Паразит

Курт чувствовал себя растерянным. Пожалуй, даже злился на себя за то, что не имеет достаточно опыта и знаний, чтобы определить, что творится с Питером и помочь ему. Право слово, если бы он получил какое-нибудь ранение, весьма сомнительно совместимое с жизнью – было бы проще. Понятнее. Хотя, конечно, Коннорс никогда не пожелал бы ему такого. – Нам бы не помешал спец по болезням мутантов, – довольно мрачно проговорил мужчина, откладывая портативный счетчик Гейгера. – То, что с тобой творится, выходит за рамки традиционной медицины. В крови полно токсинов и она почти перестала фонить… – Меня что-то отравляет? – Паркер невольно схватился за живот. Его пробрала такая жуть, будто он снова попал в тот ночной кошмар, что приснился ему после купания в заливе. Что-то инородное, болезненное, насильно втискивающееся в его тело, а теперь вольготно расположившееся внутри, невыносимо растягивающее и по своему усмотрению распоряжающееся кровеносной и другими системами. – Я давно заметил, насколько высокий у тебя болевой порог, – продолжал Курт, проводя вполне рутинные исследования, чтобы сравнить с результатами, полученными в прошлый раз. – Полагаю, обычный человек в твоем состоянии уже давно впал бы в состояние шока. Он вытащил из-под стола объемистый чемодан. Привычка еще со времен войны – иметь аптечку на все или почти все случаи. Противошоковое и обезволивающее в ней тоже имелись. Подумав, док добавил в этот коктейль еще и спазмолитик. Паркер и сам понимал, что дела его плохи, но чтобы настолько. Со всей остротой вставал вопрос, что же теперь делать? Тащиться к Чарльзу Ксавье в таком состоянии было просто непредставимо. Еще страшнее становилось от мысли, что Коннорсу хватит умения прооперировать пациента прямо на этом столе под местной анестезией. Сделав ему инъекцию, док Коннорс снова пошарил в чемодане, разыскивая что-то. Наконец он извлек то, что искал. Длинный медицинский зонд, одноразовый в стандартной стерильной упаковке. При виде него чутье Паркера вдруг забило тревогу. Туман снова навалился со всех сторон, серость вокруг сбила его с толку, неловко дернувшись, он едва не свалился со стола на пол. Кертис вздохнул и наполнил пробирку какой-то прозрачной жидкостью. Подал ее страдальцу: «Для храбрости». Запах содержимого резко ударил в нос. Питера замутило – Курт явно вознамерился его добить. Не исключено, что во время службы в армии док привык пить спирт, Питер же в свою очередь избегал алкогольных напитков, которые заглушали чутье и делали его беспомощным. Впрочем, если это его не убьет, ему все равно предстоит еще более мучительная смерть от стыда, так что терять было особо нечего. Коннорс наблюдал за его мучениями без тени сочувствия, как впрочем, и издевки. Хотя Питер старался на него не смотреть, заранее проклиная человека, который придумал унизительную процедуру, которой он был вынужден подвергнуться. Скользкий палец в медицинской перчатке слегка надавил, давая понять, чего следует ожидать, и на фалангу проник внутрь, расширяя пространство для зонда, который незамедлительно пропустил внутрь. Питер передернулся от мысли, что гибкий шланг прямо сейчас извивается в его внутренностях. Хорошо, что Курту хватило такта никак не комментировать свои действия. В действительности док сам испытывал некоторую неловкость. Молодой мутант сделался таким послушным, покорным. Трудно было не вообразить, как он принимает в себя инструмент посерьезнее. Но Курт, конечно же, не мог позволить себе пользоваться ситуацией. Разве что пару лишних прикосновений, приятно будоражащих кровь, не больше, чтобы Паучок ничего не заподозрил. Питер зажмурился так что перед глазами поплыли белые расплывчаты фигуры. Больно, как ни странно не было. То есть болезненные спазмы никуда не делись, но вмешательство Коннорса хотя бы не ухудшило положение. Противное тянущее ощущение вполне можно было терпеть, хотя может это из-за его, явно переоцененного доком, болевого порога? Кертис посмотрел на напряженную спину и копну всклокоченных волос, горько сожалея об отсутствии второй руки. Так хотелось положить ладонь между лопатками Питера или как-то еще выразить поддержку, успокоить. Жаль, что они с Питером так и не стали близки. А уж после этого он вовсе шарахаться станет. И все же он не мог выкинуть из головы слова Питера: «Никаких врачей, док, я не могу доверять им как тебе». Это неимоверно ему польстило, хоть Курт и не подал вида. Это и разделенная тайна могли бы сблизить их, если б только все сложилось чуточку иначе. К