Я на тебе никогда не женюсь

— Когда вы уже поженитесь? — Уже… — Он уже кого-то нашёл. Видишь же, кольцо, — отмахнулась Сунако и подняла вверх руку Кёхея. На пальце и впрямь было кольцо. Кёхей сказал, что носит его, чтобы к нему меньше приставали на улице. Сумасшедшие фанатки его больше не доставали, но женщины по-прежнему не прочь были с ним познакомиться. Кёхей стрельнул в сторону Сунако взглядом и едва заметно нахмурился. Дети, что-то разочарованно проворчав, начали возвращаться к своим делам. Их лишили привычного ежедневного спектакля, теперь обеды будут гораздо скучнее. И только Ватару подошёл к Кёхею, внимательно на него посмотрел и поманил пальцем: — Кёё-тян, можно тебя, на пару слов? Мальчик был удивительно серьёзен, так что Кёхей не стал спорить, а послушно пошёл следом за ним. Они вышли на крыльцо, и Ватару повернулся к Кёхею лицом. Молодой человек едва сдерживался, чтобы не прыснуть, потому что со стороны ситуация смотрелась очень комично. Суровый мужской разговор, какой уж тут смех, он всё испортит. — Так о чём ты хотел поговорить? — Как ты относишься к Суу-тян? Кёхей даже закашлялся от неожиданности. Ватару, наклонив голову на бок, внимательно наблюдал за ним, ожидая ответа. Что он должен ответить? Если и сам не знает правды. Раньше всё было понятно: они живут в одном доме, Сунако готовит, а он скрашивает её одинокие вечера перед телевизором (вместе же веселее). А сама Накахара ему даже не нравилась никогда. Но в последние дни всё настолько запуталось, что он уже ни в чём не был уверен, особенно после той сцены, что она закатила, когда он пришёл с дежурства. С тех пор Сунако шарахалась от него сильнее, чем прежде, а его тянуло к ней в комнату ещё сильнее, чем обычно, но Кёхей так ни разу туда и не зашёл. Минуло две недели с того утра, когда Ной решила устроить им сюрприз, но с каждым днём всё запутывалось всё больше и больше. — Ну, мы с ней друзья. Вроде как. Хотя она и мечтает меня убить, но мы лучшие друзья, честно. — Значит, ты не хочешь на ней жениться? — Я же говорю, друзья мы. Дружба до гроба и всё такое. Какая тут свадьба? — Странно… — пробормотал Ватару, потирая подбородок. — А со стороны всегда казалось, что вы встречаетесь. — Просто у вас, мелких, слишком буйная фантазия, — хмыкнул Кёхей и запустил пальцы в волосы. Чёрт возьми, и почему всем так хочется их свести? Даже дети, и те туда же. Ватару какое-то время размышлял над словами Кёхея, а потом, улыбнувшись, уточнил: — Так Суу-тян тебе точно-точно не нравится? — Точно-точно. Она даже не в моём вкусе, — подтвердил Кёхей. — И ты не хочешь на ней жениться? — Абсолютно. — Так значит, ты будешь не против, если это сделаю я? — Нет, не буду… Что, прости? Кёхей удивлённо уставился на Ватару, а он выглядел вполне уверенно и улыбался. — Я хочу жениться на Суу-тян. Когда вырасту, разумеется. Уверен, она мне не откажет. Девочки мечтают выйти замуж за отца, мальчики влюбляются в старших сестёр или воспитательниц в детском саду. Так всегда бывает, в этом нет ничего необычного. И Кёхею это было прекрасно известно. Ватару не сказал ничего особенного, но почему-то в глубине души Кёхей испытал такое возмущение, что едва сдержался, чтобы не высказать его вслух. Жениться? На Сунако? Чёрта с два! На ней уже женат он! Хотя ему, по идее, должно быть всё равно, ведь она даже не в его вкусе. Вместо этого Кёхей присел на корточки, мягко рассмеялся и потрепал Ватару по волосам. — Не откажет. Наверняка не откажет. Ты только ей об этом скажи, пусть дождётся. А то выскочит замуж за какого-нибудь повёрнутого на оккультизме, и пролетишь ты с невестой как фанера над Парижем. Какое-то время Ватару молча переваривал ответ Кёхея. Он любил Кёё-тяна, но тот иногда говорил очень загадочные вещи. При чём здесь фанера и Париж? И за кого собралась замуж Суу-тян? Мальчик покачал головой, соглашаясь со словами Кёхея, а потом спросил: — Обязательно поговорю! Но, Кёё-тян, а что такое «оккультизм»? *** Когда всё это началось? Сейчас, оглядываясь назад, Кёхей не мог сказать однозначно. Может, в день выпускного? Они наконец закончили школу, готовились к вступительным экзаменам под руководством Такенаги, а день выпускного был короткой передышкой перед новым сражением с учебниками и тестами. Больше всех расстраивалась вся женская часть школы. Ещё бы, знаменитый квартет выпускается, больше не будет шоколадных побоищ, любовных писем и навязчивых попыток обратить на себя внимание — не перед кем выпендриваться. Нет, потом появятся другие кумиры, Кёхей и остальные уйдут в прошлое, но сейчас девочки об этом не думали, лили слёзы, вытирали платочками глаза и демонстративно выжимали шёлковые лоскуты. А некоторые вспомнили традицию с пуговицей, и вышли на тропу войны. «Кёхей-кууун, где ты?» — то и дело слышались тоскливые вопли. Это остальным хорошо, они уже вручили свои пуговицы, кому надо, а Кёхею отдавать её было не кому. О том, что пуговицу можно просто оторвать и сунуть в карман, он не догадался. «Кёхей-кууун…» «А не пошли бы вы все к чёрту?! — отозвался Кёхей, ныряя в первую попавшуюся дверь. — Уф, наконец-то сбежал». Внутри было темно и тихо. Наверняка какая-нибудь кладовка. Кёхей попытался оглядеться, но в темноте ничего не увидел, а свет включать поостерёгся. Поэтому он просто нащупал стену и обессилено сполз вдоль неё на пол. Беготня