Навлечь ненависть добрыми делами возможно в той же мере, что и злыми. Никколо Макиавелли.
Ноябрь 1981 года. Альбус Дамблдор не понимал, как это случилось, и теперь метался в панике. После того, как он оставил маленького Гарри Поттера на пороге дома Дурслей, наложив хорошие согревающие чары и сильное сонное заклятие, не имело смысла даже предполагать, что тот мог проснуться и куда-то уползти, однако Дурсли настаивали на том, что никогда не видели мальчика. Они нашли корзинку и письмо, но без ребенка и одеялка внутри. Дурсли решили, что это чей-то дурацкий розыгрыш, и были не особо довольны, когда Альбус Дамблдор пожаловал к ним неделю спустя, когда его маленькие диагностические устройства сообщили ему, что мальчика не приняли под опеку. Больше всего волшебник опасался, что маленького Гарри украли, и, поскольку отслеживающие заклинания одно за другим не срабатывали, страхи его росли все сильнее. Ребенок должен был находиться под какого-то рода защитой, которая делала его поиски невозможными, что означало, что он находился у волшебника или волшебницы. Единственным утешением служили магические приборы, подтверждающие, что Гарри Поттер все еще жив. Январь 1982. Дамблдор только что получил письмо от гоблинов Гринготтса — кто-то посетил хранилище Гарри Поттера. Альбус бросился в банк, чтобы задать вопросы, но результаты оказались до боли разочаровывающими. Единственный путь для человека получить доступ к хранилищу, не имея ключа, заключался в предоставлении образца крови, совпадающего по магической подписи с кровью Поттеров. И, каким-то образом, у того, кто приходил в банк, это получилось. Этим некто являлся взрослый мужчина, во всяком случае, таким он выглядел. Гоблины отказались отдать воспоминание, демонстрирующее его внешность. Лишь добавили, что, когда тот придет в следующий раз, применят к нему одну из своих стандартных проверок. Но на этом все. Дамблдор хотел, чтобы гоблины, при следующем появлении незнакомца, тотчас уведомили его, но они отказались. И это страшно разочаровывало. Октябрь 1984. Мужчина появлялся в банке еще несколько раз, и это служило Альбусу Дамблдору единственной зацепкой к текущему существованию Гарри Поттера. Его приборы по-прежнему говорили, что ребенок был жив, но чары отслеживания и наблюдения не приносили результата. Гоблины сообщили, что человек, который приходил в банк время от времени и изымал деньги из хранилищ Поттеров, скорее всего, находился под действием Оборотного зелья или использовал чары гламура. При каждом последующем визите, незнакомец выглядел немного иначе, но ему всегда удавалось пройти проверку кровью, а потому он был способен попасть в хранилище. Приходил мужчина редко, около двух раз в год, и, как правило, снимал не особо значительные суммы денег по сравнению с их общим количеством в хранилище. Но достаточно для того, чтобы, не работая, жить относительно комфортно. Хотя, строго говоря, это была даже скромная сумма для одного человека. Другой любопытной особенностью стало то, что мужчина всегда просил гоблинов перевести большую часть изъятых денег в маггловскую валюту. Данной информации было слишком мало для отправной точки, и Дамблдор знал, что его беспокойство и разочарование ясно видели все окружающие. Минерва все еще не простила ему потерю Гарри и часто ругала, настаивая при этом на раскрытии произошедшего Министерству, с целью получить надлежащую помощь в поисках. Тем не менее, он не хотел этого делать. Министр Багнолд, в действительности, была неплохим лидером, но, откровенно говоря, не ладила с Альбусом, а к человеку, который намечался победителем на следующих выборах, Дамблдор относился еще более настороженно. И в последнюю очередь желал, чтобы Министерство совало свой нос в воспитание Гарри Поттера. Хотя, возможно, Минерва была права, и даже Министерство оказалось бы предпочтительнее, чем загадочный человек, у которого Гарри находился сейчас. Июль 1991. Альбус Дамблдор, директор Школы Магии и Чародейства Хогвартс, вместе со своим заместителем Минервой Макгонагал собрались в маленькой комнате в одной из башен замка, где зачарованное перо выводило адреса на конвертах под письма, рассылаемые студентам каждое лето. Перо ожило этим утром, начиная свою работу, как всегда, с первокурсников. Имена магглорожденных писались синими чернилами, а детей волшебников — зелеными; это было одним из способов, по которому Минерва узнавала, какой образец письма вложить в конверт, и нужно ли нанести ребенку визит. Пока пара волшебников стояла, практически не дыша, перо, следуя алфавиту, все ближе добиралось до имени Гарри Поттера. Альбус знал, что тот был все еще жив; во всяком случае, все его чары говорили об этом, и последовательные изъятия денег из хранилища дважды в год продолжались. Человек, снимающий средства, по-прежнему пользоваться маскировкой. Приходя в банк, выглядел он каждый раз иначе, и Альбус каждый раз заходил в тупик со своими попытками выяснить, кем тот был, или где держал Гарри Поттера. Мальчика несколько раз видели за эти годы, и Дамблдор всегда бросался исследовать каждый подобный случай, однако точно узнать, наблюдали ли свидетели именно Поттера, либо просто желали привлечь внимание или воображали лишнее, не выходило. Никто из очевидцев ни разу не смог дать стоящей информации. Теперь оставалось лишь два месяца до начала первого учебного года Гарри Поттера в Хогвартсе, и единственной надеждой узнать, где искать мальчика, было перо. — Альбус! — ловя ртом воздух, воскликнула Минерва, когда перо вывело «Мистеру Г. Поттеру. Вероника Гарденс, 16, Стрэтем Вэйл, Англия». Дамблдор был готов засмеяться — настолько сильное он почувствовал облегчение. Если бы он только мог как-нибудь заставить это проклятое перо заработать раньше! Но магия, контролирующая предмет, была намного сильнее его собственной. Это был древний и могущественный артефакт, созданный Ровеной Равенкло лично. Альбус схватил конверт и уже собрался уходить, когда Минерва остановила его, притащила в свой кабинет, где положила в конверт письмо, а после настояла на том, чтобы он взял ее с собой, и она смогла воочию увидеть, каким вырос Гарри Поттер. Макгонагал бывала в Стрэтем Вэйл ранее, в