы, ухватившие его за член, и резкие толчки, задевающие простату. Юнги помнил ощущение непередаваемого удовольствия вперемешку с нотами боли, после которого он ощущал себя по-настоящему живым и вскоре крепко засыпал глубоким и долгожданным сном.       Он помнил, как прижимал к себе руку Чимина.       Но не помнил, как вместо этого держал в ладони нож.       — Чимин? — позвал он тихим и слабым голосом.       Юнги, всё-таки, продолжал лихорадочно искать его? Именно по этой причине он разругался с Сокджином. Что же его останавливало сейчас?       — Да, хён?       Юнги повернул голову в сторону. Ему всего-то нужно было перевести взгляд на диван и увидеть сидящего там всё это время Чимина. Юнги даже представить не мог, каким образом он умудрился не заметить его.       Мальчишка, как и всегда, улыбался, отчасти напоминая ему чем-то Сокджина. В нём словно смешали игривость Тэхёна и знаменитую счастливую радость Хосока. Юнги поднял руку и медленно дотронулся до щеки Чимина, ощущая под ладонью тепло. Проведя пальцами по шее и останавливаясь на ключицах, он заметил, как парень с мелким трепетом прильнул к его прикосновению.       Чимин был тёплым. Он улыбался и сидел рядом. Тот самый Пак Чимин, который умел плакать и смеяться, у которого были проблемы дома, а ещё школьные друзья и настоящая одержимость Моими Маленькими Пони. Тот самый Пак Чимин, который ел только здоровую пищу и вел себя абсолютно противоположно ему, несмотря на одинаково ужасных родителей. Тот самый мальчишка, который хотел научиться готовить и поступить в юридический вуз. Который всегда догадывался, о чём думал Юнги.       — Ты настоящий, Чимин?       Его улыбка не дрогнула, напротив, она словно стала ещё шире и искреннее, и Юнги мог ощутить ладонью тепло. Чимин дотронулся до его руки, соединяя их пальцы вместе.       — А ты как считаешь, хён? — спросил его парень.       Дотронувшись другой рукой до запястья, Чимин привычно провёл пальцами по тонкой коже. Опустив глаза, Юнги одновременно наблюдал и ощущал приятное лёгкое прикосновение. Как такое могло только существовать в его голове? Ни одно воображение не могло быть настолько правдоподобным. Ни одна галлюцинация не могла быть такой тёплой. Ни одна фантазия не могла быть настолько настоящей.       — Ты настоящий, — прошептал Юнги, дотрагиваясь до лица Чимина и приближая его к себе, тихонько сталкиваясь лбами. Он физически ощущал чужое дыхание. Прошу, объясните же ему, как такое могло просто оказаться воображением.       Чимин молчал, продолжая улыбаться. Юнги не нужно было смотреть, он и так об этом знал. Они остались в такой позе на некоторое время: он грелся о чужое тепло, в то время как Чимин держал его запястье, поглаживая пальцами рану.       Намджун лгал ему. Тэхён лгал ему. Это они были сумасшедшими, а не он. Они просто не понимали, какой на самом деле Чимин. Как только они встретятся с ним, то тут же признают его настоящим. Юнги ни за что не поверит, что такой милый и очаровательный мальчишка мог оказаться всего лишь плодом воображения в его голове, кишащей одной ненавистью и негодованием. Отчасти Юнги отказывался воспринимать то, что он был безумцем, нуждавшимся в помощи.       Рядом с Чимином всё будет хорошо. Чимин был его лекарством. Чимин был для него всей Вселенной. Без него Юнги не сможет самостоятельно дышать. Он вновь превратится в ходячий труп, станет пустой оболочкой, бесцельно сидящей напротив телевизора.       Придерживая лицо Чимина, он потянулся ближе, ощущая потрескавшиеся, но мягкие на ощупь губы. Они начали медленно и нежно целоваться. Юнги принимал всё, чем его одаривал Чимин, чувствуя, как от подобных действий ускоряется пульс, а в лёгких пополняется воздух. Чимин был этим самым воздухом. Кислородом. Пока они целовались, Юнги был уверен в этом на все сто процентов.       Чимин отстранился, но сделал это совершенно естественно, словно хотел перевести дыхание и посмотреть Юнги прямо в глаза. Если он умел читать его мысли, то чем был хуже Юнги? Он видел, как ему хотели что-то сказать. Чимин посмотрел на него всё с той же улыбкой, вот только что-то в нём отдалённо напоминало грусть. Сердце Юнги сжалось от боли.       — Знаешь, что случается каждый раз, когда мы целуемся? — поинтересовался Чимин.       Он не дождался ответа, схватив Юнги за руку и протянув её так, чтобы они оба могли видеть его запястье. Опустив палец, Чимин едва ощутимо провёл по коже, вырисовывая невидимую линию, задевая десятки других оставшихся следов на его теле.       — Всякий раз, когда мы целуемся, на твоём запястье появляется новая красная линия, — не поднимая взгляда, ответил парень.       Юнги подумал, что после действий Чимина на его руке магическим образом появится шрам, но ничего такого не случилось. Его запястье так и осталось таким же уродливым и страшным от небольших воспалившихся шрамов и нескольких не успевших зажить красных линий. Чимин посмотрел ему прямо в глаза и, удостоверившись, что его внимательно слушали, вновь обратил своё внимание на чужое запястье. В этот раз он, словно кистями по белому холсту, начертил длинную вертикальную линию.       — А каждый раз после занятий любовью ты просыпаешься вот с этим, — продолжил он.       Чимин вновь посмотрел ему в глаза, но в этот раз в них отражались непередаваемая печаль и глубокая тоска.       — И, возможно, в тот день, когда ты признаешься мне в любви и захочешь остаться со мной навечно, ты перестанешь дышать.       Юнги не нужна была помощь Чимина, чтобы представить такую сцену.       — Сокджин хён найдёт тебя валяющимся на красном от крови полу прямо под душем. Он заплачет, обнимет твоё безжизненное тело и изо всей силы будет трясти тебя, надеясь, что ты проснёшься.       И хотя Намджун, скорее всего, не заплачет, увидев подобную картину, он точно начнёт винить себя, мучаясь долгие годы из-за того, что не смог спасти друга. Всякий раз, проходя мимо его квартиры или заходя в лифт, улыбка Тэхёна будет пропадать с лица. Хосок, наверное, заплакал бы громче всех. Наблюдая за всем этим в своей бестелесной форме, единственной мыслью Юнги было бы то, как же ужасно всё это выглядит.       — Но всё будет напрасно, — продолжил Чимин, ласково погладив Юнги по щеке. — Ты больше не проснёшься, хён, продолжая сидеть, испачканный в собственной крови.       Юнги положил ладонь поверх чужих пальцев на своей щеке.       — Но я люблю тебя, Чимин. И ты обещал, что навсегда останешься со мной и никуда не уйдёшь, — отчаянно прошептал он.       В глубине души у него возник вопрос: умер ли он в тот момент, когда закончил проговаривать то, что волновало его в эту минуту? Юнги не боялся смерти. Ему казалось, что она всё равно ничего не изменит. Да, он поприветствует смерть как свою давнюю подругу.       Мальчишка тихонько засмеялся. Смех не звучал снисходительно, и, к удивлению, Юнги это никак не задело. Он сказал, что любит кого-то. Мин Юнги произнёс слово «любовь». На самом деле он не знал, правильно ли называть эти чувства любовью и как ещё можно охарактеризовать невозможность жить без кого-то рядом. В любом случае, это было нечто большее, чем жалкий перепихон на одну ночь или же возможность вылить на человека весь накопленный негатив. Чимин. Юнги был уверен, что он точно не подходит ни под одну категорию.       — Это неправда, хён, — произнёс он. — На свете нет никого, кого бы ты смог полюбить, кроме самого себя, конечно же.       Юнги отчётливо помнил, как говорил что-то подобное.       — Получается, отчасти ты прав. В каком-то смысле, ты любишь меня, — продолжил Чимин, а затем хихикнул. Юнги даже не просил объяснений. Его это попросту не волновало.       — Почему ты со мной так поступаешь, Чимин? — спросил он.       Брать в руки, только чтобы потом уронить, разбивая о пол. Этим продолжал заниматься Чимин. Парень превозносил его к звёздам. Опомнившись, Юнги поворачивался и смотрел вниз, но он был уже совсем высоко в небе. Он уже не мог отпустить Чимина, потому что это означало мгновенную смерть. Увы, его уже ожидал холодный пол, который продолжал звать Юнги по имени, и его неумолимо тянуло вниз.       — Я тут ни при чём, хён, — ответил Чимин с серьёзным выражением лица. — Это всё ты.       — А та девушка? — спросил он дрожащим голосом.       — Какая девушка?       — Которую я…       Ту самую, которую он насмерть сбивал в кошмарах. Ту девушку, чьё тело прокатилось по капоту машины. Что это тогда было? Какое-то наваждение, пустившее ростки и отравившее его разум? Юнги целые месяцы не придавал этому значение, незаинтересованный в причине ужасного шёпота, подобно тому, как он впервые нашёл нож и, не поверив увиденному, решил выбросить его в мусорку, притворяясь, что этой вещи никогда не существовало. Мин Юнги — настоящий мастер в умении не подавать вида о том, что он больше не различает границы между реальностью и фантазией. Он был слишком вовлечён в своё собственное притворство.       Чимин мягко улыбнулся. Конечно же он мог ответить, не дожидаясь окончания фразы, тем не менее, он решил дождаться её, чтобы Юнги, наконец-таки, признал существование крови на машине, про которую ему ещё говорил Намджун.       Глубоко выдохнув, он сжал руки в кулаки и жалостно спросил:       — Я её сбил, Чимин?       Юнги даже не помнил этого. У него не было ни единого воспоминания с той ночи. Но, несмотря ни на что, какая-то часть сознания продолжала мучить его постоянными кошмарами, напоминая о чём-то ужасном. А, может, Чонгук был прав, когда увидел её. Возможно, она стала духом и теперь пытается отыграться на Юнги, преследуя его по пятам после всех тех ужасных вещей, которые он совершил и даже ради приличия не вспоминал об этом.       — А что ты думаешь?       Когда Намджун задал этот вопрос, Юнги вспылил и набросился на друга, но когда это сделал Чимин, он лишь только вздохнул.       — Я не знаю, — прошептал Юнги.       Чимин в последний раз улыбнулся, прежде чем опустить на его плечи руки и крепко обнять его. Юнги таял от ощущений, которые дарил ему мальчишка. Он даже не помнил, когда ему в последний раз нравилось подобное. Опустив голову на чужие плечи, Юнги медленно, почти что лениво, обнял его за спину. Он отчётливо слышал чужое сердцебиение, созвучное со своим. Чимин пах его шампунем, но в этот раз ощущались и нотки его любимого кофе.       — Тогда разберись в этом, хён, — прошептал он, успокаивающе проводя руками по спине, и это так сильно разнилось с его действиями, когда они занимались любовью на диване. Одной рукой он прошёлся вверх до затылка, поглаживая волосы, другая продолжала рисовать на спине круги.       Это было уже слишком. Так тепло. Так реально.       И Юнги возразил бы любому, кто сказал бы иначе. Потому что, окажись это неправдой, в этом случае жизнь окажется слишком жестокой.       — Ты настоящий, Пак Чимин, — вновь прошептал он.       Чимин продолжал поглаживать его по спине, крепко держа в своих объятиях. Юнги мог поклясться, что не смог бы представить это тепло, окружавшее его, эту вздымающуюся грудь и это горячее дыхание. Юнги просто не мог представить тихое «ты прав», произнесённое шёпотом над ухом. Он закрыл глаза. Открывая их, он был абсолютно уверен, что фигура мальчишки никуда не исчезла.       — Ты — настоящий.       На данный момент это было единственным, во что он верил.       — Я люблю тебя, — прошептал Юнги, ощущая, как его пальцы тянутся к воздуху.       И он был готов это доказать.

***

      Сокджин всегда знал. По крайней мере, догадывался. Возможно, он прятал правду под неоспоримым фактом о том, что Юнги всегда был для него только другом и не более, хотя это было далеко не так. Возможно, его учащённое сердцебиение, когда Юнги склонялся на занятиях в его сторону (чтобы, конечно же, подглядеть что-нибудь в его тетради), или же собственный взгляд, задерживающийся дольше положенного всякий раз, когда предмет его восхищения смеялся, означали нечто большее. Юнги всегда нуждался в особом внимании и заботе, в очередном звонке, напоминавшем не забыть поесть что-то полезнее рамёна, в лишнем появлении возле дверей квартиры с обещаниями приготовить что-нибудь горячее и вкусное, потому что его просьбы были, как и всегда, проигнорированы.       