Крылья. Пробуждение.

Тонкая корочка льда, невидимая за пеленой снега, оглушительно треснула под сапогами и провалилась. Таэнор, потеряв опору, от неожиданности вскрикнул и взмахнул рукой, пытаясь за что-то уцепиться, чтобы не упасть. Под снегом что-то хлюпнуло, мягкая рука поймала его за шиворот и вытащила до того, как он соскользнул вниз. Он отполз подальше. Ногам стало противно холодно и мокро – подо льдом была холодная вода. - Внимательней, Таэнор, прошу тебя… - Да. Да… Парень поднялся, поправил ремни, крест-накрест стягивающий его одежду на груди, отряхнулся от снега, а после стряхнул влажную руку. Зима начинала ему надоедать. Хотелось поскорее оттепели, цветов, а не этой жестокой, равнодушной стужи, которая то и дело замедляла его. После происшествия он стал каким-то растерянным, невнимательным. Это было очень плохо. Юноша пошевелил мокрыми пальцами ног в ботинках и поморщился. - Зараза, - прошипел он. – А обувь-то у меня уже того…. - Ничего, может быть, найдем, у кого купить… - На что купить? – усмехнулся парень. – Деньги были в сумке, а сумка была на лошади. А лошади драпанули куда подальше. И, между прочим, правильно сделали. Если бы мы не убежали, ничего бы не было…. - Уже поздно размышлять, абы да кабы, - осадил его менестрель. – Ару была предприимчивей, чем ты. Годы опыта. Сам знаю, что золото у нее было за пазухой. – Он небрежно подкинул перевязанный тугой звенящий кожаный мешочек, а Таэнор растерянно подхватил его. – Твое. Распоряжаться будешь сам. Не маленький. Парень взвесил мешочек на ладони, а после сунул его в небольшую сумку на нескольких пуговицах, которая висела у него на поясе. Кару, обремененный лишь лютней, ремень которой перекинул через голову, опирался на посох. Точнее, это был не посох, а массивная дубовая ветка, которой, при желании и умении можно было бы отправить человека на тот свет. Только сейчас эта ветка была лишь опорой слабым ногам немолодого, видавшего и радость и горе, менестреля. Расстроенный инструмент с широким и коротким грифом, висел у него на узком бедре, слабой рукой Кару придерживал его, чтобы не болтался. Они шли уже третий день, только сейчас, к утру, вышли из злосчастного леса. Таэнор засыпал, в надежде снова увидеть отца, но Раэнэл не приходил к нему, и порой парню казалось, что все это действительно было сном – больным плодом его сознания, изнуренного и измученного отчаянием. - Далеко еще до Зулавейр? – спросил парень, щуря глаза на пасмурное небо – ровное, без единого облачного изгиба. Погода была тихой, слабый теплый ветер едва чувствовался, но о солнце можно было забыть. Унылый, мрачный вид, нагоняющий тоску больше, чем когда-либо. - Мы уже давно пересекли границу. Нет…. Может быть, дня два пути… Может быть, меньше. - Сейчас мы где? Не в том ли лесу, где…. - Здесь недалеко домик, в котором мы жили с твоей матерью несколько лет, - Кару остановился, выдыхая через приоткрытые губы и глядя, как горячий пар растворяется на щиплющем морозе. Ему было тяжело идти, здоровье потихоньку сваливало и его. Он и раньше не отличался хорошим самочувствием, но за годы жизни с сестрой и ее опеки научился хорошо скрывать свои болезни. Мужчина закашлялся, но после выпрямился. - Я знаю это место, я ведь был здесь. Правда, я пришел немного с другой стороны. С южной, - проговорил Таэнор. - Я тоже знаю это место. С твоей матерью мы жили здесь…. Племянник…. - Да? - Смотри, - Менестрель указал пальцем куда-то вверх, и парень проследил за его направлением. Недалеко от леса, совсем в нескольких шагах был небольшой заснеженный холм. Пологий склон выходил из леса и резко уходил наверх. Подняться по нему было тяжело, но вполне возможно. Снег же здесь был белый и уложенный ровной, нетронутой пеленой. Слишком уж безлюдно и слишком тихо. Приглядевшись, парень увидел, как от земли с той стороны поднимается какой-то негустой, едва заметный дым. А может быть и пар. Может быть, костер, и там сейчас сидят люди, которые смогут ему помочь. Парень аккуратно снял сумку и отдал ее дяде, а тот закинул ее на плечо. - Я пойду, проверю, что там, - тихо сказал он. - Может быть, вместе. - Нет, Кару. Если там что-то не так, я крикну, чтобы ты уходил. И ты меня послушаешь, хорошо? Не рвись, я справлюсь сам…. Главное, уходи. А я тебя потом догоню. - Раэнэл тоже так говорил. - А я не он! - огрызнулся парень, не терпя сейчас каких-либо возражений. - В тебе гораздо больше от него, чем ты думаешь. - Да-да, конечно! – снова озлобленно огрызнулся Таэнор, невольно сжимая кулаки. – У меня его глаза, его крылья, его душа, его благородство. Но я не он. Пора бы уже не возлагать на меня больших надежд. Не очаровывайся, дядя, и не придется разочаровываться во мне. Просто жди меня здесь. Не глядя на менестреля и не пытаясь принимать его слова близко к сердцу, Крылатый юноша, тяжело вздохнув, пошел к холму, оставляя за