Золотые руины

Во мраке маленькой комнаты, вдали от людского взора и присутствия, во смраде и копоти дымящейся сигареты сидел человек. Взор его был обращен на небольшой экран, на котором туда-сюда мелькали буковки и циферки. Человек был поглощен пляской символов на экране, так что веки его лишь изредка смыкались, раздражая и без того сухой глаз. За окном и за дверью, вне зоны видимости, но в зоне слышимости ворковали люди. Человека крайне раздражали посторонние звуки, но фанерная обивка двери едва ли могла защитить слух от шумов. — Да заткнитесь вы, боже… — ворчал про себя человек, нервно постукивая пальцами о стол. Колеса машин за окном плавно скользили по асфальту, издавая противный шуршащий звук. Кухня через стенку наполнилась бренчанием посуды друг о дружку, так что создавалось впечатление, будто в помещении происходил не привычный ритуал приготовления пищи, а пляски древних племен с использованием подручных материалов как музыкальные инструменты. Его раздражало все, что не имело отношения к предмету в его руках. Чужие разговоры, топот, шуршание соседа за стенкой, вздохи матери у двери в комнату и плач младшего брата. Важны были лишь символы на экране. Важен лишь сам экран и свет, исходящий от него. Яркий, слепящий, режущий глаз, но несомненно притягивающий, обволакавающий, увлекающий за собой, прочь от шумов и ненужных людей. Люди не нужны, нет. Не нужен никто. Он будет один. Ему так хорошо и комфортно. Ему так нравится. Без людей. От приятных мыслей и божества в руках человека отвлек резкий толчок в хлипкое тельце двери. В помещение с настежь распахнуой дверью ворвался маленький рыжий ребенок и жаркий дух кухни, откуда пары распространялись с огромной скоростью по всей квартире. Что-то ухнуло где-то глубоко в груди человека, заставляя напрячься и передавая волны недовольства от вторжения по всему телу. — И-иди е-есть! — Завопил мальчишка что есть мочи, проносясь мимо сидящего в глубоком кресле человека. — Ладно-ладно, иди отсюда. И дверь прикрой, — сразу распорядился обитатель комнаты. — Пик-пик-пик! — Существо начало прыгать на одной ножке и корчить рожицы. — Я сказал уйти! Малыш не подчинился, еще больше поддразнивая брата. На крики, а просьбы тем более, мальчуган уже давно не обращал внимания, поэтому старшим приходилось полагаться лишь на собственную силу, ловкость рук и точные удары по мягкому месту, что порой помогали усмирить темперамент младшего в семье. Поэтому, не теряя даром времени, человек отложил божество в сторонку, рывком поднялся с насиженного места и вытолкал источник шума за пределы личного пространства. По телу тут же разлилось приятное тепло. Уединение всегда было приятно для него. Как патока разлилось одиночество по венам, медом ударило в голову. Никто не нужен. Ни отец, ни мать, что заходили позже, пытаясь, видимо, привлечь сына к работе по дому. Ни этот рыжий ребенок, выводящий старшего брата из себя одним лишь присутствием. Ни друг, сетующий на прогулы товарища в учебном заведении. Ни девушка, тщетно пытающаяся привлечь к себе внимание. Даже этот пользователь в сетевой игре, лениво строчащий сообщение… Что? аноним: жив еще? я: в смысле? я: не понял аноним: сидишь тут безвылазно аноним: в туалет хоть ходишь? х) я: тебе чего? аноним: просто мимо проходил. дай, думаю, напишу я: написал? аноним: да я: гуляй аноним: бука! слууш, а какие скилы нужны для командной арены? я: тут нужно смотреть по классу, и что ты хочешь именно. я например качал песнь полумесяца, она как геката нехило лечит в бою, но при этом жрет баф аноним: уоо аноним: как много незнакомых слов… я: пояснить?) аноним: даа!

***

Время за беседами с другим человеком, что не было характерно для обитателя комнаты, пролетало незаметно. Но его не волновал тот факт, что каждый вечер, вопреки своим принципам, он ждал в сетевой игре одного анонима, ведь в руках человека было божество, а комната по-прежнему пуста, что гарантировало ему «свободу», «одиночество». Человек по- прежнему бесился, когда кто-то нарушал его личное пространство, отрывал от чарующей пляски символов, рассеивал волшебство света, но сейчас это не имело большого значения, как-то, что по другую сторону экрана его ждал особенный собеседник. Разговоры с ним были подобны дурману. Он был необычен, непохож на всех тех, с кем человек сталкивался в повседневной жизни, от кого убегал, прятался во мраке смрадной комнаты. Он говорил совершенно банальные и, порой, глупые вещи. Но человек уже был покорен. Не потому ли, что анонима «охраняло» божество? Если у вселенной есть Бог, то это я. Это я и ты. Ты и они. Мы все, кто молоды и полны жизни. В наших жила течет ртуть, а глаза — линза нашего организма — горят жаждой великих свершений. Мы можем все и ничего одновременно, потому что мы — это символ мироздания. аноним: ты сказал, что убегаешь жизни? я согласен. прятать себя в комнате -самоубийство. прятать себя от людей — мучительная смерть. позволь людям любить тебя, узнать тебя. ведь ты и шанса им не даешь? аноним: знаешь, я тоже был таким, как ты. тоже прятался аноним: без людей больно аноним: у тебя, должно быть, хорошие родители аноним: береги их аноним: я вот.. не сберег аноним: поверь, я знаю, что говорю. веришь мне? И прежде чем понять, человек поверил. Поверил ему, неизвестному Богу по ту сторону экрана. Поверил его словам. Возрождение никому не дается легко. Как феникс, возрождаясь из пыли, человек обрел самого себя. Небольшими шажками, остановками и нерешительно, он встал на путь примирения со всем миром. Потихоньку восстанавливались связи с, как оказалось, такими нужными людьми. А божество… вновь стало обычным гаджетом.