отличие от Альбуса, поэтому взяла ответственность за их парную аппарацию к ближайшей по адресу точке. Появились они относительно близко к железнодорожной станции Стрэтем, и им пришлось прогуляться практически через весь маггловский квартал, чтобы достичь Вероника Гарденс. Номером 16, как оказалось, была квартира на первом этаже в здании, состоящем всего из шести квартир: трех на первом этаже и трех на втором. Двое магов быстро прошли по узкой дорожке к входной двери, миновав небольшой сад. Альбус постучал и замер, почти не дыша, в ожидании любого признака жизни с другой стороны. Прошло две долгих минуты, прежде чем дверь отворилась, и на пороге возник молодой человек, одетый в пару пижамных штанов, с затуманенным взором, беспорядком в черных волосах и очками в тонкой оправе. Он моргнул несколько раз, прежде чем издал смирившийся вздох. — Мистер Поттер? — задал вопрос Дамблдор. — Да, верно, — произнес мальчик, отступая назад и жестом приглашая обоих волшебников внутрь. Минерва и Альбус быстро переглянулись и вошли. Гарри Поттер закрыл за ними дверь и лениво махнул рукой в сторону стоящего в гостиной дивана, прежде чем пройти к дальней стене, в маленькую кухню, которая являлась частью комнаты. Из всего этого можно было сделать вывод, что перед ними была очень скромная однокомнатная квартира. Сразу за кухонькой шли две открытые двери, демонстрирующие ванную и спальню. Быстро пробежавшись взглядом по помещению, Дамблдор заметил маленький котел, висящий над газовой плитой. — Мистер Поттер, я… — Хотите чаю? — уныло спросил Поттер, перебив его. — А…да, пожалуйста. Спасибо, — моргнул от неожиданности Дамблдор, удивляясь странности ситуации. Поттер потратил следующие несколько минут на приготовление небольшого подноса с горячей водой, чаем, молоком, сахаром и несколькими бисквитами, после чего принес его и поставил на маленький круглый стол между двумя креслами, занятыми Альбусом и Минервой. При этом ему пришлось смахнуть на пол горстку мусора и пару открытых писем, которые он затем отнес на кухонную стойку, а мусор выкинул в ведро. — Сейчас вернусь, — бросил мальчик, исчезая в спальне и появляясь моментом позже в измятой футболке и серых брюках. Развалившись на диване, он смотрел на двух профессоров с выражением полного смирения, написанного на лице. Те обменялись взглядами и после сосредоточили все свое внимание на молодом человеке, лежавшем перед ними. Дамблдор прочистил горло и заговорил. — Мистер Поттер, ваш… опекун сейчас здесь? — Нет. Поттер вопросительно приподнял брови. — Эмм… Когда он будет здесь… — Я живу один. — Один?! — воскликнула Минерва. — Вы здесь по поводу Хогвартса? — сказал Поттер, больше утверждая, нежели спрашивая, игнорируя их очевидное смущение и недоверие касательно ситуации с опекуном. — Да, это так, — ответил Дамблдор нерешительно. — Но… — Я уже знаю о школе. Не нужно было наносить мне визит, как остальным магглорожденным, я сам могу приобрести все необходимое. Письмо у вас с собой? — продолжил Гарри, снова перебивая его. — Мистер Поттер, — произнесла Минерва менторским тоном, — прошу не перебивать. — Мы искали вас в течение многих лет, мистер Поттер, — вновь начал Дамблдор, — и я боюсь, что вынужден настаивать на встрече с тем, кто присматривал за вами все эти годы. — Вам некому назначать встречу. Я сам заботился о себе. — Вы не можете всерьез иметь в виду, что жили здесь все это время один? Как долго? — восклицала Минерва. — Довольно долго, — прохладно ответил Поттер. — У вас есть мое письмо? Профессора уставились на него на мгновение, прежде чем снова обменялись безмолвными взглядами. Дамблдор запустил руку в карман мантии, извлек тяжелый конверт и передал Гарри. Тот сломал восковую печать, достал содержимое и, поверхностно пробежавшись по тексту письма, перешел к листу со школьными принадлежностями. — Вам нужен письменный ответ? — рассеянно осведомился Гарри после прочтения. — Прошу прощения? — спросила Минерва. — Здесь сказано, прислать обратный ответ до 31 июля, сообщив, буду я поступать или нет, но, поскольку вы двое здесь, моего слова вам будет достаточно, или письменный ответ необходим? — Вашего слова будет достаточно, — сбивчиво сказала Макгонагал. — Но нам все еще нужно поговорить с вашим опекуном… — У меня его нет. Я живу один. — Вам всего 10 лет! — До сих пор это не было проблемой, — ответил Гарри скучающим тоном. — Но теперь это проблема. Теперь, когда мы знаем, где вы, я боюсь, мы обязаны поместить вас в подходящую семью, — настаивал Дамблдор со всей серьезностью. — Вы не в безопасности здесь, особенно в одиночку. — До сего дня я был в безопасности, — произнес Поттер, изогнув бровь. — Вы не могли найти меня, не так ли? — Десятилетний мальчик не может жить один! — категорически настаивала Минерва. — Если вы попытаетесь силой заставить меня жить где-то, где мне не хочется, я исчезну, и вы никогда не найдете меня снова, — проговорил Поттер хладнокровно. — Если вы хотите, чтобы я поступил в вашу школу, вы позволите мне делать то, что хочется, в течение двух месяцев каникул, когда я не нахожусь в Хогвартсе. Если вы будете упорствовать и вмешиваться в мои личные дела, я не приеду в Хогвартс, и вы никогда меня больше не увидите. Оба профессора уставились на него в совершенном онемении. — Я останусь здесь до конца августа. По окончании аренды сдам мебель на хранение, поскольку не вижу смысла платить за квартиру, которая будет пустовать десять месяцев. Отправлюсь в Хогвартс в начале учебного года, а новое временное жилье, скорее всего, арендую следующим летом, — заявил Гарри решительно и непоколебимо. — Вы не можете жить один в течение двух месяцев! — громко возмутилась Минерва. — Могу и буду, если вы хотите видеть меня в своей школе. — Вы не можете шантажировать нас, мистер Поттер! Позволять вам продолжать жить подобным образом не только неэтично, но и незаконно. Десятилетний мальчик не может… Поттер резко встал, холодно уставившись на них обоих. — Убирайтесь. — Что? — проскрипела Минерва. — Вам не рады в этом доме, если вы собрались угрожать. — Успокойтесь, мистер Поттер, — попросил Альбус, примирительно подняв руки. — Я уверен, что мы сможем прийти к