собой рваный след на снегу, а Кару, тревожно глядя на него, остался стоять. Как следует, разбежавшись, парень вцепился руками в ровный твердый снег, разбивая его затвердевшую ледовую корочку кончиками пальцев и начал медленно карабкаться наверх. Можно было, конечно, поискать другой какой-нибудь путь, путь легче, но тут уж упрямство взяло вверх. Парень, скребя носком сапога по снегу, неожиданно нашел твердую опору. Похоже, это был камень, врезавшийся в землю. Несколько раз ударив его, и, убедившись, что он выдержит и в самый неподходящий момент не обрушится, парень с силой оттолкнулся от него, зацепился руками за снег и забрался на холм, переводя дыхание. Кару, сжимая ремень сумки, с тревогой смотрел на темный силуэт племянника на холме, который поднялся и просто стоял, застывший и неподвижный. - Что случилось? Что там такое, Таэнор? – негромко произнес менестрель и подошел ближе. Если бы там была бойня, решил он, то парень сразу бы ему что-то крикнул. Что-то сильно шокировало его, что он даже не мог двинуться с места. - Таэнор! Парень коротко обернулся, махнул рукой, давая знак дяде лезть к нему, а после лег животом прямо на снег и вытянул ему руку, чтобы помочь подняться. С посохом подниматься было гордо легче, да и парень уже сделал удобную для этого тропинку. Если ее можно было так назвать. Юноша, крепко сжав ладонь менестреля, перевязанную кожаной лентой, начал медленно приподниматься, вытягивая дядю на холм. Кару, глубоко воткнув посох в землю, отдал племяннику сумку, а после поднялся, оглядываясь и невольно ощущая липкий страх, который заструился по жилам. Весь снег был разрыхлен, смешан с землей. Коричневый, словно изгаженный. С неприятным желтым оттенком в нескольких местах. Тот самый дым, как он думал, это был и не дым вовсе. Горячие зловонные испарения поднимались из огромных трещин в земле. Было такое чувство, что эти трещины, как масло, кто-то прорезал огромным кинжалом. Парень, прикрепив сумку обратно к поясу, аккуратно пошел вперед, стараясь глубоко не дышать. Отвратительный ядовитый запах пропитал воздух. Таэнор аккуратно обогнул изогнутую впадину, ощутил ее горячее дыхание, ведь внутри земля была горячей и влажной, пахнущей трупами и плесенью. - Что же это такое… Они лезут и лезут…. Когда же это кончится… - прошептал Кару, шагая за племянником, следя, чтобы тот, по невнимательности не свалился куда-нибудь. Таэнор присел на корточки, присмотрелся. На снегу были вишневые редкие капли чьей-то крови. Он провел взглядом по снегу, увидел следы. Людские. И их было много – человек пять, может быть шесть. Они пришли сюда…. Обугленные ветки костра валялись, не сохранив тепла, как попало. Извилистые следы, несомненно, были следами Древнейших – три огромные полосы на снегу быстро уползали, пересекались и расходились в разные стороны. Юноша поднялся и посмотрел вперед, а затем сорвался с места, будто подгоняемый жесткой плетью. - Таэнор, стой! Кару, не желая оставлять племянника, побежал за ним, хотя годы его уже были не те. Дыхание подводило. Он не был хорошо подготовлен к бегу, а сейчас и вовсе, можно сказать, потихоньку рассыпался. И все же он побежал за племянником, старательно перепрыгивая через паутину трещин в земле, про себя думая о чем-то светлом. Прочь всю от себя грязь. Спокойствие и доброжелательность. Не наигранная, а настоящая, коей он всегда был наполнен с самым малых лет. Впрочем, Таэнор не бежал долго. Вскоре он остановился, а дальше пошел медленным осторожным шагом. Кару, переводя сбившееся дыхание и ощущая боль где-то в середине груди, остановился, осматриваясь с чуть приоткрытым ртом. Снег был разрыхлен и здесь, но трещин не было. В снегу застряли, как колья, обломки разрушенного деревянного домика, какая-то разорванная ткань, престарелое одеяло; блестели, смешиваясь с искрящимся снегом, битые стекла. Так же, на снегу валялись и перья от разодранной подушки, которые при каждом движении – легкие и изящные взмывали вверх, а после ложились на снег, украшая его. Только был ли это украшением?.. Кару сглотнул. Он помнил этот домик. Где жил с сестрой столько лет. Где спал, готовил, лечил и ел. Помнил узоры на спинке кровати. Эта спинка сейчас, разломанная, лежала у его ног. Таэнор бегал туда и сюда, от вещи к вещи. Он явно паниковал. Домик был разрушен, теперь больше напоминал небольшую горочку из мусора, разломанных деревянных досок, стекла, тканей и камней. Таэнор заметил людские останки, где-то лежал человек обезглавленный, где-то без конечностей, где-то с вываленными внутренностями. Кару, присев у трупа, который пах гнилью, сморщился. У них была рваная и самая разномастная одежда, старые и новые кинжалы, руки – странные, изуродованные, а сапоги – протертыми. Все это выдавало в них только…. - Обездоленные, - процедил Кару и поднялся. – Что ты ищешь, Таэнор? Это Обездоленные. - Что? – Парень