Мы когда-нибудь будем трезвыми?!

Когда моя жена в очередной раз обходит стороной поднос, на котором расположились круасаны, кофе и сахарница, я не могу подавить тяжёлый вздох, прежде чем откинуться на кровать. Поднос, который до сих пор находился на середине постели, покачнулся, а чашки с уже остывшим кофе угрожающе зазвенели друг о друга своими фарфоровыми боками. Подпираю голову рукой и внимательно наблюдаю за манипуляциями жены, натягивающей на своё тело серую юбку-карандаш с высокой талией, подчёркивающую её округлые бёдра и аккуратную фигуру, которую она упорно не видит в зеркале. Думаю перевести взгляд на потолок, но ещё пристальнее смотрю на полоску бюстгальтера на ровной спине. Всего одно движение пальцами, и лиф бы полетел на пол, легко соскользнув с чуть угловатых бледных плечей. Сглатываю и снова вздыхаю, когда она застегивает чёрные ремешки на своих лодыжках. Эти чёрные туфли-убийцы с огромными каблуками делают её чуть меньше, чем метр восемьдесят, не иначе. А высокий подъём создаёт ощущение, будто её ступни ещё аккуратнее, чем они есть на самом деле. Она выглядит такой очаровательной, что третий вздох вырывается помимо моей воли. Настя полуоборачивается, вопросительно приподнимая брови. — По идее, это должен был быть завтрак в постель. Поглядывает на часы, которые тёмной кожей выделялись на её светлом, белом запястье, и как факт выдаёт: — Сейчас почти 8 часов. — И что? Поджимает розовые губы и едва заметно качает головой: — Я опаздываю. По её тону понятно сразу, что намёк с завтраком был понят в первую же минуту, но и отвергнут он был также быстро. Практически моментально. И одним-единственным предложением: «Булочки? Я на диете, если ты забыл». На диете, помимо своей воли, оказался и я. Только вот ел нормально и четыре раза в сутки, как минимум. Однако другой «голод» давал о себе знать время от времени. У нас и раньше были такие, как называется, застои. Вот только на месяц… Чёрт побери! На целый, дьявол его, месяц. Ей что, совсем меня не жаль? Этот сексуальный голод стал особенно невыносим в последнюю прошедшую неделю, когда на место продолжительной зимы наконец пришла весенняя пора. Та пора, когда пуховики, шапки, шарфы и прочая меховая лабудень летят в шкаф на самую дальнюю полку. А вместо этого наступает звёздный час туфель, капроновых колготок, обтягивающих стройные женские ноги, как вторая кожа. И кофт. Кофт, вырез которых переступает любые рамки дозволенного. Именно из-за этого всего всё стало по-настоящему невыносимо. Вдвойне, если учесть то, что надевала всё это моя собственная жена, кроме которой меня не интересовала ни одна другая девушка. — Раньше тебя это не останавливало, — фыркаю я, а руки, собирающие русые волосы в высокую причёску, замирают. Наверняка и она заметила в отношениях новую и непривычную для нас прохладу. Однако виду подавать не собиралась, а развивать эту тему не рисковала. Мало ли, во что выльется разговор. — Кофе с сахаром? — вместо этого спрашивает Настя, когда ни единый волос не вылезает из основной причёски, а локоны с висков убраны изящными серебристыми невидимками. Коричневые бабочки на заколках удивительно подходят по цвету к её глазам цвета молочного шоколада и волосам, схожих со спелой пшеницей, такие они русые. Чёрт, с каких пор я начал говорить такими пафосными эпитетами? Переизбыток тестостерона явно разрушает структуру головного мозга. Это, кстати, объясняет безбашенное поведение подростков. Пока она медленно, одну за одной, застёгивает чёрные пуговки на белой рубашке, пододвигаю к ней сахарницу и чайную ложку, на что она едва заметно приподнимает уголки губ, беря чашку и отпивая кофе, не подумав притронуться к сахарнице. Похоже, диета так и продолжается. Иногда хочется насильно впихнуть в неё что-нибудь питательное, а после отправиться сжигать эти калории в постель. — До вечера, — произносит она прежде чем уйти. Но по пути легонько проводит рукой по моим обнажённым плечам. Мышцы, как и весь я сам, напрягаются от этого прикосновения кожи к коже. Но прежде, чем думаю перевернуться и подтолкнуть её на свою волну, контакт разорван, а звук её каблуков уже стихает за дверью коридора. Момент упущен, если он вообще был.

