* * *
От разносящейся по всему дому истерики дрожат стены и дребезжат стёкла. Чжина вопит во всё горло и ни в какую не желает отварить замок своей комнаты. По щекам текут слёзы, нос покраснел и распух, став ещё больше, чем был до этого. Однако сейчас ей было плевать на собственную идеальность; хотя когда такое бывало. Нужно было во что бы то ни стало защитить свою территорию, выстроить баррикады и надавить на жалость родителей. — Нет, мам! — выкрикивает младшая Ким из-за своего укрытия под подушкой. — Ни за что на свете! Слышишь? Я не пущу её в свою комнату и точка! — Малыш, не будь такой упрямой, — доносится по ту сторону светлой древесной двери, над которой накрепко прибита табличка «Princess». А принцессам негоже делить комнату и постель с нищебродками. Они это вообще серьёзно? — Джоан просто-напросто не поместится на наш маленький диван в гостиной, не с Чживоном же её ложить, в конце-то концов? От слов матери у Чжины глаза из орбит лезут. Девушка резко вытаскивает голову из-под подушки и с ошалелым видом смотрит на запертую дверь. — Пусть домой идёт! — рычит блондинка, запулив многострадальную подушку в сторону доносящихся голосов. — Мы тут что, приют для бездомных? Сон Джоан, стоящая рядом с госпожой Ким в коридоре, сжимается в размерах и жмурит глаза. Как стыдно. Отвратительно-щемящее чувство, застрявшее поперёк рёбер, буквально не даёт дышать. И только она намеревается прекратить это ядовито-смущающую ситуацию и открывает рот, как слышатся ещё чьи-то шаги. — Цирк тут устроили, — гулко отзывается глава семьи. Отец громко и настойчиво стучит по деревянной поверхности. — Если немедленно не прекратишь этот балаган и не откроешь дверь, то сама знаешь, чем это тебе грозит. А вместо моря на летних каникулах, увидишь только курсы по английскому языку, чтобы поступить в университет. И я не шучу. На этот раз недовольный скулёж доносится куда ближе. Подцепившись на угрозы, Чжина всё-таки отпирается. Она обиженно выглядывает исподлобья, кутаясь в мягкий уютный плед и пронзая одноклассницу тысячью иголками своей ненависти. И ещё больше она её ненавидит за то, что родная матушка так бережно придерживает Сон за плечи, подталкивая девчушку в святую обитель. Святая святых! Блондинка издаёт непонятный булькающий звук и снова плюхается на огромную кровать, которую, к глубокому своему сожалению, должна будет этой ночью делить с врагом. Да начнётся ад! — Вот и умничка, — довольно улыбается мистер Ким, легонько похлопав по косяку, и удаляется дальше по коридору восвояси. — Я не хочу никого стеснять, я могу пойти к подруге, она не будет против, — выдавливает из себя Джоан, неуверенно оглядывая дорогую обстановку. Нежно-бежевая комната просто сияет чистотой и неприкосновенностью. Абсолютно вся мебель сделана из качественного светлого дерева, на стуле перед компьютерным столом, небрежно накинута меховая накидка, а над потолком одной из стен висит яркая светодиодная гирлянда, и больше всего удивляет, что на кровати навалена целая гора блестящих подушек с пайетками. О таком личном уголке Джоан никогда и мечтать не смела. — Уже поздно. Ни о чём не переживай и располагайся, как дома. Чжина даст тебе пижаму и будет умничкой. Да, милая? Ким морщит нос и провожает мать хмурым взглядом, тихонько припирающую дверь за собой с другой стороны. И всё же они с братом действительно сильно схожи. Больше, чем Джо этого хотелось. Неловко. Бесконечно адово неловко. Сон мнётся посреди комнаты, переступая с ноги на ногу, и не имеет ни малейшего понятия куда себя деть. Вспоминает кто она такая спустя немыслимо долгую минуту. Сложно даётся выдохнуть застрявший в горле воздух. Но не хочется показывать себя перед этой стервой до чёртиков смущённой идиоткой. — Ну и во что мне переодеться? — показательно небрежно выплёвывает девушка, падая на уже подмеченный удобный стул, и с наслаждением зарывается пальцами в пушистый мех. Когда-нибудь у неё будет точно такой же. Обязательно будет.* * *
