Дожить до рассвета

      На следующий день Уилл с трудом разлепил глаза. Тело болело и ломило после побоев. Солнце уже было высоко в небе, и по тишине, окружающей его, Уилл понял, что он в доме один. К удивлению, он понял, что лежит в кровати, в своей комнате. Его руки были свободны от пут, раны и ссадины обработаны странно пахнущей мазью. И всё же Уилл с трудом добрался до ванной, мучимый болью и слабостью в животе. Побег был самой глупой его затеей из всех возможных, с учётом того, что он не убил Ганнибала, а просто оглушил его.       Смыв с себя кровь и мазь, Уилл добрался обратно до выделенной ему комнаты и забрался на кровать, не боясь испачкать бельё алыми разводами. Не оклемался он и к вечеру, зато благоразумно закрылся на замок. Благо, вернувшийся с охоты Ганнибал трогать его не стал.       Дни тянулись медленно. Нужно было действовать хитро, и Уилл вернулся к домашним делам, желая убедить Ганнибала, что он смирился с судьбой. Только проявление покорности могло продлить ему жизнь и приблизить час, когда он вонзит в сердце Ганнибала кинжал — на этот раз Уилл решил бить наверняка. Изо дня в день он лелеял план мести, но для его воплощения нужно было втереться к Ганнибалу в доверие. Однако тот игнорировал присутствие пленника, да и Уилл старался не попадаться ему на глаза. А ведь стоило закончиться запасам мяса, и новым блюдом мог стать сам Уилл.       Поздними вечерами он замечал, как Ганнибал сидит в гостиной и читает книги. Раньше он и не думал, что вендиго могут читать или интересоваться искусством, а в спальне Ганнибала, куда Уилл заглядывал, когда того не было дома, имелся мольберт. Та сумка, с которой вендиго вернулся домой в день нападения Уилла, так и валялась в прихожке. Уилл не смог побороть интерес и заглянул в неё, обнаруживая книги и хлеб. Всё это Ганнибал в тот день принёс ему, так как сам он никогда не ел хлеб.       Уилл не мог понять, как скоро оборвётся его жизнь, а круглосуточная тишина и скука сводили с ума. Ганнибал оставлял ему крохотные порции еды, и Уилла уже тошнило от безысходности. Поэтому он стал действовать смелее: на восьмое утро он даже встал раньше хозяина дома, накрыл стол на двоих и дождался Ганнибала. Лучше было изучить его реакции и разгадать помыслы, чем дожидаться очередного унижения. Ганнибал промолчал, когда увидел на кухне Уилла. Он поел, словно бы не заметил присутствие человека рядом с собой, а после так же молча покинул кухню.       — Подожди! — крикнул Уилл, догоняя его уже в прихожей. — Послушай... Прости, что напал на тебя и попытался сбежать, — голос предательски дрогнул, — но чего ещё ты ждал от меня? Я человек, мой дом там... я просто хотел домой! К друзьям, к родным...       — У тебя нет родных, — внезапно отозвался Ганнибал, не оборачиваясь. — Я знаю о тебе всё.       Впервые за долгое время он заговорил. Казалось, он только и ждал извинений, когда как Уилл лелеял надежду на то, что сумеет убить его с одного удара. Но чтобы осуществить подобное, следовало подготовиться и выждать нужный момент. Второго шанса у него точно не будет.       — Мои друзья... и были мне родными, — тихо произнёс он.       Ганнибал медленно обернулся, бросая на пленника тяжёлый взгляд холодных глаз. Он изучал его, возможно даже, понимал.       — Я спас тебя из ада, вытащил из бункера. Ты хоть представляешь, что делают с ясновидящими? — спросил он. — Я дал тебе крышу, кровать и еду, взамен попросил лишь ублажать меня беседами. Не хочешь по-хорошему — так будет по-плохому...       — Я ошибся! — перебил Уилл и примирительно поднял руки. — Я понял, что мне не найти дорогу домой. Я не ориентируюсь на местности, заблужусь скорее. Ну, если судьба у меня такая, то... Давай попробуем начать сначала? Ты бы на моём месте тоже попытался вырваться... любой бы попытался, — поспешно добавил он. — Ты же знаешь ценность свободы.       