Ликорис

Запах бревен родного дома окружает её жарким облаком в сумерках вечера, а шелест листьев словно нежно касается её рыжих кудряшек. Раскрасневшаяся от долгих танцев молодая девушка сидит на веранде, с улыбкой слушая звуки радостной музыки, доносящейся с соседней улицы, и похлопывает ладонью в такт. Сегодня праздник. Свадебные фонарики украшают ближайшие деревья, сияют на крышах домов, отсвечивая в венках летних цветов. Даже отсюда слышно, как заливисто хохочут чуть подвыпившие жених и невеста. Девушка с улыбкой подумала, что хотела бы видеть в женихах кого-то вроде их недавнего гостя. Может быть, она ещё увидится с ним. Так что может когда-нибудь свадебные букеты будут украшать дома в их честь. Откинув копну ведьминско рыжих волос, она легко вскочила, надеясь, что ещё успеет найти его, отходящего от деревни, и поцеловать напоследок. «Этот праздник никогда не будет твоим, » — проносится в её голове холодный голос, и девушка вздрагивает, оборачиваясь. — Кто здесь? — громко вопрошает она, пятясь в сторону невысокого заборчика и нашаривая пальцами задвижку, медленно пригибается к земле в неосознанном желании спрятаться. Её нежное, романтическое веселье сменяется напряжением, а после и паникой. Резкая боль царапиной полоснула её спину, и девушка ощущает во рту привкус собственной крови. Слепо дёрнувшись в сторону, она со стуком хлопает калиткой и стремится на свет фонариков, дрожащими пальцами касаясь спины во время бега. Спасибо богам, что рана оказалась неглубокой. Капли крови звонкой капелью падают на огромные корни деревьев с юбок бегущей девушки. Тихий, неторопливо мягкий смех и шум свадебной музыки разносятся по выросшему из ниоткуда дремучему лесу вместе с шуршанием листьев и дорогой ткани. Кажется, что песни праздника гремят прямо рядом с ней, но вокруг только необъятные стволы деревьев, серебрящиеся в лунном свете и красные пятна паучьих лилий. Спотыкаясь о ветку в окружившем её безумном шуме, несчастная падает и хватается руками за ушибленную голову, сжимаясь от боли. Звон металла в чужой руке оказывается совсем недалеко от её уха, и длинная прядь чёрных волос касается спины в порванном платье. Задержав дыхание, девушка сжимается, поворачивая голову, и безумный гам сменяется чистым, ледяным от ненависти и боли голосом. — Каким он был с тобой? Девушка тяжело дышит, лежа лицом в прохладной земле. Всё её тело бьет крупной дрожью ужаса, и она не может сказать и слова. Но болезненно яркий образ мужского лица, его рук и плеч, обрамленных рыжей копной волос, от чего-то всплывает в её голове, и сердце во внезапном страхе пропускает пару ударов. Тишину леса разрывает приступ высокого, яростного смеха и после молниеносного шороха одежды упавшая ощущает, как монстр отстраняется от неё. Эта секундная пауза даёт ей надежду, и она торопливо вытягивает голову, смотря вперед и упираясь пальцами и носками в землю, чтоб встать. Тут же пальцы отнимаются от острой боли, сведенные судорогой, а от собственного крика она не слышит чей-то яростный голос. Охрипнув от крика, сквозь пелену, окутывающую её, она может услышать, как нож выходит из плоти. Выпущенная наружу кровь потоком течет наружу, холодя пальцы и кружа голову. А после громкий хруст костей доказывает, что она ещё может кричать.

***

Он раз за разом заносит блестящий в лунном свете нож, разрывая ткани, плоть и кости. Кровь брызжет на листья, и в истошном женском крике слышна просьба о помощи и о пощаде. Даже слабоуровневый мазоку сейчас слышит её эмоции: тысячи глаз смотрят из листьев проклятого леса на смерть, подбирающуюся к девушке. И видят мужской образ, возникший в её голове в приступе дикой боли, в желании быть спасённой. И Йон окончательно перестаёт контролировать себя, раз за разом нанося хаотичные удары и дико смеясь. Лезвие ножа с остервенением разрывает оставшиеся мышцы и связки, превращая девичью спину в кровавое месиво. Спустя некоторое время видно, что человеческие руки Повелителя устают и нож застревает в теле девушки. Демон касается окровавленными пальцами своих щёк и, прикрыв глаза, издает тихий вздох, похожий на стон. Громкий, радостный смех нарушает тишину леса, и тени, скрывающиеся во тьме, эхом вторят остро ощущаемой радости. Они затихают тут же, как их Повелитель, пошатываясь, встаёт и направляется к только что открытому проходу в подпространство, обтирая лезвие ножа о полы одежды. Синий морской образ снова мелькает перед ним, и Йон болезненно сморщивается, сжимая рукоять: нет, он не хочет трогать своего ребёнка. Он просто не сможет. «Но никто из этих не должен даже прикасаться к нему. Почему он так себя не ценит?» Зеленоглазый мальчик наконец-то может радостно рассмеяться в голос, раскинув руки и запрыгав в лужах крови. Детские пальчики нежно касаются утренних цветов ликориса, распустившихся во дворах перерезанной за ночь деревни.