взаимопониманию. — Если бы я был кем-то другим, вас двоих бы здесь не было, и вас бы меньше всего на свете интересовали условия моего проживания, — ровно отчеканил Поттер. — Но это вы, а не кто-то другой, — мягко ответил Дамблдор. — Вы сознаете, какое положение занимаете в волшебном мире, мистер Поттер? Существуют люди, которые захотят причинить вам вред, и я беспокоюсь о вашей безопасности в нынешних условиях проживания. Мы все переживаем за ваше здоровье и благополучие. — Я прекрасно знаю о своем «положении» в магическом мире, и я принял достаточное количество предосторожностей против любого, кто захочет причинить мне вред. Вы не смогли найти меня, хотя имели в распоряжении часть моих волос, а, может, и образец крови тоже. Если вы не сумели выследить меня в течение всех этих лет, обладая столь явным преимуществом, вы действительно верите, что кто-то из бывших Пожирателей Смерти, избежавших обвинений, сможет меня найти? И вновь Альбус и Минерва не могли вымолвить ни слова. — Возможно, мы сможем достичь компромисса хотя бы на оставшиеся месяцы лета. Могу я приставить кого-нибудь наблюдать за вашим жилищем, чтобы быть уверенным, что вы полностью в порядке? — Не нужно, — категорически отказался Поттер. — Вы даже не будете знать. Они будут крайне осмотрительны. — У меня нет никакого желания позволять абсолютно незнакомым людям шпионить за каждым моим движением в течение двух месяцев. Дамблдор побледнел. — Едва ли они будут шпионить за вами, мистер Поттер. Они станут телохранителями, в каком-то смысле. Их работой будет наблюдать за окрестностями вокруг вашей квартиры и оперативно реагировать на любые проявления опасности. Поттер закрыл глаза и несколько раз медленно глубоко выдохнул, как если бы пытался унять гнев. — В этом нет необходимости. — Пожалуйста, мистер Поттер, ради меня и моего душевного покоя. Я буду чувствовать себя гораздо лучше, если буду знать, что вы в безопасности. В течение нескольких мгновений Дамблдор выдерживал холодный непреклонный взгляд мальчика, смотря на него своими умоляющими голубыми глазами в ответ. — Нет. ***Принц должен уметь подражать лису и льву, поскольку лев не может защитить себя от ловушек, а лис не способен защититься от волков. Следовательно, нужно уметь быть лисом, чтобы распознавать ловушки, и львом, чтобы отпугивать волков. Те, кто желают быть только львами, не понимают этого. Никколо Макиавелли.
*** Северус Снейп неохотно признался бы — но только самому себе — что имеет множество предубеждений насчет того, чего ожидать от Гарри Поттера. Он еще не встретил это мелкое отродье, и, тем не менее, уже был убежден, что мальчик будет точной копией своего отца. Мужчина приложил множество усилий за последние несколько лет для того, чтобы держаться как можно дальше от всего, связанного с Гарри Поттером. Когда Альбус каким-то образом умудрился потерять Мальчика-который-выжил и пустился в бесконечную кампанию по его отслеживанию, Северус по-прежнему старался не позволять вовлечь себя. Конечно же, на него повесили часть задач, связанных с поиском; в основном, он был ответственен за то, чтобы присматриваться к членам старой гвардии Темного Лорда, и сообщать о любых слухах среди них. Но спустя несколько лет, не получив ни единой подсказки, ни малейшего намека касательно местонахождения мальчика, он прекратил все усилия. Тот факт, что некий мужчина, использующий маскировку и являющийся Поттером по крови, посещал хранилище в Гринготтсе, говорил Северусу, что мальчик, очевидно, не в руках Пожирателей Смерти. Существовала вероятность, что неизвестный был бастардом отца Джеймса, о котором Альбусу просто не было известно. И если этот человек знал, какой мерзкой стервой является Петунья Эванс, то своим поступком он спас ребенка от ужасной жизни с магглами. К слову говоря, Северус был шокирован, когда понял, что Альбус намеренно выбрал Дурслей в качестве семьи для Гарри. Если бы ребенка оставили с ними, и Снейп не узнал об этом заранее, он, скорее всего, устроил бы скандал. Неважно, насколько он презирал Джеймса Поттера, он не мог, находясь в здравом уме, позволить сыну Лили расти у ее отвратительной сестры. Но вместо этого, ребенок, по всей видимости, был втайне выращен каким-то неизвестным Поттером. Этот факт только укрепил уверенность Северуса в том, что мальчик явится в Хогвартс, ведя себя, как хозяин жизни, и станет таким же высокомерным и несносным, как его папаша. Типичным гриффиндорцем, любимым питомцем директора, из любой передряги выходящим сухим из воды, в то же время пренебрегающим правилами направо и налево. Когда он узнал, что Альбус и Минерва все-таки нашли Поттера и нанесли ему визит, это только уверило Северуса в том, что все их сумасшедшие поиски, проводимые в тревоге, явились огромной тратой времени, и был счастлив, что его участие в них наконец окончилось. Тот факт, что Поттер решительно отказался от настойчивого предложения обеспечить ему охрану, только укрепил веру Снейпа в то, что тот был маленьким заносчивым сопляком. Конечно, Альбус проигнорировал отказ мальчишки и, вызвав несколько добровольцев из прежних соратников, послал их присматривать за домом мальчика. Однако по их прибытии стало ясно, что квартира пуста. И снова Альбус потратил немыслимое количество своего времени, гадая, где находится мальчик. Само собой, он его не нашел и теперь бегал в панике, убежденный, что Поттер не прибудет в Хогвартс. Северус, напротив, в отличие от директора, стойко игнорировал всю эту нелепую драму, фокусируя внимание на подготовке к новому учебному году. Так что, когда первое сентября, наконец, настало, мужчина твердо решил не тратить ни секунды на размышления о чертовом Мальчике-который-выжил-чтобы-осложнять-его-жизнь. Альбус, разумеется, отправил кого-то на Кинг Кросс, чтобы отслеживать любые признаки появления мальчишки, и устроил едва ли не шоу, танцуя от радости, когда получил сообщение о том, что Гарри Поттер прибыл и сел на Хогвартс Экспресс. Когда студенты прибыли вечером, Снейп, сидя за главным столом, наблюдал за первокурсниками, которых сопровождала Минерва. Он не выискивал мальчишку в толпе целенаправленно, но, когда случайно нашел его взглядом, презрительная