Ганнибал, как зверь и хищник, знал ценность свободы. Порой она была дороже жизни, особенно если речь шла о жизни в неволе. Он проникся этими словами и некоторое время молчал, сурово смотрел на человека, после чего выдохнул и произнёс:       — Ну, посмотрим, что дальше будет. Но это не значит, что я тебя в итоге не съем, особенно если повторишь выходку.       Дёрнув Уилла на себя, Ганнибал провёл его в зал, где усадил на диван и одним резким движением разорвал на нём рубашку. Уилл вздрогнул и зажмурился, но не воспротивился, готовый ко всему. Ганнибал встал и ушёл, пока Уилл убеждал себя терпеть — чему быть, того не миновать. Однако вместо новой порции боли или унижений он почувствовал влажное прикосновение к спине. От приятной прохлады Уилл снова вздрогнул.       — Ты такой бледный, явно болен. Нагноение... — пояснил Ганнибал, бережно обтирая спину человека мягким полотенцем. — Ты рано смыл мазь. Я приложу новую, за пару дней всё вытянет. И руку тебе перебинтую, неуклюжий, ты же порезался, когда готовил завтрак.       Уилл промолчал и бросил взгляд на порез на ладони. Прикосновения влажной ткани и сильных рук были приятными, даже успокаивающими. Краем глаза Уилл увидел, что принесённая ванночка с водой уже приобрела багряный окрас от смываемой крови. Всё происходило медленно и неспешно; в воздухе повис приятный запах успокаивающих мазей, и человек прикрыл глаза, едва не падая и не засыпая прямо на полу от усталости. Вскоре Ганнибал смазал все его незаживающие раны и перебинтовал, только и от этого лучше Уиллу не стало. На его теле проступила испарина, дыхание участилось, и Ганнибал смазал его лоб и виски, делая охлаждающие компрессы, после чего кормил чем-то довольно невкусным, похожим на травяной отвар.       — Пей, человек, — сказал он, приподнимая пленника и приставляя к его губам чашу. — Пей! Силы нужны. Это всё усталость, волнение и незаживающие раны.       Уилл дёрнулся и сплюнул отвар прямо на пол, едва ли не на ноги вендиго. Ковёр явно был испорчен пятном зеленоватого цвета, но Ганнибал проигнорировал это, словно не заметил.       — Глупый человек, — отчитал Ганнибал, покачав головой. — Пей! Пропадёшь ведь.       — Я же не игрушка... — сквозь нервный смешок отозвался Уилл, и губы его дрогнули в болезненной ухмылке. — Ты кормишь меня, когда хочешь, лечишь или калечишь... Почему?       — Ты — мой человек, — пояснил хищник. — А я твой хозяин. Смирись. Я прощаю тебя, сегодня ты будешь отдыхать, а завтра за работу.       На другой день Ганнибал поручил убрать конюшню. Уилл воспринял позитивно: он давно хотел выбраться к лошадке, которая обитала там, и побыть с ней, чтобы хоть как-то отвлечься. У лошади не было имени, и Уилл назвал её Джуди, при этом с искренне детской непосредственностью трепал её по холке. Ганнибал не стал высказывать Уиллу, что он слишком долго выполнял такое простое распоряжение, стоило ему лишь увидеть, как Уилл ожил рядом с Джуди.       Домашняя уборка давалась легко, к тому же большую часть времени Ганнибал охотился в лесу, и Уилл изучал новое жилище. В прихожке под половицами он даже нашёл заряженное ружьё. Только вот подобраться к Ганнибалу с ружьём казалось нереальным: вендиго практически не спал, реагировал на любой шорох и запах, улавливал движения за миг до того, как человек их совершал. Усыпить бдительность зверя можно было лишь одним способом.       Вечерами Ганнибал возвращался с добычей. Он был немногословен, но вежлив, любые распоряжения сопровождал словами «попрошу» и «пожалуйста», словно не было неделю назад позорного избиения и насилия над пленником. Только вот Уилл помнил всё и ждал нужного часа.       Так миновало ещё пять дней.       