Мы когда-нибудь будем трезвыми?!

По истечению почти трёх недель, я уже даже надеяться перестала на звонок от Кирилла. Но, как оказалось, совершенно напрасно. Тон его был странный, а все темы сводились к тому, что нам непременно нужно встретиться, но я даже не обратила на это должного внимания: мой план на счёт отца и «Мглы» становился реальнее после разговора по телефону, а это не могло не радовать. До поры до времени, пока не поняла всю плачевность ситуации. И да, вляпаться так могла, наверное, только я. Кирилл, узнав мой адрес (встречаться в каком бы то ни было другом месте я отказалась — десять часов утра! — только проснулась, чёрт возьми), завалился в мою квартиру. Все мои слова были наглым образом проигнорированы — а ведь я так готовилась! Такую речь забабахала… — Паршиво выглядишь, солнышко, — вынесла вердикт, осмотрев с ног до головы, решив, что речь стоит повторить тогда, когда мы вдвоём примем нужное количество кофеина. — А ты прекрасна, как и всегда. Эти слова отвлекли меня от собственных мыслей, касающихся неподходящего ему «солнышка» и молока, так не вовремя закончившегося ещё вчера. Пить горький кофе без молока — не для меня. Однако всё ушло на второй план. — Чего-о? Вопрос был проигнорирован, а я чуть ли не снесена с ног таким ошеломляющим напором. Не знаю какого хрена, но этот поцелуй напомнил мне о другом, первом в моей жизни. Когда губы неумело исследовали чужие, и всё это было таким до дрожи волнующим… Как и всё, что ты делаешь в жизни впервые. С Кириллом же, напротив, того чувства не было. Одним движением он требовательно раздвинул губы языком, исследуя всё так, будто уже был хозяином не год и не два. Я протестующе укусила его за язык, моментально отскакивая за кресло, прикрываясь им, как барьером. — Ты чего творишь, идиот? Он отвечает не сразу, всё ещё отходя от моего радушного приёма. А я ещё хотела кофе ему свой предложить! Да фиг ему теперь, а не кофе. Перетопчется. — Мне кажется, что ты понимаешь, «что», — ухмыляется он, пальцем вытирая уголок губ от крови, чуть скривившись от боли. Нечего было лезь, что ещё сказать… Однако укус его не больно остановил. Огибает кресло, я пячусь назад. И так по кругу, пока ему не надоедает. Перескакивает кресло, как нечто незначительное, и, улыбаясь во все двадцать пять, стоит рядом со мной. Нет, именно двадцать пять, потому что остальные я ему выбью, вздумай повторить финт с поцелуем. Семь — хорошее число, на удачу. Кирилл приближает своё лицо к моему и его глаза искрятся изумрудами, такими яркими и тёмными одновременно. Наверное это вырывает меня из секундного замешательства, после которого я скороговоркой выдаю: — Тебе двадцать семь. — Тебя это волнует? Приподнимаю бровь в немом вопросе к самой себе: волнует? Да не то, чтобы очень. Особенно когда парень такой сексуальный, а целуется как бог, но… — Конечно волнует, старпёр! — А меня нет, — выдыхает он мне практически в губы. Глаза начинают слезится от запаха, исходящего от него, а мой мозг начинает понимать, что тут и к чему. Будь я не собой, а наивной девчонкой, то купилась бы на это всё — на его внешность, на сексуальный шёпот и поцелуи, которые непременно приведут к чему-то большему. Алкоголь бы сделал задачу проще простого. Однако этим всем была сыта по горло, и на смазливость чхала с высокой колокольни, предпочитая держать таких на расстоянии. Они опаснее, чем сам дьявол, если знают о своей привлекательности и знают, как ей пользоваться, чтобы получить желаемое. — Ты что, пьян? А ну стоять! Стопэ, кому говорю? — раздражённо цокаю я языком, одновременно отталкивая его от себя, когда мои слова не доходят до отупевшего мозга этой инфузории. — Не строй из себя недотрогу, Влада, мы же оба этого хотим. Ухмыляется. Ерошит волосы. Сексуально движется на меня. Ничего не забыл, кажется. Умничка. Сбиваю его с ног, ударяя ногой под колени, после чего сажусь сверху, понимая, что по-другому удержать этого переростка не смогу, ростом не вышла, да и веса во мне всего ничего. — Ты чего… — Творю? Это ты чего творишь, пьянь? Скажи ещё спасибо, что все рёбра целы, а глаза не выцарапала на утреннюю яишенку. Ням-ня-я-ям, — протянула я. — Не искушай меня, а то я только недавно села на диету без человеческого мяса. Из последних сил держусь. — Ненормальная! — А ты, блять, нормальный? Гормоны бурлят? Так подростковый период прошёл, тормоз великовозрастный. — Мне казалось, что ты тоже этого хотела, — говорит