Чёрный без сахара

Иногда это надоедает. Вечные крики, обливающееся кровью сердце, скрытый испуг в глазах Минки. Руки отчима.   Сегодня он впервые трогал Джоан не так. Не, как обычно, с размаху кулаком куда-нибудь в живот. Сегодня вселенная девушки окончательно пошатнулась, окуная в грязь с головой, как в какое-то болото. Барахтайся, не барахтайся — ничего не выйдет. — Ну что ты сопротивляешься? — противно хрипит Тэву над ухом дёргающейся в стальных объятьях Джо.   Он прижимает школьницу к стене в полутёмном коридоре, забирается пальцами под юбку, оставляя свежие синяки на нежной юной коже. Тяжело и возбуждённо дышит, облизывая мочку уха и вбирая в рот золотую серёжку — единственную дорогую вещь, имеющуюся у Сон. Она брезгливо кривится, а к горлу подкатывает тошнота. Хочется в эту же секунду просто умереть. — Да ладно тебе из себя невинность строить. По тебе видно, сегодня кому-то точно достался по-настоящему хороший трах! — и снова это пыхтение. Мужчина трётся об падчерицу всем телом и зубоскалит. — Такая же, как мать! Шлюха! Думаешь не знаю, как эта сука по мужикам шалавится?   Сердце не выдерживает. Будто платину прорывает, а из глаз слёзы ручьём. — Не трогай меня! — это почти мольба не слышащему Богу. Голос срывается на рыдания, отдаваясь в голове шумом. Это конец. Для неё это конец. — Пожалуйста!   Сегодня она окончательно погибает. Завядает как цветок. Все мечты о счастливом будущем к ногам — растоптаны в прах и развеяны сквозняком по полу.   И смыты горькими слезами никогда не плачущей девушки. Что к чёрту разрывает внутренности. Последняя драма в этой скользкой жизни. Просто хватит. Хватит!   Все попытки уйти чистой почти проваливаются. Слишком сильны накаченные руки отчима. Слишком плотно мутная пелена накрывает. Джоан лишь на мгновение вырывается из клетки дыхания отчима. Порывается к лестнице. Шаг вниз к свободе, но могло ли быть всё так просто. Никогда не было. Когда Джо опасливо отпирала входные двери собственного дома, она не думала, что внутри окажется только Чхве. Один. Не думала, что в нём может проснуться настолько жуткий зверь. Хотя нет, кого обманывать, всегда оставался им, поэтому и боялась. До дрожи в коленях. И лишь секунда без потных рук на собственном теле внутри зарождает крошечную надежду. И мечта, что Сон больше никогда не ступит на порог родительского дома становится более реальной. Лучше спать на лавочке в парке, чем так. Но девушка спотыкается о свою же рубашку, сорванную разъярённым мужчиной ранее. Тэву успевает схватиться за запястье, а сердце в это время тяжеленным камнем ухает в пятки и просто вдребезги. Джоан чуть ли не с кожей выдирает руку. В нос снова ударяет смесь запахов дешёвого алкоголя и табака — и это реальная потеря равновесия. Голова кружится. Девушка кубарем летит вниз по лестнице, ударяется внизу об перила головой и чувствует рукой липкую влажность, текущую по виску и ниже. Звёзды в глазах танцуют под ужасную мелодию смеха отчима.   Наконец, в душе звенящая пустота, несмотря на громкость долбящего по ушным перепонкам злорадства. Лишь бы всё закончилось быстро. Дверь тихонько скрипит, а Джоан встречается с широко распахнутыми глазами брата. Вся ситуация до усмешки на бледных губах Джо. Вот посмотрите на неё — такую сильную, умеющую постоять за себя, всегда улыбающуюся и неприкосновенную. Вот такой, как сейчас, она была и внутри. Разбитой. Скатившейся с лестницы, в одном бюстгальтере и задравшейся юбкой. Раненой. Спасибо затянувшемуся молчанию глаза в глаза сына с отцом. Джоан не была бы сама собой, если бы не урвала эту возможность. Последнюю возможность.   