повернулся. Кару медленно подошел к нему, выдыхая пар через приоткрытые обветренные губы. - Здесь были Обездоленные. Это видно по их одежде и обуви. И по стащенному оружию. Они здесь что-то делали, и Древнейшие, судя по всему, напали на них…. Он переступил через разбитые большие, покрытые копотью, камни, когда-то бывшие камином. Пепел, разрушенное дерево. Таэнор, беспомощно огляделся кругом, а после взглянул на дядю. - Кару? Ты что, знаешь это место? – спросил он. - Конечно, я знаю это место. – Менестрель присел и приподнял пучок сухих трав ромашки, перевязанный сероватой тоненькой шелковой нитью – алые пятна чужой крови на нежных тонких сушеных цветах – отвратительное зрелище. Пучок выпал у него из рук прямо на снег. – Это наш дом. Мы в нем жили с Ару. А теперь он разрушен…. Таэнор задумался, прошел мимо разломанной в щепки, будто бы разодранной, двери. Под мокрыми изнутри и снаружи холодными сапогами хрустнуло стекло, но он не обратил на это никакого внимания. - Получается, вы вдвоем жили с Темным предсказателем? - Что? – Кару поднял на него глаза. - Это его дом. Здесь я был. Здесь я встретил его. Точнее, он встретил меня. В этом домике. Я помню это. Эту дверь. Я в нее стучался. Помню эту спинку, на кровати этой лежал мальчик…. Травы помню. - Нет, мы жили одни. Но если так, значит, мы жили в этом домике. Разве это что-то меняет? И что за мальчик? - Сирота. Маленький больной мальчик. Лет… шести. Один. Когда мы уходили, Эрэ наказал ему не уходить, и никому не открывать дверей. Сказал, что заклинания его защитят… - Может быть, он сумел спастись бегством? – с надеждой спросил менестрель. Таэнор опустил глаза. Рядом с сапогами на снегу застыли такие же капли крови, только теперь их больше, и они были меньше. Так кровь хлестала бы из перерезанного горла – маленьким кровавым фонтанчиком. Парень принюхался, а затем снова пошел к руинам - сваленным в небольшую горочку. Мальчик мог куда-нибудь убежать – он маленький и резвый, мог спрятаться…. Если так, то далеко он убежать не смог - кровь слишком свежая. Значит, его нужно найти. Ему некуда идти. Не к кому, он болеет, и просто может умереть…. Кару перешагнул через обломки двери и пошел за племянником, который теперь, точно вор, рылся в горе обломков – кирпичей и стекол, не обращая внимания. Почему-то сердце у Таэнора сжималось. Слишком уж здесь отчетливо пахло кровью. Он сунул руку в эту кипу, а после, почувствовав липкую вязкую влагу, вытащил руку и увидел густую подсыхающую кровь, разводами украсившую его пальцы и обод кольца. Он двумя руками разгреб остатки мусора, в который превратился когда-то уютный домик чародея и, увидев мальчика, лежащего лицом в снегу, аккуратно перевернул его. От увиденного парень невольно почувствовал прилив тошноты и отвернулся, чтобы его случайно не вырвало. Кару, подойдя, охнул и прижал руки ко рту, так же отворачиваясь. Серые волосы, растрепаны, в нескольких местах плотной корочкой застыла кровь, его сероватый цвет лица свидетельствовал, что мальчик болел много и часто. И уже долго находился на морозе. На длинных ресницах застыли снежинки, и это было бы красиво, если бы не было ужасно. Светлые глаза у маленького мальчика было широко раскрыты, и в них читался неподдельный дикий ужас. Последнее, что он видел, навсегда отпечаталось в его глазах. Серые губы – разбитые, холодные с фиолетово-синим оттенком остались приоткрытыми, а на детской красной щечке сияла глубокая царапина, вырезанная кинжалом. Одежда была разорвана и держалась лишь на маленькой пуговичке, застегнутой у горла. А все, что ниже шеи, до самого низа живота, было разодрано. Его просто исполосовали, едва ли не вывернув наизнанку. Бурые внутренности маленького сироты багровели на снегу, окрашивая его в приторно алый. Сердце, легкие, желудок и печень, вены и артерии – все это просто превратилось в какую-то кровавую дурно пахнущую кашу, и стекало с его маленьких боков прямо в снег, растопляя его, а затем в землю. Чтобы высохнуть там навсегда. Кару присел и, стараясь не смотреть на распоротые внутренности мальчишки, аккуратно провел рукой по его лицу, закрывая ему глаза. Таэнор не поворачивался. Слишком тяжело. Слишком больно. - Тот самый мальчик, да? – тихо спросил он. Глухое молчание Таэнора было тому ответом. – Таэнор…. Парень молча стоял, глядя на тела разбойников. Их не остановила ни дверь, ни заклинание, ни мольбы. Кровь на ногах у маленького сироты свидетельствовала только об одном – особенно извращенном деле, от которой Таэнору становилось дурно. - Тело нужно сжечь…. - Сожги, - глухо ответил ему парень и, обогнув разорванный до органов труп, стараясь так, чтобы кровь не заляпала край его плаща, медленно двинулся дальше. Недалеко уже виднелась горная цепочка. За ней, решил он, еще один лесок. А за ним – сразу Зулавейр, превращенный в руины. Столица моего королевства.