усмешка безотчетно расползлась по его губам, поскольку мужчина увидел именно то, что ожидал. Миниатюрного Джеймса Поттер. Черные волосы, лежащие в беспорядке, очки; те же черты лица, что и у Поттера в первый год; все один в один. Ну, кроме глаз. Но с того расстояния, на котором находился Северус, было легко игнорировать до боли знакомые глаза, особенно учитывая, что все прочие характерные черты имели явное превосходство. Мальчишка явно был высокомерным, как и ожидалось. В то время как его ровесники рассматривали все вокруг с трепетом и восторгом, Поттер выглядел откровенно скучающим. Выражение его лица оставалось равнодушно холодным, и Северусу пришлось признать, что оно не было свойственно Поттеру-старшему. Тот бы стоял, как надутый павлин, ухмылялся или смеялся бы над кем-то. Может даже поставил бы подножку кому-то, кто проходил мимо него. Потому что был как раз такого рода ублюдком. Но этот Поттер не смеялся и даже не улыбался никому из детей. Выражение его лица оставалось скучающим и безразличным всю первую часть сортировки. Он ни разу не заговорил с чем-либо из других детей, стоящих впереди, и, казалось, вообще не уделял внимания распределению своих товарищей. Когда его имя назвали, зал наполнился возбужденными шепотками, и студенты вытянули свои шеи и склонились в разных направлениях, пытаясь разглядеть знаменитого Мальчика-который-выжил. Поттер высоко поднял голову, надменно вышел вперед, не глядя на окружающих вокруг, сел на стул, и Минерва опустила Шляпу ему на голову. Северус предполагал быстрое распределение, напрямую в Гриффиндор, так что, когда складки на Шляпе задвигались, и ее рот приоткрылся, чтобы огласить факультет, спустя менее чем десять секунд, Северус совершенно не удивился. Удивился он тогда, когда Шляпа прокричала «Слизерин!» Казалось, будто мир вокруг вдруг покрылся трещинами и рассыпался. В зале стояла оглушительная тишина, исключением стали лишь несколько шокированных вдохов. Потом раздались аплодисменты. Но только от стола Слизерина, и только от нескольких групп студентов. Некоторые выглядели довольно восторженно и раздулись от гордости от приобретения знаменитого Мальчика-который-выжил их обычно презираемым факультетом, но также за столом зелено-серебряных были и те, кто сильно нахмурился, и те, кто просто находился в замешательстве. Оставшиеся ученики выглядели полностью ошеломленными. Было очевидно, что никто не ожидал, что сам Гарри Поттер попадет на Слизерин. И меньше всех, Северус Снейп. Поттер встал, со спокойствием и изяществом, отдал Шляпу замершей Минерве, невозмутимо прошел к все еще аплодирующему Слизеринскому столу и присел рядом с Дафной Грингасс, напротив Драко Малфоя. Он и дальше продолжал вести себя подчеркнуто отстраненно ото всех, вплоть до конца сортировки, и даже после, в течение всего пиршества. Поттер поднимал взгляд только на тех, кто обращался к нему с вопросами, и кивал время от времени. Кажется, даже заговорил раз или два, но это были лишь короткие фразы. Очевидно, он не считал своих новых товарищей достойными его внимания. Маленький напыщенный сопляк. Северус определенно не желал тратить время на наблюдения за Поттеровским отродьем — плевать он хотел на это ничтожество. Ему не было совершенно никакого дела до того, что этот маленький засранец попал под его ответственность. На самом деле, Снейп целенаправленно не думал о том, что стал деканом мальчишки, потому что эта мысль приводила его в ужас. Некоторые могли подумать, что он будет наслаждаться полученной властью над Поттером, но Северус относился к своим обязанностям декана очень серьезно. Дети, попавшие к нему на факультет, становились его ответственностью. Он заменял им родителей на десять месяцев в году, которые те проводили в Хогвартсе, и, хотя он излишне не нянчился с ними — все равно заботился о них. Тратил силы на каждого из них, не задумываясь, как это выглядело для остальной школы. Но он определенно не желал тратить силы на Гарри Поттера. Квиррелл сделал несколько неудачных попыток вовлечь его в беседу во время трапезы, но Северуса слишком раздражало его дурацкое заикание, и он не мог его долго выносить. Минерва казалась как в воду опущенной: несомненно, она была ужасно разочарована, не получив Поттеровского отпрыска под свое крыло. Тем не менее, она все равно была куда лучшим собеседником, чем заикающийся идиот. Наконец ужин был окончен, и Альбус произнес свою ежегодную приветственную речь. В этот раз она включала предупреждение для учеников держаться подальше от третьего этажа, если они не хотели умереть страшной смертью. Сказать детям, куда не следует ходить, было неважной идеей — всегда найдутся те, кто, не боясь угрозы опасности, полезет искать приключений. Северус бы сильно удивился, если к концу недели не нашлось бы как минимум двух страшно изувеченных гриффиндорцев. Скорее всего, одинаковых на лицо и с рыжими волосами. Наконец студентов отпустили, и теперь Северус наблюдал, как его новую партию слизеринцев уводили старосты-пятикурсники. Пятнадцать минут спустя мужчина вошел в гостиную Слизерина в Хогвартских подземельях и предстал перед группой крошечных одиннадцатилеток, большинство из которых были, по меньшей мере, испуганы. При этом некоторые упорно старались скрыть свой страх. Хотя Драко не выглядел напуганным. Он выглядел самодовольно. Будто был хозяином этого места. Будь оно все проклято, но Северус знал, что его крестник, скорее всего, доставит ему массу проблем. Люциус был гордым человеком и довольно жестким в плане воспитания, но Нарцисса страшно избаловала сына. Черт, да даже Люциус сыграл в этом роль! Не было на свете такой вещи, которую Драко не получал, если хотел. Поттер также являлся исключением. Он не смотрел в ужасе, не выглядел потрясенным или взволнованным. Мальчишка все еще казался…скучающим. Что крайне выводило из себя. Северус решил, что, со своей стороны, будет просто игнорировать Поттера и в ближайшие несколько ночей попытается сообразить, как именно впишется нежданный ученик в его жизнь и чем ее осложнит. Пока что он произнес свою стандартную приветственную речь, полную угроз об ужасных отработках по чистке котлов для любого, достаточно бестолкового, чтобы попасться на нарушении правил кому-либо из профессоров. После, отпустив всех спать, Снейп укрылся в своих личных покоях, с бокалом хорошего бренди. ***Благоразумный правитель не должен доверять кому-либо, если это идет вразрез с его интересами, и когда причины, породившие доверие, более не существуют. Будь все люди добродетельны, этот принцип не был бы хорош; но, поскольку все люди испорчены и не будут всегда верить в тебя, ты не обязан доверять им. Никколо Макиавелли.
