Я на тебе никогда не женюсь

Я на тебе Никогда не женюсь, Я лучше съем Перед загсом Свой паспорт. А. Укупник

— Когда вы уже поженитесь? — Никогда! — хором ответили Сунако и Кёхей и посмотрели друг на друга. Их взгляды скрестились и, кажется, сверкнула молния. В комнате вдруг сразу потемнело как в грозу, а всё тот же голос, что недавно задал им каверзный вопрос, глубокомысленно резюмировал: — Начинается! — Ватару-тян, не вмешивайся! — бросила Сунако и нахмурилась. Стёкла жалобно задребезжали, а на лбу у Кёхея выступила испарина. — Я никогда не женюсь на этой припадочной! — Я никогда не выйду замуж за этого идиота! В комнате поднялся ветер, и в воздухе закружились салфетки и несколько палочек для еды. Сидевшие за столами дети привычно спрятались под столешницы. Кто-то восторженно воскликнул: — Здорово! Почти как в кино! — Ты просто новенький, не привык ещё. Тут такое каждый день, — послышался скучающий голос Ватару. — Ты дальше смотри. — Чёртово Сияющее создание, зачем ты вообще припёрся во время обеда? У меня для тебя ничего нет! — Сунако упёрла руки в бока и шагнула ему навстречу. — Очень надо, идиотка! Я просто мимо проходил. И вообще, у меня есть бенто, который ты же мне и сготовила. И я его потом съем. — Он тоже шагнул ей навстречу, готовый в любой момент подраться. — Ты каждый день мимо ходишь. У тебя что, других маршрутов для патрулирования нет? Почему тебя вообще назначили на тот участок, где я работаю. О, Джейсон, Токио такой большой, почему именно сюда? — А я почём знаю, дура. Я начальство не просил, оно само. И вообще, я предупредить пришёл. Говорят, тут маньяк объявился, вот мы его и ловим. А, зная тебя и твои таланты, я решил, что здесь он точно появится. — А теперь внимательно следи за реакцией Суу-тян, — послышался из-под стола громкий шёпот Ватару, который как раз просвещал новичка о том, как выжить, когда Сунако с Кёхеем столкнутся лбами. Сунако, до этого пылавшая от злобы, сразу успокоилась и просветлела лицом. — Маньяк? — протянула она, и в голосе её послышались восторженные нотки.? — В самом деле маньяк? О, Джейсон, я так давно не видела всамделишного маньяка. Расскажи мне о нём подробнее! Кёхей хлопнул себя по лбу и простонал: — Накахара, ты неисправима! Маньяк как маньяк, ничего особенного. Бывают и пострашнее психи. Ловит по вечерам симпатичных длинноволосых брюнеток, привязывает их к стулу и расчёсывает им волосы. А потом достаёт нож и… Договорить Кёхей не успел: Сунако зажала ему рот ладонью и многозначительно покосилась в сторону притихших детей. Он всё понял, кивнул и широко и довольно улыбнулся. Кёхей указал пальцем на её лицо и тихонько хихикнул. На верхнюю губу Сунако из носа стекло несколько капелек крови. Прошло уже десять лет, но своей реакции на Сияющее создание она тоже осталась верна. Сунако провела пальцами под носом и внимательно на них уставилась, словно ожидала обнаружить что-то совсем другое. Потом до неё наконец дошло, она вскрикнула и выбежала из комнаты. Кёхей остался стоять с видом победителя. Кое в чём не изменился и он. Ему по-прежнему нравилось над ней подшучивать. — Всё, расходимся, дальше неинтересно, — прошептал Ватару и первым вылез из-под стола. *** — О, пингвин пришёл! — радостно загоготал Кёхей, открыв дверь. На пороге стояла Ной и радостно улыбалась. Но стоило ей услышать приветствие Кёхея, как улыбка увяла, губы задрожали, глаза заблестели от слёз и она громко пожаловалась: — Дорогой, этот несносный мальчишка меня опять обижает!!! Из-за её спины появился Такенага, но сказать ничего не успел, потому что Кёхей тут же пошёл на попятный и замахал руками: — Ой, подумаешь, уже и поздороваться нельзя! — Нельзя! — ответила Ной. Она уперла руки в бока, широко расставила ноги и стала казаться ещё больше. — Так — нельзя. Госпожа Ода была на последнем месяце беременности, но на её подвижности это почти не отразилась. Она бросила лёгкий плащ в руки Такенаге и ловко прошмыгнула мимо Кёхея в гостиную, а потом и в столовую. Там уже хозяйничали Тамао с Мачико, а Сунако готовила на кухне. — Привет, девочки! Могу я чем-нибудь помочь? — радостно поинтересовалась Ной. Тамао с Мачико повернулись в её сторону, улыбнулись и тоже поздоровались. Тамао отставила в сторону тарелку, которую протирала, подбежала к подруге и протянула ей стопку салфеток. Говорить Ной, чтобы поберегла себя, было бесполезно, проще поручить ей что-нибудь безобидное. — Держи. На столе салфетница, сложи их, пожалуйста, красиво. — С радостью! — Ной закатала рукава, схватила салфетки и принялась складывать их в аккуратные треугольники. Под нос она напевала какую-то задорную песенку, широко улыбалась и выглядела как обычно жизнерадостно. Всё же, несмотря на перемены, некоторые вещи оставались неизменны: неунывающая Ной, которой