Она на покосившихся ногах уносится к просвету, потеснив ошалевшего паренька, и вырывается на улицу. Обнимает себя руками, крутит головой, а вокруг никого — и слава богу, но… что дальше? Хмурые небеса букой смотрят и не спеша плывут дальше, не зная ни горя, ни печали. Под оголёнными подошвами асфальт холодеет, а неприкрытую кожу ветром обдаёт. Растрёпанные волосы живут своей жизнью и никак не волнуют сейчас девушку, спрятавшую раскрасневшееся лицо в ладонях. Она слышит посторонние голоса недалеко и лишь в последний момент успевает спрятаться за соседский забор от чужих глаз. Вот если бы увидели. Незнакомая парочка проходит себе мимо, оставляя девушку в прежней тишине.   Так одиноко она себя ещё не чувствовала никогда. Вот бы Юми могла её забрать. Согреть и вытереть слёзы. Но нет телефона на руках, нет выхода. Сон Джоан косится на белоснежную дверь коттеджа. По бокам окна уставлены красными мелкими розами, что видны из-под кружевной тюли, но на этом всё. А где-то глубже, в тепле комнат, находится Чживон. Пьёт горячий кофе и смеётся над одной из глупых комедий по телевизору. Хотя Джо даже и не догадывается — смотрит ли он такие на самом деле? Но одно известно точно — такие, как он, всегда счастливы. Пусть Сон совсем не знает этого человека, но Ким определённо должен был быть счастливым человеком. Она бы точно была, имей такую жизнь, как у него. Чьи улыбки такие искренние, хоть и редкие. А так хочется, чтобы сейчас Джо кто-нибудь вот так улыбнулся и сказал: «Все в порядке, я с тобой. Я буду твоей защитой». И слишком много «бы», чтобы дрожащий палец не остановился от миллиметра до кнопки звонка. Вязко сглатывает и опускает руку. Нет. Если Чживон с отвращением отвернётся, она не выдержит. А чувствует она себя более, чем грязно. До костей провонялась паршивым запахом мужа матери. Тот самый запах, что будет преследовать до самой кончины. Дверь открывается прежде, чем Джоан успевает отвернуться. Бобби в шоке роняет из рук портфель, замок которого окончательно заел и отказывался застёгиваться. От удивления он раскрыл рот, а потемневшие глаза до самых лёгких резанули. Дышать невозможно. Девушка руками прикрыла грудь и испуганно попятилась назад.   — Почему ты, — Ким кладёт тёплую ладонь на плечо вздрогнувшей Сон и не даёт подвернуться на крутой ступеньке за спиной. — Почему в таком виде? И быстрее, чем успевает закончить фразу, втаскивает безвольное тело за порог. Быстренько прикрывает двери, одновременно пнув многострадальный рюкзак в сторону. Внутри почему-то начинает клокотать злость. Разве у этой девицы совсем чувства собственного достоинства нет — вечно разгуливает по улице нагишом. Уже в который раз Чживон видит её в таком виде, при том, что впервые встретились всего лишь пару дней назад. Так какого хрена она сводит его с ума? Многих сводит! Ведь десятки глаз могли видеть по пути к нему.  — Я тебя спрашиваю, почему ты, мать его, без одежды? — не сдерживается он, переходя на крик. И видит, как Джоан вся сжимается и дрожит.   Голова опущена низко-низко, видит как слёзы крупными каплями начинают срываться с длинных ресниц и безвозвратно пропадать между ворсинок коврика с надписью «Welcome». У неё истерика в груди застревает, заставляя заметно потряхиваться. От глаз не скрывается и прилипшая к виску прядь волос, пропитавшаяся свежей алой кровью. Чживон словно в забвении протягивает руку и невесомо прикасается пальцами к запачкавшейся коже. Вдруг показалось.   В этот момент Джоан становится совсем плохо. Она делает незаметный шаг вперёд и лбом утыкается в широкую грудь, окрашивая кипельно-белую рубашку в красный, пропитывая ту своими солёными и горькими слезами вперемешку. Рассыпается на глазах, а Бобби так и замирает, не в силах пошевелиться. Смотрит, как чужая алость склеивает пальцы, пробирается между микротрещинами. Топит.   — Тише. Всё закончилось. Она чувствует, как Ким ласково обнимает её замёрзшую и непозволительно обмякшую. Всего три слова, а горло схватывает спазмом и Сон больше не может сдержать удушающего всхлипа. — Всё закончилось.