* * *

Ллиарэс присел на корточки, кончиками пальцев прикасаясь к снегу, покрытому твердой ледяной коркой. Около полудня назад здесь прошли два человека, а всего два часа – еще трое. Обгоревшая ветка, которую они бросили по дороге, пахла ладаном, свежей кровью и красным цветом вишни, которая неизвестно откуда могла оказаться здесь. Ллиарэс осклабился. Он выпрямился и твердым шагом направился прямо по следам. В глубине души он понимал, что месть ничего ему не даст, и все же он шел – обуреваемый именно этой жаждой. Жаждой вырезать чье-либо сердце, сжечь его до черного пепла так, чтобы не осталось и воспоминаний о людях, которые нарушили Равновесие в этом мире. Молодой чародей, только закончивший обучение, радостный мчался к родителям, но потом, когда понял, что Древнейшие пробудились, он оказался дома – в полуразрушенной хибаре, превращенной в груду камней, стекла и щепок, щедро облитую кровью его родных. Это сломало его. Теперь он шел, скалясь, и был похож на матерого зверя, несмотря на внешне хрупкое телосложение. Сильный и опытный маг скрывался в этом юноше с белыми волосами, и сейчас этот человек шел, и его глаза горели страшным злобным огнем. Выйдя из Обломков, он пообещал, пообещал сам себе, что лично вырежет каждого Обездоленного и жреца, которого встретит. Если раньше он считал их за людей, которые просто выдумали себе божество, то теперь они были его врагами. Врагами его, его друзей, а самое главное – его Бога. Неизвестно почему, но родившись, Ллиарэс увидел не сияющего Велиата. Взору только что открытых детских глаз сначала предстало темное мрачное лицо Бога Мертвых – его кривая ухмылка, вроде как приглашающая вступить в этот мир, но с тем же предупреждающая, что ничто не вечно. Мелькнуло и исчезло. Затем он видел мать. Но первое лицо он запомнил на всю жизнь, и искренне верил, что это ему не померещилось… Все жрецы сейчас, где бы они ни были, направлялись на Запад вместе со своим нехитрым, но богатым имуществом, и полчищами наемников из числа Обездоленных, которым пообещали, что те, после тысячи лет гонений, будут жить в замках и получат высокие титулы – каких не добивался еще никто. Может быть, они не лгали. Может быть, лгали. Ллиарэс не знал наверняка, но точно был уверен, что не позволит ни одному из красных еретиков и приблизиться к трону, на котором должен сидеть только Крылатый. Он станет ренегатом, он пойдет убивать на заказ, чтобы прокормиться, но он вырежет каждого, даже если его изгонят, и Лариат отнимет его же собственный дар. Молодой колдун устало обхватил обеими руками тонкий мерзлый ствол дерева, опираясь на него грудью. Он прижался к коре щекой, вдыхая морозный запах старого, спящего дерева. Прикосновение к природе, пусть даже такое незначительное, успокоило его, не дало вновь расплакаться от горькой потери, придало сил. Он двинулся дальше, протаптывая себе дорожку в мерзлом твердом снегу. Как он и ожидал, когда стало смеркаться, жрецы и наемники не рискнули идти дальше в полной темноте и остановились у окраины леса. Как ни странно, они хорошо ориентировались в этой местности, или Ллиарэсу так просто показалось. Он оставил свой кинжал в Обломках Мира и был, можно сказать, безоружным, если не считать силу, которую давала ему его собственная кровь. Чародей, остановившись недалеко от света недавно разведенного костра, порылся в небольшой сумке, которую держал привязанной к поясу. Магический артефакт – он сделал себе небольшой металлический осколок, который в любую минуту мог разогреть до нужной температуры – обжечь им, вырезать что-либо, вычистить. Маг порылся еще. Он нашел еще один осколок – на этот раз состоящий из обычного стекла. Широкий конец опасно сужался, будто смертоносный нож, поэтому маг спокойно сжал его в руке, благо он был в перчатках. Но даже если бы порезался, это было бы только на руку. Металлической вещью он провел тонкую полосу поперек запястья и опустил руку, позволяя кровь медленно потечь, оставляя на снегу багровые капли и шагнул к огню. Первыми он увидел жрецов – двое мужчин с губами, жирными от сытной еды, расположились совсем близко к огню, грели и без того теплые руки, а четверо наемников, сидели поодаль, взяв их в круг и, как бы оберегая от возможного нападения – мало ли что. Ллиарэс усмехнулся, провел пальцами по липкой ладони, размазывая кровь, и прошептал несколько несложных для него слов. Огонь костра взвыл, затрещал, завертелся вихрем, будто от ветра Жрецам, которые сидели слишком близко, досталось больше всего – пламя опалило нежную кожу лицу и рук, спалило брови, ресницы и бородки, их волосы начали гореть и они, крича, попытались уткнуться лицами в промерзлый снег. Ллиарэс был спокоен. Он непоколебимо вступил на свет, открывая свое лицо. Наемники обернувшись, бросились на него втроем, с обнаженными кривыми саблями, но колдун, оказавшись хитрее, поднял руки, а затем резко опустил их. Трое наемников не бегу упали прямо лицами в снег выронив сабли – один из них по неосторожности упал прямо на свое же оружие, и окровавленное лезвие пробило ему шею насквозь, а из его приоткрытого мерзлого рта текла кровь – черная в ночи. Ллиарэс молчаливо сжал руки в кулаки. Люди закричали снова, пытаясь подняться со снега, который сейчас замерзал на коже, проникал в нее, сковывал лица, ладони – в теле застывала кровь. Когда крики наемников стихли, и они перестали дергаться, пытаясь вырваться из мерзлого снега, неотъемлемой частью которого стали, Ллиарэс обнажил стеклянный осколок и шагнул к двух оставшимся людям. Они закричали. Один из них тот, что был помоложе, поднялся и попытался удрать, но ловкий маг, схватив его рукой за волосы, замахнулся осколков и со всей силы воткнул ему стекло в грудь, туда, где находилась впадинка ключицы. Оно вошло легко, будто там и не было кости. Человек захрипел, его тело импульсивно дернулся в предсмертной агонии, а молодой чародей разжал руку, которой сжимал его обгоревшие волосы. Еретик беспомощно рухнул на снег и больше не дергался. Тот, что был постарше, даже не поднялся. Мужчина взглянул в лицо чародея, уже занесшего руку для удара, и прохрипел: - Что ты такое… Тварь! Мерзость! Ллиарэс схватил жреца за ворот одежд и легко приподнял, приближая к себе. - Я – твоя Смерть, - прошипел он. Осколок стекла в его руке сверкнул в последний раз и, со свистом рассекая воздух, обрушился прямо на узкую переносицу жертвы. Человек дернулся, закричал. Ллиарэс, держа его одной рукой, вытащил осколок, замахнулся, ударил еще раз – снова в лицо. Затем снова. И снова. В грудь. В шею. Пока кровь не забрызгала ему светлую рубашку, руки и локти, а лицо человека не превратилось в бесформенное месиво из крови, мяса и раздробленных костей. Ллиарэс, откинув отвратительного вида труп, медленно опустился на колени, тяжело дыша, поглядел на свою руку. Из его груди вырвался вздох разочарования. Стекло, не выдержав силы последнего удара, раскололось на несколько маленьких обломков. Колдун медленно наклонил руку, ссыпая осколки в снег. Его лицу было холодно, руки оказались в чужой и своей крови по локоть, но никогда еще он не чувствовал себя таким удовлетворенным.