всё-таки удалось захомутать своего принца, живущие душа в душу, похожие на двух детсадовцев Юки и Мачико, топчущийся вокруг да около Ранмару и порядком подуставшая Тамао и Сунако с Кёхеем, которые, кажется, так и застряли в пятнадцатилетнем возрасте. Они все выросли, разъехались из особняка и кто-то даже обзавёлся семьями и потомством. У всех было дело по душе, хотя некоторые выбрали совсем уж неожиданный путь; Кёхей, узнав, что Сунако собирается стать воспитательницей в детском саду, все годы её учёбы не умолкал, сыпал шпильками и клятвенно заверял, что она последняя, кому он доверит своего ребёнка, Сунако только поджимала губы. Да, времена изменились. Из пятерых жить в особняке Накахара остались только Сунако и Кёхей. Все пятеро не попадали как раньше в переделки и жили, в общем-то, вполне спокойно, каждый своей жизнью. И только по пятницам все собирались на ужин, приготовленный Сунако, шумели и шутили, делились впечатлениями, планами и переменами, много ели, играли в настольные игры и вспоминали прошлое. Воспоминания причиняли лёгкую грусть — печально было, что детство осталось позади, — но впереди их ждало ещё слишком многое, чтобы у этой грусти был привкус горечи. Всё закончилось, да. Но всё только начиналось. Размышляя над этим, Ной едва заметно нахмурилась, сбилась с мелодии, но с салфетками всё же справилась. Девушки как раз закончили накрывать стол, когда появилась Сунако с подносом. Она осталась верна своему подростковому домашнему стилю, была в футболке и спортивных штанах, Ной, увидев подругу, горестно вздохнула, но ничего не сказала. Прошли уже те времена, когда она тащила Сунако в комнату переодеваться. Да и не до этого сегодня Ной было. — Сунако-чан! Как я рада тебя видеть! — всплеснула руками госпожа Ода, но обниматься с подругой не побежала. — Добрый вечер, — поздоровалась Сунако. Она тяжело поставила поднос на стол, вздохнула и замерла, чтобы отдышаться. — Ой, что это? — всплеснула руками Ной. — Сунако-чан, зачем ты надрываешься? Зачем носишь тяжести? — Да всё в порядке… — попыталась возразить Сунако, но её никто не слушал. Ной уже закусила удила и была на полпути в гостиную. Там, судя по крикам, она быстро раздала приказы. Возразить ей посмел один Кёхей, но его заткнули весомым аргументом — выставленным ему под нос огромным животом и внушениям о том, как вредно будущим матерям волноваться. Кёхей хотел выругаться, но замолк на полуслове («Ты что, Кёхей-кун, он же всё слышит!») и побрёл на кухню, помогать. Ной сидела во главе стола, отдавала приказы и выглядела совершенно довольной происходящим. Когда стол был накрыт, все расселись и утолили первый голод, начались разговоры. Ной переглянулась с Такенагой, заговорщически ему подмигнула и сбежала из-за стола. Исчезновения её никто не заметил, потому что все внимательно слушали рассказ Кёхея о его последнем задании. Такано никогда не славился красноречием, так что его «а он нам — бух, а мы ему в ответ — бах» мало кто понимал, но зато он был мастером гримас и жестов, так что наблюдать за его пантомимами было гораздо веселее, чем просто слушать. — А потом ты его упустил и опять припёрся ко мне на работу, — буркнула Сунако, подводя итог, и зевнула. Кёхей даже подпрыгнул он негодования. Он резко повернулся к ней, так что едва не упал со стула, упёр руки в бока, насупился и выпалил: — И ничего я его не упустил. Так, позволил ещё немного побегать. Он всего лишь безобидный извращенец, пусть ещё пару фотографий сделает напоследок. Никто от этого не пострадает. А к тебе вообще по пути зашёл. В следующий раз буду десятой дорогой обходить. Подумаешь! Сунако сидела рядом. Почему-то в последнее время им удивительно везло на соседство за столом, но оба предпочитали не задумываться о причинах этого. Вообще-то она не хотела ссориться, просто не сдержалась от замечания, больно надоели ей повторяющиеся изо дня в день визиты. Кто же знал, что Кёхей так взбесится? Подхватив его настроение, начала выходить из себя и она, упёрла руки в бока и ответила: — И в который раз я это слышу? Каждый день повторяешь, не надоело ещё? Вечно явишься весь в мыле, детей своими рассказами переполошишь, а они потом то в сыщиков играют, то спать не хотят. «Настоящий детектив должен всё время быть начеку!» Как же, — фыркнула девушка. — Да этот «настоящий детектив» вшивого извращенца-фотографа поймать неделю не может, гоняется за ним, как за зайцем, а они из него чуть ли не кумира делают. Смешно! Кёхей даже задохнулся от такой наглости. — А ты, а ты, а ты… — бормотал он, пытаясь подобрать слова. Он был красный от злости, надувал щёки и пыхтел, так что вернувшаяся Ной даже прыснула. — Ну хоть какие-то вещи неизменны, — шепнула она. — Не только вещи. Они даже говорят всегда одно и то же, — подхватила