Вечерами они с Ганнибалом сидели в зале, и Уилл рассказывал ему о своих видениях. Он понял: чтобы выжить, надо быть интересным; и человек решил расположить к себе Ганнибала и привязать его, а потому он садился возле камина в свете пламени и мелодичным голосом рассказывал о прошлом, сопровождая истории взмахами рук.       — Даже облака расступались перед высокими мощными домами, которые вырастали из земли и тянулись к солнцу, — говорил он, вспоминая свои сны. — Эти дома играли в утренних лучах сотнями бликов, потому что сплошь построены были из стекла! Ты бы видел это... Они сияли!       Ганнибал, вытянувшись на диване, слушал и, казалось, становился более умиротворённым. Но в тот вечер его взгляду был присущ настоящий голод. Скользнув взглядом по груди Уилла и задержав его на вырезе рубашки, Ганнибал перевернулся, отворачиваясь от человека.       И Уилл понял — время пришло.       Ещё никогда он так сильно не боролся с чувством собственного достоинства. С трудом заглушив в себе протест, он поднялся на ноги и неспешно расстегнул рубашку, стянул её с плеч, обнажая красивый торс. Ганнибал, обернувшийся на звук движения, замер, не без удовольствия рассматривая рельефный подтянутый живот, красивую грудь и сильные руки молодого пленника. Дрожащими пальцами Уилл, под голодный взгляд вендиго, от которого становилось не по себе, расстегнул штаны и стянул их с себя, а следом и носки, переминаясь с ноги на ногу на мягком ковре в одном лишь белье. Лёгкая прохлада вызвала мурашки и чувство дискомфорта. Уилл не хотел этого мужчину и не хотел близости с ним, но знал, что только так сможет сделать шах и мат.       — И что же ты остановился? — с мягкой улыбкой спросил Ганнибал. — Не бойся.       — Я и не боюсь, — не удержался Уилл, бросив на него решительный взгляд.       Ганнибал усмехнулся и поднялся на ноги, смотря на человека исподлобья. Неспешно, словно готовясь к прыжку, он приблизился к нему почти вплотную и прошептал, опаляя дыханием его ухо:       — Соблазнитель из тебя плохой. Но если хочешь исправить тот инцидент, что был между нами, то прекрати волноваться и дрожать. Хорошо?       Задав этот вопрос, Ганнибал решительно разорвал бельё Уилла, оставляя его нагим. Стоя обнажённым перед одетым хищником, человек ощущал себя ранимо и уязвимо, особенно когда тот с интересом рассмотрел его. Однако Уилл не дрогнул, даже когда Ганнибал обошёл его и подтолкнул к дивану, звонко шлёпнув по ягодице и оставив на бледной коже след своей ладони.       — Ты прав, если подумал, что рано или поздно я снова захочу тебя, — пояснил он. — Я хочу полностью насладиться тобой, человек. Но ровно до тех пор, пока ты радуешь меня своими сказками и своей красотой. Даже самое молодое и прекрасное тело может... надоесть.       Уилл прослушал последнюю фразу. Он замер у дивана, не желая ложиться и отдаваться вендиго. Он стоял и смотрел на ложе, не зная и не представляя, как следует себя вести, когда Ганнибал внезапно обнял его за плечи и прикоснулся губами к тёплой шее, порождая новую волну мурашек. Поцелуй вызвал омерзение и странную дрожь; Уилл лишь зажмурился и тихо всхлипнул от досады, понимая, что не контролирует реакции своего тела.       — Глупый ты, — мягко произнёс Ганнибал, скользя пальцами по его груди и играя с сосками. — Когда ты в фаворе — пользуйся и получай удовольствие. Будет приятно.       Ганнибал опустил пальцы к паху Уилла, нарочито дразня почти что невесомыми прикосновениями чужую плоть. Уилл залился румянцем и выдохнул, соглашаясь с доводами: зачем мучить себя, если можно минимизировать ущерб и попытаться абстрагироваться и расслабиться? Его член отозвался на ласку, когда сильные пальцы обхватили его, поглаживая головку и возбуждая.       