Зомбилю..., и это взаимно!

— Оливия, — начинает Блейн прямо с порога, не здороваясь и не стуча о косяк двери, — нарисуй меня в профиль. — А слона в удаве не хочешь? — насмешливо переспрашивает Лив, не отрываясь от журнала с Эштоном Катчером на обложке. Тест «Насколько вы сексуальны?» требует полного погружения. — Мне нужна новая аватарка. — Блейн подходит ближе и подсовывает Лив поверх раскрытых страниц журнала свой мобильный телефон. На экране виден черно-белый фоторобот, сделанный после триумфального знакомства на яхте. — На пятничной сходке зомби будет конкурс аватарок, и я хочу походить на Юлия Цезаря. Лив недовольно отвлекается. Пару секунд она смотрит на рисунок, а потом бросает на Блейна оценивающий взгляд и цокает языком: — Увы, это к пластическому хирургу. — Я придумал кое-что получше, — радостно заявляет Блейн, не обращая внимания на колкость. Он вынимает из спортивной сумки и ставит на стол пластиковый контейнер. — У тебя на ужин будет художник. — Мне сейчас надо сказать «спасибо» и «раздевайся»? — Последнее я надеялся услышать еще полгода назад, — парирует Блейн, — но пока ограничимся портретом. — Напомни, почему я тебе помогаю? — устало спрашивает Лив, забирая контейнер и открывая крышку. — Потому что я отмазал одного твоего дружка от Босса, а второму раздобыл пять сотен тысяч для мамочки, — гордо заявляет Блейн, подмигивая. – Ну, так куда мне сесть? Пока Лив готовит себе ужин, Блейн смотрит на то, как ее руки порхают над разделочной доской, и невольно задумывается, как эти аккуратные пальчики касаются чужих мертвых тел. Со стороны похоже, словно она играет на невидимом пианино, и Блейн тихонько начинает напевать «I Just Died In Your Arms Tonight», и Лив, услышав, недоуменно хмыкает. На ужин сашими с мозгом. В тот момент, когда Лив открывает холодильник, полный продуктов, Блейн даже подается вперед, удивляясь забитым под завязку полкам. — Это соседство трупов и тележки из супермаркета довольно подозрительно, — бросает он, ухмыляясь. Лив молчит и недовольно морщит нос. Рави тоже все время говорит, что держать продукты в холодильнике при морге подозрительно: «Ну пара йогуртов, ну банка с перцем, но не недельный же запас жрачки!» — Кофе? Чай? — Водку с томатным соком, пожалуйста. Лив ставит перед Блейном стакан воды из-под крана и возвращается к трапезе. Сашими хорошо утоляют голод, а откуда начинка, Лив предпочитает не думать. Японские деревянные палочки для еды ломаются с сухим треском. — Тебе когда-нибудь говорили, что ты очень эротично ешь? — спрашивает Блейн, когда Лив, наконец, отправляет в рот последнюю сашими, касаясь ее языком. — Тебе когда-нибудь говорили, что смотреть на жующего человека неэтично? — А это неэтично? Я получал эстетическое удовольствие, наблюдая за ловкостью твоего язычка. Оказывается, он не только умеет гадости говорить. Лив хочет ответить, но мозг художника уже действует, и сейчас игра теней на скулах Блейна куда важнее, чем спор. Не отводя взгляда, она на ощупь достает из ящика в столе ручку и листок бумаги. — Не двигайся! — шепчет Лив, прикидывая, откуда ракурс будет лучше. Подходит к Блейну и, держа его голову в ладонях, наклоняет. — Вот так идеально. Касаться лица смотрящего на нее снизу вверх Блейна странно, да и Лив никогда не задумывалась, насколько у него голубые глаза и мягкие губы. Это все непременно нужно отразить, передать на рисунке! Лив опускается ниже, пытаясь запомнить каждую черту, касается пальцами подбородка, шеи, ключиц, ворота футболки. Кожа Блейна как лед, и от этого по спине бегут мурашки. Лив проводит подушечками пальцев по левой щеке мужчины, пытаясь запомнить гладкий бархат кожи и покалывание едва заметной щетины, прикасается к губам, жадно раскрывающимся ей навстречу и обхватывающим верхнюю фалангу ее большого