по школе порядком утомила. «Тишина и покой. Наконец-то», — простонал Кёхей и прикрыл глаза. «Какого чёрта ты здесь делаешь?!» Крик был до того неожиданным, что Кёхей даже подпрыгнул и шарахнулся к двери, больно ударился спиной и зашипел от боли. Почему, почему куда бы он ни пошёл, там всегда оказывается она? За что боги наказывают его и постоянно сталкивают с ней лбами? «Это ты что здесь забыла? Накахара, ты что, преследуешь меня?» Лица её не было видно, но Кёхей и так знал, что сейчас она нахмурилась и свела на переносице брови. «Больно надо. Просто хотелось тишины и покоя. Кто же знал, что ты даже здесь меня найдёшь!» «Это хорошее место, Накахара. Так что не вякай, а будь добра делись. Мне тоже надо спрятаться ненадолго, а то чокнутые сучки на лоскутки порвут». Она хмыкнула. Нет, в самом деле хмыкнула! Вот негодная девчонка, имеет наглость над ним потешаться. Кёхей даже собрался всерьёз на неё обидеться, но тут она сказала: «Из-за пуговицы, да?» «Ага. А ты как догадалась?» «Да тут и ума особого не надо». Она сказала это безразлично и сухо, будто сообщала прописную истину. И наверняка повела плечиком. Интересно, где Накахара сидит? Кёхей вытянул вперёд руку, упёрся кончиками пальцев в её плечо, и Сунако вздрогнула, но промолчала. «А тебе, Накахара, она не нужна случайно?» — поинтересовался он. Почему-то мысленно Кёхей уже нарисовал Сунако, тянущую к нему руки в первых рядах, и не сдержал смешок. Пожалуй, из них из всех она была единственной, кому он был бы не прочь отдать злополучную пуговицу добровольно. «Зачем?» — она была искренне удивлена. Наверняка повернулась в его сторону, напряжённо вглядывается в темноту. «А просто так!» И Кёхей с силой потянул на себя пуговицу. Хрустнули рвущиеся нитки, а Сунако вздрогнула и отшатнулась, задела какой-то шкаф, и с полок посыпалось что-то, похожее на ручки. Но молодой человек уже нащупал её ладонь, притянул к себе, несмотря на сопротивление, разжал пальцы и сунул пуговицу, согревшуюся от его тела. Он даже не задумывался, зачем это делает. Просто хотелось похулиганить в последний школьный день. Ведь сейчас Накахара наверняка устроит какое-нибудь представление. Тут к гадалке не ходи. «И что мне с ней делать?» «А что хочешь. Хочешь — выброси, хочешь — на шею как амулет повесь. Ты не отнекивайся, я-то знаю, что ты специально тут сидела, поджидала меня, чтобы пуговицу выцыганить. Я прав?» «Ничего подобного. У тебя паранойя разыгралась. — Она повозилась, пытаясь отодвинуться. Но в их убежище было слишком тесно. — И вообще, иди уже отсюда. Ты избавился от пуговицы, так что теперь тебе ничего не грозит». Ну да, не грозит, как же. Да они его хоть с пуговицей, хоть без пуговицы в живых не оставят, если поймают, конечно. Никуда он отсюда не уйдёт. С Сунако веселее. «Эй, Накахара, не так быстро! Я, между прочим, не за просто так тебе её отдал. Равноценный обмен, знаешь ли». «Тогда возьми обратно!» Сказала, но руку почему-то не протянула, хотя знала, где он сидит. «Не, так не интересно. Да и поздно уже. Взяла — плати! Я недорого беру, всего один поцелуй…» Шутка затянулась, пора было уже сворачиваться и успокаиваться, но Кёхея несло. Мысленно он уже во всех красках представил выражение её лица. Дорого бы молодой человек отдал, чтобы увидеть сейчас Сунако. «Иди к чёрту, Сияющее создание!» Она попыталась выбраться, поползла к двери, но запнулась за его ноги, которыми Кёхей перегородил проход, упала и тихо выругалась. «Что, жалко, да?» Девушка начала бормотать что-то про то, что он Сияющее создание, что они несовместимы и что ему лучше оставить её в покое. Затянула обычную свою шарманку, Кёхей до того к ней привык, что пропускал мимо ушей, но впервые ему захотелось сделать что-нибудь такое, чтобы она осознала, как не права. Но он и сам до конца ещё не понимал, зачем ему это нужно. «Эй, Сунако, не такой уж я и ядовитый…» — фыркнул Кёхей и притянул её к себе. Короткий, похожий на укус поцелуй, и Сунако отшатнулась, шарахнулась в сторону, опять запуталась в его ногах и растянулась на полу. Кажется, она была без сознания. Кёхей хихикнул и резюмировал: «Теперь мы квиты». Но никто ему не ответил. Тогда он впервые по-настоящему понял, насколько высока и нерушима стена из её предрассудков. Сунако не ненавидела его, но боялась так сильно, что он не представлял, как её приручить. Хотя не очень-то и хотелось. Потешаться над ней было гораздо веселее. Но почему-то именно после того случая Кёхей впервые задумался, может ли он что-то изменить. Он не знал, зачем это ему надо, ведь Сунако ему даже не нравилась, но желание было слишком велико, чтобы отступаться от него так просто. Кёхей вздохнул, взъерошил волосы и, приняв нарочито беззаботный вид, зашёл в гостиную. Прошло две недели, с тех пор, как они проснулись женатыми и когда всё стало ещё сложнее. Ной и остальные не показывались, прятались, трусы, боялись, что он выскажет им всё, что думает об их глупых выходках. Их телефоны тоже не отвечали — Кёхей звонил не один раз и начитал столько сообщений на автоответчик, что друзья замучаются слушать, когда вернутся. Сунако в последнее время была странная и скучная, да и подшучивать над ней отчего-то не хотелось. Поэтому у Кёхея появилось слишком много свободного времени, чтобы слоняться по особняку и думать о всяких глупостях. Вспомнится же. Этот