*** Драко Малфой наблюдал, как Поттер спокойно прошел через их новую комнату, прямо к кровати, перед которой стояли два одинаковых дорожных сундука, и вынул волшебную палочку из рукава. Легкий взмах — и один из сундуков отодвинулся в сторону и открылся. Поттер заглянул внутрь и вынул…лист пергамента? Драко сузил глаза и подошел ближе, чтобы рассмотреть, что это было. Поттер обернулся, окинул взглядом комнату и, выждав секунду, довольно громко прочистил горло. Тео выпрямился, прекратив копаться в собственном сундуке, а Винс и Грег просто повернулись с безучастными взглядами. Блейз, как и Драко, с любопытством наблюдал за Поттером. — Я хочу внести предложение, — заявил Поттер сухим спокойным тоном. — Предложение? — изумился Блейз недоверчиво. Поттер ногой подвинул закрытый сундук в центр комнаты и затем положил пергамент, который держал в руках, на его крышку. — Я предлагаю, чтобы все, происходящее в этой комнате, оставалось тайной. Перед вами магический контракт. Он вступит в силу, только если мы все подпишем его. Я попросил своего юриста составить его, дабы избежать лазеек. Вы, самой собой, имеете право прочесть его, прежде чем подпишете. Он даже близко не такой суровый, как непреложный обет или магическая клятва. Вы не умрете и не потеряете магию, если нарушите его, но будете испытывать боль, если попытаетесь, и, если таки сделаете это, ваша кожа позеленеет, вы сильно заболеете и покроетесь многочисленными фурункулами. Договор утверждает, что все, что любой из нас услышит, увидит или почувствует, находясь в этой комнате, является тайной и не может быть сообщено кому-либо постороннему. Ни учителям, ни другим студентам, ни прессе, ни каким-либо правоохранительным органам. — И почему, собственно, кто-то из нас захочет подписать нечто подобное? — спросил Нотт скептически. — Потому что сейчас я только теоретически знаю, что у четверых из вас отцы имеют особенные татуировки на левых предплечьях. Само собой, эта информация не может быть представлена на суде. Однако нам предстоит делить эту комнату в течение следующих семи лет. Вам действительно хочется жить здесь по десять месяцев в году в постоянном страхе, что я стану свидетелем чего-то компрометирующего? Или подслушаю что-либо, не предназначенное для моих ушей, и сообщу неподходящему человеку? Вы хотите провести следующие семь лет, скрывая любые запрещенные вещи? Или книги по Темным Искусствам? Нет, конечно, нет. Подобная жизнь будет кошмаром. Это наша общая спальня. Мы должны чувствовать себя здесь в безопасности. Пока мы в этой комнате, нам комфортно, мы защищены. Мы уверены в отсутствии шпионов и в том, что о наших действиях будут докладывать другим. — В чем тогда твоя выгода? — спросил Драко, уставившись на Гарри пристальным взглядом. — Все это прозвучало так, будто мы получаем защиту на случай, если ты станешь доносить на нас, но что получишь ты сам? Для меня подобное предложение явно демонстрирует, что ты что-то скрываешь. — Само собой, — протянул Гарри, закатив глаза. — Договор также означает, что я защищен на случай, если вы решите сделать и продать фото, где я хожу в одних трусах, или слить факты о моей личной жизни в прессу. Мне не придется волноваться, что вы выдадите информацию обо мне с целью подзаработать или привлечь внимание, или для шантажа. Конечно, всего, происходящего вне этой комнаты, это не касается, но, по крайне мере, я буду знать, что здесь я в безопасности. Драко долго упирался подозрительным взглядом в Поттера, пока довольная усмешка медленно не расплылась на его лице. — Знаете, я подумывал, что, может, Шляпа выжила из ума, распределив Гарри Поттера на Слизерин, но теперь думаю, что она, в конце концов, знала, что делала. Поттер лишь дерзко приподнял одну бровь, прежде чем резко кивнул головой в сторону пергамента на своем сундуке. — Будете читать? Драко, явно забавляясь, подошел и взял образец. Было очевидно, что договор составлял профессионал. Драко уже видел раньше магические контракты, сделанные юристами его отца. Вообще-то… Он поднял бумагу на свет и, увидев размытый водяной знак на пергаменте, фыркнул и усмехнулся — это был знак того агентства, услугами которого пользовался его отец. Поттер явно знал, что делал, когда нанимал юриста. Еще одна причина прочитать контракт более тщательно. Поттер тем временем открыл свой второй сундук и, вынув еще несколько листов пергамента, пояснил остальным, что это были дополнительные копии, которые можно прочесть, но подписи будут ставиться только на оригинале. Все, с осторожным недоверием, взяли себе по образцу, и уселись читать в тишине. Грегори и Винсент пробормотали что-то в замешательстве и попросили Драко пояснить некоторые слова, смысл которых не понимали. В конце концов Малфой счел контракт приемлемым, без каких-либо скрытых ловушек или лазеек, которыми Поттер мог воспользоваться, чтобы нанести удар им в спину. Драко не был уверен, что действительно готов не иметь возможности рассказать кому бы то ни было — особенно своему отцу — о том, что Поттер делает, находясь в комнате, но, если честно, какая в общем-то разница? Он все еще сможет докладывать обо всем, что тот станет делать вне спальни. И будет чудесно, если не придется постоянно переживать в отношении всего, что его одноклассники услышат или увидят. Не только Поттер, но любой из них. Тем не менее, Малфой сомневался, что было хорошей идеей подписывать подобный документ без консультации с отцом. Но когда Поттер проворчал что-то о том, есть ли у него своя голова на плечах, или он собрался всю жизнь прикрываться именем своего отца, Драко закипел от гнева. Он знал, что им, скорее всего, манипулируют, но это не изменило того факта, что он сразу