***

Поправляя тёмно-синий галстук, прислушиваюсь к музыке, которая непрерывно успокаивающе льётся из колонок. Контраст между днём и ночью в клубе «Мгла» ещё больше виден и слышен сейчас, чем когда-либо. Ночная и утренняя смена произошла ещё пару-тройку часов назад. Именно поэтому я немного приостанавливаюсь, замечая бармена, который до сих пор стоит за барной стойкой, до блеска натирая бокалы. — Ты чего ещё здесь? Не знаю, чего в моём голосе прозвучало больше: удивления, упрёка или недовольства. Простоять на ногах больше десяти часов без перерыва, да ещё и слушая вечные сопливые байки, которые заливают посетители всё это время, жалуясь на свою, как они считают, никчёмную жизнь… Я бы не выдержал. И физически, и морально. — Таня отпросилась домой, Кирилл Алексеевич. Попросила заменить, чтобы вы не злились. — Подымает на меня взгляд, понимая, что их план рухнул карточным домиком. Хотя у них и плана-то особо и не было: девушка просто свалила с работы, оставив парня на растерзание усталости и злого-презлого работодателя. — Заболела? — Едва сдерживаю злость. Вспыльчивый характер — не самое лучшее качество у руководителя, к роли которого я так стремлюсь. Поэтому стараюсь держать себя в руках, мысленно отбивая грушу в спортзале, как делал это в среду наяву. Надо ходить туда чаще, похоже. — Угу, — как-то сконфужено отвечает Марк, понимая, что нечаянно сдал коллегу с потрохами. — Угу, — повторяю за ним, усмехнувшись. — В таком случае можешь ей передать, что она уволена, — совершенно спокойно объявляю я, садясь на барный стул. — Уже шестой раз за месяц подставляет тебя, парень. Это никуда не годится. А он начинает отрицать, оправдывая непутёвую девицу. И откуда в нём столько благородства и абсолютного альтруизма? — Ты себя в зеркало видел? — обрываю я его пламенные речи о том, какая она вся из себя хорошая и ответственная. И что она исправится, конечно же! Качаю головой. Никогда не верил в то, что люди могут меняться. По мелочам — возможно, но чтобы кардинально… — Так видел или нет? Как-то неопределённо пожимает плечами. Синяки под глазами, лёгкая щетина на щеках, а общий вид и вовсе такой, будто последние крохи сил тратятся на то, чтобы не закрывать глаза и вовремя мне кивать. — Понятно. Выдержишь ещё одну смену, пока я найду замену? Он утвердительно кивает, так уверенно, насколько вообще способен в своём состоянии. Надо будет не забыть повысить ему зарплату, уже не раз выручает меня самого, а не только безответственных коллег. Не работник, а мечта. — Сделай мне кофе, как обычно, — прошу я, проверяя сообщения на телефоне. — Себе тоже налей, за счёт заведения. Вымученно улыбается и ерошит волосы, прежде чем выполнить заказ. Или, если быть точнее, приказ. — И мне тоже кофе, симпатяга, — улыбается Марку девчонка, сидевшая через один стул от меня. Обхватила лицо ладонями, уперев локти в стойку, и проводила фигуру бармена заинтересованным взглядом, подмигнув, когда тот обернулся. Марк не растерялся и улыбнулся ей в ответ профессиональной улыбкой, выработанной за многие месяцы работы в клубе. Наверняка к нему подкатывало огромное количество особей женского пола, желающих выпить на халяву. И ещё больше тех, кто уже выпил. Вежливой, но до жути фальшивой улыбкой обзаводишься сразу. Это понимает и сама девчонка, выдохнув, с огорчением поджав губы — не вышло хоть немного развлечься. А я улыбаюсь, пряча улыбку. — Кофе с молоком, пожалуйста, — говорит она уже более серьёзно, встряхнув чуть вьющимися тёмно-каштановыми волосами. — И что смешного ты тут увидел, м? Только через мгновение я