Сопротивляться смысла не было, и Уилл лишь выдохнул, падая спиной на мягкий диван. Ганнибал насмешливо глянул на него и поспешно скинул с себя одежду, демонстрируя человеку красивое подтянутое тело. Уилл не воспротивился, когда вендиго навис над ним, властно раздвинул его стройные ноги коленом и вклинился между них. Жадное дыхание опалило шею, а чужие зубы прикусили нежную кожу; человек лишь охнул и изумлённо задержал дыхание, когда Ганнибал приподнялся, лаская мочку его уха языком и зарываясь носом в мягкие кудри волос. Его пробовали, как особое блюдо, десерт на праздничном столе, и это вызывало смешанные чувства.       — Мы всё начнём сначала, — прошептал вендиго.       Тихий вскрик нарушил тишину, после того, как Ганнибал облизнул пальцы и настойчиво протолкнул их в желанное тело, растягивая и массируя человека внутри. Ганнибал с удовольствием рассматривал румянец на щеках жертвы и слушал тихие срывающиеся с чувственных губ стоны. В этот момент Уилл был противен сам себе. Оставляя на коже человека заметные следы, Ганнибал разбавлял укусы мягкими поцелуями просто потому, что ему так нравилось, а не потому что он хотел облегчить участь Уилла. Он не спешил, наслаждался каждым моментом, осознавал, что является полноправным хозяином распластанного под ним человека. Слизнув проступившие капельки пота на его груди, Ганнибал ввёл третий палец, пока Уилл заходился стонами и вздрагивал под ним.       Перед глазами Уилла всё плыло: он уже не видел ничего вокруг и плохо соображал. Жила лишь его плоть, отзывающаяся на ласку, когда Ганнибал скользил по его члену языком. Довольствуясь покорностью жертвы, вендиго скользил носом по шее Уилла, жадно вдыхал аромат его тела, с силой куснул кожу на его плечах. Уилл выгибался и цеплялся за Ганнибала, как за спасительный круг.       Когда Ганнибал извлёк пальцы, Уилл на мгновение успокоился, но ровно до того момента, пока не ощутил вторжение чужого члена. Ганнибал толкнул резко и глубоко под протестующие попытки отстраниться. Уилл расцарапал его плечи, а вендиго принялся неспешно входить до конца, затем выходя наполовину и входя обратно.       Ощущения от скольжения в желанном теле были невероятными: Ганнибал уже забыл, когда имел с кем-то подобную близость, не считая недавнего насилия, а вот Уилл и вовсе не имел опыта с мужчинами, а если и имел, то очень давно. Уилл приоткрыл глаза, видя, как Ганнибал смотрит на него голодным взглядом, ловит каждую эмоцию и перемену в настроении. От негодования человек закусил губу, и его столь живые ответные эмоции опьянили Ганнибала настолько, что он впился ногтями в его бёдра и резко дёрнул на себя, двигаясь быстрее и агрессивнее, выходя уже до конца и на всю длину. Глубина проникновения причиняла не только боль, но и задевала в теле что-то такое, отчего член Уилла предательски затвердел. Ганнибал заметил это, когда уловил запах проступившей смазки. Скрип дивана и характерные звуки толчков разбавлялись стонами и вскриками, на теле вендиго проступила испарина, и он ускорился, вколачиваясь сильнее и сильнее, беря его грубо и агрессивно, уже не опасаясь причинить боль. Уилл непроизвольно выгнул спину и сильнее раздвинул ноги, стараясь минимизировать дискомфорт и отзвуки боли, как внезапно вендиго выскользнул из него, заставил перевернуться и встать на колени.       Член Ганнибала ломило от этой паузы, но даже в этом он находил удовольствие: ещё немного и он вновь ворвётся в желанное тело. Как ни странно, но Уилл тоже ощутил дискомфорт от оборвавшегося акта: он непроизвольно двинул бёдрами навстречу и свёл ноги, до того желал скорее прекратить пытку и кончить. Однако вендиго не торопился: он довольно рассмотрел красивые накачанные ягодицы и приблизился, прикусив нежную кожу. Уилл дёрнулся, но сильные руки обхватили его за талию, заставив остаться на месте.       — Тише, тише... — произнёс Ганнибал и надавил пальцами на шею юноши. — Лицом в подушки, вот так, молодец. А бёдра на месте, хороший мальчик.       