же подписал контракт. Грег и Винс последовали за ним минуту спустя. После Тео сделал то же самое. Блейз колебался дольше всех, но, в итоге, поставил подпись. Как только расписался Поттер, контракт засветился голубым, выпустив в каждого из них крошечные огоньки, сверкнувшие буквально на мгновение, прежде чем исчезнуть, и после пергамент пропал. Поттер позволил каждому оставить себе копию, включая листок, где было указано, в какую фирму обратиться, если они захотят посмотреть оригинал. Контракт гласил, что ребята могли свободно говорить о его существовании, поэтому, если кто-либо задаст Драко вопрос о Поттере, на который тот не сможет ответить — поскольку это будет конфиденциальная информация — он всегда сможет, как минимум, объяснить, почему. По всей видимости, это также была допустимая причина для отказа свидетельствовать на суде. Один из Министерских законов запрещал насильно требовать дачу показаний, при условии наличия непреложного обета или клятвы, при нарушении которой причинялся вред здоровью или магии волшебника. Это было одним из пунктов, который окончательно убедил Драко. Теперь, в пределах общей спальни, он мог заниматься Темными Искусствами буквально у Поттера под носом и не волноваться о донесениях об этом директору или Министерству. Даже если Драко сотворит что-то ужасное, тот не сможет ничего сделать. Не сможет ничего рассказать. Малфой действительно думал, что поступил умно, подписав контракт. Ровно до того момента, как Поттер наклонился к своему второму сундуку, вытащил оттуда маленький стеклянный аквариум, поставил на угол своего стола и вынул крохотную змейку, с которой начал разговор. На парселтанге. Гарри Поттер был змееустом, и Драко не мог рассказать об этом ни единой душе. Малфою оставалось надеяться на то, что Поттер заговорит по-змеиному за пределами их общей спальни, потому что знал: его отец будет в гневе, когда узнает, что Драко не поведал ему о столь огромном открытии. *** Дорогой отец, имею удовольствие сообщить тебе, что, согласно ожиданиям, я был распределен на Слизерин. Хотя сомнения по этому поводу едва ли существовали. Что стало огромным сюрпризом для всех, так это то, что Гарри Поттер также попал на Слизерин. Более того, он будет делить со мной общую спальню следующие семь лет. Ты должен был видеть, какое лицо было у директора, когда Шляпа назвала Слизерин. Весь зал сидел в шоке. Это было забавно. Впрочем, я тоже был удивлен подобным распределением. Ровно до того момента, как мы вошли в общую спальню, после приветственной речи дяди Северуса, и Поттер обратился к остальным с «предложением». У него имелся профессионально составленный магический контракт, с формулировкой о запрете говорить обо всем происходящем в общей спальне за ее пределами. Это предотвращало бы передачу любой сомнительной информации, касающейся нашей личной жизни, которую можно увидеть, услышать и т. д., любому постороннему человеку, независимо от причин. То, как Поттер преподнес контракт, выглядело довольно привлекательно, я должен признать. Плюс это звучало так, будто он хотел защитить себя от продажи любой информации о своей личной жизни прессе или другим ученикам. Он знаменитость, в конце концов, и казалось, его беспокоит подобное вполне обоснованно. В обмен на то, что мы лишаемся возможности продать фото с ним, щеголяющим в трусах, в «Ведьмин Досуг», нам предоставлялась гарантия безопасности от Поттера на все семь лет, независимо от того, узнает ли он что-то, что может скомпрометировать любого из нас. Это означало, что я смогу проводить персональные саббатские ритуалы в спальне, не беспокоясь, что об этом прознает Дамблдор, или, еще хуже, Министерство. Это также означало, что мне не нужно остерегаться чтения сомнительной литературы в своей постели. Наличие Гарри Поттера среди соседей по общей спальне явно доставило бы много хлопот, а ведь я привык к комфорту во всем. Так что предложение казалось довольно привлекательным. Я тщательно прочел контракт, выискивая любые возможные лазейки. Он оказался довольно строгим, но при этом не выглядел так, что Поттер будет иметь какие-либо преимущества. Равноценная защита для всех нас. Юридическая фирма, в которой был составлен контракт — это «Дож Э. и Дож Э.Р.», та самая, которой пользуешься ты, так что я знал, что она надежна. Ты можешь написать им, попросить копию и уточнить их мнение. Теперь настает момент, когда я должен признать, что встревожен. Полагаю, я действительно должен был проконсультироваться с тобой, прежде чем подписать договор, и я умоляю тебя излишне из-за меня не расстраиваться. Я думал, ты сможешь гордиться тем, что я принял меры предосторожности, однако теперь боюсь, что в итоге ты будешь разочарован. Я не могу сказать многое, по правде говоря, даже опуская перо на пергамент, я чувствую головную боль. И все же, Гарри Поттер оказался совсем не таким, каким я думал. Теперь, увидев некоторые вещи, я сильно сомневаюсь, что его единственной причиной связать нас контрактом была защита от слухов и журналистов. У него есть тайны, отец. Серьезные тайны. И теперь я в таком положении, что не могу ничего о них тебе рассказать. Ты должен быть очень внимательным с Гарри Поттером. Он не такой человек, которым его ожидали увидеть. Если с ним произойдет что-то важное, и я смогу об этом сообщить, я тут же это сделаю. Пожалуйста, не злись на меня слишком сильно, отец. Я сделал то, что, мне казалось, защитит тебя, меня и нашу семью. Передай маме, что я ее люблю. Скоро напишу снова. Драко. *** Северус Снейп покинул комфортную прохладу подземелий и направился на четвертый этаж, где располагались гостиная для учителей и конференц-зал. Прошел месяц с начала учебного года, пришло время учителям собраться вместе, чтобы обсудить своих учеников или похвастаться ими. Мужчина презрительно усмехнулся, осознавая, как сильно будет ненавидеть следующие несколько часов. Он всегда презирал эти собрания. Снейп предпочитал не говорить о своих слизеринцах и их проблемах с другими профессорами. В случае, если он обнаруживал у одного из учеников следы жестокого обращения, или любую другую проблему, он обсуждал это с Альбусом отдельно, один на один, либо не обсуждал