он, а потом фыркает и перестаёт вырываться. — Поэтому и сбила с ног, ага, — гримасничаю я, усаживаясь на него поудобнее. — Сверху люблю, знаешь ли. — Так могла попросить, — снова улыбается он, — я же не против. — Ой, заткнись!.. Твоя пьяная болтовня утомляет, а флирт и вовсе не действует. Его лицо обиженно-удивлённо вытягивается. Нет, ну серьёзно, мужику двадцать семь, а он будто ребёнок. — У тебя жена есть. Забыл? Кирилла это немного отрезвляет, но вставать я с него не собиралась до той поры, пока извращённые мысли полностью не выветрятся из его головешки. — Ты что пил? — с этой фразой приближаю своё лицо к его, нюхая и оценивая, сколько времени ему потребуется для восстановления. — Виски? Вопрос остаётся без ответа, но мне хватает этого, чтобы сделать свои выводы. Кирилл снова пытается спихнуть меня с себя, но я надавливаю коленом на рёбра и он, скривившись, снова бросает эту затею. Подозреваю, что сопротивляется не в полную силу. Было бы весьма лестно, если б он реально считал, что данная поза очень… удобна, но он лишь боится навредить мне, милой и беззащитной девушке. Ага, беззащитной. И ещё одно «ага» в сторону «бедной». Знал бы он, что эта «милая» девушка чуть ли не в идеале знает три вида самообороны. — Так чего ты на меня уселась? — Кроме очевидного? -— усмехаюсь я у его лица, надавливая руками на плечи. — Мама говорила не сидеть на холодном. Наверное стоило объяснить, что очевидное — самооборона, а не пикантная поза. — Хорошая у тебя мама, — усмехается он в ответ. — Была, ага. Но хорошие советы остались. Ситуация складывалась как нельзя комично, если не брать во внимание все факты. Если вообще не брать ничего во внимание, просто игнорировать существование всего окружающего мира. Бредовая мысль. Как она оказалась у меня в голове? Хотя, нет, всё и без объяснений понятно — моя голова — склад ненужных мыслей. — Ты так и будешь сидеть на мне? — Не бойся, постараюсь тебе ничего не отдавить. — Нет, серьёзно, это уже становится странным, — сказал он. — Если мы не займёмся чем-то… (замолчал, увидев моё злое выражение лица). Ладно, понял. Слезай. Я обещаю, что ничего такого не повториться без твоего согласия. Надавила коленом на ребро с другой стороны. — Эй, всё, всё, я понял. Да ладно тебе, Влада, перестань! — Вроде больно, гаду этому, что я ногтями ему в кожу впилась, но он сквозь боль ещё и хохотать умудряется. — Перестань говорю, — улыбается до ушей и одним рывком сбрасывает меня на пол, возвышаясь надо мной так же, как и я прежде. — Что, тоже сверху любишь? — не сдерживаю ехидного замечания, фыркая. Он лишь усмехается, поднимается на ноги и протягивает мне руку, помогая встать, чувствуя своё превосходство. Грёбанный доминант, блин. — На кофе больше не рассчитывай, понял? Кирилл качает головой и едва заметно улыбается. И только сейчас я по-настоящему замечаю, насколько у него потрёпанный вид: синяки под глазами, прижившимися после нескольких бессонных ночи; а волосы не причёсанны, будто простоял в центре бури. Про джинсы и щетину на лице — вообще молчу. Буквально молчу, лишь смотрю на него, ожидая найти ответы на все свои вопросы. — А у тебя мило, — изрекает он после того, как покрутился, оглядывая помещение. — Столько книг… — Это удивление я слышу в твоём голосе? Обидно полагать, что ты подумал, будто я пустышка без мозгов. Слышал выражение «внешность обманчива»? — Уж точно, обманчива, — буркнул он, на секунду прижав руку к рёбрам. — Ладно, за это прошу прощение. Не в моих правилах калечить. — Брось, — пожал он плечами, подходя к книгам, занявшим всю стену от низа до высокого потолка. У кого-то такие шкафы для одежды, а у меня для книг. Хотя для одежды тоже есть, но в разы меньше. — Тогда беру свои извинения назад. — Ты вообще не похожа на ту, кто просит прощения. «Так оно и есть!» — хочу добавить я, но лишь пожимаю плечами, как и он пару секунд назад. Зачем вообще извинилась? Вот и я не ебу. — Зигмунд Фрейд? — спрашивает он, пытаясь подавить смешок. — Психология сексуальности. — Эта полка полностью посвящена психологии. Удивительно, что ты вытащил именно эту. Эрик Фромм подошёл бы тебе больше, — замечаю я отстранённо, но встречаю только непонимающий взгляд. — «Искусство любить». «Возможно именно здесь ответы на вопросы, которые мучают поутру», — цитирую я, закатываю глаза, а Кирилл, в противовес, как-то слишком напрягается. Рука его застыла над корешками книг, а спина — один сплошной