выпускной был так давно, что даже воспоминания о нём мхом поросли. И с чего он всплыл в памяти. Неужто из-за Ватару? Да уж, мальчишка сегодня заявил так заявил. Кёхей хихикнул. И чего он так завёлся? Глупый же в сущности вопрос, пустяк. Наверняка всё из-за Ной с её выходками. Вот только попадись она ему на глаза… — Эй, жёнушка… — начал он, заходя в гостиную. Сунако повернулась к нему и прижала палец к губам. Она разговаривала по телефону. *** Последние дни были для Сунако полны переживаний. Она всё боялась, что после её тёплого приёма, когда она до того обрадовалась, что — о ужас! — назвала его по имени, он не даст ей покоя. Но Кёхей был более задумчив и тих, чем обычно. И даже не доставал её на кухне, требуя, чтобы она готовила быстрее. О причинах его поведения она предпочитала не задумываться. Тем более что у неё и другие поводы для размышлений есть. Например, где пропадает Ной и остальные? Они уехали больше двух недель назад и как в воду канули. До них даже дозвониться было невозможно. Секретарша Ранмару уже мозоль на языке натёрла, повторяя, что тоже не может связаться с боссом. Ясно было, что врёт. Когда она слышала имя Сунако, у неё даже тон голоса менялся. Но, когда ради эксперимента, позвонил Кёхей и представился другом отца Ранмару, ему ответили то же самое. Как ни погляди, а подготовились друзья хорошо. Наверно думали, что возьмут их измором, и, когда вернутся, увидят в особняке семейную идиллию. Как бы не так. Когда она и Кёхей усядутся в обнимку на диване и начнут ворковать что твои голубки, свиньи научатся летать. Сунако как раз мыла рис, когда в гостиной зазвонил телефон. Недовольно ворча, она ополоснула руки и подошла к телефону. Не успела она поднести трубку к уху, как услышала жизнерадостное: — Сунако-тян? Привет, это я. Узнала? Да ладно, можешь не отпираться, я и так знаю, что узнала. Звоню тебе в тайне ото всех. Мы договорились, знаешь, что не будем вам мешать, заляжем на дно, а то Кёхей нам голову открутит. Ты ему не говори, кстати, что я звоню. Так вот, все терпят, а я не смогла. Больно уж любопытно. Вы как там? Уже успокоились? Уверена, уже даже пользуетесь моментом и устроили медовый месяц. Да? Да? Да? Мы скоро вернёмся, так что развлекайтесь, пока что, наслаждайтесь одиночеством. А у нас тут тоже хорошо. Тепло, солнце, и не скажешь, что весна. Лето, натурально, лето настоящее. Сунако-тян… Ной тараторила так, что Сунако не могла вставить ни слова. Лишь молча слушала и что-то мычала. Хорошо ещё, что трубку она взяла, а не Кёхей. То-то бы он обрадовался. — Ну так что, Сунако-тян? Как проходит ваш медовый месяц? Ной наконец сделала паузу, и Сунако глубокомысленно выдала: — Ну… — Эй, жёнушка… Ну вот, явился всё-таки. Как чувствовал. Сунако медленно обернулась и поднесла палец к губам. Кёхей замолк на полуслове и уставился на неё, склонив голову на бок. — Сунако-тян? Ты там? Ну не томи, рассказывай уже! — крик Ной был настолько пронзительным, что, кажется, услышал даже Кёхей. — Так-так-так… — протянул он. — Это кто там у нас? Уж не мерзавка ли Ода? Дай-ка трубочку, скажу ей пару ласковых… — Сунако-тян, Сунако-тян, где ты? — Подожди минуточку, — шепнула девушка в трубку, а Кёхею сказала: — Это с работы. — Ой, да ладно заливать-то. Знаю я эту работу. Эй, Касахара, слушай, что сейчас скажу… С этими словами Кёхей метнулся в сторону Сунако, намереваясь вырвать из её рук трубку. Но девушка, предвосхитив это движение, подняла руку вверх и попыталась отойти в сторону. Кёхей, словно тоже догадываясь, что она так сделает, скопировал её манёвр, но затормозить не успел, налетел на Сунако и сшиб её с ног. Этот разговор с Ной мог бы стать последним в короткой, но насыщенной жизни Сунако, если бы за её спиной не было дивана. Падая, она перегнулась через спинку, потеряла равновесие, и повалилась верхней половиной тела на мягкие подушки, задрав вверх ноги. Кёхей рухнул следом. Какое-то время они лежали без движения, приходили в себя. Падение оглушило обоих. Потом Сунако открыла глаза и поняла, что лежит нос к носу с Сияющим созданием. Он таращился на неё не менее удивлённо. — Сунако-тян? — робко донеслось из трубки. Вероятно, шум слышала даже Ной и теперь выясняла, жива ли Сунако. — Ох… ох… — тяжело выдохнула она. — Ух… ух… — вторил ей Кёхей. Она отбила себе спину, он — наверняка живот. Ощущения были ещё те. И почему этого неугомонного мальчишку хлебом не корми, дай упасть вместе с ней куда-нибудь? И чтобы непременно синяков и ссадин побольше. — Слезь с меня, Сияющее создание. Слышишь? Хватит уже… — Говорить удавалось с трудом. Он был слишком тяжёлый. — Ой, я вам, кажется, помешала… — начала Ной. — Ну да, что это я. У вас же медовый месяц в самом разгаре, а тут я со своими разговорами. Правильно мне Такенага-кун говорил, не лезь, сами разберутся. Не буду мешать, пожалуй. Сунако-тян, я позже перезвоню. — Дай сюда! — прорычал Кёхей и с неожиданной прытью рванулся вперёд, чтобы отобрать трубку. Сунако не успела убрать руку. — Эй, ты, слышишь меня? Я тебя спрашиваю! Эй! Эй! Он ещё какой-то время поорал в трубку и даже подул в неё, прежде чем догадался поднести её к уху и услышать короткие гудки. — Трубку бросила, м-мерзавка! — выругался Кёхей. — Я бы тоже бросила, Сияющее создание. Может, теперь всё-таки слезешь с меня? Он наконец пришёл в себя, вскочил на ноги и