От подобного прозвища Уилл вновь вздрогнул и спрятал покрасневшее лицо в подушках. Эмоции переполняли настолько, что сам он уже не различал их, но между тем покорно раздвинул ноги и прогнул спину, ведомый руками Ганнибала. Его зад в таком положении был призывно поднят и когда чужой язык скользнул между ягодиц, человек закусил свою руку, но не сдержал тяжёлого болезненного дыхания. Чужие пальцы скользнули по его груди, болезненно оттягивая нежные соски, однако это только подстегнуло сладостную боль в паху, и Уилл в голос застонал, когда рука Ганнибала сомкнулась на его члене, а большой палец огладил влажную головку. Перед глазами пошли цветные круги, и человек потёрся грудью о диван, и это действие стало апогеем. Ганнибал больше не мог сдерживать себя. Отпустив чужой член, он одним резким движением ворвался обратно, вколачиваясь и вбивая Уилла в поверхность ложа. Движения были рваными, грубыми и настолько сильными, что Уилл не смог бы вырваться, даже если бы захотел. Только он и не хотел. Он инстинктивно обхватил ладонью собственный орган и принялся скользить дрожащей рукой, пока Ганнибал брал его сзади. Тот не скрывал стонов и не контролировал себя; он двигал бёдрами всё энергичнее и резче, пока с протяжным стоном не изогнулся, заклеймив Уилла своим семенем и запахом.       Его рука решительно легла на чужую руку, и за пару резких движений Уилл с громким стоном изогнулся и излился, пачкая семенем диван и собственный живот. Он обессиленно упал и откинулся на подушки, ощущая как по щекам текут слёзы. В ушах звенело, а тело было слабым и немощным из-за сладостной истомы и сильного оргазма, что, как оказалось, было так нужно Уиллу в последние дни.       Внезапно он ощутил движение.       Открыв глаза, Уилл перевернулся на спину и увидел в руке Ганнибала нож, лежащий до этого на столе. Уилл оставил его специально и теперь испугался, что его замысел раскрыт. Он замер, испуганно вскинул на Ганнибала взгляд, а тот лишь улыбнулся, но агрессии от него не исходило.       Нож угрожающе блеснул в свете свечи, и его лезвие ласково скользнуло по бледной коже, оставляя едва различимый след. Однако уже через несколько секунд проступили алые капли крови, похожие на россыпь красных бус, самое дорогое и прекрасное украшение в мире. Уилл едва заметно вздрогнул и обронил тихий стон, однако боли не ощутил. Подобная игра скорее будоражила сознание и волновала.       Ночь полноправно накрыла долину, и лишь приглушённое пламя свечей играло бликами, даруя слабый свет. Однако даже его хватило, чтобы различить красные следы на некогда белой коже и заметить проступившие на глазах человека слёзы.       Стало ясно, что любимым развлечением вендиго была своеобразная роспись. Только вот холстом был Уилл, а кистью — нож, острый и изящный. Уилл ошарашено распахнул глаза и вздрогнул, когда лезвие вновь скользнуло по его груди, вырисовывая тонкий завиток. Ганнибал не стал связывать его руки, зная, что Уилл сейчас не здесь: на ясновидящего обрушились видения и образы о далёком прошлом, когда огромные железяки, извергая пламя, поднимались в воздух и покидали пространство Земли. Довольно долго Ганнибал выводил на теле Уилла узоры, которые потом застывали в виде изящных царапин.       Спустя время, когда Уилл пришёл в себя, он повернул голову и увидел, что Ганнибал устало откинулся на диван и вроде даже задремал. Уилл не растерялся и осторожно подхватил небольшой нож, радуясь, что его замысел сработал: Ганнибал потерял бдительность, он был рядом и спал. Лезвие застыло в миллиметре от шеи вендиго, и только дрожь в руке выдавала сомнения Уилла. Он не был убийцей и не привык убивать разумных существ, особенно когда на чашу весов легла своеобразная жалость за хорошее обращение с ним в последние дни. Даже эта близость, не считая ноющих царапин на груди, была смягчена.       Но только собственная свобода была дороже. Лезвие мягко коснулось шеи Ганнибала.