* * *

Сумерки сгущались медленно, но верно, лениво окрашивая снег в голубоватый, а после – густой серый оттенок. Ночь была ясной и безветренной, тишина наполняла западный простор, а высокие пики были похожи на безмолвных и вечных стражей, сломить которых было способно лишь время. Крылатый юноша и менестрель расположились у подножья пик. Было слишком поздно подниматься наверх, да и Кару было бы очень тяжело. Где-то в лесу протяжно завыли серые волки, поя далекой луне свою прекрасную и тоскливую песню. Темные тучи, разорванные и большие, не подгоняемые ветром, медленно плыли по небу, соединяясь и разрываясь, изредка заслоняя собой луну, а после, медленно открывая ее и позволяя ей, как ночной госпоже, освещать безлюдную землю. Кару глубоко воткнул посох в землю, устало стянул лютню через голову и положил декой на снег, а после прикрыл краем плаща, чтобы струны не замерзли. Он сел, прижимаясь спиной к холодному камню и, обхватив себя руками, прикрыв глаза, глядел на снег, искрящийся тенями от огня и света луны. Таэнор, сидя поблизости на твердом неудобном каменном выступе, широко расставил ноги и, упираясь в них локтями, поднимал длинные сухие веточки с отваливающейся корой, которые небольшой горкой лежали у его ног, ломал их надвое и небрежно бросал в пляшущий потрескивающий огонь. На душе у молодого наследника было тревожно. Сначала эта тревога разрасталась, расходилась по нему, отравляла его, а теперь просто исчезла, не оставив после себя ничего. Только пустота, которую нечем было заполнить. Все, что наполняло его – эта окрыляющая радость, горькая печаль, холодная ярость, теперь все просто почему-то превратилось в сухой пепел. Настолько он был реальным, что Таэнор ощущал его горький вкус на своих губах. Золотое кольцо на его пальце забрало его тепло, но осталось все таким же тяжелым. Сухая ветка в очередной раз треснула под напором его сильных рук и полетела в огонь, который с чудовищно горячей нежностью принял ее в свои рыжие объятья. Молчание становилось невыносимым и неприятным. - Расскажешь мне, как вы познакомились с Раэнэлом? – глухо спросил Таэнор, с треском и каким-то остервенением разламывая очередной сук, будто бы это он был виноват во всех его несчастьях. - Разве Ару не рассказывала тебе? – Кару приподнял бровь и вытянул ноги в сбитых стоптанных сапогах. - А ты вспомни, до каких лет меня кормили обещаниями, что папа скоро придет. И сам все мне расскажет, - процедил Крылатый юноша. Выпрямившись, он расстегнул застежку плаща у горла и бросил дяде на ноги, чтобы согреть. Мороз пробежал по его коже и парень содрогнулся. – А потом у меня не было времени. Она для этого меня гоняла с утра до вечера, верно? Чтобы я не задавал вопросов. И чтобы не вспоминал о нем. - Ей было больно, - спокойно ответил менестрель, пряча заледеневшие руки в теплый мех плаща племянника. – Думаю, что ты и сам понимаешь, каково это, терять близких и любимых, а затем отвечать на вопросы о них. И за шестнадцать лет ее боль и тоска не угасли. - Но я ведь не был ей чужим. - На этот вопрос я не могу ответить тебе, Таэнор. Тебя воспитывала она, и, думаю, она вполне справилась со своей задачей. Она отдала тебе всю себя…. Не стоило требовать от нее большего. Парень скользнул с выступа и аккуратно лег, положив голову к дяде на колени для удобства, складывая руки на груди. - Расскажи ты. Кару коротко улыбнулся и пустил руки, перебирая темные густые волосы племянника, сейчас чуть влажные и холодные, а из-за света огня отливающие цветом темного дерева, ощущая, как они неохотно пряди скользят между его длинных и изящных пальцев. - Мы жили в домике этом. Я уже не помню, сколько. Как жили мы, ты знаешь. Кем были наши родители, ты тоже уже знаешь, как они умерли, кем мы стали…. Тогда я еще не умел перечить твоей матери, представь себе. Мы выживали потому что, наверное, она никогда никого к нам не подпускала. Даже с детства. - Ну, хотя бы изменилась…. Немножко. Она ведь опускала меня в деревеньки. - Лишь потому, что я сказал ей, - усмехнулся менестрель, - что нельзя держать ребенка взаперти. А тем более тебя. Будущего короля. - Не отвлекайся, - нахмурился Таэнор, закрывая глаза и вслушиваясь в приятный родной голос. - Та ночь была гораздо холоднее, чем эта. Выла жесткая вьюга. Я тогда думал, что бы назавтра приготовить, и ничто не предвещало… неожиданных гостей. Как вдруг донесся глухой стук в дверь, а после она просто раз и раскрылась. Замок сломался. Ару моментально взяла свой лук. А к нам на порог упал мужчина. С огромными крыльями. Я тогда еще не понял, что они сломаны. И меня что-то дернуло защитить его. Обычно я никого не защищаю. Ну, тогда не