понимаю, что вопрос задали мне. — Простите?.. — Что смешного, говорю. Сидишь, улыбаешься, — взмахивает рукой, показывая куда-то возле себя и в какое-то неопределенное место одновременно. Потом фыркает, закатывает глаза и отмахивается от меня, как от мухи. — Хотя, не важно. Забудь. Удивлённо приподнимаю бровь, разглядывая девушку более внимательно. Рост определить трудновато, пока она сидит, но наверняка не больше полутора метров. Плюс десять-пятнадцать сантиметров, хотя на глаз это определить всё-таки тяжеловато. Шоколадного цвета волосы лёгкими завитками откинуты за спину, только пару локонов вокруг заострённого к низу лица. Прям как у лисы! Чуть загорелая кожа и синие глаза, как льдинки в холодном океане. Ну вот, опять! Нужно срочно прекращать сыпать такими оборотами, пока я сам в себе не разочаровался. — Чего смотришь? — Мы знакомы? — вопросом на вопрос отвечаю я, когда и правда понимаю, что где-то её уже видел. Пухлые губы приоткрываются в удивлении, будто не ожидая такого неожиданного поворота событий. Симпатичная девушка, пусть и самоуверенная — это я точно сказать могу. — Ты это серьёзно, да? — спрашивает она всё ещё с лёгким сомнением, а потом улыбается, отпивая маленький глоток протянутого Марком кофе. — Да, мы знакомы. Ну, точнее, виделись пару раз, когда мой отец потащил меня в ту дурацкую командировку, не желая оставлять дома без своего «личного» присмотра. — Ты дочка Владислава Станиславовича. — Именно, — кивает она одобрительно, снова отпивая ароматный напиток. От чашки все ещё поднимается белый пар, но девушке хоть бы хны. Будто он не до безумия горячий, а едва прохладный, как летний лимонад. — Влада, — протягивает она мне руку, которую я без сомнений пожимаю. — Запомнить сможешь быстро. Папаня об этом позаботился, наградив меня своим именем, хоть и в женской версии. Киваю — а что мне ещё сделать? — у богатых свои капризы. — Так что у тебя за проблемы с барменами и баристами? Я не сильна во всей этой ерунде, но ведь их же должно быть по трое каждого минимум? Ну, так, с запасом. — Так оно и было, пока я за неделю не уволил трёх… четырёх работников. — Увлёкся ты нехило, милый, — комментирует она, а меня от этого «милый» передёргивает по-страшному. — Какой я тебе к чёрту «милый»? — презрительно фыркаю, в уме прикинув её возраст. Где-то двадцать, если я не ошибаюсь. Но это сути дела не меняет. Ведь для меня двадцатилетняя девушка выглядит не лучше, чем семнадцатилетняя. Педофилией попахивает, хоть мне всего-навсего двадцать семь, не далеко ушёл. Но эти семь лет разницы всё равно вызывает неоднозначные чувства. Вроде бы и немного, но лёгкое отвращение проскальзывает в голове лишь от мысли о подобном. — А что, противный? — парирует она, полуобернувшись и окидывая оценивающим взглядом всю мою фигуру: от кончиков волос до начищенных до блеска чёрных туфель. — Фигура неплохая — по плечам видно, что спортом увлекаешься. Лицом вышел, щетина сексуальная и сами скулы ничего, да и подбородок волевой… Ух! Одежда ухоженная, — продолжает она, в уме подсчитывая плюсы моей внешности. — Волосы тоже в порядке. Знаешь, что такое расчёска. Что-то ещё забыла? Ты в костюме и в галстуке. Мне это кажется привлекательным, как и большей половине женского населения планеты. Жгучий брюнет, — добавляет она, коротко хихикнув. — Мне, правда, брюнеты не больно по душе, но глаза… Атас, дорогой. За такие глаза душу дьяволу продать можно. Я сначала даже подумала, что линзы, но нет, зелёные. Так что природного обаяшку не могу называть никак иначе, как «милый», — заключает она, а я даже не