Мачико и подмигнула подруге. — Все готово? Ной сложила большой и указательный палец в кольцо, мол, всё в порядке, и Мачико радостно хихикнула и прошептала, что она тоже всё сделала. — Никак не перестану удивляться, как им это не надоедает. Как младенцы, право слово, каждый раз одно и то же, но для них как впервые, — пробормотал Такенага. Он поймал говорящий взгляд Ной, коротко кивнул, встал из-за стола и начал: — Друзья, у меня есть отличная идея… В конце концов, некоторые вещи остаются неизменными только до тех пор, пока мы им это позволяем. *** — Доброе утро, друзья! За окнами нашей студии светит яркое майское солнце и поют птицы. Природа уже достаточно насладилась весной, но, кажется, совсем не устала. Порадуемся же и мы вместе с ней этому замечательному субботнему утру. С вами я, ваш ведущий рубрики «Утренний привет»… — Грёбанный матюгальник! — выругался Кёхей и ударил по приёмнику с такой силой, что он упал на пол, разбился и вместо радиосигнала комнату огласил визгливый хрип. Кёхей выругался ещё раз, бросил на приёмник подушку и блаженно улыбнулся: тишина и покой. Пока что эта мысль не сформировалась окончательно, но мозг уже сделал пометку на будущее — отыскать шутника, поставившего в его комнату приёмник с функцией автоматического включения в семь утра. В выходные Кёхей предпочитал отсыпаться. Он закрыл глаза и попытался уснуть, но в этот момент донеслось невнятное женское бормотание: — Что? Что происходит? Кёхей замер. Чья-то рука скользнула по его груди явно в поисках тумбочки и злосчастного приемника. Скользнула с запозданием, но Кёхею от этого было не легче. Он похолодел и изо всех сил пытался вспомнить, что же произошло вчера вечером. Вечер закончился подкидным дураком на выпивку, проиграв Сунако раз семь подряд, он с ней рассорился, поднялся к себе и уснул. И проснулся Кёхей тоже в своей спальне. Тогда кто лежит рядом? Нет, он догадался. Догадался почти сразу. Но озарение это было таким страшным и чреватым столькими последствиями, что лучше бы Кёхей пребывал в неведении. Сна больше не было ни в одном глазу и, кажется, даже похмелье отступило. Молодой человек сглотнул и осторожно покосился в сторону лежащей рядом девушки. Она уже тоже проснулась, оценила ситуацию и думала, что делать дальше, потому что смотрела на него как готовая к нападению кошка. — Сияющее создание, что ты здесь делаешь? — прорычала она. — Что ты здесь делаешь? Это моя комната! Сунако закричала. Она попыталась вскочить и закричала снова, а потом нырнула под одеяло: как бы она здесь ни оказалась, но раздеться не забыла, что не скажешь про пижаму. — Подумаешь, что я там не видел! — буркнул Кёхей и отвернулся. Сунако снова закричала. Они жили вдвоём, так что некому было как раньше прибежать выяснить, что служилось. В особняке было тихо и спокойно. И только Сунако набирала в грудь воздух для нового крика. — Слушай, Накахара, заткнись уже, а? И без тебя тошно, — попытался её образумить Кёхей. Его слова произвели обратный эффект. Сунако упёрла руки в бока, едва не забыв про одеяло, которое так и норовило сползти, и закричала на этот раз осмысленно: — Тошно? Ах, тошно тебе? А тащить меня к себе в постель не тошно? Не помер, пока свои грязные дела делал? За извращенцами он гоняется. Да ты сам… — Если бы я хотел тебя трахнуть втихаря, Накахара, сделал бы это уже давно. У меня ещё в школе тьма возможностей была. В тебя кто только озабоченный не вселялся. Дура ты, Накахара. Лучше бы попыталась вспомнить, как сама ко мне в комнату забрела. — Засыпала я у себя! И в пижаме! — А ко мне тебя аист принёс? — Да хоть бы и аист! Я понятия не имею, как здесь оказалась. И вообще, если бы мне вдруг понадобился мужчина, в твоей спальне я бы искала его в последнюю очередь! Она снова это сделала. Кёхей закусил губу, чтобы удержать рвущиеся наружу обидные слова. Нет уж, не даст он ей такого удовольствия, не позволит показать, как она его задела. Прошло уже столько лет, но между ними все было по-прежнему. Он отбросил в сторону одеяло и, нисколько не стесняясь Сунако, встал. Подумаешь, какая цаца, пусть полюбуется на его голый зад, ей полезно. Он подошёл к шкафу, чтобы достать свежее бельё, когда заметил, что на письменном столе что-то лежит. Забыв про трусы, Кёхей подскочил к столу и уставился на лист бумаги. Долго пялился на аккуратные печатные иероглифы, а потом выругался: — Великие комбинаторы, чтоб их! — Что там? — донеслось со стороны кровати. — Сама полюбуйся! — фыркнул Кёхей. Он утратил интерес к посланию и рылся в шкафу в поисках чистых трусов. Порядка в его вещах не было никогда, так что быстро найти бельё не получалось. Сунако, кутаясь в одеяло, как в тогу, подошла к столу и, тихо шевеля губами, принялась читать. Стиль был явно Ной. Ещё бы, никому кроме неё подобная