защищал, несмотря на мою… натуру. А в тот раз…. Потом я заметил, что на руках у мужчины был ребенок, с ним еще какой-то молоденький парень, младше меня. А тот, на его руках был маленький мальчик…. Ну, помладше тебя, но постарше того сироты. Светленький такой…. И я решил встать между ними. Между гостями и сестрой. Она меня, конечно, не послушала, ранила его в крыло, затем в руку, отобрала его меч. Я их подлечил. Мальчик тот был болен. Я сбил ему жар немножко, хотел осмотреть и крыло, только Раэнэл не позволил мне прикоснуться. И, насколько я помню, он никому не позволял к ним прикасаться. - Даже Ару? - Даже ей, да. - Почему? Отвращение? - Нет. Прикосновения, даже легкие и дружеские, причиняли ему боль. Не столько физическую, сколько, - Менестрель положил ладонь на грудь племяннику, - душевную. Однажды нас поймали разбойники. И узнали в нем беглеца. Ты не представляешь, как он рвался и кричал, когда они решили расправить ему крылья. Это было ужасно слышать. - Почему Обездоленные нападают на всех людей, которых встретят на своем пути? - Такова их природа. Каждый из них был, может быть, успешным человеком, успешным магом – раньше большинством этих Обездоленных были маги, лишенные дара Лариатом Но найти все то, что потерял в один миг, было очень сложно, и никто из них уже не верит и не хочет пробираться наверх нормальным способом. Найти работу, даже самую скверную, но хотя бы на первое время. Они предпочитают грабить, убивать и насиловать, и чем больше они делают это, тем ниже опускаются. У них нет ни морали, и, по правде говоря, мне жаль их. Сейчас их прикормили жрецы Риясэ, пожалуй, это самый кровожадный и беспощадный союз, который только может быть. Но я отвлекся…. Наутро после той ночи, когда приютили Раэнэла, мы узнали, что эти двое – беглецы собственного дома. И я решил идти за ним. А за мной пошла и моя сестра. И знаешь, я не ошибся…. Мы были ему никем, просто спутниками по несчастью, мы несколько раз могли просто разойтись и пойти каждый по своему пути. Один раз мы попали к колдуну, который был Раэнэлу другом. А он нас ослепил. Предал. Я не видел, что сделал Раэнэл, но после Ару рассказала, что он его убил. Я был ослеплен, и Ару, и Тээа. А он нас тащил на себе в одиночку. Он не ел около трех дней и не спал, но тащил нас. Мог бы бросить и просто понести одного Тээа, но не оставил. И я до сих пор не могу понять, почему у такого хорошего и отважного человека, с душой, полной доброты и благородства, была такая участь. Лишиться всего – родителей и крыльев, лишиться трона и спокойной жизни. А после просто так погибнуть. Таэнор молчал, закрыв глаза, через веки, видя алые всполохи огня, а после приподнялся, разминая шею и, скрестив ноги, вновь начал разламывать ветки и бросать их в огонь, который уже начал потухать. Тихий шорох насторожил его, и он резко вскочил на ноги. - Ты слышал это? – шепотом спросил он. - Слышал, - произнес Кару, пытаясь подняться, но молодой Крылатый осадил его рукой. Где-то отдаленно послышались крики умирающих, и сердце у Крылатого наследника похолодело. - Древнейшие? – прошептал он, пытаясь ощутить дрожь земли. Но земля не дрожала, не стонала, даже никак не вибрировала. Все было спокойно. Яркий всполох недалеко, будто от огромного костра, привлек его внимание. Люди снова закричали. Таэнор осклабился, сжимая кулаки. - Надо проверить, что там происходит, - произнес он, но сильная рука менестреля обхватила его запястье. - Нет, не нужно, - твердо сказал Кару, задерживая племянника. – Не ходи туда. Слишком опасно. Возможно, это Древнейшие, но сюда они не подползут, не учуют…. А тем, кто там, мы уже не сможем помочь. Останемся здесь. И пойдем наутро вперед. - Но как же…. - Слушай меня, пожалуйста. Таэнор чертыхнулся, немного резко вырвал руку из дядиной хватки и уселся обратно с недовольным видом. Тревога никуда не ушла, он то и дело оборачивался назад, зарывался ногами в снег, чтобы услышать хотя бы малейшие толчки, но все стихло так же быстро, как и началось. Всполох погас, будто его и не было. Через несколько минут глухого молчания, Таэнор кашлянул. - Если у меня все получится, - сказал он медленно, глядя на яркие языки рыжего пламени, - я не дам имени моего отца кануть в небытие. Оно будет жить вечно. А значит, и он будет жить вечно, правда ведь? - Да, - медленно кивнул менестрель. – Те, кого мы любим и о ком помним, живут всегда. В наших сердцах. «Да, - подумал Таэнор, - и его имя вспомнят после стольких лет. И не забудут еще очень долго. Уж я постараюсь». - Уже поздно, Таэнор, - Кару передал племяннику его же собственный плащ. - Ты должен немного поспать, а я посторожу, хорошо? Не бойся ничего…. Таэнор коротко