знаю, что сказать на такой явный комплимент к своей персоне. Марк спасает ситуацию, когда пауза угрожает стать чересчур неловкой: — Больше не наливаю спиртного до следующей недели, даже не умоляй. — Влада начинает возмущаться, но русоволосый паренёк не обращает на это внимание и поясняет мне, отпивая из своей чашки большими глотками: — Она у нас частый посетитель. Однажды думаю вручить ей скидочную карточку на наше спиртное, потому что она скоро сольёт в кассу всё своё наследство. — Я буду жаловаться своему отцу, — угрожает она Марку, а тот, как, в принципе, и я, смеётся. Только тогда девушка понимает всю абсурдность сказанной фразы. — Стоило хоть попытаться, — вздыхает, отодвигая от себя пустую чашку. — Повторишь? Марк ухмыляется и кивает: кофе пока в список запрещённого занесено не было. Пока — слово ключевое. — Так что, красавчик: не против «милого»? Это же обычная констатация факта, — возвращает она разговор в прежнее русло. — Что-то вроде того, что я шатенка. Или того, что голубоглазый симпатяга делает отвратительные коктейли. — Марк застывает, повернувшись к ней с одновременно злым и обиженным лицом. — Или того, что я не против была бы затусить с тобой. — Мне двадцать семь. — А мне двадцать один. Сейчас начнём все подробности своей биографии рассказывать? Скука. — Я слишком стар для тебя. — Серьёзно, что ли? Шесть лет — это предел твоего возрастного отбора? Отстойно. В таком случае надо объявить некоторым знаменитостям, чтобы они перестали трахать своих бабушек и дедушек. В чисто возрастном смысле, не в прямом, — поясняет она спокойно в то время, когда Марк чуть не разливает на себя только что сваренный для неё кофе. Да я и сам чуть воздухом не поперхнулся от неожиданности. — Вы чересчур впечатлительные, — замечает она безэмоционально. — В любом случае, я думаю, что тебе надо пересмотреть свои приоритеты, милый. — Кирилл, — поправляю я, чуть было не добавив своё отчество. Дело привычки. — Думала, мы уже решили это уравнение, — вздыхает она тихонько, будто её крайне утомляет этот разговор. Но после глаза её загадочно блестят, когда она снова смотрит на меня. — Минуточку! Мне показалось, или ты уже не так бурно протестуешь против темы возраста? Да, знаю, я бываю весьма убедительной. Это не твоя вина, пупсик. — У меня есть жена! Она непонимающе смотрит на кольцо. — И что? Марк явно обрадовался появившемуся клиенту. Вся эта ситуация набирала опасные обороты — и он был рад оказаться как можно дальше, когда бомба-таки взорвётся. В том, что она взорвётся, я не сомневался. — А то, что я не изменял жене и не собираюсь. Всё забавное, что было в разговоре, испарилось. — Ты мыслишь слишком узко, — жалуется Влада, после чего перебирается на соседний стул. Я могу разглядеть уголки её губ, которые, даже если она не улыбается, приподняты вверх. Это выдавало в ней человека взбалмошенного, смешливого и даже чуточку безрассудного. А то, как она пододвинулась ко мне, оставляя ровным счётом сантиметров десять, показывало, что её это всё ни капли не смущало. Как не беспокоит прикосновение её оголённых коленок к моим ногам. Взгляд «глаза в глаза» — и вовсе чепуха. Она не из тех, кто отводит взгляд, даже если поймали за бесстыжим рассматриванием. Она из тех девушек, на которых парни пускают слюни океанами, мечтая уже только о том, чтобы она хоть мысленно поимела их во всех позах, что уж говорить про реальность. Влада улыбается, когда я не отвожу взгляд. Свои выводы обо мне она тоже сделала. Отклоняется чуть назад, покидая зону моего личного комфорта, и закидывает ногу на ногу, таким