напряжённый нерв. Похоже на то, что попала в яблочко. — Почему ты так странно вела себя при нашей первой встрече? И говорила весьма неоднозначно? — Лучше всего узнаёшь человека тогда, когда выводишь его из себя; из его так называемой зоны комфорта. Тема, которая взбесила тебя — тема измены. А флирт флиртом не был, даже лёгким. Просто забавно наблюдать, как ты бесишься, милый. — И прозвища тоже для этого? Киваю и улыбаюсь, плюхаясь на диван, хлопая ладошкой рядом с собой. — Именно. Но тебя не больно цепляет это. Просто дай мне ещё немного времени, и найду то самое, не волнуйся. — Почему именно я? Тебе же не нравятся брюнеты, — вспоминает он сказанные мною же слова, от чего я не выдерживаю и закатываю глаза. — Запоминаешь совсем не то, зеленоглазик, попусту растрачиваешь свой потенциал. — Хватит говорить загадками и ходить вокруг да около! — А ещё умным тебя считала, только подумать… В нетерпении прищёлкивает языком, а я смеюсь. Он такой забавный, когда злиться и пытается сдерживать эту самую злость. Такой раздражённый холерик, стремящийся стать флегматиком. — Отец мой — человек слова, если слова эти касаются его единственной дочери. Он написал в завещании, что когда мой возраст перевалит за двадцать один, то я смогу получить свою долю от его бизнеса. Кирилл впервые посмотрел на меня заинтересованно именно в том смысле, в каком я хотела. — Продолжай, — подбодрил он, подперев голову рукой, указательным пальцем касаясь брови. — Всё бы ничего, если б не дополнительные условия, — выдержала драмматическую паузу. — Я должна получить высшее образование и найти работу в его сети клубов или ресторанов. — Я не преподаватель, — саркастично заметил он. Или иронично. Не суть важно — он смеялся над тем, чего ещё не полностью понимал, а эта поспешность до добра не доводит. — С темой образования проблем нет, диплом уже на полочке и всё такое… — Тебе двадцать один? — Ну да… Начинаю серьёзно переживать за твою долговременную память, дорогой. Если что — меня зовут Влада, а тебя Кирилл. — Тебе двадцать один и у тебя уже есть диплом? — Да, мне двадцать один, у меня есть красный диплом по психологии, и меня зовут Влада, — сказала я, в очередной раз закатив глаза. До чего же он придирается к словам! Ужас! — Начала учёбу почти в семнадцать, а закончила недавно, если тебя мучает именно этот вопрос моей биографии. Снова возмущает твоё удивление на то, что я умная. — Ничего такого я не… — Да ладно, хватит, — прерываю его. — Не отвлекайся от основной темы: мне нужна работа в империи моего отца. — И чем я могу помочь? — Нанять меня барменом, так как симпатяга правда делает ужасные коктейли, даже мой любимый Мохито. Сделаешь его баристой, а… — Допустим, с этим проблем не будет, — перебивает теперь он меня, и я улыбаюсь нашему сходству в общении. Оба саркастичны, ироничны, ищем двойного смысла в словах и движениях. «Оба, скорее всего, доминанты», — мысленно добавляю, из-за чего едва не смеюсь. — Почему ты сразу не попросила работу? Зачем всё это? — спрашивает он, обводя рукой комнату. — Затем, что я не хочу работать на своего отца. Я помогу тебе заполучить «Мглу». — Не вижу выгоды для тебя. — Я не ищу выгоды, забывашка-очаровашка, просто хочу восстановить несправедливость, которую Владислав Станиславович сеет вокруг себя, как всадник Апокалипсиса войну или чуму. — Но почему именно «Мгла»? — Почему-почему! Потому! Потому, что это твоя заслуга, а не его, — говорю на полном серьёзно, впервые за весь разговор. — Ты сделал это место таким, какое есть, а все лавры всё равно получает папуля. Называй меня супер-меном в юбке. — Ты получаешь работу и доступ к процентам его империи, — начинает он, — после чего получаешь в свое распоряжение деньги, с которым можешь не беспокоиться о растратах. А я, всего лишь предоставляя тебе право на неповиновение законам отца, получаю «Мглу»? — Собрал цепочку правильно, браво. Виски тебе не помеха. Ура Кириллу! — усмехаюсь я, победно выкидывая кулак в воздух. — Ты действительно умная. Или хитрая… — Да, возможно. Хотя после твоих необоснованных сомнений и я начинаю сомневаться. — Выдерживаю паузу. — А вообще — нет. Не повелась же на твою мордашку, обаяшка, значит всё в порядке. — Считаешь меня обаятельным, называешь красивым и милым, но всё равно отказалась, когда я забрёл в твой капкан. — Это вопрос? Во-первых, ты назвал мою квартиру капканом? Ауч, это немного обидно. Разве не ты сам сказал, что тут миленько? А во-вторых… за тебя говорило виски, а целовал ты не меня, а свою жену. Что не говори и не делай — ты однолюб, а я не та, к кому ты на самом деле хотел прийти

