Fellini

После очередного удачного концерта Лёва расслабленно лежал в гримёрке, улыбаясь в потолок. Моральное возбуждение, вызванное энергетикой зала, постепенно прошло, разгорячённое тело остыло, но внутри царило волшебное ощущение, которое Бортник испытывал после каждого выступления. Его лучший друг Шура куда-то отлучился, и Лёва наслаждался тишиной и покоем. В дверь постучали. Солист лениво повернул голову на звук. На пороге, опираясь острым плечом о дверной косяк и скрестив на груди руки, стоял невысокий худенький парень, вероятно, его ровесник. Тёмные растрёпанные волосы, взгляд чуть исподлобья, колючая щетина и пронзительно-голубые глаза. На лице ни намёка на улыбку, но эти самые глаза беззастенчиво-хитро смеялись из-под длинных чёрных ресниц. Парень вопросительно взглянул на Бортника, будто прося разрешения войти, и тот кивнул, чувствуя необъяснимое волнение и ощущение чего-то нового и грандиозного. Незнакомец неторопливо вошёл в комнату и протянул вокалисту руку. - Александр Васильев. Лучше просто Саня, - представился он низким приятным голосом. Лёва с удивлением взглянул на него. Он не раз слышал это имя. - Если не ошибаюсь, лидер группы «Сплин»? – отвечая на крепкое рукопожатие, спросил он. – Игорь Бортник, но привычнее Лёва. - Знаю, - хитро улыбнулся Саша. – Давай сразу на «ты», без формальностей. Лёва с некоторой задержкой кивнул. Он уже не лежал в кресле, как до прихода гостя, а выпрямился и выжидательно-вопросительно смотрел на Васильева. - Не желал бы поработать вместе? – прямо спросил Саша. Было понятно, что ему не хотелось тянуть, и он приступил сразу к делу. - Я сейчас объясню. Васильев после одобрительного кивка Лёвы сел в кресло напротив и продолжил: - Я бы хотел записать с тобой песню. С тех пор, как я написал слова, я решил, что буду исполнять её именно с тобой. Нужно только твоё согласие. - А что, песня полностью готова? – в недоумении спросил Бортник. Его несколько удивило такое прямое предложение. - Отнюдь нет, - покачал головой Васильев, достал из кармана сложенный листок бумаги и передал Лёве. – Это всё, что у меня есть. Конечно, всё сырое, но для того я и пришёл сюда.