образом забирая свои коленки от моих ног. Меня пугает то, как я сам реагирую на это. Облегчённо выдыхаю, но всё же разочарованно облизываю нижнюю губу кончиком языка. — Да, — заключает Влада, — ты точно мыслишь в очень узком диапазоне, пуп… Нет, — обрывает саму себя, — «пупсик» тебе не подходит. Слишком ты сексуальный для пупсика. Львёнок? — спрашивает она саму себя и так же быстро прогоняет эту мысль, встряхнув головой. — Так вот, о чём я? Ммм… — задумчиво тянет она, закусив губу, в то время как пальцем очерчивает контур чашки. Невольно сравниваю её длинные ногти, окрашенные в синий цвет, с аккуратными маникюром Насти, ограничивающимся исключительно «французским». — На счёт твоей жены, — будто читает мысли Владислава, — тема зашла за неё. — Добавление звучит с насмешкой, будто она видит, в каком я замешательстве. — Да, у меня есть жена. — Ты будто для себя это повторяешь, — смеётся она, чуть окидывая голову назад. А после, уже тише, хихикает. — Диапазон растёт? — Что? — Поспешила с выводом. Я не против жены. Два эти предложения до такой степени разные, что слышать их друг за другом в одном предложении — более, чем странно. Отдалённой частью сознания понимаю, что теряю нить разговора. — Ты не поняла? — более резко отвечаю я, скривившись. — Я против измены. — А я и не записывалась в любовницы, голубчик. Господи, нет. Не голубчик, — кривится она так же, как и я секундами раньше. — Тебе не так-то просто придумать прозвище, однако. — Тогда мы друг друга не поняли. — Да? — Да, — уверенно отвечаю я, на что Влада только усмехнулась. Нить утеряна. Определённо. — А я думаю, что всё-таки это не так. Твой мозг говорит «нет» — действительно, с этим даже я спорить не буду. Но твоё тело… — она выдерживает драматическую паузу, прежде чем махнуть в сторону моих брюк, недвусмысленно подтверждающих слова девушки. — Ты дочь моего босса. — Вот это уже другой разговор, — кивает она удовлетворённо, будто к этой теме всё это время и шла. — Давно ты руководишь клубом под началом моего папочки? — Года два, а что? — Дай угадаю, — щёлкает она пальцами, останавливая меня от дальнейших слов. — Всё это время ты у него на побегушках. Молчу, не зная, что сказать. Пожаловаться? Грех, ведь не многие имеют такой успех в карьере, да ещё и в моём возрасте. Сказать, что меня всё устраивает? И этого тоже сделать не могу, не соврав. Владислав Станиславович не раз обещал мне не место менеджера, а руководящей должности. Однако слова оставались словами даже тогда, когда пятнадцать процентов прибыли, при которой он должен был признать меня главой «Мглы», переросли до шестидесяти, если не шестидесяти пяти. В сети многочисленных клубов, которыми он владеет, никто ещё не показывал таких блестящих результатов, я в этом уверен. — Можешь не отвечать, — в очередной раз махнула она рукой. — Я и без того знаю ответ. Мой дорого любимый папочка всем обещает золотые горы, но всё это так и остаётся обещаниями. Пока ему «Мгла» приносит столько прибыли, он ни за что не отдаст тебе полное командование — не выгодно ему это, а он только о деньгах и заботится. Удивительно, что ты не понял этого раньше. Ты мне казался умным, солнышко. — Так к чему ты мне всё это сейчас говоришь? — Решил прервать её, пока она недовольно скривилась от придуманного ею же прозвища. «Солнышко» тоже не вязалось у неё с моим образом. — Мм? — растерянно мычит она, невидящим взглядом смотря на белую чашку в своих руках. — Ах, да, прости. Задумалась, со мной такое бывает. Ты хочешь руководить клубом в полном масштабе, как я понимаю. — Это не вопрос. — Ага, не