идея и в голову прийти не могла. Разве что Мине, но она в последнее время почти не бывала в Японии и, похоже, окончательно забросила мысль с переделкой Сунако. «Сунако-чан, Кёхей-кун, знаю, что вы очень злы, когда это читаете. Но, поймите, иначе нельзя. Хватит. Сколько можно тянуть, ходить вокруг да около, когда всё и так ясно. Вы же созданы друг для друга. Это все знают. И только вы упираетесь и отрицаете очевидное. Вы, конечно, можете ещё долго упрямиться, но время-то идёт. Так что я решила вам помочь. Уверена, потом скажете мне спасибо. И не раз. Не знаю, заметили ли вы, но я позаимствовала ваши личные печати. Потом верну. У Мине есть один хороший знакомый в муниципалитете, так что уже в субботу где-то в одиннадцать часов утра вы будете официально женаты. Здорово же? P. S. Кольца на столе. А нас не ищите. Мы не прячемся, просто решили уехать из города. И, да, развлекитесь там как следует. Удачного медового месяца». — Что это? — прошептала Сунако. Кёхей подошёл к ней, заглянул через плечо, и она привычно шарахнулась в сторону. Он ухмыльнулся: привык. — Письмо счастья, Накахара. Видишь ли, наши лучшие друзья решили нас осчастливить. Но при этом как-то совершенно не подумали, надо ли оно нам. Кольца, как и написала Ной, лежали на столе. Кёхей взял одно, осторожно, двумя пальчиками, как какую-то букашку, и повертел в руках. Кольцо как кольцо, ничего особенного. Бесполезная безделушка. Сунако не смотрела в его сторону, комкала в руках записку и хмурилась, о чём-то размышляя. — Как думаешь, они и в самом деле уехали? — наконец спросила она. — Вот у них и спроси, — буркнул в ответ Кёхей. — Телефон у тебя есть. А я тебе не справочное бюро. И вообще, шутки шутками, а у меня на сегодняшний день планы. Если у Касахары на почве беременности окончательно шарики за ролики заехали, и она творит что ни попадя, это не значит, что я с радостью пойду плясать под её дудку. Подумаешь, заявление она подаст и подписи подделает. Глупость какая! Как женились, так и разведёмся. На тебе, Накахара, я никогда не женюсь! — Присоединяюсь! — тут же выпалила она. — Вот и славненько. А теперь пошла вон в свою комнату. И завтрак сготовь! — Кёхей уже взял себя в руки и начал выталкивать девушку из комнаты. — Я и сама могу выйти! — Отлично! Только одеяло вернуть не забудь! Она громко хлопнула дверью. В кино после такого с потолка падает огромный кусок штукатурки. Кёхей с интересом посмотрел вверх: потолок был всё так же бел и ровен. Особняк Накахара пережил столько потрясений, что какой-то жалкий хлопок дверью был не способен поколебать его по-настоящему. Рядом с брошенной на стол запиской лежали кольца. К своему Сунако не притронулась, даже взглядом его не одарила. Кёхей вздохнул и сам поразился, насколько горько и обречённо это вышло. А потом снова принялся рыться в шкафу: пол был по-весеннему холодным, и он успел здорово замёрзнуть. — Ну, Ной, я тебе это припомню… — пробурчал себе под нос Кёхей и со всей силы бросил комок из несвежей одежды обратно в шкаф — Сунако потом разберёт. Крепления не выдержали, и полка рухнула, а одежда высыпалась на пол. Какое-то время Кёхей стоял и молчал, не в силах подобрать слова, чтобы описать всю глубину своих чувств, потом плюнул и принялся собирать всё заново. Полку он потом починит. Сейчас главное найти чистые трусы. *** Ной всегда пыталась их свести. А с тех пор, как вышла замуж, вообще как с цепи сорвалась — и свидания подстраивала, и в комнате их вдвоём закрывала, и письма лживые писала, и даже как-то раз пыталась им в еду подмешать афродизиак. Словом, занималась всем тем, что делают сводницы в дешёвых сериалах для домохозяек. Способы Ной были просты, незамысловаты и попахивали нафталином. Но чтобы тайная женитьба… Нет, тут ей явно кто-то подсказал, а остальные подхватили. И Кёхей готов был прозакладывать свой полицейский значок, что помогла ей Мине. Подобные безумные идеи были как раз в её стиле. Но на этот раз они зашли слишком далеко. Пока Кёхей одевался, он успел придумать несколько вариантов справедливой мести. Когда его так называемые друзья вернутся, он испробует на них все. Фантазии подняли настроение, так что вниз Кёхей спускался, насвистывая под нос какую-то весёлую песенку. — Эй, Накахара, где мой завтрак? Сунако сидела за столом с каменным лицом. Перед ней стояла коробка с растворимым раменом, рядом стояла ещё одна — для Кёхея. Если бы когда-нибудь устроили конкурс, кто больше раз лишит человека дара речи, Сунако взяла бы первый приз. Кёхей никак не мог подобрать слова, чтобы задать связный вопрос. Он стоял возле стола, вытаращив глаза, и делал пассы руками, словно пытался наколдовать как минимум нормальный завтрак. — Это что? — наконец выдавил из себя молодой человек. — Твой завтрак, сияющее