Сокджин не помнил, когда он осознал это, когда дал название тем чувствам, появляющимся вместе с улыбкой всякий раз, когда Юнги был рядом. Вся его жизнь вертелась на мучительных гипотетических вопросах и череде произнесенных «возможно». С другой стороны, если бы он по-честному разобрался со своими чувствами, то сразу смог бы понять, что питал нежные чувства к Юнги, считая его больше, чем просто другом. Особенно в тот раз, когда Намджун ради интереса спросил, почему он был так счастлив, когда Юнги вяло поздравил его с днём рождения и подарил на четвёртое декабря плохо упакованную коробку.       (В ней оказался бесплатный купон на шведский стол в какой-то забегаловке. Так как Сокджин считал прием пищи чуть ли не главным распорядком дня, то проследил за тем, чтобы подарок не пропал даром.)       С никому ненужным осознанием и несбыточными мечтами нет ничего удивительного в том, насколько сильно смогли его вывести из равновесия острые, как лезвия, слова и уходящая спина Юнги. В тот момент ему показалось, словно его безжалостно разрезали ножом, подобно тому, что с собой делал Юнги.       Его любовь перешла от собственного истязания к ударам ножом по близким людям.       Сокджин даже притворился, что не видел порезов и выступающего шрама, который Юнги неустанно царапал во сне. Его душа ушла в пятки, а в голове крутилась одна-единственная мысль: «Мне не по силам помочь ему». Ох, какой же он эгоистичный. Даже в такой момент он думал только о себе. Потому что он не мог помочь Юнги в одиночку, не мог предотвратить предстоящие его ужасные действия. Сокджин подвёл своего лучшего друга. И где его носило последние дни? Занятость была лишь очередным жалким оправданием, о котором даже думать было противно.       Он не мог сдержать радости в тот момент, когда увидел за дверью беззащитного и безумного Юнги. Сокджин хотел расспросить его обо всём, но прекрасно понимал, как тот ненавидел подобные вопросы. А когда он лёг на кровать рядом с крохотной фигурой Юнги, то он изо всех сил пытался успокоить гулкое и громкое сердцебиение.       То же самое случилось, когда его настигло отчаяние после колких и грубых слов Юнги и глухого звука резко захлопнувшейся двери. Он с трудом стоял посреди коридора, все тело резко похолодело. На ватных ногах он еле дошёл до своей комнаты и упал на подушку; в голове рассеянно пробежала мысль о том, что ему стоило побежать за Юнги. Вместо этого Сокджин свернулся калачиком и с дрожащими плечами уткнулся в белые простыни.       Его разбудил телефонный звонок. Сокджин сначала не понял, из-за чего проснулся, тело заныло от неудобного положения. Он даже не помнил, когда умудрился уснуть. Глаза немного опухли, а в горле пересохло. Проморгавшись, когда он наконец-то проснулся, реальность ударила с новой силой, заставляя красные глаза снова слезиться. Сокджин поправил волосы, замечая источник шума и поворачиваясь к нему. На деревянном столе лежала его розовая раскладушка.       Он открыл телефон и, потирая глаза, прочитал имя звонившего. На экране высветилось имя Намджуна, отчего Сокджин удивленно изогнул бровь.       — Хён, есть минутка? — несмотря на шум и гул, в голосе друга отчётливо слышались волнение и срочность. Судя по сбившемуся дыханию, он, наверное, бежал по улице.       — Да? Что-то случилось?       Глубоко вздохнув, Намджун ответил:       — Это касается Юнги.       Сокджину словно отвесили нехилую пощёчину.       Сердце снова ухнуло куда-то вниз, пальцы оцепенели, а глаза широко раскрылись. В голове промелькнула ужасная мысль. Множество разнообразных сцен, объединённых единственной константой — наличием крови. Да, он мог всё это представить. Он неустанно повторял про себя «нет-нет-нет» в надежде, что разыгравшееся воображение успокоится.       — Что с-случилось с ним?       — Он пришёл ко мне не так давно и вел себя при этом очень странно. Хён, ты же помнишь, о чём я тебе говорил недавно? Про Юнги, который утверждал, что я приходил к нему домой?       Сокджин сжал кулаки. Он прекрасно помнил этот разговор, но надеялся, что Намджун ошибался. Или Юнги ошибался. Изначально Сокджин ни о чём не догадывался. Последние слова Юнги были настолько ужасными и жестокими, из-за чего он уже было сам поверил, что слишком остро отреагировал на ситуацию. Сейчас же Сокджин осознал, что отступление было его самой огромной ошибкой. Ему не следовало оставлять Юнги одного, независимо от того, насколько сильно его будут презирать и ненавидеть за постоянную гиперопёку. К чёрту, он ни за что не должен был отдавать Юнги ключи. Его разбитые чувства и рядом не стояли с благополучием Юнги. Сокджин почувствовал, как, предпочитая спасти себя, он сотворил нечто намного-намного ужаснее.       — Он спросил меня о Чимине, и я сказал, что никогда с ним не встречался. Чёрт возьми, хён, скажи, что происходит? — раздосадованно ответил Намджун.       «Что с тобой происходит, Юнги?»       Незаметно для себя, он уже направился к выходу из квартиры, взяв по пути пальто, придерживая телефон плечом и хватая на кухне ключи от машины. Он двигался на автомате, и его разум не задавался вопросом, куда он направлялся.       — Намджун, где сейчас Юнги? — строгим голосом спросил Сокджин.       — После этого он сразу же ушёл. Я попытался догнать его, но меня задержали и я потерял его из виду.       Сокджин выругался, подбегая к припаркованной рядом со зданием машине.       — Найди Юнги, Намджун. Он, скорее всего, у себя дома. Встретимся там, — чётко продиктовал он, заводя двигатель.       Намджун сказал напоследок «хорошо». Нажимая ногой на педаль газа и крепко схватившись за руль, Сокджин отключился и бросил телефон на соседнее сидение. Он никогда в жизни не ездил так быстро, как сейчас. Ему до Юнги было ближе, чем Намджуну, и поэтому с каждой проходящей секундой казалось, что его сердце вот-вот выпрыгнет из грудной клетки на проезжую часть.       Он не должен был отпускать Юнги.       Он не должен был оставлять его наедине с самим собой.       Когда Сокджин подходил к дому, то в голове вновь начали прокручиваться ужасные сцены и образы, где присутствовал яркий красный оттенок, который он первым делом увидит, открывая входную дверь. Нет, он ещё не был готов в это поверить. Возможно, он был не прав. Зайдя в лифт, он принялся лихорадочно нажимать кнопку нужного этажа, словно от этого он приедет быстрее. Поездка была невыносимо долгой, и к тому моменту, когда лифт остановился и открылся, Сокджин уже со всех ног помчался к двери квартиры, стучась в дверь и выкрикивая имя друга.       Он попытался позвонить Юнги, но никто, как и ожидалось, не взял трубку. Как и всегда. Он решил перезвонить Намджуну и узнал, что тот был уже в пути. Сокджин стучал что есть силы, бился, умолял, чтобы ему открыли дверь. Он даже подумывал начать пинать её, если это означало, что она откроется. Но, конечно же, входные двери в Каннаме было не так легко сломать, даже когда он взял из коридора огнетушитель, со всех сил ударяя им.       — Да кто это так шумит, ну правда…       Открывая дверь соседней квартиры, перед ним во всей красе предстал Ким Тэхён. По его виду было понятно, что он хотел что-то возразить, но, узнав Сокджина, его лицо тут же изменилось.       — О, ты же друг Юнги хёна! — воскликнул сосед, указывая на него пальцем.       В голове Сокджина что-то щелкнуло, и он выбросил из рук огнетушитель и помчался к Тэхёну, в надежде, что этот парень сможет спасти день, предотвратив самый худший из сценариев.       — Тэхён, у тебя есть ключ от квартиры Юнги?! — в спешке выкрикнул он.       Парень удивленно вытаращился на него, пытаясь сообразить, почему лучший друг хёна пытается вломиться в его квартиру, после чего сделал задумчивое лицо, нахмурился и уставился в потолок. Сокджин был уже готов начать молиться.       — Ты про карточку Юнги хёна? Хм-м, я всегда возвращаю ему дубликат, потому что постоянно забываю свою. И если бы не хён, то в большинстве случаев я бы не мог попасть домой. Юнги хён никогда не забывает свою карточку, но изначально моя мама попросила обменяться нашими…       — У тебя есть она или нет?! — повышая голос, спросил Сокджин, схватив парня за плечи и начиная усиленно их трясти.       Тэхён удивлённо моргнул, но его глаза тут же лихорадочно загорелись, словно над его головой загорелась невидимая лампочка.       — О, боже, да… да, она у меня есть!       Тэхён забежал обратно к себе и вернулся с ключ-картой в руках, которую Сокджин тут же выхватил дрожащими пальцами. Перед тем как зайти, он провозился с замком из-за непрекращающегося тремора рук. Сокджин сжал зубы и с третьей попытки широко открыл дверь.       — Юнги? — выкрикнул он, заглядывая внутрь.       Квартира встретила его лихорадочно разбросанными вещами. Телевизор валялся на полу, все шкафы были раскрыты, а диван разобран на части. В комнате стоял жуткий беспорядок, и Сокджин не знал, что и думать о таком состоянии квартиры и отсутствии Юнги. Должен ли он обрадоваться, не найдя друга среди разбросанных вещей и окружающего хаоса, или, наоборот, заволноваться еще сильнее в ожидании чего-то гораздо более ужасного?       — Хён, что случилось? — спросил Тэхён позади него тоскующим голосом.       — Ото-тойди, — дрожащим голосом ответил Сокджин, неуверенно заходя внутрь. — Не заходи. Я хочу, чтобы ты в-в-вызвал в скорую.       — Что?! С Юнги хёном всё хорошо?       Сглотнув, Сокджин осмотрел всю гостиную от края до края. Его взгляд устремился в спальню. Боже, пусть это будет неправдой.       — Честно говоря, Тэхён, я понятия н-не имею, — честно ответил Сокджин дрогнувшим голосом.       Он не знал, чего ожидать: надеяться ли, что Юнги окажется прямо за этой дверью, или же нет. Он услышал поспешные удаляющиеся шаги Тэхёна и, сжав кулаки, приготовился к худшему. Спальня оказалась незаперта. Медленно открыв дверь, он увидел, что в следующей комнате царил такой же беспорядок. Сокджин не знал, что и думать.       Он первым делом заметил слегка приоткрытую дверь в ванную, через проём которой просачивался свет. Он услышал слабый шум включённого душа. Пальцы вновь задрожали. Нет, он ошибался. Он так на это надеялся. Сокджин молился, что его друг просто принимал душ, и поэтому не услышал его отчаянные крики. Сокджин надеялся, что Юнги вообще не было в квартире и он просто забыл выключить после душа воду.       — Ю-юнги?       Тишина. Конечно же, ему никто не ответит.       Он подошёл к двери и нерешительно открыл её дрожащими пальцами.       В глаза сразу бросился кухонный нож, брошенный на белом кафельном полу. Сокджин знал этот нож, он часто им пользовался во время приготовления разных блюд в этом доме. Из всех друзей у Юнги была самая роскошная квартира и самая продвинутая кухня, но по иронии судьбы он всегда готовил только быстрозавариваемый рамён. На полу лежал обычный, ничем непримечательный кухонный нож, вот только он находился в ванной комнате, а на кончике лезвия виднелось что-то красное. Кухня и пол в ванной совсем не подходили друг другу, вот только кровь и лезвие — очень даже.       Он проследил взглядом по маленьким каплям размытой крови к другой лужице, окрашивающей воду в бледно-розовый и стекающей в канализацию. Повсюду был красный цвет: на белом кафеле, на полу белой душевой кабинки. На бледной коже.       Красные реки изливались по заснеженной земле, вырисовывая яркие протоки. Словно красную краску размазали по чистому холсту. Словно красный фейерверк по утреннему небу.       Сокджин не понял, когда успел осесть, падая на колени. Он не чувствовал ног. Казалось, словно в этот самый момент его сердце прекратило биться и остановилось. Возможно, он сам умер в тот момент, как увидел полулежащего Юнги.       Всё правильно, умер.       Вместе с неподвижным телом Юнги, сидевшим прямо под душем, из порезанных запястий которого вытекала кровь.       Не удивительно, что Сокджин думал о смерти.