вообще, а сразу разрешал вопрос с родителями, порой втайне прибегая к угрозам. Проблемы Слизерина решались внутри Слизерина. Он не видел смысла выносить грязное белье своих змеек на рассмотрение коллег. Он также не видел смысла в попытках похвалить их, поскольку остальные учителя имели предубеждения против слизеринцев и никогда не обращали внимания на его слова. Однако теперь у него имелся, по крайней мере, один ученик, которого все охотно обсудят. Он вошел в комнату, полную народа, и уселся в свободное кресло между Минервой и Филиусом, и, к сожалению, напротив Квиррелла. От запаха чеснока слезились глаза, а потому находиться рядом было весьма неприятно. Снейп старался проводить в компании мужчины как можно меньше времени, при этом начав подозревать, что с тем определенно стало что-то не так. Одно дело — вернуться после годичного отпуска необоснованно пугающимся всего заикой, другое — появились некоторые особенности, которые совершенно не нравились Северусу. Прошла еще буквально минута, прежде чем последняя из учителей, наконец, добралась до комнаты — Трелони всегда приходила на собрания позже всех. Она, казалось, навечно засела в своей башне, и Северус, если честно, был бы безумно счастлив, если бы она осталась там навсегда. Альбус призвал собравшихся к порядку и, как обычно, начал с обсуждения того, как адаптировались первокурсники всех факультетов к школьной жизни. Помона начала первой и, по обыкновению, завела разговор о новеньких хаффлпафцах, которые плакали у нее на плече, тоскуя по дому. Остальные тоже высказали свои наблюдения о членах ее факультета, но крайне мало, хотя кто-то подчеркнул, что Захария Смит уже зарекомендовал себя как хулигана, и Помоне стоит присматривать за ним. Гриффиндор вновь демонстрировал урожай из посредственных идиотов среди мальчиков, как заметил Северус. Он сообщил Минерве, насколько жалкими ее львы показали себя в его классе, особенно сделав акцент на количестве котлов, которые умудрился расплавить Невилл Лонгботтом. Рон Уизли также стал огромным разочарованием. Уж насколько Северусу были противны его браться-близнецы из-за своей склонности постоянно приносить проблемы, ему приходилось признать, что те являлись, к его досаде, блестящими зельеварами. Перси Уизли, ставший старостой в этом году, также отлично учился. Северус не мог сказать, что у мальчика имелись какие-либо таланты в области зелий, но он был достаточно компетентен и старателен — даже чересчур старателен. Билл и Чарли тоже были в определенной мере искусны в его предмете, в то время как Рональд, очевидно, не собирался прилагать хоть какие-то усилия и стараться. Его зелья получались ужасными. При упоминании младшего Уизли Минерва скривилась и сказала, что, хотя мальчик не был в числе наиболее расположенных к учебе студентов — даже близко не стоял — он, по крайне мере, не обладал склонностью приносить столько проблем, сколько приносили близнецы. Также Макгонагал добавила, что Рональд чувствует потерянно на фоне многочисленных братьев, а потому постарается поощрять его на занятиях. Как только упомянули Невилла, Минерва высказала подозрения, что Августа Лонгботтом, вероятно, была слишком сурова с ним и занизила его самооценку. Мальчик совершенно не походил на своего отца Фрэнка. Не то чтобы Северус когда-либо особо жаловал мужчину, но тот никогда не проявлял себя такой бестолочью. Филиус, радостно улыбаясь, ворковал о своих новых равенкловцах. Он полагал, у них всех есть большой потенциал. Северус же считал их всех маленькими заносчивыми засранцами, обладающими сильно раздутым чувством собственного превосходства в интеллектуальном плане из-за распределения на факультет «умников». Что было полной чепухой, и все преподаватели это знали. Принадлежность к Равенкло вовсе не означала острый ум. Да, черт возьми, эта раздражающая мелкая Грейнджер из Гриффиндора была, вероятно, умнее, чем все второкурсники Равенкло, вместе взятые! Но никто не мог сравниться с ослепительно ярким примером гениальности и великолепия на факультете Северуса — хотя он сам неохотно это признавал — коим являлся Гарри Поттер. Когда обсуждение наконец добралось до Поттера, все ринулись делиться своими наблюдениями, поскольку Альбус, совершенно очевидно, жаждал их услышать. Мальчик был очень тихим. Очень правильным. Очень умным. Гений, как сказал Филиус. Настоящий гений! Ни на один вопрос, который был задан мальчику, тот не дал неправильный ответ, хотя при этом, он сам никогда не поднимал руку, чтобы ответить. Северус открыл это раньше всех: если хочешь, чтобы Поттер внес вклад в работу класса — вызывай его для этого самостоятельно. Мальчик никогда не вызывался добровольцем. Никогда не поднимал руку по собственной прерогативе и никогда не старался продемонстрировать свои знания классу. В отличие от соплячки Грейнджер, которая тянула руку при первой возможности и трясла ей с такой маниакальной интенсивностью, что внушала Снейпу лишь омерзение. Несмотря на то, что Северус ненавидел саму мысль о награждении баллами проклятого Поттера, он также понимал, что это был удивительно эффективный способ зарабатывать Слизерину массу очков. Факультет уже шел далеко впереди, но никто не мог обвинить Северуса в несправедливом фаворитизме. Вообще, мужчина выработал чудную систему. Сперва задавал вопрос Уизли или Лонгботтому, прекрасно зная, что те не дадут правильный ответ. Затем, после их неудачи, адресовал тот же самый вопрос Поттеру, который, конечно же, отвечал верно. После чего Снейп продолжал задавать все больше и больше вопросов, наращивая их сложность, пока мальчишка не зарабатывал около пятидесяти очков для своего факультета. При этом лицо Уизли становилось ужасного красного оттенка, что, откровенно говоря, приносило немало удовольствия. Странно, но Поттер не наслаждался вниманием и не демонстрировал гордыню. Вопреки ожиданиям Северуса, он никогда не пытался красоваться, в отличие от Джеймса. Вместо этого мальчик чаще всего казался скучающим. Хотя Снейп заметил вспышку веселья в глазах Поттера после того, как в третий раз последовал свой системе вопросов: сперва гриффиндорцам — затем одному конкретному знаменитому слизеринцу. Создавалось