Десять лет

Со Второй Вспышки прошло много лет, и, как и было сказано, через десять лет Каспар и Виктория обручились. Союз этот был самым настоящим браком по расчету, о какой же любви вести речь? Капелла выросла. Новая Светлая не утратила бывшей сущности, получив силу матери. Она осталась такой же доброй и милосердной, осталась такой же воспитанной и самостоятельной. Ровная осанка и белые плечи — будто мраморная, не сломается. Высокая, под стать мужу, — не выше его самого — а глаза все так же внутрь человека смотрят, светло-голубые. Лед. Как и в их сердцах. От манер этих этому мужу порой хотелось закончить свое существование одним верным выстрелом. Ему было бы куда лучше, если бы говорила она, насколько его ненавидит, что портит он жизнь, чем прятала бы презрение за белоснежными материнскими крыльями. Каспар тоже вырос. Волосы золотые, как у нынешнего Старшины Уклада, и глаза такие же, как у Виктории — холодные льдины, но смотрят не в человека, а за его спину — на Город. Голос Каспара с возрастом не утратил бывалой мрачности, но стал более снисходительным. Или это после разрушения Многогранника так?.. Капелла то и дело слышала за злобой его неземную грусть. И Светлой было невероятно больно от того, что она слышит, она чувствует колючую скорбь, которую прячет он за последним притворством, да никак не может скорбь его излечить. Неужели Хану (в такие моменты было не грех и вспомнить старые игры) так было важно это запертое в хрустальную клетку чудо?.. А, может быть, они оба просто невероятно заблуждаются? Виктория, такая красивая в лучах яркого светила и объятиях зеленых-зеленых листьев, замирает перед мужем, будто те самые статуи, навсегда застывшие у Склепа Хозяек. Виктория выглядит удивленной — в кои-то веки. Каспар выглядит так, будто его отругают и осудят. В глаза, нет-нет, не смотрит. Каспару не по себе; ему всегда не по себе теперь, будто обронил по дороге нечто невероятно важное, а вспомнить не можешь. — Подарок. Подарок. Белая лилия сверкает слезами небесными в его руках. Сверкает, потому что над Городом светит солнце. Будто сама Капелла светит. Да и почему Капелла… ведь Виктория. Ведь в девичестве — Ольгимская, а ныне — Каина. Каспар поднимает взгляд. Каина млеет и улыбается, как улыбались ему чудеса Многогранника. Мутным стеклом, звенящим, как звенит душа — улыбались рассветами, улыбались первым снегом и тающим в лучах солнечных льдом. Сердце замирает и вновь начинает отбивать мерный стук. Как десять лет назад. — Спасибо тебе… Хан. Тонкие пальцы Светлой как бы невзначай касаются его ладоней. И в сердце лед обоих от чего-то становится тоньше.