***

Наверное наивно было с моей стороны полагать, что на этом всё закончится и решится. После того инцидента в моей квартире, Кирилл, даже если нисходил на разговор со мной, то всё-равно витал в облаках, толком не слушая того, о чём я говорила. Обычно это делаю я, «включая» отца фоном, пока он излагал всё то нужное мне в этой жизни. Не думала, что когда-то буду сравнивать себя и отца, в котором с самого рождения не видела родителя, только средство проживания. — Нет, ну ты только посмотри на них! — воскликнула я, не выдержав. — Теперь хоть понимаю, что происходит. Надо было предложить ему «Наши внутренние конфликты», Карен Хорни. «Мы склонны видеть причину своих бед в других людях». И усердно избегать Роберта Чалдини с его «Психологией влияния». — Будь аккуратнее с ними, не убей, — издевается в ответ Марк и усмехается, облокотившись о барную стойку, смотря на парочку, что ссоры вынесла за пределы своего дома. Посетители недовольно оглядываются, крутя пальцем у виска, а охранники чешут затылок, не понимая, вмешаться в семейную ссору своего босса или лучше постоять в сторонке, пока буря сама собой не уляжется. — Нет, я серьёзно, Владислава. Мне не нравится этот взгляд — ты что-то задумала. Я перевожу взгляд на него, зеркально отобразив его позу. В этот раз он выглядит отдохнувшим, полным жизни и веселья. Но у него нет той жилки безумия, что есть у меня, поэтому лучше не посвящать во все подробности зарождающегося плана в моей голове. — А мне нравится, — самым соблазнительным голосом шепчу я, только потом указывая пальцем на чашку с горячим шоколадом. — С перчиком. Очень вкусно. Марк закатывает глаза и качает головой — не ведётся на мои уловки; да ещё понимает — отказываться от задуманного не хочу и не буду, не в моё стиле. — Главное не убей. — Я за любой кипиш, кроме «голодовки», — заявляю, хмыкая. Прикусываю губу, понимая: с нормального предложения сделала пошлую фразочку. А вот маленькая смерть… Марку б пришлось по душе, хоть никогда этого не признает. А может просто не знает, что французы о оргазмах говорят никак иначе, как «маленькая смерть». Правда, это очень типично! Столько раз услышать фразу вроде: «Спички детям не игрушка», но всё-равно ничего не понять; не понять, что это относится к тебе, держащей в руках пакет, открыв который подорвёшь всё вокруг. Настоящий ящик Пандоры. Но любопытство сгубило кошку, а меня подтолкнуло на безумные поступки. «Жизнь в наших руках» или «каждый сам куёт своё счастье»? Да, это по мне: пока не решу проблемы парочки, не решу свои проблемы — всё взаимосвязанно. Именно поэтому на следующий вечер, приготовив всё мне необходимое, заявилась на порог уютного гнёздышка этих голубков. Везде яркие стены того самого сочного цвета, что необходим в серых буднях, а паркет у них тёплый от солнечного света, который был тут несколькими часами ранее. На стенах цвета лаванды дизайнерские картины. Кухня тоже своеобразная студия картин. Весьма странная и уникальная вещь — выложить плитку-фотографию, на которой запечатлены они, улыбающиеся в чёрно-белой гамме. Вид на это только укрепил уверенность того, зачем я переступила порог их дома. Как же забавно наблюдать за вытягивающимися лицами, когда снимаешь кофту и попутно вытаскиваешь из сумки нужный реквизит. Или им мои белые чулочки в сеточку приглянулись? — Может дашь мне нож, милый? — исправляюсь: — дорогой? — а потом думаю, и с неким разочарованием говорю: — Кирилл? Настя приходит в себя, переставая хватать ртом воздух, подражая рыбе, вытащенной из воды. Да, выбивать из равновесия — моя тема. Это то, что я на самом деле умею, не прикладывая никаких усилий. — Ты её знаешь? — Это дочка моего босса. — И что она тут делает? — Будто я знаю, Насть. — Ничего, что я дома, Кирилл?.. Привести её сюда, пока меня нет — ещё куда не шло, но это… — Это не то, о чём ты подумала! — Может всё-таки дадите мне нож? Ладно, сама найду. Не отвлекайтесь, — прервала я этот диалог, надоев слушать обсуждения на счёт моей персоны, будто меня тут и вовсе нет. Но нож и правда сама взяла, прогремев пару минут шкафчиками в его поисках. На меня уставились две пары ничего не понимающих глаз. А я что? А я спокойно села на стул и вытащила с пакета гранат, принявшись его чистить под