создание, — бесцветным голосом отозвалась Сунако. — Это хрень какая-то, а не завтрак! Накахара, ты что, издеваешься? Где нормальная еда? Рамен я и сам себе заварить могу! — Вот и заваривай! — Какого чёрта, Накахара? Ты должна была… — Ничего я тебе не должна! — Сунако даже встала со стула. Они, как обычно, сверлили друг друга взглядами, как обычно, спорили, как обычно, каждый считал себя правым, но в то же время что-то изменилось. Кёхей ещё не понял, что именно, но интуитивно чувствовал, что что-то не так. Как будто Сунако злится по-настоящему. Их жизнь под одной крышей была мало отличима от семейной, разве что спали они в разных кроватях, да когда Кёхей уходил на работу, Сунако не целовала его на прощание. Она готовила ему бенто, специально вставала пораньше, чтобы собрать его на работу, они вместе завтракали и ужинали, ходили вместе по магазинам, а по вечерам смотрели телевизор. Этакая семейная пара за сорок. — Ну да, ну да… — пробормотал Кёхей. Всё хорошее настроение как рукой сняло. Подумать только, первый полноценный выходной за долгое время, и тот испорчен. — Между прочим, примерная жена обязана заботиться о своём муже. Лучше бы он это не говорил. Сунако сверкнула глазами, воздела руки к потолку и начала бормотать очередную бредовую высокопарную речь своему божественному Джейсону. Джейсон молчал. Кёхей бы на его месте уже давно высказал всё, что думает о несносной девчонке и попросил не беспокоить по мелочам. Прошло столько лет, а Сунако совсем не изменилась. Как застывшая в янтаре гусеница. Они с парнями должны были сделать из неё леди, но так ничего и не добились. В итоге Мине смирилась и внушила себе, что леди из неё сделает любовь. Но Кёхей не cправился со своей ролью. Накахара была так неповоротлива и упряма, что пытаться изменить её или внушить ей желание измениться было бесполезно. По большому счёту Кёхею было всё равно, умеет ли она поддержать светскую беседу и разбирается ли в столовом этикете. Пока она его кормила, ему больше ничего не было нужно. А если бы она прекратила наконец обзывать его сияющим созданием и перестала зацикливаться на внешности, он получил бы всё, о чём может мечтать человек. Тихая спокойная жизнь, вкусная еда и никаких воплей, если он решит попить воды после душа и они случайно столкнутся на кухне. Он быстро доел рамен, наблюдая за тем, как Сунако молится своему тёмному богу. Когда она чуть успокоилась и уселась на стул, Кёхей подошёл к ней и усмехнулся. — Эй, Накахара! — она подняла на него отсутствующий взгляд, слишком вымотанная, чтобы продолжать привычный спектакль. — Держи! Это твоё, жёнушка! Он бросил ей кольцо. Оно упало на стол, а Кёхей, довольно хихикая, пошёл прочь из столовой. Сунако была вымотана. Но у неё открылось второе дыхание. *** — И ничего не изменилось, если подумать… — пробормотал Кёхей, плюхаясь на пол рядом с Сунако. — Но, когда Ной попадётся мне на глаза… Он скорчил зверскую гримасу, а Сунако добавила звук и флегматично отозвалась: — Ничего ты ей не сделаешь. Поорёшь, поругаешься, а потом успокоишься и сдашься. Как обычно. — Ничего подобного! На этот раз ей это с рук не сойдёт! Ей и остальным. Уверен, Ран тоже руку приложил, его стиль я всегда узнаю. Сам, чёрт бы его побрал, ерундой страдает, ромашку из себя изображает, а туда же, лишь бы вмешаться. Вот вернётся со своей Принцессой, я им тоже что-нибудь такое устрою. Поможешь? — Поздно уже. Они летом женятся. — Ускорим процесс… — Кёхей не сразу сообразил, о чём она говорит, а поняв, резко повернулся к Сунако и закричал: — Что? Ты серьёзно? А почему я ни о чём не знаю? Девушка повела плечиком и скучающе отозвалась: — Наверное, потому, что ты в это время доедал горячее и не замечал ничего вокруг. Сейчас, когда она сказала, Кёхей что-то такое припомнил. Тамао сидела ещё тише, чем обычно, вся красная, и всё пыталась сбежать. Ранмару выглядел не лучше, а Юки с Мачико наперебой шутили и смущали друзей ещё сильнее. Ной не было, Кёхей тогда ещё удивился, куда она сбежала на полчаса, не меньше, а то Ранмару бы точно бежал. Теперь-то Кёхей знал, где была госпожа Ода, и догадывался, что о свадьбе объявили, чтобы никто не заметил её отсутствия. Всё продумали, комбинаторы, ничего не скажешь. Наверняка Такенага помогал. — А вообще, почему ты такая спокойная? С утра весь дом на уши подняла, целое оккультное шоу устроила, без завтрака меня оставила, а потом и без обеда. Смылась куда-то, ни слуху ни духу от неё, законный, между прочим муж, весь день голодный. А она и в ус не дует, киношку какую-то смотрит, чипсы жуёт, как будто и не было ничего. И не стыдно тебе? — Почему мне должно быть стыдно? — удивилась Сунако. Она даже не соизволила отвернуться от экрана. — Сам же говоришь, ничего не изменилось. Ты мне кто? Никто! Почему я должна тебе