впечатление, что Поттер точно знал, что он делает, и находил этого забавным. В такие мгновения Северусу приходилось одергивать себя, чтобы, ни в коем случае, не начать симпатизировать мальчишке. Остальные учителя заметили, как Поттер часто бросает скучающие взгляды в классе, и теперь боялись, что, не получая сложных заданий, качество его работ может снизиться. Или, что еще хуже, ему вообще надоест учиться, не получая достаточной стимуляции для ума. Письменные работы Гарри также были безупречны, и Северус мысленно отметил, что мальчик явно пользовался пером в течение многих лет. В действительности его почерк был лучше, чем у некоторых взрослых — не говоря уже об одиннадцатилетних детях. Остальные преподаватели дружно высказали мнение, что мальчик явно вырос в магическом окружении. Некоторые даже предположили, что у него были репетиторы, поскольку, даже будучи гением, невозможно выполнять все заклинания правильно с первой попытки. Определенные движения палочкой получались слишком неуклюже до тех пор, пока не вырабатывалась приличная мышечная память, которая появлялась только после повторения одних и тех же действий в течение многих лет. У Поттера была мышечная память. Даже Северус, который обучал мальчика сугубо зельям, заметил это. Вообще, Поттер был одним из двух студентов, вместе с Драко, которым позволялось пользоваться палочкой на его занятиях. Обычно он считал слишком опасным для учеников иметь при себе волшебную палочку во время варки. Но были определенные заклинания, которые применялись в процессе зельеварения: устанавливающие таймеры, чары помешивания, контроля регулировки пламени, и т. д. И Поттер явно был с ними знаком. Альбус выглядел определенно обеспокоенным всем, что преподаватели рассказали о Поттере — глубоко обеспокоенным. Он поинтересовался, как Гарри проявил себя в общении с однокурсниками вне занятий, и большинство учителей единодушно признали, что мальчик был интровертом. Он не любил разговаривать с кем-либо. Все утверждали, что у Поттера нет ни одного друга, хотя Северус видел его, достаточно дружелюбно общающегося со своими соседями по спальне. Дружелюбно в той мере, в какой слизеринцы могут быть в отношении друг друга. О доверии речь никогда не заходила — хорошее знакомство, сотрудничество, и только до тех пор, пока выгодно для обеих сторон. Во всяком случае, мальчишка не казался снобом по отношению к однокурсникам. И, что достаточно любопытно, никто не относился с пренебрежением к нему. Ну, возможно, несколько девочек изначально, до того, как Поттер сделал что-то, чем заслужил уважение своих товарищей. Что это было, Снейп понятия не имел, и, по всей видимости, никогда не узнает, если то, что рассказал Люциус, было правдой. Северус подумывал довести до сведения Альбуса наличие контракта между Поттером и его соседями по спальне, но не решился. Это бы только усилило паранойю старика, и он начал бы еще пристальнее наблюдать за мальчиком. Несмотря ни на что, Поттер и прочие слизеринцы находились под защитой своего декана, и он не собирался выдавать их так легко. Насколько Северус знал, волноваться, в любом случае, было не о чем. Защита, которую он самостоятельно поместил на спальни учеников, уведомляла его о принесении чего-либо запрещенного на территорию общежития, и в обоих сундуках Поттера ничего, вызывающего тревогу, не обнаружилось. Кое-что было в сундуке Гойла, и Снейп уже наказал мальчику быть осмотрительнее с вещами, привозимыми в школу. Альбус попросил учителей попробовать убедить Поттера быть более общительным со сверстниками; увеличить число групповых занятий и назначать Гарри различных партнеров в надежде найти такого, общение с которым перерастет в дружбу. Северус был почти уверен, что все попытки не принесут плодов. Мальчишка просто не хотел дружить с кем-либо. Когда стало очевидно, что нельзя больше тратить время на обсуждение всего одного первокурсника, Дамблдор перешел к другим проблемам, но часом позже, когда собрание наконец завершилось, попросил Северуса и Минерву задержаться чуть подольше и вновь продолжил дискуссию на тему Гарри Поттера. Только теперь затронув личные вопросы. Альбус несомненно не оставил свои попытки выведать секреты Поттера касательно десяти последних лет, но, в конечно счете, не добился никаких успехов. Он до сих пор не представлял, кто вырастил мальчика, и не понимал, какую идеологию ему привили при воспитании. Был он сторонником Света? Сторонником Тьмы? Кто учил его? Чему учил его? Как он смог получить палочку в юном возрасте и ни разу не попасться, пользуясь ею? Это явилось бы подходящим объяснением его продвинутому уровню волшебства. Дамблдор попросил обоих профессоров, по возможности, попытаться завоевать доверие мальчика. Снейп поднял на смех эту идею, но Альбус продолжал стоять на своем, подчеркнув, что Северус являлся деканом факультета Поттера, а значит, тем, к кому Гарри мог обращаться за помощью. Минерва не была уверена в том, как именно сможет поддерживать связь с мальчиком — она не была его деканом, в конце концов. Тогда Альбус предложил сделать акцент на ее отношения с его родителями. Может, Гарри захочет получить больше информации о них? Директор также предложил этот вариант и Северусу, но мужчина сразу заартачился и отказался. Он явно был последним человеком, желающим рассказать Гарри Поттеру о Джеймсе Поттере. Альбус и Минерва не стали принуждать его, хотя он был хорошим источником информации о Лили. В конце концов, Северус знал ее в течение нескольких лет до обучения в Хогвартсе. Честно говоря, Снейп не думал, что подобное сработает. Он полагал, что Поттер не настолько глуп, чтобы выдать свои секреты в обмен на крупицы информации о своих давно умерших родителях. Как бы Северус ни ненавидел это, ему приходилось признавать, что он был высокого мнения об интеллекте мальчишки. Он также прекратил задаваться вопросом о распределении Поттера на Слизерин. Мальчик был слизеринцем. Этого нельзя было отрицать. Это был факт. Получив подтверждения, что Северус и Минерва попытаются пробиться сквозь стену отчуждения Поттера и завоевать его доверие, Альбус вздохнул и отпустил их обоих, сокрушаясь, насколько все в итоге пошло неправильно.