прожигающими взглядами. Стоит ли говорит о том, что хозяева какие-то не гостеприимные — я не знаю. Всё-таки и гость не самый адекватный. — Чего ты пришла, Влада? Да ещё и… в таком виде, — очнулся мастер «люблю-задавать-вопросы». И таким стальным голосом сказал, что прям не ослушаться. Ему бы озвучивать порно-сцены в фильмах, все девушки бы потекли похлеще, чем от приевшегося Кристиана Грея. Зеленоглазик бы всех обставил. — Пришла лечить, раз вы такие психи, — говорю, поправляя белую шапочку медсестры на голове, в центре которой красный крест красиво вписался. После чего, сопровождаемая недоумёнными взглядами, лезу в пакет. — Апельсинку? Нет? Я уже даже почистила. Вкусно, — и в доказательство слов закидываю в рот одну из приготовленных долек, после чего снова принимаюсь за чистку граната. — Зачем тебе всё это? — задаёт очередной вопрос Кирилл. — А в пакете что? Фрукты, кола, а это чт… — конец вопроса он так и не осмелился произнести. Ну да, вагинальные бусы. Ну да, наручники. И что, что там вибратор и анальная пробка? Боже мой… Захватываю пакет, закидывая его под стол, по пути шлёпая мужчину по руке, грозя пальцем, будто отчитывая. — Ну-ну-ну, — нараспев произношу я, хмыкая. — Это сюрприз, не подглядывай, а то ничего интересного не останется. — Это… это… — Ничего, зеленоглазик, и заикание вылечу, не бойся. И тебя вылечу, — говорю, разламывая гранат пополам, — и её вылечу, — разламываю на четыре части. — Всех вылечу. — Мась, что она… — жалобным тоном начинает Настя, а я не сдерживаю смеха. Громкого смеха. — Мася? Серьёзно? Мася? — и снова хохочу. — Прозвище что надо, я позаимствую. А ты не волнуйся, — сказала, игнорируя злой взгляд Кирилла, — это обычные опыты. Но не те. Я, к вашему счастью, не хирург, а психолог. Для вас семейный. А сейчас будет сеанс, первый и последний — бесплатный, между прочим. Наслаждайтесь. — Вытаскиваю пару жестяных банок с кокой-колой, передвигая их по столу к ним. — Кола помогает при приступах тошноты и боли в горле. Может от немоты поможет тоже. Ты же любишь колу? — ехидно замечаю я, обращаясь к Насте. — На этот раз без коньяка, вы мне трезвые нужны. А ты, мась, пей, виски можешь даже не ждать. Мне ещё в институте говорили, что я очень болтлива, а уговорить могу даже мертвеца, но весь масштаб проблемы я уловила только сейчас, когда пыталась уломать на секс втроём практически незнакомых людей. На удивление, я чувствовала, что оборона скоро спадёт на нет, а так как чутьё моё меня ни разу не подводило… — Слушайте: давайте сделаем то, что я задумала — не пускать же все мои приготовления коту под хвост. Если что-то будет не так, то я уйду, но только сейчас… — я замолкаю, поднимаясь со стула. — Пейте кока-колу и отключите на этот вечер ответственность. Побудьте хотя бы немного безумными. Кирилл немного поколебался, смотря то на Настю, то на баночку в своих руках. Глоток, который он делает из неё, я приняла за согласие… Определённо за согласие, ибо объяснить чёртиков в его глазах можно только так. А согласие Насти мне было не так важно, ведь девиз этой ночи станет таким, каким он, помимо воли, был у неё в течении месяца, если не больше. Возбудим и не дадим. Но на этот раз он будет работать против неё. Даже знать не хочу, какой была моя улыбка, когда я из пакета достала наручники. — Прошу прощения, что мех красный, а не розовый, — произношу и хватаю не сопротивляющуюся Настю за руку, кидая масе знак, чтобы он следовал за нами, прихватив барахло. — Я могу остановиться в любой момент, слышишь? — на полном серьёзе говорю я, смотря прямо Насте в глаза, такие светло-коричневые, мягкие… Она прикусывает нижнюю губу и кивает — это большее, на что я могу рассчитывать после того, как узнала про казус с её начальником. У неё есть стержень, про который она даже не догадывается, чувствуя себя слабой на фоне своего горячо любимого мужа. Идеальный пример повиновения и подчинения. Повезло или нет, но она невольно оказалась под огнём двух доминантов. Настя потянулись к краю нежно-розовой майки в попытке её снять, но я останавливаю её — не так быстро. Мы же растягиваем удовольствие, мы же мучаем её, доводим до исступления. — Я тут только для того, чтобы показать существование чего-то ещё, кроме миссионерской позы. Качаю головой и подталкиваю её к кровати, на которую она садится, не понимая, не зная, что делать дальше. — Отношения и брак строятся на любви, этого не отнять, но важность секса не стоит