The Fray — How To Save A Life
Что можно сказать обо всём том, что произошло? Это слишком внезапно. Никто не был готов. Врачи разбрасывались медицинскими терминами в попытках объяснить, что произошло и что же будет дальше, постоянно что-то твердили про стабилизацию состояния и какие-то там прогнозы. В это же время все жизненные показатели падают. День за днём. На каждый вопрос вроде «как ты?» или «как себя чувствуешь?» Бокуто фыркал и отворачивался. Чаще всего он сидел на койке, подтянув к себе колени и положив на них руки, бесцельно пялясь в окно. Там не было ничего примечательного, только хмурое сентябрьское небо, какие-то высотки вдалеке, скрываемые туманом, и парк рядом с больницей. Такая погода отбрасывала назад в ноябрь прошлого года, когда и началась вся эта затея с сотней. Которая медленно, но верно подходила к концу. И как раз когда Акааши собрался провести весь день у Бокуто, не давая тому окончательно впасть в состояние апатии, начались ливни. Всё точно так же, как и тогда. Промозглая осенняя погода, бесконечные дожди и кто-то, кто тебя очень ждёт. Это до ужаса похоже на какой-то глупый розыгрыш. Звук капель, разбивающихся о купол зонта, невероятно успокаивает. Несомненно, смотреть на дождь из тёплой комнаты с кружкой горячего чая в руке намного приятнее, но и так тоже неплохо. На улицах почти никого нет, только редкие прохожие, бегущие изо всех своих сил, чтобы скрыться от дождя. Идти не так уж и долго, поэтому смысла бежать как они нет, да и спешить куда-либо тоже. Бокуто ждёт его ещё с самого вечера, когда Кейджи только-только сказал, что собирается прийти. Как он говорит, там ужасно скучно. Вполне очевидно. Родители с сестрой приходят только по вечерам, когда закончится рабочий день, и даже не вместе, а сменяя друг друга. А всё остальное время до вечера только врачи, смена капельницы и гадкая больничная еда. От кого: придурок-сан Акааши прошу тебя От кого: придурок-сан В следующий раз захвати чего-нибудь поесть От кого: придурок-сан Иначе я умру от голода !!!!! Кому: придурок-сан Подождите ещё немного, я скоро приду Акааши не представлял, каково должно было быть сейчас Бокуто. Он всегда пытался поставить себя на его место, но получалось плохо. Он ловил себя на том, что не в силах понять, как можно жить с осознанием чересчур близкого конца. Возможно, так никогда и не поймет. В больничных коридорах пусто, как и всегда. Они белые и тихие, настолько, что каждый шаг отдаётся громким эхо и заставляет чувствовать себя неуютно. Дверь в нужную палату немного приоткрыта, будто кто-то поспешно уходил отсюда, забыв прикрыть дверь. В любом случае, это совершенно не то, что должно интересовать Акааши сейчас. Котаро сидел как и обычно, уткнувшись носом в колени, и, вероятно, о чём-то думал. Сложно представить, о чём он думает, так же, как и сложно уловить ход его мыслей. Правила запрещают пользоваться лаком для волос, поэтому его волосы наполовину растрёпаны, наполовину заколоты детскими заколками, которые наверняка были позаимствованы у сестры. Пока не видно лица сложно представить, в каком он сейчас настроении. — Привет, — тихо говорит Акааши, присаживаясь рядом. С прошлого раза ничего не изменилось, только стало немного темнее из-за нависших туч. Бокуто приподнял голову и слегка улыбнулся. Хотя, кажется, чувствует он себя совершенно не так, чтобы улыбаться. — Привет, — он выпрямляется и ерошит волосы, после цепляя вылезшую чёлку ещё парой заколок. — Спасибо, что пришёл. Кейджи не может привыкнуть к этим трубкам, которые тянутся, заправляясь за уши, от какого-то аппарата к самому носу, чертя странные тени на щеках. Это уже… чересчур, наверное. Вокруг и так слишком много экранов со всякими показателями, везде переключатели и кнопки, предназначение которых известно только врачам. Это всё создаёт жутковатую атмосферу, дополняя противным писком