А вот ночью спать совершенно не хотелось. С одного бока на другой, Джо становилось то жарко, то холодно, да и закидывание рук/ног на стену из подушек, между девушками, тоже не помогало. Внутри корябались кошки, точа свои и без того острые когти о грудную клетку. С каждой проползавшей мимо секундой, становилось очень одиноко и страшно. Джоан не знала, что ждать от завтрашнего дня. В голову заползали сомнения правильности её выходки. Ей некуда идти с наступлением рассвета, больше нет зыбкого места под названием «дом». Покусав в край истерзанную розовую губу, девушка больше не выдерживает тягостной тишины, безжалостно звенящей вокруг. Она максимально аккуратно выползает из-под одеяла и на цыпочках выбирается из четырёх невыносимо давящих стен. Всё ещё помнит дорогу до комнаты Чживона, хотя в прошлый, и единственный, раз, когда Джо находилась в этом доме, она была немного не в себе. В его комнате очень темно. Бобби лежит лицом к стене, оголённая спина сияет от лунных бликов из-за приоткрытых штор. Тонкое одеяло забилось в ноги, а сам он мирно и глубоко дышит, подсказывая, что мужчина уже долго находится во сне. Джоан не верит собственному счастью: может вот так любоваться этим прекрасным созданием, может тихонечко пробраться пока он спит и притиснуться к широченной спине, попутно укрывая себя и Кима скомканным покрывалом. Мужское тело приятно пахнет свежестью после душа и немного еловой хвоей. Так замечательно зажмуриться от удовольствия, стараясь и вовсе не дышать, чтобы не захлебнуться в этом чувстве, наполнившим все лёгкие до самых краёв. — Не спится? — отдаётся вибрацией по всем костям сразу. От испуга девушка вздрагивает и мгновенно отлипляется от чужого. Кожу жгёт, словно ту облили кипятком. Бобби оборачивается, мягко скользя по чёрной простыни, и смотрит прямо в широко распахнутые глаза напротив. Ласкает взглядом объёмные ресницы, окутанные черничной дымкой. Неимоверно сладкий испуг. — Невероятно глупая девчонка. Обвивает руками замершее в нерешении хрупкое тело и, зарывшись жёсткими пальцами в волосы на затылке, тянет к себе, насильно прижимая. Шёпот Чживона оголяет нервные окончание, горячим дыханием опаляя щёку. Джоан почти жалеет о том, что пришла. — Снова бездумно лезешь к взрослому мужчине, — хрипит Ким, а его тело, слишком плотно прижатое к своему, ощущается острее. Оно полосует сухожилия, оставляет шрамы. — Здесь темно, и ты снова в одном белье. Следующее, что чувствует девушка — это горькая обида. Играет. Ким Чживон, твою мать, играет! Он медленно опускает одну руку ниже, ведя ладонью по спине и далее кончиками пальцев по обнажённой коже — по самой кромке. Больно. — Я знаю зачем ты пришла, и я могу тебе это дать. Но не уверен, что желаешь подобного. Я так сожалею о том, как некрасиво повёл себя с тобой в машине. Ты не понимаешь моего отношения к тебе, Джоан. Не доросла, чтобы понять. Охерительно больно. — Нет, Бобби. Это ты не понимаешь. И может это ты незрелый для своего возраста, а? То не отпущу, то не доросла. Верно, Джо ничерта не понимает. Жижа в голове у этого недоумка! Нельзя было надеяться на что-то лучшее. Искреннее можно надеяться только на себя. Очередная благодарность стрянет в глотке и, отталкивая чёрствые, омерзительно холодные руки, брюнетка не скрывает горькие слёзы. Ведь точно понимает, как оплошала. Точно понимает, насколько сильно влюбилась. — Ведёшь себя, словно ребёнок. Смешно, — озлобленно шипит девица и вызывает у Чживона лишь ехидный смешок. — Иди спать, Джо. И она действительно уходит. Убегает, остервенело вытирая влажные дорожки с щёк и осуждая себя за ослепительную безмозглость. В кого ты превратилась, Сон?