готовить? И вообще, хватит уже сидеть в моей комнате, у тебя свой телевизор есть, смотри на нём, что хочешь. А меня не трогай. Ты мне мешаешь. Прямолинейна и безжалостна. Как всегда. Если подумать, она всегда тяготилась им. Иногда поддерживала, да, как поддерживала и остальных, если им было трудно. Поддерживала просто потому, что была слишком добра и сострадательна, чтобы пройти мимо. Как-то устроила целое шоу, чтобы вернуть его домой, просто потому, что испытывала чувство вины из-за необдуманно сказанного. Позволяла находиться рядом с собой и даже кормила, просто потому, что знала, что иначе он или испортит желудок, или умрёт с голоду. Добрая душа. Но она никогда не хотела, чтобы Кёхей был рядом. Он был для неё обузой, ненавистным сияющим созданием, Сунако даже за друга его не считала. До сегодняшнего утра они просто жили под одной крышей, а теперь что-то изменилось, стало ещё хуже. Ной всегда была жестока, потому что никогда не думала о последствиях своих поступков. — Мешаю? Ах, мешаю я тебе? — взвился Кёхей. Её слова задели за живое, у Сунако был талант делать ему больно. — Ничего, потерпишь. Мне и тут хорошо. — Он уселся поудобнее и занял добрую половину комнаты. Сунако злобно на него зыркнула, но промолчала. — И вообще, сгоняй за пивом, а? А то ты всё выдула, ничего не осталось. — Тебе надо, ты и иди! — Э, нет, Накахара. Я и так всё время бегаю. Теперь твоя очередь. Ты сегодня и так отличилась, хотя бы вечером побудь хорошей девочкой. Не боись, я на паузу нажму, ты ничего не пропустишь. Какое-то время Сунако боролась с собой — это было видно по её лицу, — потом всё-таки сдалась, обречённо опустила плечи и пробормотала: — Сколько? — Упаковку, естественно. И фисташек, фисташек возьми! Жёнушка, — последнюю реплику Кёхей не смог сдержать. Сунако бросила на него такой взгляд, что он едва сдержался, чтобы зажмуриться, ожидая, что она зашипит разъярённой кошкой и набросится на него. Но Сунако просто встала и прошла к дверям. На улице уже было темно, и по-хорошему девушкам в такое время лучше сидеть дома, но Кёхей даже не попытался её остановить. Ничего, от одного раза от Накахары не убудет. И должен же он отомстить за её слова. Она сегодня целый день только и делает, что доводит его до белого каления. Так Кёхей хоть немного почувствует себя отмщённым. Разумеется, когда она ушла, ни на какую паузу Кёхей жать не стал. Шёл «Звонок» — в последнее время Сунако пересматривала старые фильмы, — и было скучно. Молодой человек зевнул и посмотрел в окно: хоть глаз выколи, и дождь накрапывает. А эта растяпа наверняка без зонта. Хотя что ему до неё? Как всё равно ей, что с ним случиться, так и ему должно быть плевать на неё. Не всё же время её спасать. Подумаешь, промокнет. Дураки не болеют. Кёхей сел поближе к окну, раздёрнул шторы и уставился во тьму. Ничего не было видно. Тихо, только ветер завывает и капли бьются о стекло. И чего он на неё взъелся? Уже давно должен был привыкнуть. Сунако — это Сунако, бесполезно даже пытаться её изменить. И реакция её на произошедшее вполне предсказуема. Ему, в общем-то, тоже должно быть всё равно. Ан нет, прочитал письмо Ной и где-то там, глубоко-глубоко внутри обрадовался. Словно вон она, ниточка протянулась. Раньше ничего не связывало, только жили под одной крышей, а тут хоть что-то общее появилось. Он вытащил из кармана кольцо, покрутил его в пальцах и горько усмехнулся: глупости это всё. И что на него нашло? Ведь Накахара ему даже не нравится. Кёхей помотал головой, отгоняя глупые мысли, и сунул кольцо обратно в карман. Дождь усилился. Прошло полчаса, а Накахары всё не было. — До магазина пять минут пешком, где её носит? — проворчал он. — Вот только не говорите мне… Он не договорил, вскочил на ноги и бросился к дверям. В пятницу Кёхей забрёл как обычно к ней на работу и рассказал про придурка, который пристаёт к девушкам. Его так и не поймали, после последней вылазки он залёг на дно, как сквозь землю провалился. По его предыдущим преступлениям выходило, что просидеть он должен с неделю, а потом опять появиться с новой жертвой. Но с чем чёрт не шутит, у Сунако же талант, она всяких психов как магнит притягивает. Кёхей с зонтом под мышкой выскочил из дома под дождь, он едва не забыл переобуться. В лицо ударил холодный мартовский ветер, сильный ливень в мгновение окатил его с ног до головы водой, но он ничего этого не заметил. Кёхей видел жертв этого ублюдка, и от всей души желал Накахаре никогда не оказаться на их месте. Он просто найдёт её, приведёт домой и уйдёт в свою комнату. И больше никогда не попросит идти куда бы то ни было затемно. *** Сунако шла домой, когда услышала, что за ней кто-то идёт. Наверняка Сияющее создание. Судя по тяжёлому дыханию, он был зол и готовился, как нагонит, выговорить