недооценивать. Дай руки. Она подчиняется, протягивая мне запястья. Кованое изголовье кровати играет на руку не только мне, но и целям, которые я поставила перед собой. С улыбкой смотрю на Кирилла, забирая из его рук гранат, закидывая в рот одну из множества тёмно-красных зёрен и подмигивая. Он смотрит как-то завороженно, выжидающе. На такое Кирилл точно не рассчитывал после того, как оказался на лопатках полностью и без вариантов отвергнутый. А теперь я тут, соблазняю его жену, предлагая что-то вроде секс-развлечения на троих. Сладко-кислый вкус граната растекается во рту и возвращает меня в реальность. Закидываю ещё пару зёрен в рот, садясь сверху на ноги Насти, скидывая с себя первую вещь — шапочку медсестры, позволяя волосам в страстном беспорядке лечь мне на плечи. Приближаюсь к её лицу, в миллиметрах останавливая свои губы возле её. Выгибаю спину, как кошка. Она приоткрывает рот, всё ещё не веря происходящему, но уже в следующую секунду кисло-сладкий вкус взрывается и у неё во рту, позволяя забыть всё остальное, ощущая лишь мои губы на её губах, которые чуть дрожат, когда едва заметно тянутся ко мне навстречу. Это ещё экзотичнее фрукта в наших ртах; фруктовых зёрен, перекатывающихся под напором языков, переплетающихся между собой. Занятное зрелище, судя по резкому, даже немного рваному выдоху Кирилла за спиной. Хочу и его вписать в нашу сцену, но пока рано, ещё не время. Прикусываю её за аккуратную, нежно-розовую нижнюю губу совсем легонько. Однако она всё равно судорожно выдыхает. Поцелуй — та вещь, с помощью которой она так или иначе пыталась скрыться от осознания происходящего, а теперь, когда я отстранилась от неё, возвратилась в реальность, и стыд заставил её щёки покрыться румянцем. Весьма мило и совершенно невинно. Можно понять, что именно Кириллу нравится в ней, из-за чего вообще обратил на неё внимание. Полюбил. Руки, сцепленные над головой, скорее всего слегка затекли, но освобождать её слишком рано. Это ведь только разогрев. Сжимаю губами кусочек нарезанного лайма, кислый сок которого мне нравится превыше любого цитрусового. Сок течёт по подбородку на костюм медсестры, поэтому я начинаю расстёгивать пуговицу за пуговицей, смотря на то, как Настя ещё больше краснеет; как шевелит руками в попытке освободиться. Но не сказала ни слова; ни слова протеста даже тогда, когда я приподнимаю вверх её майку, открывая взору плоский животик и грудь в таком же очаровательно-розовом лифчике. И эта полная пышная грудь опускается и поднимается каждый раз, когда Настя тяжело вдыхала и выдыхала. Держа зубами корочку лайма, я поднесла мякоть к её губам, которую она без вопросов обхватила губами, медленно высасывая весь сок, брызнувший, несмотря на всю аккуратность, на подбородок и дальше — к шее. К ямке у основания ключиц. — Не шевелись, — шепчу я, после чего она моментально застывает, приоткрывая рот для меня одной. Пряный сок граната, кислый — лайма, сладкая жидкость колы… Всё это капельками застыло на теле девушки подо мной, и всё это завязывало тугой узел желания внизу живота. Этот самый живот я и целую, языком слизывая сладкую газировку и капельки пота, как капельки её желания. Застываю над поясом её чёрной юбки, беря себя в руки. Что ни говори, а возбуждение бурлило во всех находящихся в этой комнате, даже во мне. Решаю ненадолго прервать ласки, оборачиваясь к Кириллу, взгляд которого задержался на синем камешке в моём проколотом пупке. Или на груди, не такой большой, как у его жены, но и не маленькой. Красный цвет гармонирует с цветом моей помады и ногтей. Придвигаюсь к нему, тяну на себя, рывком срывая с него рубашку, пуговицы от которой полетели во все стороны, как искры, заряжая этот воздух, воспламеняя его. Улыбаюсь, натыкаясь взглядом на татуировку китайских иероглифов, расположившуюся на его плече. Очерчиваю сначала ноготком, гипнотизируя саму себя, а потом целую губами, поддаваясь какому-то первобытному инстинкту. Эта тату — пережиток его бурного подросткового возраста, с помощью которой происходящее сейчас возможно. Он такой же безрассудный, такой же страстный. Настя едва слышно выдыхает, когда я перехожу с неё на её мужа. Ей бы отвести глаза в сторону, засмущаться, сказать, чтобы я прекратила — но нет. Наблюдает, не веря самой себе; не доверяя своему телу, которое начинает ныть от лёгкого возбуждения, усиливающегося из-за времени. Из-за того времени, когда позабыла о своих женских