кивнул и лег, заворачиваясь в теплую ткань, ощущая, как жесткий мех щекочет ему лицо, ощущая холодный снег под собой, и весело потрескивающий огонь. Парень, тяжело вздохнув, закрыл глаза, видя только черноту, но зная, что она мимолетна. Сгорбленный мужчина сидел на самом краю выступа острых пик, которые вершинами врезались в небо, расправив свой мертвый дар и свесив одну ногу вниз. Таэнор, тяжело шагая, поднимался к нему. Внизу горел огонь. Внизу дремал дядя, который никогда не умел сидеть в дозоре больше трех-четырех часов. Плащ остался внизу, с Кару, а парень раскрыл крылья и остановился, глядя на худой силуэт на краю. Раэнэл коротко обернулся на него, а после лег, закидывая сильные руки за голову, приподнял узкий подбородок и поглядел на сына, которого теперь видел верх ногами. Его крылья беспомощно опали, когда он лег, и теперь безжизненно свисали, как края плаща, а длинные перья трепал слабый ветерок. - Куда ты решил сбежать? – Таэнор присел, скрещивая руки на груди. - Я не знаю, куда. Лишь бы подальше от брата. - Никогда не думал, что ему нужна твоя помощь? – Таэнор аккуратно раскинул крылья и лег на спину, рядом с отцом, ощущая теплую землю под собой и близость родного человека, слыша его мерное, пусть и немного тяжелое дыхание. - Я всегда об этом думал, Таэнор. - В глазах Раэнэла отразилась луна. – Каждый день. С самого детства. - Он отдал мне кольцо. – Парень поднял руку. - Он сказал мне его забрать перед тем, как я убил его…. Раэнэл медленно взял руку парня, повернул к себе тыльной стороной, глядя на дорогое семейное украшение, скользнул длинным пальцем по крыльям и камню, а после отпустил. - Мой отец, Тол-Кариан, обещал мне, что это кольцо будет моим. И золотой венец с фиолетовыми камнями. Тогда мы еще не знали, чем все это обернется. Ты знаешь, Таэнор, когда отца не стало, ведь я должен был стать наследником. Ну, когда достигну такого возраста, когда можно будет править уже самому. Одним вечером я сидел в своих покоях и думал. О брате. О Кайо. Он ненавидел меня, знаешь? За то, что я родился первым. Как бы я ни старался наладить с ним отношения, у меня ничего не получалось. - И что же ты надумал в тот вечерок? – усмехнулся Таэнор, уже предугадывая, каким будет ответ. - А то, что я готов добровольно отдать ему трон. Чтобы он наконец-то получил то, что хотел. Я думал, пройдет ночь, и с утра я пойду к нему и скажу об этом. Я… представлял его счастливое лицо, представлял, как он наденет это кольцо на палец, представлял, как я и все поданные будем смотреть, как венец отца будут водружать ему на голову. Я был бы по правую руку от него и помогал бы ему во всех его начинаниях…. - Что же ты ему не сказал? - Не успел, - горько произнес Раэнэл, закрывая глаза. – Той ночью меня связали. И увечили. Надо было идти вечером. Ведь ночь – самое лучшее время для таких… дел. А я решил помедлить. Утром, решил я. Я просто не успел. И знаешь, порой я думаю, что это моя вина. Пойди я тогда к нему ночью, все было бы иначе. И все были бы счастливы. Древнейшие так и спали бы. - Да, - усмехнулся парень, кривя губы. – А еще не было бы меня. Ты бы не познакомился с Ару. Не встретил бы Суклиазара. Неужели ты жалеешь? - Когда ты умер, можно уже и пожалеть о том, чего не успел сделать. Или, наоборот, о том, что сделал. Даже не знаю, в чем больше плюсов…. - Поздно уже, отец…. Для тебя. Для Кайо. Для Ару. Для того мальчика-сироты. - Но не для тебя, - Раэнэл поднялся и отполз от выступа, чтобы случайно не сорваться. – Ты знаешь это. Тебе осталось совсем немного до этой цели. До Зулавейр чуть меньше дня пути. Ты перейдешь горную цепочку, и там уже будут Благородные Ворота…. Хотя, наверное, от них уже ничего не осталось. - Достигну я королевства и что дальше? Ты знаешь, что ждет меня там? – Таэнор стряхнул пыль с рук и поднялся. Раэнэл качнул головой. - Что бы там ни было, оно все же ждет. Я сбежал, а ты вернешься. Пора уже перестать отчаиваться. - Мужчина так же встал и, решительно подойдя, развернул сына лицом к выступу, а после аккуратно двинулся, подталкивая его вперед. Таэнор сморщился и передернул плечами. – И пора взлететь. Ты не пытался. Так попытайся здесь. - Нет. - Если не будешь пытаться, у тебя никогда не получится. - Я уже пытался. И ничего не получилось, - возразил Таэнор, осклабившись и напрасно пытаясь сбросить сильные и узкие руки отца со своих плеч. Невольно ударил крыльями и покачнулся на выступе. Ему стало страшно. - Отпусти меня, пап! Ты что делаешь! - Если ты боишься упасть, то я тебя разочарую, Таэнор. Падения не избежать. Никогда. Слышишь, никогда? Когда учишься ходить, учишься падать. Когда учишься ездить на лошади, учишься