ей всё, что думает об её задержке. Ей пришлось зайти в пять круглосуточных, чтобы купить эти треклятые фисташки. Они везде закончились, как нарочно, и Сунако была зла на Сияющее создание ничуть не меньше, чем злилось оно. Но сегодня она и впрямь здорово перед ним провинилась, так что хотелось загладить свою вину. И в роли трубки мира должны были выступить фисташки. Странно, но он шёл за ней, тяжело дышал, но молчал. Кёхей уже давно должен был что-нибудь заорать. Вдоль спины пробежал холодок от нехорошего предчувствия, но оглядываться Сунако не стала. Почему-то вспомнилось предупреждение Сияющего создания о маньяке, и у девушки сладко засосало под ложечкой. Он был совсем рядом, и Сунако резко затормозила, так что он налетел на край её зонта, ударился о него и выругался. — Что вам надо? — поинтересовалась Сунако. Она повернулась к нему, и мужчина ударил её по руке. Зонт с плеском упал в лужу, подняв множество брызг. Он схватил девушку за руку и притянул к себе с такой силой, что от удара о его грудь у Сунако клацнули зубы. — Что надо, что надо. Тебя! — прохрипел мужчина. Голос был сорванный, простуженный. Сунако с интересом скосила глаза на нож, который он прижал к её горлу и поинтересовалась: — Это что, вы тот самый маньяк, которого все ищут? — Он самый! — не без гордости изрёк мужчина. Любая нормальная жертва извернулась бы, стукнула его по маковке пакетом с пивом и сбежала бы. Сунако стояла неподвижно, лишь улыбнулась, сверкнула глазами и резюмировала: — Вот здорово-то! И если бы Кёхей увидел её в этот момент, он бы ещё подумал, кого надо спасать в первую очередь. *** — Спасите! Помогите! — донёсся откуда-то издалека вопль о помощи. Кёхей удивлённо замер. Голос был мужской. Надо было искать Сунако, но проигнорировать крики Кёхей не мог. Тем более, что он как раз шёл в ту сторону. — Спасите! Помогите! — на этот раз кричали уже ближе. Кёхей остановился и приготовился ждать. Фонари горели не все, так что видно было плохо, а тут ещё этот дождь… Так что мужчину, наконец показавшегося из-за поворота, Кёхей увидел не сразу. Он столько раз видел его фоторобот, что не сразу поверил, что глаза его не обманывают. — Спокойно! Полиция. Что случилось? — Слова слетели на автомате, и мысленно он дал себе подзатыльник. Но мужчина не бросился в обратную сторону, он замер на полпути, посмотрел сначала назад, потом на Кёхея, а затем принял решение и побежал навстречу полицейскому. То, что гналось за ним, страшило преступника гораздо сильнее. — Спасите меня! Спасите! Пожалуйста! — мужчина поравнялся с Кёхеем, схватил его за руки и упал на колени. — Арестуйте меня! Скорее же! Только не отдавайте ей! У Кёхея было слишком много вопросов, которые хотелось задать, но в первую очередь он полез за наручниками. Когда из-за поворота показался ещё один человек, маньяк заскулил от страха, а Кёхей лишь хихикнул. Он знал, так и знал, что именно так всё и обернётся, но всё равно вздохнул с облегчением. И зачем, спрашивается, было за неё переживать? — Накахара, а ведь я говорил, что они на тебя как мухи слетаются! — Аааа! Спасите меня, спасите! — Ну куда же ты! Мы ведь так мило беседовали… — ласково бормотала Сунако. Кёхея она будто не слышала. Маньяк обнимал колени Кёхея и плакал как младенец, умоляя защитить его. Молодой человек легко пнул его, освобождаясь, и поинтересовался: — Накахара, у тебя телефон есть? — Отстань, Сияющее создание. Не видишь, я занята? Держи его так, пока я подберусь ближе. Настоящий маньяк, подумать только! — Вы что, заодно?! — фальцетом завопил мужчина. — Отстань придурок! Не видишь, я с женой разговариваю, — рявкнул на него Кёхей. Мужчина икнул. — Накахара, я у тебя спрашиваю. Телефон есть? — Какой телефон? Отстань со своими глупостями. Лучше держи его так… Не бойся, больно не будет… Мужчина в ужасе посмотрел на Сунако, потом на Кёхея, снова икнул и завопил: — Полицияяяя! *** — Ещё одно такое дело, и меня повысят, — довольно заключил Кёхей, прихлёбывая горячий чай. Они вернулись домой, переоделись в сухое и теперь отогревались. — Тебя выгонят. Отправят в дорожную полицию, и будешь старушек через дорогу переводить, — возразила Сунако. Девушка была зла: у неё отобрали вожделенную игрушку, а фильм, пока она ходила в магазин, а потом они разбирались с полицией, давно закончился, теперь придётся смотреть заново. Кёхей надулся. — Ты вредина, Накахара! Нет чтобы поддержать, ты язвишь. — Заслужил, — ответила она, вертя в руках чайную ложечку. Нет, ну эта девчонка когда-нибудь точно сведёт его с ума! — Что я опять сделал не так? Сунако исподтишка стрельнула в его сторону глазами, проверяя, действительно ли Кёхей не понимает или врёт. Он хмурился, разломал от злости несколько печений и ждал её ответ. — Ты назвал меня своей женой. — Так правда