пальца. Блейн, облизывающий ее палец как леденец и невинно глядящий на нее снизу вверх, кажется инкубом, и Лив отдает себе в этом отчет, хотя тело ее уже давно не слушается криков разума. Подкашиваются ноги, и отчаянно хочется быть ближе. Сменить палец своим языком, задохнуться от нахлынувшего возбуждения и снять уже, наконец, с Блейна эту мешающую футболку! — Раздевайся, — шепчет Лив хриплым голосом и старается не смотреть на довольство в глазах Блейна. Он открывает рот, выпуская ее большой палец, и насмешливо спрашивает: — Так сразу? — Для портрета нужно, — подбирает слова Лив, чувствуя, как предательски краснеют ее щеки, и отходит назад, стараясь не поддаваться безумному желанию слиться сейчас же с Блейном в единое целое. Как алкоголь, наваждение поднимается из живота выше, обволакивая сердце и путая мысли. — Ну раз для портрета… — он интонационно выделяет слово, вкладывая туда чуть больше покорности, чем нужно. Блейн стягивает футболку через голову, обнажая стройное тело, покрытое автозагаром. Может быть, он не такой широкоплечий, как Дрейк, и у него нет таких кубиков, как у Мэйджора, но сейчас, при синевато-белом люминесцентном свете, он походит на ожившую греческую скульптуру. Лив не может оторвать взгляда от теней на его теле, от идеальных пропорций несовершенного человека. — Вот так и замри. Лив берет ручку и лист, облокачивается о стол и начинает рисовать. Мозг вдохновленного художника нашептывает, как точнее передать игру света, контраст ткани и кожи. Чужой голос в ее голове предлагает позднее предложить Блейну «ню», и Лив хочется смеяться над этим диким, но соблазнительным предложением. Каждый штрих — почти как движение тела, игра на невидимых струнах. Черта — вдох, черта — выдох, затемнить угол и сделать более жирным контур — до сбитого дыхания. Лив видит, как улыбается Блейн на портрете, и улыбается им обоим — и живому, и нарисованному. Штрих, еще один… У Лив краснеют щеки, дрожат руки. В глазах нездоровый блеск, и Блейн думает, что никогда не видел зрелища прекраснее. Пусть у него затекли ноги (да и все тело!) от неудобной позы, но он готов это выдержать, лишь бы любоваться всей той гаммой чувств, что мелькает на лице Лив, и слышать ее дыхание, видеть, как вздымается ее грудь. — Сильнее, чем наркотик, — шепчет Блейн, почти пожирая рисующую Лив взглядом. Сейчас действительно не помешала бы «кровавая Мэри», а лучше две. Чем ближе конец работы, тем ярче блеск в глазах Лив, тем глубже ее дыхание, и все чаще язычок облизывает губы. Блейну кажется, что это похоже на приближающийся экстаз, и он думает, что после всего ему непременно потребуется холодный душ. Лив отходит на шаг, наклоняет голову сначала налево, потом направо, возвращается, делает пару штрихов. Вертикально держит карандаш и что-то шепчет, — по скачущему тону Блейн предполагает, что это явно заклинание. Латынь или что-то типа, неподвластное и бесполезное. — Вот, готово! — Лив откладывает ручку в сторону и вытирает вспотевшие руки. На ее щеках яркий румянец. Блейн не хочет надевать футболку, и оставляет ненужный предмет одежды лежать на спинке стула. Подходит ближе и перегибается через плечо Лив, ощущая грудью и животом мягкую ткань блузки и вдыхая сладкий аромат духов, нанесенных в ямку за мочкой уха. — Ммм… это великолепно, — выдавливает он из себя спустя долгих тридцать секунд мучительного осознания, что на аватарку это ставить нельзя ни в коем случае. — Сразу видна рука мастера. Его собственная рука в этот момент обнимает Лив за талию, сантиметр за сантиметр завоевывая пространство. Лив не возражает — она все еще пытается то дорисовать линию, то закрасить уже существующие фигуры. Фигуры. Блейн никогда бы не подумал, что его можно представить в виде трех квадратов и треугольника. Но, увы, художник был абстракционистом.