***

Огромный зал, накалённая до отказа атмосфера, когда зрители уже не могут кричать, а лишь задыхаются счастливыми слезами от восторга и нахлынувших внезапно эмоций. И два молодых парня на сцене стоят в обнимку и машут разбушевавшемуся залу, превознося друг друга до небес. К их ногам летят цветы и тянутся сотни благодарных рук. С тех пор, как в гримёрку Лёвы без приглашения и предупреждения ввалился Васильев с предложением записать общую песню, прошло всего несколько месяцев. Никто и не думал, что за этим последует целый Феллини-тур. Для фанатов обеих групп это было настоящей сенсацией, взрывом эмоций, а для самих музыкантов тем более. У друзей брали кучу интервью, о них беспрестанно сообщалось в газетах, а по радио крутили уже ставшую хитом песню «Феллини». Саша и сам не ожидал такого успеха от совместного проекта. Обе группы – Сплин и Би-2 – прекрасно поладили между собой, а поначалу деловые отношения Саши и Лёвы и вовсе переросли в крепкую дружбу. После очередного выступления весь коллектив собрался в гримёрке, казавшейся слишком маленькой для такого количества народа. Планировались традиционные посиделки, сопровождаемые смехом, душевными разговорами, гитарными партиями и, конечно же, алкоголем. Спустя час, когда музыканты были уже слегка пьяны и воодушевлённо разговорились на разные темы, Саша и Лёва, переглянувшись, поочерёдно выскользнули за дверь, виновато извинившись перед товарищами. - Наши вокалисты как обычно, - хмыкнул Яник, а Шура ревниво поджал тонкие губы. Он видел, как Лёва сильно привязался к Васильеву. Он проводил с ним всё своё свободное время. Конечно, Бортник не забывал про старого друга, но Шура чувствовал в общении вокалистов нечто другое, совсем не дружеское, и это сильно его беспокоило. Тем временем по коридорам театра бродили две тёмные фигуры. Им никогда не было скучно вдвоём. После предложения Васильева Лёва, недолго думая, заявился к Саше с готовой аранжировкой для их песни. Этот визит закончился необузданной страстью, смятой постелью и бесконечным удивлением обоих – что это, чёрт возьми, было? Саша с недоумением всё больше осознавал, что не может и дня без этого заводного паренька с серьёзным взглядом из-под бровей, мягкими, всегда ухоженными волосами и дерзкой улыбкой. Лёва чувствовал то же самое, однако Саша казался ему светлым ребёнком. Вот только песни у него были слишком серьёзными, да и голос безнадёжно прокурен до приятнейшей хрипотцы, глаза хитрющие и желания отнюдь не детские. Бортник находил всё это очень… милым? Он искренне любовался свои другом, особенно на сцене, когда Саша, прикрывая от нахлынувших чувств глаза, упоённо пел свою партию, держа в тонких пальцах микрофон и качая в такт головой. Саша привязался совсем по-другому, не менее сильно, но с виду он был совершенно независим, дерзок и спокоен, что иногда так бесило и одновременно пугало эмоционального Лёву. Сейчас друзья сидели на полу тёмного коридора и неторопливо курили, наплевав на то, что в здании театра это было запрещено. - Знаешь, когда ты припёрся ко мне в гримёрку и нагло заявил о своём предложении, мне захотелось выставить тебя из комнаты, - сказал Лёва, когда тема зашла о дне их знакомства. - За что? – рассмеявшись, но ничуть не удивившись, спросил Васильев. - За твою самоуверенность, - недолго думая, ответил Бортник. – Пришёл весь такой, не терпящий возражений. Вот я думаю, что бы ты сделал, если бы я отказался? Ты, наверное, возненавидел бы меня и сделал врагом номер один. Зная твою натуру, долго я не прожил бы. Саша, усмехнувшись, кивнул, осознавая вдруг, как хорошо его изучил Лёва, и друзья от души расхохотались. Залогом их дружбы были искренность и полное доверие. Они не скрывали друг от друга ничего, но в то же время оставались друг для друга загадкой. Это их волновало, интересовало, притягивало, держало их чувства в тонусе и постоянном возбуждении. - А почему всё-таки эту песню ты решил исполнять со мной? – вопросительно наклонив голову и взглянув на друга, сказал Лёва. Этот вопрос уже как-то поднимался между участниками тура, но ответ был невнятным и не устраивал Бортника – ему хотелось полной определённости. - Да сам не знаю. Как-то сразу подумал, что из этого может получиться что-то стоящее. Да и хотелось разнообразия, этого сильно не хватало. - Если честно, в нашей группе тоже. Ну, недоставало чего-то нового. Нужно было встряхнуться, что ли. Ты нас и встряхнул. Васильев усмехнулся и, сощурившись, покачал головой. - Встряхну я сейчас тебя, - почему-то хриплым голосом произнёс он, вставая и неторопливо приближаясь к сидящему на полу Лёве. Тот, немного напрягшись, внимательно следил за действиями друга. Саша, оказавшись над Лёвой, медленно приподнял его лицо за подбородок. С виду Бортник был совершенно спокоен, но в глазах так и плескалось нетерпение. В конце коридора послышались гулкие шаги. «Как обычно не вовремя», - раздражённо подумал Лёва. - Эй! Кто здесь курит? Музыканты переглянулись и разом бросились в противоположную от голоса сторону. Когда они убежали достаточно далеко, Васильев рывком прижал Лёву к холодной стене, схватив за грудки, и многообещающе-угрожающе прорычал ему в губы: - Мы не закончили. После чего Саша отпустил его и, не оборачиваясь, спокойно и быстро двинулся прочь по тёмному коридору, пока совсем не исчез из поля зрения ошеломлённого Лёвы. - Васильев, блин, - вслух выругался вокалист, переводя дыхание. Непредсказуемость, нелогичность, спонтанность, даже некая мужская капризность – всё это было в духе Саши. С ним сложно, зато нескучно. С ним постоянно в тонусе. Лёва вздохнул и, не торопясь, отправился вслед за другом, не стремясь его догнать. Он знал, что это ни к чему не приведёт. Если уж Васильев ушёл – значит, ушёл, и не надо стоять у него на пути. Во время этой прогулки по коридорам театра до гримёрки Лёва окончательно пришёл в себя и привёл свои мысли в порядок. - О, а вот и Лёвчик! Заходи, будешь пить штрафной, - послышались весёлые голоса пьяных музыкантов, когда Бортник вошёл в гримёрку. Он быстро окинул комнату взглядом – Саша, скрестив руки на груди, сидел на ручке кресла, хитро глядя на него с наглой полуулыбкой. «Когда я уже пойму, что на уме у этого Васильева?» - думал Лёва, присоединяясь к всеобщему веселью.