счёта пульса. После нескольких часов в тишине вот так можно и с катушек слететь. — Я не мог не прийти. Разговор не клеится, и, что самое странное, Бокуто даже не начинает много говорить. Не начинает говорить вообще. Да, он не в лучшем настроении и совершенно не в лучшей своей форме сейчас, но обычно он начинал с того, чем местные врачи и медсёстры ему не угодили, как ему здесь скучно и как он хочет побыстрее выписаться, чтобы снова продолжить выполнение списка дел, но… но он молчит. Акааши никогда его таким не видел. Даже в прошлый раз, что он лежал в больнице. Даже в самые его плохие времена он оставался чересчур разговорчивым, периодически метаясь от драмы к восторженным крикам и обратно. На самом деле, это страшно. Выйдет ли что-то, если попытаться его разговорить? Или попробовать рассказать о том что произошло в академии за то время что они не виделись? Хочет ли он говорить вообще? Ахх, нет, слишком сложно что-то предугадывать. Акааши всегда мог угадать каждый оттенок его эмоции, всегда различал, когда он драматизирует, а когда — нет. Но точно не сейчас. У Бокуто нечитаемый взгляд, значение которого неизвестно, чересчур широкие зрачки и синие круги под глазами. Из-за темноты зрачки расширены или из-за обезболивающего, неважно. Кейджи тонет в этой черноте, неспособный выбраться или узнать, почему этот взгляд такой. Он пересиливает себя и, отрывая свои глаза от чужих, лезет в рюкзак за тем, что, вроде как, должно немного помочь в этой ситуации. — Я купил тебе твоё любимое печенье, как ты и просил в прошлый раз, — Бокуто взглядом проследил за тем, как Акааши положил упаковку печенья на тумбочку, и только тогда выпрямился и сел, спуская ноги с кровати. — И газировку тоже? — Да, и её тоже. Бокуто ужасно бесился из-за того, что в больнице всегда запрещали его любимую еду. В прошлый раз его поймали на покупке кофе в автомате с охапкой всяких сладостей в руках, которые он как-то изловчился купить прямо под носом у охраны, и за это его отчитали, и забрали всю еду. «До выписки», — сказали ему, и больше он не пытался даже выйти в коридор. Поэтому он старался всегда попросить что-нибудь у Акааши, а тот был не в силах отказать. — Мне будет стыдно просить у тебя что-то ещё раз. Чувствую себя так, будто я у тебя в слишком огромном долгу, — говорит он, и Кейджи считает это прогрессом. — Перестань, оно того не стоит, — Акааши не сдерживается и легко гладит по щеке пальцами. Чёрт, он слишком долго не делал подобного, и ощущение кожи под подушечками пальцев кажется немного необычным. Бокуто как будто не слушает и выглядит слишком уставшим. Он немного наклоняет голову к руке Акааши, но не более, и опять расфокусированно смотрит куда-то в пол. — После того, как тебя выпишут, я отведу тебя куда-нибудь, и ты скупишь все сладости, какие захочешь, хорошо? — лишь бы это звучало немного поуверенней. — Нет. Ответ выбивает из колеи. Это слишком непохоже на Бокуто и его обычное поведение. Что с ним могло случиться за это время? — Ч-что? — Мы вряд ли ещё куда-либо пойдём вместе. Он звучит необычно твёрдо и серьёзно, словно точно знает, о чём говорит. В сочетании с усталым видом это… нет, это не Котаро. — Мне сказали, что ещё один такой приступ я не переживу. Просто не выдержу и всё. — Постой, ты, должно быть, просто ещё не… — Нет, это точно. Я уже не выпишусь. «Зачем он так», — думает Акааши, стараясь не сорваться и не закричать. Он был не уверен в будущем и раньше, а теперь его и вовсе нет. Для них двоих — нет. Так не должно быть. В любом случае, время же ещё есть, ведь так? Состояние стабильно, а значит, можно надеяться на небольшой шанс того, что всё ещё получится. В любом случае, всё это нужно узнавать у врачей. Бокуто подавлен, и ничего толкового точно сейчас не скажет. Акааши будет цепляться за любую возможность, пока те будут маячить на периферии. Пока они вообще