потребностях. Подношу губами к нему фрукт — апельсин. Он прикусывает дольку зубами, и если бы я не держала эту самую дольку во рту, судорожно бы вздохнула. Полувздох-полустон. Тот поцелуй, когда он действительно не разделяет меня и жену, когда теряется во вкусах и ощущениях. Привкус красной помады, сладость сочного апельсина, жар тел и рук, когда белый халат стянут и отброшен в сторону, а мои руки в его чернильно-чёрных волосах. Но стонет в нетерпении Настя, и это меня отрезвляет. Возбудим и не дадим Именно из-за этого возвращаюсь к тому, на чём закончила. К тому поясу юбки, где застыла. Поцелуй от девушки — одно, а кунилингус? Делал ли Кирилл его ей раньше? Судя по тому, как она заёрзала на кровати, покраснела, отвернувшись — сомневаюсь. Поцелуи с ней были нежными и долгими, ласки языком, когда стянула юбку вместе с трусиками, настойчивыми и быстрыми. Короткими, томящими. Все привычные для неё ласки остались позади, ещё до того, как я просто переступила порог этого дома. До того, как за окном стемнело, а дыхание выдало нетерпение, но я продолжаю эту пытку, держа её на грани удовольствия, давая многое, но не достаточно. Очередной раз отрываюсь, не давая кончить. Медленно облизываю губы языком. Эротическое движение незначительное, но Настя откидывает назад голову и стонет. Тело её блестит от бисеринок пота. Мы не останавливаемся, продолжаем, не переходим границы. Хотя нет, может и переходим, если счесть пальцы, входящие в неё, как нечто чересчур фееричное. Однако русая так не думает. Ей необходимо больше, намного больше. Сразу, а не по зёрнышкам граната, оставленных вместе с влажными поцелуями на её животе. Настя красная уже далеко не из-за смущения, о чём говорили её приглушённые, но такие отчаянные стоны. Она судорожно сжимала и разжимала пальцы рук над головой, выгибая спину, полностью растворившись в эмоциях и ощущениях. Лишь изредка она приоткрывала глаза, взглядом скользя по находящемуся неподалёку и изнывающему от желания Кириллу, и вновь заливалась краской, хотя, казалось, покраснеть ещё сильнее уже просто нельзя. Неужели присутствие мужа кажется тебе лишним больше, чем полчаса назад моё? Куда подевалось возмущение? А истерики, которые закатывала Кириллу, хоть это и не в твоём стиле? И правда: лучше потихоньку сгорать от желания, чем психовать, взрываться, мучиться от недостатка чего-то более важного и такого приятного. Легонько дую на половые губы, и она дрожит. Не так, как от накатывающего оргазма, мельче, приятней, потому что потом ласки можно продолжить ещё какое-то время, растягивая удовольствие. Языком двигаю интенсивнее, пальцами вхожу глубже, быстрее. Ей до боли мало. И до такой же боли приятно. Ещё чуть-чуть, ещё немного… А потом отрываюсь — на этот раз насовсем. Разрывая прикосновения рук по телу, губ на животе и ниже. Ведь дальше я бессильна, ибо в конечном счёте ей нужна не я, а Кирилл. Я лишь подтолкнула её на правильный путь, в правильный ритм. Стала ключевым звеном в понимании важности секса и прикосновений в целом. Кирилл сделает всё остальное. Заменяет тонкие женские пальцы на свои, немного грубые, но длинные… И будет любить долго, очень долго, сплетая оголённые тела в одно целое. Освобождает от наручников, от оставшейся одежды, чтобы она почувствовала облегчение в затёкших, немного онемевших руках. Позволяет прикасаться, позволяет даже взять инициативу в свои руки. Ненадолго. Совсем немного. Наравне отдавая и принимая. Это не так просто, как кажется. Непростые физические движения, удовольствие от трения тел. Она позволяет себе быть слабой, он всецело берёт всё в свои руки. Очень мало, бесконечно много. Вздохи, выдохи, скрип кровати — единая мелодия, последним аккордом которой становится её стон. Громкий, почти надрывный. И оргазм захватывает её от кончиков пальцев до головы. Практически как опьянение, практически как алкоголь по венам. Только намного, намного больше… Нормально быть безрассудным, нормально быть импульсивным, нормально терять самоконтроль, плыть по течению и не сопротивляться страсти. Не может быть любви без страсти, как страсти без любви. Необходимо это соединять, сохранять золотую середину. — Н-да, — выношу я вердикт с кресла, находящемся в этой же самой комнате. — Вы так поглощены друг другом… Занятное зрелище, конечно, похлеще многих фильмов для взрослых. Но как бы я не хотела отвлекать вас от возможного продолжения — где тут у вас ванная, а?..