горлу Питера подкатил комок, когда он припомнил строки из собственной статьи: «Тварь превращает человека в инкубатор, шевелится внутри, питается и растет». Шевелится… и он отчетливо чувствует эти движения. Стоило огромных усилий убедить себя в том, что это – только безобидная трубка. Но все равно ощущать, как что-то шарит внутри, было… крайне неприятно. – Ох, проклятье, – выругался Курт, почувствовав внезапное натяжение. Это здорово его обескуражило. Когда же спустя довольно неприятную для Питера минуту он извлек инструмент, Коннорсу пришлось припомнить самые заковыристые бранные слова на нескольких языках, благо от солдатни он их немало нахватался. Что он еще мог сделать, обнаружив отсутствие изрядного куска инструмента. Он незамедлительно подсунул конец трубки под электронный микроскоп, проверяя, что могло с ней случиться и чем это грозит пациенту. Питер к счастью ничего не понял, а может ему просто было не до Курта. Он кое-как привел одежду в порядок, даже не глянув в сторону дока, и снова прилег, пытаясь унять боль, которая как будто бы становилась острее. Кертис покачал головой. Это походило на диффузию. Что-то инородное проникало в структуру материала, из которого был сделан зонд, однако частиц отчаянно не хватало для анализа. – Я все-таки вынужден проконсультироваться с доктором Маккоем, – виновато сказал Коннорс, направляясь к двери, чтобы не пугать Паркера. – Пойду, позвоню ему, хорошо? Питер не возразил потому, что именно в этот момент его скрутило особенно сильно. Внутренности будто разрывались, а он не мог даже застонать, только дышать рвано и настолько не глубоко, что боялся задохнуться или лишиться чувств. – Доктор Маккой, простите, что беспокою, – еще слышалось из коридора. – У меня тут мутант… Питер поморщился, он ведь до сих пор не смирился с мыслью, что стал мутантом. Он попробовал пошевелиться и вдруг осознал, что тело не слушается. Это было похоже на действие мышечных релаксантов, использующихся при общем наркозе. Паника захлестнула его, хотя чутье снова молчало. Нужно было что-то сделать, позвать Коннорса. Когда параличу подвергается дыхательная мускулатура, если уже не подверглась, потребуется искусственная вентиляция легких. Невероятным усилием он поборол оцепенение и подвинулся к краю стола, но попытавшись сесть, потерял равновесие и рухнул на пол, скорчившись там. Десять или пятнадцать вдохов он ничего не предпринимал, пытаясь просто не умереть. Однако тело продолжало упорно дышать, а сердце часто колотилось в груди, стучало в висках. Несмотря на головокружение, он попытался подняться… хотя бы стать на четвереньки. Тело слушалось, но неохотно, заторможено. Боль сконцентрировалась внизу живота и в пояснице. Паркеру почудилось, что по ногам потекла кровь. Что-то теплое и липкое сочилось из него помимо его воли, медленно вытягиваясь наружу… точно какой-то мерзкий слизень. Паразит попытался внушить носителю, что это ему только чудится. Когда же ничего не вышло, он позволил Питеру соскользнуть в беспамятство. Так для него сейчас было лучше, а симбиот думал о благе их обоих, для чего требовалось избавиться от докторишки, в чьих благих намереньях относительно Паркера Веном сомневался, или хотя бы убраться от него подальше. Немного погодя, он выбрал второе, потому что этот варинт был более приемлемым для носителя. Паразит уже вовсю преобразовывал себя в подобие экзоскелет или… Питер назвал бы это костюмом. Обтягивал теплое, покрытое испариной тело, как вторая кожа, учитывая анатомические особенности и привычки носителя. Он несомненно оценит это, когда придет время. Тело конвульсивно дернулось, последним толчком исторгая из себя чужака. Больно… но как бы то ни было, теперь они – едины. Веном гибко поднялся вместе со все еще не очнувшимся мутантом, чье тело легко подчинялось внушенным импульсам. Он потянулся, дойдя до окна, и легко перемахнул через подоконник. Вокруг точно насекомые копошились люди, не успокаивающиеся ни днем, ни ночью. Слабые, не приспособленные. Даже Питер не вполне оправдал ожидания паразита, и все же он выдержал это и теперь мог пожинать плоды их сотрудничества. «Питер», – позвал симбиот и тот откликнулся… Снова перехватывая контроль над телом, судорожно хватаясь за прочную нить паутины, на которой они висели вниз головой. – Хватит мямлить! Какой еще паук? – переспросил Джона Джеймсон, наконец, оборачиваясь к окну, на которое показывал его собеседник. – Этот какой-то другой! Да бери же ты камеру, остолоп! Не стой столбом! Все приходится делать самому!