будут. — Мне больно. И с каждым днём всё больнее. Вот здесь, — он прижимает ладонь к груди, и маска серьёзности и твёрдости на его лице трескается. — Половина врачей считают меня безнадёжным. Они говорят, что мне остаётся только дождаться, когда боль усилится настолько, что всё просто… прекратится. Что я вдруг перестану дышать и всё. У меня нет никакой надежды, понимаешь? Его голос к концу срывается и становится тихим и едва различимым. Он будто долго сдерживал все свои эмоции, и вдруг дал им выплеснуться. Они огромным шквалом захватили его полностью. И от этого зрелища неприятно тянет где-то в груди. — Я не хочу. Не хочу, — Акааши замечает, как по его щеке катится слеза. Бокуто спешит спрятать лицо в ладони. — Я принял неправильное решение. Почему мне нужно было выбрать именно это? Котаро близок к истерике, и Кейджи это чувствует. Он не знает, что делать, он совсем бессилен, потому что сам находится в похожем состоянии. Он и сам хотел бы вернуться на те несколько лет назад и уговорить поменять это решение. Принять чёртово лечение, которое так необходимо. И ничего этого не было бы. Они смогли бы закончить список дел. Смогли бы ещё много чего. У них было бы всё время мира. Акааши знал, что и второй вариант дал бы не более пяти лет, но сейчас это кажется невероятно большим отрезком времени по сравнению с теми ничтожными днями, что остались. — И теперь я правда не знаю, исполнится ли мне восемнадцать. Эта фраза преследует, как страшный сон. Слишком много связано с этой датой, слишком много надежд на неё возлагается, чтобы всё закончилось так, как это может закончиться. И это ужасно, знать, что шансы отметить восемнадцатилетие равны лишь половине. Они оба не могут сдержать слёз, а Бокуто и вовсе не собирается прекращать корить себя за неправильное решение. Вроде как он сам обрёк себя на скорейший конец, но ведь никто не мог знать, как всё может обернуться. — Подожди, успокойся, — Акааши обнимает его, прижимая к себе как можно ближе, и ощущая лёгкую дрожь чужого тела. — Всё это время я проведу рядом с тобой, хорошо? Я буду приходить каждый день, обещаю. Он не понимает, что говорит, и говорит это только лишь чтобы успокоить и себя, и Котаро. Пропуски учебных дней повлекут за собой серьёзные последствия, и это всем прекрасно известно. Пребывание здесь это две недели пропусков? Три? Всё это не кончится ничем хорошим. Но ведь нужно что-то делать, так? — Ты ведь пропустишь уроки. И тренировки. — Это всё неважно. — Я не позволю тебе ничего пропускать. — Если ты так хочешь. В ответ следует долгая тишина, прерываемая надоедливым заметно участившимся автоматическим писком. — Останься со мной на ночь сегодня. Пожалуйста? И это тоже запрещено правилами больницы, за нарушение которых неприятно будет им обоим. Будет очень неловко оправдываться, почему же он в такое раннее время покидает больницу. И почему его не видели на входе тоже. Это действительно повлечёт за собой проблемы, но… — Хорошо.***
Ближе к вечеру Бокуто успокоился и пришёл в нормальное состояние, правда всё ещё немного отрешённое. Во всё происходящее сложно поверить, так что эта отрешённость от мира вполне объяснима. Он даже стал иногда улыбаться и пересказывать разные невероятные истории, что он услышал от сестры. Та только-только пошла в младшую школу и весь этот мир нов для неё. Котаро тепло улыбался, рассказывая про разные похождения сестры и её новых друзей, иногда срываясь на повествования их собственных приключений, как они вместе получали от родителей, притаскивая домой собак и кошек, изредка даже чужих, как они лазили по деревьям и пытались сделать дом на дереве прошлым летом. Иногда и Акааши рассказывал что-то из своего детства, как они с родителями переезжали в эту часть города и ему пришлось оставить в другом районе большую часть друзей, как он сдирал коленки и получал ссадины в попытках