Сурвилл. Мыслеформа проклинателя

      Ночь была особой. Высокая трава, черная и одинокая во мраке, вдоволь усыпанная синими огоньками, предупреждающе покачивалась от малейших дуновений и завываний ветра, подобно гриве грозного зверя. Светлячки издавали это странное, непривычное для их собратьев свечение, пульсирующее беспорядочными вспышками, освещая болотного цвета траву и контуры ветвистых деревьев. Антрацитовое небо сокрыло тайны от любопытных глаз, молчаливо следя за происходящим на сонной земле. Уже многие часы ничего интересного не происходило: не шумели лесные зверьки, не просыпались погруженные в беспробудный сон люди, не проявлял себя буйный ветер, только светлячки мигали в темноте. Иногда ночью свершаются великие дела, о которых никто не узнает. Пока чей-то разум погружен в сон, многое может твориться беззвучно и тайно. Сегодня не намечалось ничего особого, свершалась еще одна Переходная ночь. Тьма, свидетельница многого и не одной такой, давно сбилась со счета. Возносясь над бескрайними полями, лесами и реками, она печалилась и шептала в темноту: — Небеса, почему вы молчите и не говорите мне что делать? Из-за чего этой ночью, Переходной и бессмысленной, я чувствую себя столь одинокой? Не глупые людишки тому причина, а это удручающее затишье. Что такое свет? Лишь то, что однажды исчезнет. Не я. Вечная, одинокая, но вездесущая. Даже самый непорочный отбрасывает тень при нем, готовясь умереть, как засыхают порой свежие листья на высоких деревьях. Нет света без тьмы, бывает только беспросветный мрак. Она не раз пленяла людские сердца, умы животных и исполняла тайные страхи природы, торжествуя над горем, слезами, кровью и страданиями. Врываясь в чужие дома, Тьма приносила смерть и отчаяние, боль и горечь бесконечных утрат. Но кто мог претить ей творить свои дела, ликуя над разрушением мирского быта? Пролетев над рекой, она в скором времени миновала величественные каменные стены, делающие из города подобие неприступной крепости. Сев на одинокую лапину, Тьма задумалась о предстоящем будущем. Ночью должна была появиться на свет бесполезная девочка. Небо зачем позволило такому случиться? Земле для чего бессмысленное создание? Даже самый низменный человек составляет часть цепочки, он для чего-то нужен, пусть и для какой-либо мелочи, как, например, поскользнуться и случайно упасть горлом на острый кол вместо кого-то более значимого. Маленькие невзрачные звенья вместе создают нечто более ценное, представляют некую картину. Увы, часто не самую лучшую, зато в них есть смысл. Но не в той, которая должна была родиться и быть презираемой всеми, чтобы слова ее уходили в пустоту, безграничную, холодную и страшную. В жуткой ночи, когда все казалось мертвым и каменным, где лишь растения и светлячки порой подавали признаки жизни, хотелось кричать ветру о собственных чувствах и одиночестве, о бренности бытия и тупости недальновидных горожан, за которыми трудно было не следить. Обреченная на такое Тьма вздыхала и погружалась в пучины грусти и незыблемой тоски… — Да будет проклята вовек чертовка, причиняющая мне столько страданий в эту ужасную ночь! Глупое дитя, зачем ты тревожишь мою обыденную безмятежность и заставляешь прочувствовать все слои одиночества до его пульсирующего черного сердца? О, если бы я умела утешать себя слезами, как любите вы, ничтожные людишки! Если бы только могла вести себя столь же жалко и низменно, обрекая на гибель все живое и срубая деревья! Всю злость, печаль и обиду обрушу на тебя, создание без смысла! Ты станешь сломленной миром и самой Судьбой! Да будет так, пока я жива, а жизнь моя вечна. Пусть будет так, пока звезды умеют сиять, а ветер дуть на засохшие листья деревьев. Во веки веков и до скончания времен, и последней смерти и вздоха!       Так закричала Тьма во мраке ночи, и звезды на мгновение погасли в знак согласия. — И только если ты, карикатура человеческая, сможешь узнать меня, не открывшуюся ничьим глазам доселе, и раскрыть прошлое мое, неизвестное никому живому, только тогда твоим мукам придет конец. Страдай же каждое мгновение жизни с редкими одышками. Мучайся, пока не умрешь. И если ты когда-нибудь поймешь, как тяжела моя доля, пусть и возликую, лишь удвою твои мучения. И буду делать так, пока твое сердце и разум не выдержат, а ты признаешь, что сломлена самой Судьбой… Тьме стало грустно и неуютно сидеть скукожившись на ветке дерева, она тоскливо сползла вниз на землю, распластавшись во мраке подальше от светлячков, служителей ненавистного и режущего ей глаза Света. Груда ночных облаков, пригнанных ветром, теперь освободила луну от навязчиво-страстных объятий. Свечение, безразличное и холодное, больше не вводило в смятение душу и не тревожило рассудок своей гордой яркостью. Тьма вновь поднялась ввысь, отложив тревоги на потом. Журчащая река чарующе поблескивала от луны. Теперь синеватые светлячки больше не волновали Тьму, вернувшуюся в себя и обретшую душевный покой. — Как же я рада, что этим утром вы сдохнете и все вернется на круги своя! — с язвительной усмешкой сказала она им. Отмахиваясь от особо наглых, услышавших и докучающих, Тьма добавила, зевнув: — Полно вам. Вы не свет, чтобы слепить меня. Со Светом вам и тем более не сравниться… Да и к тому же я правду говорю, — возмутилась, взлетев ввысь и самодовольно заметив, что они отстали. — А ты, синенький, глухой, что ли? — ТЬма поймала его за крылышко прямо на лету, он почернел и рассыпался в пепел. Не первый раз погрустив оттого, что ее касание убьет любого, правда не особо, раз это был служитель ее врага, она вернулась к дереву, зацепилась за него лапками, прикрылась поплотнее крыльями и сладко заснула вниз головой, как она любила, а Проклятая между тем безмятежно заснула, еще не подозревая об ужасе, который уготовила ей судьба.