поморщился — отбил бок так, что потом наверняка синяк будет. Но тут же бросился к Сунако, чтобы помочь ей подняться. Она до того удивилась подобной заботе, что даже не попыталась отказаться. Потом они уселись на диване, почти бок о бок, и Сунако спросила: — Вот скажи мне, зачем ты полез? Я бы и сама с ней прекрасно поговорила. — Ты — нет. Ты бы с ней сопли разводила, слушала её, мягонько так вопросы задавала. А надо было жёстко, по-мужски, в лоб. Мол, какого хрена, Касахара? Как тебе не стыдно? Сама не свободна, так ты теперь и других счастья лишаешь? Кёхей раскраснелся, горячо жестикулировал, так что один раз едва не заехал Сунако в глаз. Она отодвинулась, потёрла поясницу и поинтересовалась: — Скажи, а тебя и в самом деле это так раздражает? Ситуация эта с женитьбой? Ведь сам же сказал, ничего особенного в этом нет, ничего не изменилось. Мы-то не поменялись, верно? Так чего кипятиться? Подождём немного, они вернутся, и всё устаканится. Или тебе настолько противно быть моим мужем? Речь эта была настолько не в духе Сунако, что Кёхей даже приоткрыл рот от удивления. Кому и полагалось заламывать руки, так это ей. В первый день она именно этим и занималась, но потом как-то успокоилась, особенно после тех двух одиноких ночей в неизвестности. Говорила девушка это, не смотря на Кёхея, отвернувшись в другую сторону. — Да нет, в общем-то, — наконец выдавил он. — И вообще, дорогая жёнушка, в том, чтобы быть твоим мужем, есть свои плюсы. Но я это только сейчас понял. Знал бы раньше, женился бы ещё в школе. А что? Ты только представь. Обычный день, иду я весь такой по улице по делам, а девушки восхищённо вздыхают, и в штабеля укладываются. Потом в себя приходят, естественно, и ну меня преследовать. Ну, натурально, зомби. Только вместо «мозги» повторяют моё имя. Раньше-то я бы струхнул, побежал бы в особняк прятаться, а теперь тебя бы взял. Они мне: «Кёхей-кун!», а я им: «Спокойно, я уже женат!». И тебя им под нос. Другую-то сразу бы на лоскутки порвали. Но не тебя. Нет, с тобой такой номер не пройдёт. Тебя они тронуть не решатся. Они отшатываются, в слезах убегают, а я иду с тобой гоголем. Красота! Можно даже по улице пройтись спокойно… Сунако до того живо представила себе эту картину, что тихонько прыснула. — Теперь ты и один спокойно ходишь, — возразила она. — Ну не скажи. Вспомни, что было, когда я в последний раз в кино ходил. Думал, на этот раз точно штурмом особняк возьмут. Но теперь я учёный, теперь я в кино только с тобой. Да, жёнушка? — Не называй меня так! — Ну вот когда начнёшь ко мне нормально обращаться, тогда и перестану. Баш на баш. Равноценный обмен. Знает она этот равноценный обмен. Как-то раз уже попалась на это. Сунако и даром не нужна была та пуговица, сам всучил, а потом ещё и целоваться полез, самоуверенный мальчишка. Пуговица теперь лежит в верхнем ящике письменного стола, в отдельной коробочке. А вспоминать тот вечер Сунако не любит. — Ни. За. Что! — раздельно, чётко печатая слова, произнесла она. — И щитом я твоим тоже не буду. Вот ещё. Перетопчешься, Сияющее создание. И она, вскочив, побежала на кухню. Нет уж, хватит воспоминаний и размышлений. Ей тех двух дней хватило. *** «Ты мне нравишься!» — сказала и потупилась, опустила голову и принялась ковырять носком ботинка землю — совсем не женственный жест. Кёхей смотрел на неё удивлённо, а редкие студенты, проходившие по коридору, удивлённо на них смотрели, но тут же отводили взгляд и вздыхали: опять. Кёхею всё время кто-нибудь признавался в любви: в аудиториях, прямо во время семинаров, во время занятий по боевой подготовке (одна даже пыталась сделать это с пистолетом наперевес, чтобы уж точно не отказал), на крыльце и в столовой. Словом, везде, где появлялся Кёхей, к нему бежали, чтобы открыть своё сердце. К последнему курсу количество жаждущих признаться поубавилось, но не иссякло. И ведь знали, что он откажет, слышали слух, который кто-то пустил про его несчастную безответную любовь, но всё равно не успокаивались. Ладно хоть в академии девушки были адекватнее, чем в школе, и отказ воспринимали нормально. Но Ай была единственной девушкой, от которой он не ожидал подобного. Они были хорошими приятелями, и если бы когда-нибудь у Кёхея спросили, какова в его понимании идеальная девушка, Ай подошла бы по всем параметрам. Услышав её неуклюжее признание, он должен был обрадоваться и воспользоваться шансом. Любой на его месте поступил бы так. Она прятала глаза, ждала ответ и боялась услышать. А Кёхей молча смотрел на неё и пытался подобрать слова. «Слушай, это здорово, я рад это слышать, но… Прости» Он мог устроить с ней в столовой соревнования по поеданию салатов, мог затеять спарринг, мог просто сидеть в библиотеке и готовиться с ней к экзаменам, мог даже пойти в кино с остальными одногруппниками, но не мог даже представить, что будет с ней встречаться. Наверное, для него Ай была слишком идеальна. К его удивлению, услышав его ответ, Ай подняла на него глаза и улыбнулась, как будто только что справилась с очень сложной задачей. «Всё в порядке, я знала, что ты так скажешь. — Она улыбнулась и протянула ему руку: — Ну что, как обычно, дружба?» «Ага», — он пожал её ладонь и тоже улыбнулся. Теперь можно вздохнуть с облегчением. «Знаешь, я просто должна была это сказать. Мы скоро выпустимся, и я вернусь