***

Бобби сплавляет сестру из дома быстрее, чем та успевает заметить какой-то подвох. Счастливая Чжина сматывается к подруге даже не переодевшись после школы, лишь прихватывает с собой дурацкую пижамку с Микки Маусами, купленную специально для девчачьих ночных посиделок. В это время идёт второй час, как Джоан пропала в ванной. Просидев прямо под запертой дверью ещё минут десять, Ким не выдерживает и начинает тарабанить по тёмной дубовой двери.   — Эй, ты там утонула, что-ли? — наигранно ворчит он, когда внутри от волнения всё надрывается. — Я, между прочим, в туалет хочу! Врёт. И плевать, что в доме ещё три ванные, не считая уборной на первом.   Минута, и льющая вода стихает. Замок отпирается и в проёме показывается вполне живая и невредимая Сон. Не считая убитого опущенного в пол взгляда, конечно же. Укутанная в одно голубое полотенце, она пытается обогнуть загородившего проход парня. Но тот специально опирается плечом о косяк, а правой рукой цепляет ребро двери.  — Джо, — привлекает внимание. Точнее, пытается. — Я вижу в каком ты состоянии и не могу не спросить, понимаешь?   Тяжело вздыхает, видя мгновенно натянувшиеся мышцы только-только успокоившейся девушки. Пальцы по краям полотенца сжимаются сильнее. Она не может. Не сейчас. Не ему. — Ладно, — тихо, и отходит в сторону. Иногда это надоедает. Терпеть. Загонять обратно в себя непрошенные слёзы, останавливать трясущиеся руки, просящееся наружу сердце. Натянутые до предела струны не могут выдерживать вечно. Они рвутся. С треском и звоном, грохоча надрывными нотами на весь белый свет.   Чживон запирается в той же самой ванной, пока Сон, уткнувшись в его подушку, давится болью и режется осколками собственноручно выстроенной плотины, за которой пряталась. А теперь не за чем. Поэтому Бобби решает одолжить свою. Только это что-то большее, чем просто пресловутая боль, о которой рассуждать готов каждый. То, что не объяснить словами, но Ким предельно чувствует. Его самого прошибает от каждого всхлипа и сдавленного стона. Многовольтным током. Он сжимает пальцы в кулаки и обещает, что не оставит всё это вот так. Раздербанит каждого, кто заставил такую малышку страдать до того невыносимо, что у самого зубы от напряжения скрипят. И на этот раз своё обещание Бобби непременно выполнит, потому что сидеть на ледяном кафеле, оказывается, куда более теплее, чем смотреть в глаза словно умершей Джо. Обессиленная, она так и засыпает во влажной махровой ткани, не притронувшись к стопке приготовленной для неё одежды. Зарывшись головой под подушку, её дыхание, наконец, выравнивается. Решается подойти к ней намного позже. Укрывает пуховым мягким одеялом и на ощупь аккуратно выдёргивает уже из-под него одолженное полотенце. Убирает подушку с растрёпанных влажных волос и кладёт рядом.   Во сне брови девушки так же сильно нахмурены. Под веками глаза неспокойно мечутся, но она не просыпается, лишь пару раз вздохнув глубже чем нужно. Чживон не может уснуть даже с приходом заката. Не может оторвать взгляда. Не может остановить тревожные мысли. И весь вымотанный переживаниями, не замечает, когда проваливается в темноту и отключается.   Отключается, чтобы проснуться уже ранним холодным утром. Чтобы провести рукой по всё ещё согретым теплом Джо простыням, но не найти и следа её присутствия. Может показаться — просто дурной сон. Ничего не было. Но в воздухе до сих пор витает осязаемый неподдельный страх и отчаяние. Он остаётся горьким привкусом на языке и нормальным таким пятном на измятой после глубокого сна рубашке.   А в груди дыра становится больше. Пульсирует тоже намного сильнее. Снова покинув, не сказала и слова. Наверное, все девушки в жизни Бобби чем-то похожи. Все они рано или поздно уходят.