***

Дым заполнил ночной клуб «Мгла». Туман этот покрывал пол так, что людей не было видно по колени. И принимал этот туман то сизый, то синий, то фиолетовый оттенок, переливаясь и сливаясь практически по-настоящему; в это можно было с лёгкостью поверить. С такой же поразительной лёгкостью решились все проблемы веселящихся людей. Настя и Кирилл улыбались и танцевали, отойдя подальше от барной стойки. Понимали, что лучше оставаться трезвыми. Страсть по венам или алкоголь — что лучше? Настя улыбается, рассказывая мужу радостную новость о повышении на работе. Стоит ли добавлять, что эту проблему в её жизни решила Влада, взявшая в свои руки всё: доказательства, свидетеля, потерпевшую — навстречу правосудия, справедливости. Так яростно она смотрела на «святочик-Светочку», которая, по глупости своей, не подумала о законах и правоохранительных органах, которые моментально сдвинули «Олежку-охуежку» с должности главы. Настя не заняла его место, но добилась желанной работы, как и её муж, Кирилл, полноправный владелец клуба, в котором сотни человек отрывались на полную катушку под музыку известного диджея. Не менее счастливая Влада разливала напитки всем желающим. Марк, взявший девушку под личный присмотр, пока она была на испытательном сроке, следил за всеми её действиями, давая советы, на которые она лишь глаза закатывала. Но молчала. Она впервые завязала волосы в высокий хвост и надела форму, хоть всё ещё по-бунтарски — завязала белую рубашку узлом под грудью, оголяя живот, на который сбежались поглазеть все парни в этом клубе. Ей было всё равно. Влада улыбалась, подпевая словам песни, попутно разливая напитки, заказы на которые не стихали.

Ты ещё не знаешь сам, то, что связан по рукам красной нитью ты со мной. Дай мне больше рок-н-рола. Виски, лайм и кока-кола

— Они помирились? — удивлённо спрашивает Марк, кивая в сторону мужа и жены. Влада тоже кидает беглый взгляд на танцующую парочку. — Ага, теперь никак друг от друга не отлипнут. Хотя лучше так, чем баловаться спиртным. — Лучше пусть тратятся на презервативы, чем на выпивку. Шатенка на секунду застывает и смотрит на русоволосого своими большими, синими глазами. По-настоящему безрассудным не будешь до тех пор, пока не научишься видеть во всём смешную сторону. — Им можно и без презиков, карапуза заведут, может тогда угомонятся. — Тогда будет иначе: тратиться на подгузники, а не на алкоголь. Хоть нервы расходуются в любом случае. Он знает: надо смеяться даже над тем, что не смешно, иначе не сохранишь равновесия, иначе весь мир сведёт тебя с ума. — Марк? — Ммм? — мычит он, отдавая напиток посетителю. Влада молчит, и он поворачивается к ней, окидывая своим цепким взглядом. Была не была — хуже ведь не сделает. — Ты когда-нибудь пригласишь меня на свидание? Светловолосый улыбается, по-настоящему, впервые именно для неё. Понимает, что она не шутит. — Только тогда, когда ты признаешь, что я делаю вкусное Мохито. Влада смеётся, качая головой. У неё остаётся многое: умение искусстно говорить, избегая лжи, интересная история, которую она не забудет никогда, отчаянное безрассудство и… и ещё один шанс.