и падать. А при этом – уже тем более. - Нет, не смей…. Здесь слишком высоко…. – Парень уперся спиной, пытаясь убраться от выступа подальше, но Раэнэл грубо толкнул его вперед. Таэнор покачнулся, вниз полетела мелкая галька, но он устоял. - Упадешь раз. Второй. Третий. Ушибы, синяки, ссадины. Будут твоими боевыми шрамами. Я вот на губе себе сохранил. Да и на ладонях и на ногах есть кое-где. Давай, Таэнор! Лети, сыночек! Лети! Парень даже не успел приготовиться, как сильные руки, обхватив его поперек груди, сначала приподняли, а после столкнули с обрыва. Ветер засвистел в ушах, адреналин закипел в крови, и парень, не сдержав себя, закричал – пронзительно и страшно, видя отблески огня все ближе и ближе. Крылья распахнулись за его спиной, ударили, чувствуя воздушный поток, ударили еще раз, рассекая воздух и пытаясь подняться. Таэнор зажмурился, напрягая лопатки сильнее и сильнее, пытаясь самостоятельно взлететь, но крылья совершенно внезапно просто ослабли и сжались. Таэнор закричал снова и закрылся руками, но теперь уже от страха. До земли оставалось пять метров…. Три…. Один…. Таэнор рывком поднялся, немой крик застыл на его приоткрытых губах. Огонь, не получая пищи, постепенно угасал, умирая на морозе, который с каждой минутой становился все крепче и крепче. Парень дрожал, но не от холода, а от слишком реального сна. Менестрель, упираясь в каменную стену спиной, дремал, крепко закрыв глаза и скрестив руки на груди. Он не проснулся, когда Таэнор подскочил, продолжая спокойно и мерно дышать. Парень сглотнул, отстегнул от пояса кожаную флягу с ключевой водой – холодной, но приятной на вкус, и сделал несколько размеренных глотков, а после встал на колени, раздул потухающее пламя и подбросил несколько веток в огонь, который тот же принялся весело плясать, даря свое тепло. Таэнор чуть сощурился и закинул голову, глядя на выступ, с которого столкнул его отец во сне несколько минут назад. - Ты просто сумасшедший, ты знаешь это? – прошептал парень, отходя и продолжая глядеть на обрыв, с резкими и жесткими чертами. Несколько камней треснули и теперь эти трещины украшали их темной паутиной. – Да, сумасшедший. На что ты рассчитываешь? На то, что после такого у меня еще будет желание пытаться взлететь? Ты нормальный? Ты сам бы попытался взлететь оттуда в первый раз. И вообще, знаешь, если ты еще раз придешь ко мне, то я точно спрошу у тебя, откуда был твой первый полет, и как тебе было от этого? Таэнор сплюнул в снег и отвернулся. «Сколько раз ты падал и кто был рядом с тобой, когда это случалось. Отец. А у меня тебя нет. Ты приходишь ко мне только во сне, а полет во сне – ненастоящий. Даже если бы я попытался, и у меня бы получилось, - подумал с горечью парень. – Я упал…. Хотя….. – Он вновь повернулся и поднял глаза к обрыву, а после перевел взгляд на извилистую тропинку, которая уходила в расщелину между двумя скалами и, судя по всему, вела именно к этому обрыву, который ему приснился. – Хотя, знаешь, ты прав. Несмотря на то, что меня это неимоверно раздражает. Не знаю, как бы я общался с тобой, если бы ты был жив. Но ты прав. Если я не попытаюсь, то у меня точно ничего не получится. И ты ведь говорил не только о крыльях, правда? Ты говорил еще и о правлении. Я ведь не умею править. Но я попробую. Там. И я попробую здесь. Парень, глубоко вздохнув, зашагал по тропке, прямо к расщелине – быстрым и размеренным шагом, не обращая внимания ни на что, скользнул мимо двух влажных камней, пахнущих неприятной пылью, прошел дальше. Здесь снега было мало, тонкой почти прозрачной пеленой он украшал холодные камни. Но здесь не было теплого согревающего костра, поэтому парень озяб, поднимаясь в одной плотной рубашке с закатанными рукавами. Уверенность гнала его вперед, а страх, напротив, заставлял остановиться и пойти назад. Но рано или поздно страх приходится преодолевать, и лучше бы рано. Парень подошел прямо к выступу, расправил крылья, ощущая, как быстро-быстро бьется сердце в груди. Высоко. Очень высоко. Но выступа пониже здесь просто нет. Либо отсюда и сейчас, либо никогда и ниоткуда. - Пожелай мне удачи, - прошептал Таэнор, сглатывая тугой комок в горле. Если он упадет неправильно и сломает шею, весь его род просто его засмеет. Великий Крылатый наследник Запада умер, так и не сев на престол. И как умер…. Пытаясь взлетать. – Пожелай мне удачи и помни, что это был только сон. Я упал только во сне, не наяву. Упаду ли я наяву, сейчас узнаем мы оба. Последний вздох, тихий шорох перьев и парень, собрав всю свою волю и мужество в кулак, с силой оттолкнулся от выступа, ощущая порыв холодного ветра, который толкнул его в грудь и растрепал волосы….