в Осаку, так что не думаю, что когда-нибудь мы встретимся снова. Разве что на встрече выпускников. Ты отличный парень, правда, и жаль, что многие этого не замечают». Ай часто говорила ему об этом. Когда он ворчал, что его достали девицы, которые вешаются ему на шею только из-за смазливого личика, она хлопала его по плечу, и говорила, что они просто глупые и что он хорош и без милого личика. И иногда Кёхею казалось, что Ай — единственная девушка, кто видит и принимает его настоящего. Была ещё Сунако, но она считала его Сияющим созданием и отказывалась принимать. «Только ответь на один вопрос», — закончила Ай. «Какой?» «Те слухи, ну, про девушку, правда?» «Слухи? — он хихикнул. — Нашла чему верить. Да чтоб ты знала, про меня столько всяких слухов ходит, что впору их собирать и издавать как книгу. Враки это всё». «Говорят, что ты уже давно влюблён, поэтому всем и отказываешь», — она пропустила его возражения мимо ушей. Кёхей скривился, но постарался, чтобы его голос звучал безразлично. «Ну да. И она прекрасна, но недоступна, так что мне никогда её не заполучить. И я мучаюсь от безответной любви, но не могу вырвать её из сердца. Единственный выход — умереть. Это очень, очень трагическая безответная любовь». — Для полноты картины Кёхей отставил в сторону ногу, прижал руки груди и поднял глаза к потолку. Ай не выдержала и прыснула: «Ты ужасен! А я, между прочим, серьёзно. Ты всем отказываешь и все эти годы один. Это странно». «Ты же знаешь…» — начал Кёхей. «Но мне ты тоже отказал!» «Потому что ты друг. А друзьями просто так не разбрасываются». Какое-то время Ай смотрела на него, о чём-то думала, а потом сдалась: «Ладно. Знаю же, что ты упрям как мул, если решил молчать, из тебя слова не вытянешь. Пусть. Когда-нибудь сам расскажешь. И, между прочим, через пять лет, когда мы соберёмся на вечер встречи, я с радостью посмотрю на неё». «Да я же сказал…» — начал Кёхей, но девушка с силой ударила его по спине. «Верю, верю. Перерыв закончился, так что пошли в аудиторию. Но барышню свою через пять лет приводи». Кёхей снова хотел ей возразить, но она уже сбежала, смеясь, скрылась за дверью, и ему осталось только последовать за ней. Потом, вернувшись домой, он как обычно заявился в комнату Сунако. Долго и внимательно на неё смотрел, потом хмыкнул: «Нет уж, тебя я точно никуда не поведу!» Она оторвала взгляд от телевизора и удивлённо на него посмотрела. «Сияющее создание, ты перегрелся? Что ты несёшь?» «Да так, мысли вслух». К её щеке прилипли крошки от чипсов, а кожа вокруг рта жирно блестела. Волосы как обычно растрёпаны, на футболке — большое пятно от только что пролитой колы — Накахара как она есть, совершенно не женственная и нисколько не думающая о внешности. «Тогда будь добр, рассуждай у себя в комнате. Ты мне мешаешь». «Ой, да ладно тебе, ты этот фильм триста раз видела, посмотришь в триста первый, от тебя не убудет. И вот не надо на меня так смотреть, на меня твои взгляды уже давно не действуют». Сунако в ответ что-то проворчала, отвернулась и сунула руку в пакет с чипсами. Всем своим видом она демонстрировала, что Кёхей ей мешает. Он же, когда она так делала, оставался назло ей, даже если до этого собирался уходить. Иногда Кёхею становилось интересно: неужели Сунако не понимает, что своими словами и поведением всего его провоцирует, но он не утруждал себя размышлениями над этим вопросом. Вот и сейчас, демонстративно не замечая её недовольство, он уселся поближе к ней, с наслаждением вытянул ноги и, сунув руки под голову, лёг на пол. Сунако хрустела чипсами, из телевизора доносились предсмертные вопли, а Кёхей задумчиво смотрел в потолок. Уже лет семь как он проводит свои вечера в её комнате. И все семь лет она пытается его выставить вон, ворчит и обзывает его «Сияющим созданием». И ведь ей это не надоедает. Как не надоедает ему её дразнить. Интересно, если всё это вдруг закончится, что она почувствует? А он? «Эй, Накахара, скажи, а если я уеду…» — начал он. Кёхей давно над этим задумывался. Как устроится на работу, так сразу съедет, поселится где-нибудь в небольшой квартирке, куда будет возвращаться в лучшем случае на пару часов в день, а всё остальное время проводить на работе. Что ему делать в доме, где его никто не ждёт? Здесь, в особняке, его ждёт Сунако, пусть и делает это очень по-своему, и отсюда не хочется уезжать. Но Кёхей чувствовал, что вечно так быть не может. Когда-нибудь придётся уйти. Она дёрнула плечиком, нервно дёрнула, как будто ей не понравилось услышанное. А потом решительно его перебила: «Уедешь? Ты? Да я возведу этот день в ранг праздника, такого же важного, как Хэллоуин, и буду отмечать его целый год. Жизнь без Сияющего создания — да это мечта всей моей жизни!» Нет, ну она специально это делает. Всегда, всегда намеренно выводит его из себя. Кёхей даже скрипнул зубами и заявил: «Слышь, Накахара, не обольщайся! Это я так, для примера сказал. Никуда я от тебя не денусь. Мы с тобой обречены жить здесь вдвоём вечно. Даже когда помрём. Поняла?» Он сказал это сгоряча, не подумав. Сунако снова повела плечиком, мол, мне всё равно, делай, что хочешь, мерзкое Сияющее создание. И Кёхей понял, что никуда не уедет. Даже если особняк рухнет, он поедет туда, куда переедет Накахара. Ни за что не оставит её в покое, не даст ей такой роскоши. Чтобы не зазнавалась. С