вопрос, золотце. Золото ведь бывает чёрным? Или как называют награбленное? — снова унесло её в другую степь. — Я могу помочь тебе со «Мглой» — Почему? — Одни вопросы, — закатила глаза Влада вроде как недовольно. Но я же вижу, как это всё её веселит. И как блестят синие глаза-льдинки, которые будто немного подтаяли. — Зачем это тебе? Смысл тебе помогать, я не вижу в этом никакой выгоды. — Я не тот человек, который ищет выгоду. Это всё безвозмездно. Мне нужно лишь одно… Ухмыляюсь. Ага, так уж и без выгоды, конечно. — Сколько процентов? — Чего? — и правда не понимает она. Растерянный вид делает её более похожей на восемнадцатилетнюю девушку, а не на свой истинный возраст. Вся наигранность куда-то улетучилась. — Ах, ты о денежной плате? Нет, радость моя зеленоглазая, такого мне не надо. Разве я похожа на нуждающуюся? Да и брать у тебя деньги — это как-то смахивает на плату за сексуальные услуги, а я не шлюха. — А я с тобой не сплю, — добавляю я поспешно, про себя соглашаясь со всем ею сказанным. На нуждающуюся она не похожа, а на шлюху и вовсе не тянет — мозгов многовато для такого дела. — Тогда что за требование? — Малюсенькое и совершенно пустяковое. Думаю, тебе будет в радость позлить моего отца без угрозы на увольнение. И всё-таки она странная. И мыслит неординарно. В словах её улавливалась тема измены, однако таковой она её отказывалась называть. Да и себя она предлагать в плане секса не спешила. Ходит вокруг да около, веселясь, наблюдая за тем, как я пытаюсь вникнуть в суть сказанных ею слов. И почему всем вокруг так нравится говорить загадками? Где же старая, добрая прямота, после которой в голове не возникает тупых мыслей на тему «а что он/она имел (а) ввиду?». — Ты такой напряжённый, — хмыкает она, мельком оглядев меня. — Расслабься. — Что… «… ты имеешь ввиду?», — хочу спросить я, снова подтверждая свои же слова, но она уже собралась расплачиваться с вмиг подошедшим Марком. Встала со стула, роясь в сумочке, перекинутой через плечо, пытаясь найти подходящую по номиналу купюру. — И как кофе? — учтиво интересуется Марк, улыбаясь более тепло, чем в первый раз. Его она забавляла так же, как и я её. — Прелестный, — коротко отвечает она, с лучезарной улыбкой положив на стол купюру. — Лучше, чем ты делаешь Маргариту, — добавляет она, когда замечает с каким самодовольством он улыбнулся, зарывая руку в растрёпанные золотистые волосы. Тот перестаёт улыбаться, шокировано уставившись на Владу. А она лишь ещё громче смеётся, добавляя: — И научись делать картинки на молочной пенке, будешь получать больше чаевых. Всё ещё улыбаясь, она протягивает мне прямоугольную карточку сизого цвета, на которой белыми цифрами выстроился в ряд её номер телефона. — Расслабься, Кирилл, — повторяет она, впервые произнеся моё имя. Влада уходит, круто развернувшись на высоких каблуках серебристых босоножек. Совсем некстати думаю, что Настя такие босоножки не носит, предпочитая строгие туфли, причем самых банальных оттенков. Не то, чтобы мне не нравилось, просто… Это очень сложно объяснить, особенно, когда силуэт Влады ещё маячит перед глазами. — Ненормальная, — фыркает Марк, всё ещё недовольный тем, что подвергся критике; и смотрит вслед удаляющейся хрупкой фигуре. Утвердительно киваю, рассматривая визитку, которую она мне вручила. Поэтому даже не сразу слышу навязчивый звонок собственного телефона. — Алло? Да, это я. Предложение ещё в силе? — спрашиваю я отстранёно, засовывая визитку во внутренний карман пиджака. — Конечно, конечно. В восемь будет идеально, до встречи. Да, да, обязательно…