Ликорис

Высокий парень взглянул на себя в зеркало, проведя руками по шелковой одежде. Эта внешность казалась ему довольно походящей. Даже намного более подходящей, чем в прошлый раз. Склонившись перед зеркалом, он внимательно изучил взгляд алых глаз, смотрящих на него из глубины стеклянной поверхности и чуть улыбнулся. Сколько он себя помнил, цвет глаз у людей никогда не оставался прежним. А тело восточного принца, доставшееся ему в этот раз, его даже обрадовало — он никогда не был в этой стране, к тому же, никогда не приходилось играть роль правителя людей. А как хотелось… Пройдя неспешными, изящными шагами по комнате, он коснулся букета рубиново красных цветов, стоящих в изящной вазе. Цветы мертвецов, какая ирония. Этот парень, похоже, не был суеверным. Как оказалось, зря. Но в этой шикарной комнате, в этом прекрасном теле, одетом в превосходную одежду, он чувствовал себя куда более скованным, чем обычно. Сил хватало на наблюдение, на изучение мира, на пару заклинаний, но… Парень ненадолго прикрыл глаза, концентрируясь, и раскинул руки в стороны. Потоки красной энергии полились вверх, опутывая его тело удушающе яростной энергией, развевая полы многослойной одежды, поднимая его в воздух, пронизывая всё тело и… ничего. — Да чёрт! Я же убил его! — резная тумбочка проскользила по полу к стене, издав жалобный треск. Повелитель тьмы негодовал: раньше для высвобождения требовалось не так и много, только очнуться. В этом и было проклятье Цефеида, но сейчас… Спустя еще полчаса прогулок по комнате покойного принца, чьё тело оказалось клеткой для Короля демонов, тот устало опустился на кровать. Ничего страшного. Торопиться ему некуда, да и были ещё нерешённые дела с… Несдержанная улыбка коснулась губ черноволосого юноши, чьи длинные волосы разметались по кровати. О да. С ним. Он перекатился на живот, прикосновениями изучая собственные руки и после сел, стянув пояс ханьфу* и осматривая тело, стянутое последнием слоем атласа. Довольно женственное, но сильное, а запястья и щиколотки худые, едва ли не женские. Не то что бы эта внешность была характерной для него… Но всем было известно, что Гаав больше любит женщин. Шабранигдо ненавидел женщин. Едва ли не больше собственного имени. Он уже и не помнил, из-за чего начались размолвки с Цефеидом, но его имя бесило его довольно сильно. Почему у этого ленивого безэмоционального придурка имя сияющих звёзд, а у него какой-то бессвязный набор букв? Парень для успокоения глубоко вдохнул и выдохнул. Он вспоминал, сколько раз уже возрождался. Этот раз — четвертый, значит и имя в этот раз очаровательно счастливое — Йон**. Юноша прикрыл глаза. Теперь пора увидеть, где находятся его обожаемые детки, чтоб найти самого прекрасного из них. В следующую секунду его лицо побледнело. Повелитель тьмы не так и часто ощущал страх, а Йон вообще испытал его впервые. Но прилив липкого ужаса, испытанный им, панически ударил кровью в голову, от чего потемнело в глазах. Парень безвольно опустился спиной обратно на перину, вперив распахнутые глаза в потолок. «Его нет… Его нет…» Взмахом руки отбрасываются пугающие мысли и, коснувшись пальцами виска, он зажмуривается, чтоб найти Фибрицо. В ответ звучит пустота. С паническим вскриком парень вскакивает на колени, схватившись за голову. Сосредоточившись ещё раз, он взмахивает рукой, направляя силу в сторону окна. — Gaav Flare! Тишина отдается звенящим гулом в голове. Стон боли и ужаса слетает с его губ и тонкие ладони разрывают пространство, чтоб попасть в астрал. Где-то в самом низу бесконечного пространства начинает темнеть и только золотистые искры не дают случайно попавшему туда мазоку не сойти с ума. Камнем падая вниз, он должен только уворачиваться от созданных монстрами пространств. Быстрее, нужно спускаться ещё быстрее! Он начинает кричать, когда уже не видит своих рук и ничего вокруг, когда перестает понимать, где находится и куда ему возвращаться. — Владыка!.. Мама! Умоляю! Его полный безумной боли голос, срывающийся на рыдания, растворяется в темноте, уходя в никуда. Кажется, будто бы ничто вокруг остается таким же пустым, и во тьме нет ничего. Ни одной золотистой искры, ни звука, ни запаха, ни движения. Сил заточенного в человеке монстра едва ли хватит на сопротивление окружающей его пустоте. Голос звучит все тише и тише. Слова начинают забываться, не только от охватившей его паники. — Я не смогу… Забери меня, но верни его. Забери все, что хочешь, но пусть он будет… «Будет?..» Звуки из прошлого смешиваются в одну безумную симфонию в голове. Тьма застилает глаза, проникая под кожу. Он перестает ощущать собственное тело и разбирать окружение, физическое пространство смешивается с пространством астрала, сознание становится кровью, нервы становятся душами, память становится слезами. «Будет жив.» Он закрывает рубиновые глаза, готовый раствориться в пустоте.