тех пор прошло пять лет, но Кёхей по-прежнему жил в особняке. Он твердил, что всё это было только для того, чтобы насолить Накахаре, но в последнее время верил этому всё меньше. В последнее время вспоминалось много странного из прошлого. Кёхей не знал, что на него нашло. Каждое воспоминание было кусочком головоломки, который вставал на место, и постепенно — кусочек за кусочком — начинала формироваться цельная картина. Но смотреть на неё было страшно. Пока — страшно. И Кёхей изо всех сил отвлекал себя, чтобы не думать. Тут здорово спасала работа. Полицейским быть хорошо — почти никакого свободного времени и бесполезных мыслей. *** — Эй, Накахара! — Что тебе нужно, Сияющее создание? — Вот видишь — звоню. Так что не истерии мне там, когда я вернусь. И бенто, бенто сделай. Я, может, к тебе на работу зайду. Она шумно вздохнула, но не понятно было, от радости или от разочарования. Хотя ей-то что страдать — будет целых два дня одна, отдохнёт. — Когда ты вернёшься? — Понятия не имею! Не переживай, как освобожусь, сразу поспешу к любимой жёнушке. Слышь, Накахара, мне бежать надо. Я тебе потом позвоню. Может, вечером. Не теряй. Надо было ещё добавить «целую», чтобы наверняка добить, но Кёхей не решился. Только с минуту смотрел на трубку. Он сам нажал на «отбой», но будто ждал, что сейчас из динамика донесётся голос Сунако. Что-нибудь вроде «Жду тебя дома» или «Возвращайся скорее». Глупости, конечно. Такого она ему точно не скажет. Скорее уж «Чтоб ты провалился» или «Не возвращайся подольше». — Девушка, да? — поинтересовался его напарник, Ямада-сан. Ему было за пятьдесят, и Кёхея он воспринимал как ребёнка. — Ну да… почти. Не девушка — жена. Девушкой его Сунако никогда не была, но женой заделалась внезапно и без лишних церемоний. — Волнуется, да? Это хорошо. Звони ей почаще. Девушки — они такие, особенно когда недавно влюблены. Ты на задании, а она решит, что изменяешь, и тогда всё, пиши пропало, скандала не избежать. — Моя не такая. — Все они одинаковые — отмахнулся мужчина. Кёхей пожал плечами. Сунако никогда не была похожа на остальных девушек, но пытаться убедить в этом напарника было бесполезно. Лучше перевести тему. За последние несколько недель в его жизни ничего не изменилось. Но в то же время изменилось всё. *** — Я дома! — заявил Кёхей. Ответом ему была тишина. — Эй, Накахара, что за фигня? Тебе как примерной жёнушке полагается встретить меня объятиями и словами: «С возвращением». В прошлый раз часть с объятиями у тебя, кстати, неплохо получилась. Где ты там сейчас запропастилась? Эй, Накахара! И снова тишина. Кёхей быстро стянул ботинки, бросил на пол куртку и ломанулся в прихожую. Было около восьми вечера, Сунако в это время уже всегда дома. Где она пропадает сейчас? На кухне её не было, там ужином даже не пахло, её комната оказалась тоже пустая… Уборку затеяла? Кёхей обежал все комнаты, запыхался и вспотел и без сил рухнул на пол рядом с диваном в гостиной — до самого дивана дойти не хватило сил. Сунако нигде не было. — Эй, Накахара! — снова позвал он, словно его кто-то мог услышать. Голос разнёсся по особняку, гулко отразился от стен, как бывает только в пустом доме, а потом вернулся к Кёхею. Никто не отозвался. — Где тебя носит? — пробормотал он. Прийти в дом, в котором не было Сунако, было странно и непривычно. Откуда бы Кёхей ни возвращался, она почти всегда ждала его, оставалось только усесться за стол и наслаждаться ужином. Она могла уйти за покупками, но делала это всегда раньше, могла задержаться у Ной, но та ещё не вернулась, могла… Что ещё могло задержать Сунако, Кёхей придумать не смог. В последнее время та вела слишком спокойную и размеренную жизнь, и всегда было ясно, где искать Сунако в тот или иной момент. Так что оставалось только одно — с ней что-то случилось! Кёхей слишком хорошо помнил недавнее происшествие с маньяком. Тогда всё обошлось, потому что преступник оказался недотёпой и трусом, но с Сунако станется и какого-нибудь серьёзного отморозка подцепить. Тот не испугается её улыбочки и что-нибудь с ней сделает. Внезапно от всех этих мыслей у него открылось второе дыхание. Если до этого Кёхей не мог даже пошевелиться, то теперь он шарил по карманам в поисках телефона и мысленно ругал себя за то, что не позвонил ей. Думал, сейчас освободится, вернётся и сделает ей сюрприз. Как бы не так! Ему никогда не переплюнуть Накахару по части сюрпризов. В этом ей равных нет. — Эй, Накаха… — Аппарат абонента… — Да чтоб тебя! — выругался Кёхей и уже занёс руку для того, чтобы бросить мобильный в стену, но передумал. Всё равно это ничему не поможет, а новый телефон он ещё нескоро себе сможет позволить. Да и на связи быть опять же надо, мало ли. Об этом самом «мало ли» думать не хотелось, и Кёхей вскочил на ноги и начал нервно расхаживать по прихожей, обдумывая план действий. Он спасёт её, во что бы то ни стало спасёт. Сначала — решить, куда она могла пойти, а потом поднять всех на ноги, и… — Сияющее создание? Чем ты занимаешься? Она стояла на пороге, прижимая к груди пакет с продуктами, и удивлённо на него смотрела. Кёхей застыл с занесённой для следующего шага ногой, приоткрыл рот и какое-то время молча таращился на девушку. Потом он всё же пришёл в себя, встал на обе ноги, но говорить не спешил, а только размахивал руками, стараясь передать всю