научиться ездить на велосипеде, как он случайно, будучи старостой в средней школе, подставил весь класс, и с тех пор поклялся больше никогда не отвечать за двадцать таких же малолетних идиотов, как и он сам. Это так естественно. Тепло рядом и разные истории, некоторые из которых даже повторяются, но слушать их всё так же интересно. За окном уже светили уличные фонари, а в коридорах прекратились даже редкие шаги. Последний шанс покинуть больницу только что испарился. — Может посмотрим что-нибудь? — Например? — на самом деле Акааши не очень хотел что-либо смотреть, ему и так было хорошо. Он не хотел рушить это волшебное ощущение теплоты, что он сейчас испытывал. — У нас осталось ещё несколько пунктов дел, которые мы выполнить не сможем, но ещё есть огромный список фильмов, которые я хотел бы посмотреть. — И почему же ты не рассказывал об этой «сотне фильмов до восемнадцати»? Бокуто в ответ легко рассмеялся, хотя Акааши сильно посомневался в своих словах сразу после того, как сказал. Ведь эта шутка могла и обидеть, но теперь не важно. Видимо «сначала сказать, а потом думать» очень заразно. — Если ты заметил, то мы периодически смотрели что-то оттуда. «Хатико» например. — О боже, только не напоминай мне об этом, пожалуйста. Надеюсь остальной список у тебя менее слезливый. — И будешь прав, если надеешься. Ещё какое-то время они пытались вдвоём устроиться на жёсткой неудобной койке, рассчитанной на одного, то и дело пихая друг друга ногами и руками. В итоге поза получилась странной, они лежали совсем вплотную, и держать так ещё и телефон должно было быть очень неудобно, но… А, к чёрту это всё.***
Акааши проводил у Бокуто много ночей. Выход из больницы оказался намного легче: прямо за окном была пожарная лестница, по которой можно легко и незаметно спуститься на задний двор, где по обыкновению никого нет. Удивительно, что лишнего человека никто так и не увидел и не заподозрил, так, что становилось даже смешно. Родители Акааши не очень одобряли всю эту затею, но лишь снисходительно кивали, понимая, что другого выхода у них нет. Так лучше будет всем. Бокуто всегда радовался, когда его навещали родители с сестрой, и Акааши даже пару раз пересекался с ними, слушая кучи комплиментов в свою сторону, вроде «Какой ты молодец, что не даёшь ему унывать!» или «Удивительно, как ты можешь успевать присматривать за ним и хорошо учиться». Порой это даже чересчур смущающе. Кейджи не любил внимание к своей персоне, но при встречах с родителями Бокуто по-другому как-то и не получалось. Совмещать ночёвки в больнице с учёбой и тренировками было трудно, но выкрутиться не удавалось. Бокуто откуда-то прекрасно знал всё расписание Акааши вплоть до классных часов и подготовки к экзаменам. Однажды Кейджи решил пропустить пару последних уроков, за что получил укоризненный взгляд и подзатыльник, хотя совсем не понимал, чем заслужил такое к себе отношение. Также нужно было успевать выполнять домашнее задание в обеденные перерывы, перед тренировками, и вообще каждый раз, когда выдавалась свободная минутка. Это отнимало кучу сил, но по-другому и никак. Акааши делает это только ради одного человека, который ещё и каким-то невероятным образом отслеживал всю его успеваемость. Фильмы каждую ночь оказались делом очень приятным. После тяжёлого дня посмотреть какую-нибудь старую комедию — самое то. Иногда это были какие-то популярные фильмы, иногда что-то неизвестное и артхаусное. Изредка даже что-то слишком трудное для осмысления с первого раза. Бокуто даже замахивался на какие-то сериалы, но Акааши всегда устало закатывал глаза и ныл, что ещё больше киноискусства за одну ночь он не выдержит. А ещё Акааши жутко нравилось лежать на груди у Бокуто и слушать, как бьётся его сердце, пока он спит. Пока это сердце в один день просто не остановилось. Это был понедельник. Чёртов понедельник.