же! — Ничего подобного! — Зато звучит прикольно, согласись. И вообще, ты же видела его лицо, когда он это услышал. Решил, что мы гастролирующие психи, и совсем перепугался. — Кёхей хихикнул. Если подумать, маньяк был недалёк от истины. Сунако нормальной точно не назовёшь, и на её фоне он выглядит не лучше. — Эх, весело было. И ведь знал, знал, что ты обязательно его на себя поймаешь. Знаешь, Накахара, тебе надо было не в воспитательницы идти, а в полицейские. Была бы у нас живцом, глядишь, раскрываемость до ста процентов повысилась бы. Что ты ему сказала? — Да так… Начала допытываться, что он собирается со мной сделать, а потом решила предложить кое-что своё… Кёхей снова хихикнул: плавали, знаем, когда дело касалось всяческих жестокостей, Сунако не было равных в изобретательности. — Нет, всё-таки в тебе умер крутой полицейский, Накахара. — Мне нравится то, что у меня есть. Я всем довольна. Разве что сегодня… Кёхей нахмурился. Ну да, сегодняшний сюрприз её здорово подкосил. — Что, что сегодня? — Он даже подался вперёд, явно намереваясь затеять очередную ссору. — Мне не нравится это, и ты это прекрасно знаешь! — ответила Сунако. Она отложила в сторону ложечку и провела по ней кончиком пальца, очерчивая контур. — И ещё лучше ты знаешь, почему! — И что? Подумаешь, в понедельник поймаем Ной, отберём у неё печати и разведёмся. Пустяки какие. И нечего тут целое шоу устраивать, жёнушка, — последнее слово он произнёс с издёвкой, и Сунако даже покраснела от злости. — Прекрати меня так называть, Сияющее создание! Сейчас же прекрати! — А ты прекрати называть меня сияющим созданием! Знаешь, как бесит? Сколько лет живём, и ты всё, как попугай, одно и то же твердишь. Достала! У меня имя есть. — Ты же прекрасно знаешь, я не имею права называть тебя по имени! Это… Чашка, упав на пол, раскололась на две аккуратных половины. Это была хорошая чашка, дорогая, из любимого фарфорового сервиза Мине. Но Кёхею было как-то плевать. Он был слишком зол. Сунако замолкла на полуслове и заворожено таращилась на осколки, словно они должны были вот-вот взлететь в воздух и собраться воедино. Он мог с ней поругаться, обозвать, мог даже подраться. Но драка эта была не всерьёз, как возня двух щенков. Потому что по-настоящему ударить Сунако он не мог. А сейчас сделать это хотелось до чесотки в пальцах. Дать бы ей хорошую такую затрещину, чтобы поставить мозги на место. Глядишь, хоть тогда что-нибудь изменится. Если уж Ной так хотелось их свести, надо было первым делом устроить Сунако лоботомию. Это был единственный способ заставить её думать хоть немного иначе. А она устроила эту идиотскую женитьбу, бесполезную и бессмысленную, только нервы всем подпортила, а ничего не добилась. — Дура ты, Накахара, — вдруг сказал Кёхей. Он произнёс это тихо, но она услышала и вздрогнула. — Ничего не понимаешь. Может, хватит уже в детство играть? Кёхей встал со своего места и побрёл прочь из столовой. Никто не попытался его остановить, и он был этому рад. Сунако так и осталась сидеть на своём месте. Он поднялся к себе, упал на кровать и уставился в потолок. С утра это было похоже на забавную шутку, день прошёл ни шатко ни валко (если бы были остальные, скучать наверняка не пришлось бы), но вечером уже было не до смеха. Сунако всегда умела удивительно метко бить его под дых. Достаточно было пары фраз, чтобы вывести его из строя. И ведь совсем не понимала этого, а он никогда не признавался. Кёхей достал кольцо, повертел его в пальцах и горько усмехнулся. Женитьба. Ну-ну, да она удавилась бы, а не пошла замуж за «сияющее создание». Мы же гордые. У нас принципы. И ворох идиотских бесполезных предрассудков, которые надо было оставить ещё в детстве. Он и сам вряд ли бы женился на ней, ведь — Кёхей не уставал это повторять, словно хотел убедить самого себя — она ему даже не нравилась. Но жить с ней под одной крышей было удобно. Это было ощущение почти семейного уюта, которое так любил и ценил Кёхей. Рядом с ней ему было хорошо. Но обзывать это любовью, клясться в верности до гроба и тащить к алтарю? Увольте, это в характере Ной, но ему такое определённо не по душе. Из груди вырвался вздох. Кёхей надел кольцо и полюбовался, как оно смотрится. Ощущения были странные, металл непривычно стягивал плоть, но снимать его Кёхей не стал. Смешно, жалкий кусок золота, которому придают слишком много значения. Бесполезная безделушка. Узелок красной нити, который связывает двоих… Кёхею не везло с женщинами. Ни разу ещё не попалось нормальной, адекватной и смотревшей не только на его внешность. Он привык, но всё равно это задевало. Сунако была единственной, с кем он хотя бы мог жить под одной крышей. Но с ней ему тоже ничего не светило. — И почему она всё-таки такая идиотка? — пробормотал он, засыпая.