гамму охвативших его чувств. Сунако чуть приподняла бровь. Удивительно, но всё это время, если не считать самый первый день, она не устраивала привычные представления с высокопарными речами, заламыванием рук и кровью из носа. Что это с ней стряслось? Об этом Кёхей подумал вскользь, потому что ожидал что сейчас, увидев его, она устроит одно из своих представлений. Но время шло, и единственным, кто действительно устраивал представление, был сам Кёхей. Поняв это, он перестал размахивать руками, потёр заросший щетиной подбородок, чтобы хоть чем-то занять руки, и выдал глубокомысленное: — Какого хрена, Накахара? Где тебя носит вообще? Примерной жёнушке полагается сидеть дома, готовить ужин и дожидаться мужа. А ты? Что ты делаешь? Как это вообще называется? — Тебя не было два дня. А я ходила по делам. — Делам? — протянул он. — И что это у нас за дела такие, интересно? По магазинам могла бы и раньше сходить. — А тебе-то что? Не всё ли равно, где я и чем занимаюсь? — огрызнулась она. Сунако начинала злиться, сузила глаза и чуть подалась корпусом вперёд, как будто готовилась напасть. — Как это что? Я волнуюсь! — Это прозвучало комично, как будто он говорил не всерьёз. Кёхей нахмурился и поправился: — Я серьёзно, Накахара. Думал, всё, опять что-то случилось. Не знал, где тебя искать. Да ещё телефон этот… Почему он выключен? — Батарея, наверное, села… — пожала плечами она, потом поймала его взгляд и добавила: — Я не подумала, прости. Сунако тут же отвернулась, чтобы скрыть смущение. И Кёхей был очень рад, что она не видит, как он покраснел. Накахара — и извинилась. Это что-то новенькое. Завтра снег выпадет, не иначе. — Ужин будет готов примерно через час. Подождёшь? — спросила девушка. — Так долго? Но так и быть, посижу в уголочке, погрызу сухариков, пока моя жестокая жёнушка копается на кухне. — Не язви. — Я зол и имею право! — Но я же извинилась! — И что? Это ничего не меняет! Как можно выбирать продукты так долго? Ты что, ездила за ними на другой конец города? Она должна была огрызнуться, ответить на его выпад, но Сунако не спешила. Она довольно долго стояла, прижимая к груди пакет, так что наверняка его содержимое превратилось в кашу, а потом всё же сказала: — Потом расскажу. Умойся лучше. Сейчас ты совсем не сияешь… — Что, серьёзно? — неизвестно чему обрадовался Кёхей. — Так ты поэтому такая спокойная? Сунако помедлила и не успела отшатнуться, когда он подскочил к ней, обхватил за талию и притянул к себе. Она ударилась затылком о его грудь и поморщилась. — А так, Накахара? — Ты воняешь, — сообщила она. — Естественно. Я же насквозь пропотел, пока этот грёбаный особняк оббежал. Думал, сдохну. Как у тебя хватает сил его мыть? Он же огромный! Руки Сунако были заняты пакетом, и ей пришлось извиваться всем телом, пытаясь освободиться. Пару раз она стукнула его затылком в грудь, но Кёхей только поморщился. Её попытки ударить его ногой он пресекал загодя — стреляный, больше не попадётся. Всё было почти как раньше, когда над Сунако можно было вдоволь потешаться, наслаждаясь её реакцией. Сегодня, правда, было скучнее, чем обычно, потому что она почти не ругалась, только пыхтела, пытаясь вырваться. Кёхей положил ладони ей на плечи, и девушка замерла. Он усмехнулся, положил подбородок ей на плечо, оцарапав щетиной её шею. — Эй, Накахара, а если я буду чистый, то буду так сиять, что ты помрёшь, когда я сделаю то же самое? — Хочешь проверить? Вперёд! Пусти уже. Я тоже голодна. Он неохотно отошёл назад. Сунако вздохнула с облегчением и, не оборачиваясь, почти бегом поспешила на кухню. Почти сразу оттуда донёсся грохот, который давал понять: на вотчину Сунако сейчас лучше не соваться — зашибёт. Кёхей постоял какое-то время, прислушиваясь к шуму, а потом развернулся и пошёл на второй этаж. Помыться было бы и впрямь неплохо. Может, почаще возвращаться с работы через несколько суток грязным и уставшим? Глядишь, Накахара бы перестала называть сего Сияющим созданием. Он запутался. С одной стороны, Кёхею нравилось дразнить Сунако, с другой — огорчало, что она не может воспринимать его иначе, чем какое-то недосягаемое полубожество. Понятно, что с её стороны всё это было спектаклем, очень затянувшимся и порядком надоевшим, но прекращать его Накахара не собиралась. Он запутался. Но где-то там, на подсознательном уровне уже давно знал ответ. Только не хотел его слышать. После душа Кёхей побрился, а потом долго смотрел в зеркало. Ну, симпатичный, да. Не такой смазливый, как в школьный годы, но по-прежнему привлекающий взгляды. И по-прежнему в понимании Накахары «сияющий». Хотя могла бы уже давно привыкнуть. Когда он вышел из ванной, Сунако как раз заканчивала накрывать стол. Она бросила быстрый взгляд в его сторону, и Кёхей в предвкушении замер — специально спустился в одних штанах и с полотенцем на плечах, чтобы спровоцировать её, — но девушка сделала вид, что ничего не заметила. — Ух, хорошо-то как! — нарочно громко выдал он и, шумно отодвинув стул, тяжело на него сел. Никакой реакции. — Эй, Накахара! — Сейчас вернусь… — рассеянно пообещала она и сбежала на кухню. Кёхей готов был поклясться, что там она привалилась к стене, зажала нос и сползла по стеночке вниз. Но оказалось, что он ошибся, потому что вернулась Сунако удивительно быстро, с палочками для еды, и выглядела она при этом вполне невозмутимо. На мгновение молодой человек почувствовал себя обманутым. Что вообще происходит? — Думаю, лучше сначала поесть… — решила девушка, села напротив него, чего раньше тоже почти никогда не случалось, и первой принялась за еду. Кёхей, пожав плечами, последовал её примеру. Какое-то время оба молчали. Сунако, словно хотела загладить вину, даже рис отварила вкуснее, чем обычно, а может, это всё потому что Кёхей за двое суток соскучился по нормальной еде. Через четверть часа на столе осталась только посуда, а Кёхей, откинувшись на спинку стула, сыто улыбнулся и погладил себя по животу. — Хорошо… Знаешь, Накахара, твою стряпню я ни на что не променяю… Сунако, напротив, ела неохотно, как будто у неё не было аппетита, подолгу задумчиво ковыряла рис палочками. Видно было, что она собирается с мыслями для чего-то. И теперь, когда Кёхей наелся, девушка сухо сообщила: — Ной вернулась. Я была у неё сегодня и всё забрала. Сказала, вздохнула, и положила палочки рядом с чашкой с недоеденным рисом, тоже откинулась на спинку кресла, скрестила руки на груди и посмотрела на Кёхея. Он икнул от удивления. — Не понял. Что ты сделала? Ты ходила к этой мерзавке и забрала наши печати? — И свидетельство о браке, — кивнула Сунако. — Что будем делать дальше? Полагаю, ты хочешь вернуть всё назад? Ну вот и настал тот момент, когда надо принять решение. Кёхей вдруг ощутил приступ тошноты и пожалел, что пожадничал с едой. Ещё пару недель назад он не раздумывая ответил бы утвердительно. Потому что это было делом принципа — Кёхей был достаточно взрослым, чтобы самому решить, на ком жениться. И нельзя сказать, что за это время что-то изменилось. Просто он слишком много вспомнил, многое передумал, так что теперь ответ был другой. Но сообщать его вот так сразу было боязно, и молодой человек ответил: — А ты, Накахара? — Я первая спросила! — насупилась она. — Ну, а я давно ответил! Помнишь — про то, как ты незаменима при выходе в люди? Он понимал, что сморозил глупость, что сейчас она обидится и всё перерастёт в очередной скандал, и замер, ожидая катастрофу. Но Сунако была на удивление спокойна. Она долго сверлила взглядом стол, прежде чем подать голос. — Я долго думала над этим. Ведь ты был прав, ничего, в сущности, не изменилось. Так может, пусть всё идёт как идёт. В конце концов, я ведь уже привыкла к тебе, и с трудом представляю, как буду жить без тебя. Если это не признание, то он за эти годы так и не научился понимать Накахару. От её слов Кёхей ощутил такой прилив сил, что не сдержался и возразил: — Э, нет, Накахара, это пока не изменилось. Потому что с того момента, как мы признаем наши отношения, я буду надоедать тебе больше, много больше. Буду почти всегда рядом, как бы ты ни вопила, умоляя оставить тебя в покое. Я даже буду тебя касаться, тоже больше, гораздо больше, чем раньше. Уверена, что сможешь это вынести? Поцелуи с Сияющим созданием? Это тоже было почти что признание. Ведь будь она ему в самом деле безразлична, он никогда не предложил бы нечто подобное. — Знаешь, Сияющее создание, если это признание в любви, то оно самое глупое из всех, что я могла себе представить, — Сунако, кажется, впервые посмотрела на него, уверенно и слегка насмешливо. — Уж какое есть, — буркнул он, обидевшись. — А ты, Накахара? Что чувствуешь ты? — А что я? — отозвалась девушка. — Я долго думала, а потом решила, что я женщина и что я должна быть умнее. Ты Сияющее создание, и ты был влюблён в меня, я это знала, но мне было удобнее не замечать, потому что… Она не договорила, потому что возмущённый Кёхей даже привстал со своего места и перебил её: — Минуточку! Это что же получается, ты всё знала и про себя и про меня, но молчала? — Про себя я не знала… — попыталась поправить его Сунако, но Кёхей лишь отмахнулся. — А я-то даже самому себе лгал, не замечал очевидного, хотя даже в академии все давно догадались. А о том, чтобы тебе признаться, и речи не было. Это же всё, финиш, после этого можно будет только съехать и никогда не возвращаться. — Говорю же, я поняла это… — снова попыталась возразить девушка, но Кёхей решительно посоветовал: — Беги, Накахара. Лучше беги. Потому что, когда я тебя догоню, начну убивать… Кёхей пообещал это тихим голосом, но Сунако поняла: не шутит. Она встала со своего места, сделала шаг назад, ещё один, а потом развернулась и кинулась наутёк. Кёхей с индейским кличем последовал следом. Ему хотелось плакать и смеяться одновременно. Он знал, что это только начало, что дальше будет ещё сложнее, но первый важный шаг сделан: они наконец-то признались. И теперь на душе было легко-легко, как будто с неё свалился огромный камень. Пожалуй, при встрече с Ной, он всё же повременит откручивать ей голову. И, может, даже скажет ей спасибо, но очень тихо, чтобы она не услышала. — Эй, Накахара! Беги быстрее, потому что, когда я тебя поймаю, мало тебе не покажется! — Сначала догони, Сияющее создание! *** — Мне кажется, или с нашего отъезда ничего не изменилось? — недовольно протянула Ной, наблюдая за носящимися по особняку Сунако и Кёхеем. Госпоже Оде слишком не терпелось посмотреть, как живётся голубкам в их медовый месяц. Сказать, что увиденное её разочаровало, значит ничего не сказать. — Ошибаешься. Сегодня Кёхей бегает за Сунако, а это большая разница, — возразил ей Такенага и улыбнулся.