С ухмылкой Веселого Роджера

— Томас, ты можешь двигаться немножко быстрее? — Ньют даже показал на пальцах — сомкнув большой и указательный и нарисовав ими линию в воздухе — насколько быстрее надо Томасу быть. Брюнет вытянул руку, обмотанную веревкой, и демонстративно сбросил на палубу все, что в ней было зажато, и с поднятыми бровями посмотрел на Ньюта. — Ньют, ты можешь не указывать мне, что делать? Я на своем галеоне как бы не юнгой был, — передразнил он нагло ухмыляющегося блондина. Вдвоем управляться со шхуной было трудно. Даже не просто трудно, а изнуряюще. Это требовало постоянной сосредоточенности, не давало достаточно времени на сон, и при этом в трюме не было больше ничего съедобного. Поначалу они держались вдоль берегов Франции, и никто ни в чем не мог их заподозрить, потому что украденная Томасом чистая одежда, белое небольшое судно, актерски учтивые улыбки на лицах обоих юношей оказывали на людей вполне себе приятное впечатление, и с ними соглашались торговаться. Стоило ли говорить, что мешочек с золотом опустел довольно быстро, и если бы не Ньютовская привычка постоянно что-то красть, будь то несколько оставленных в таверне монет или целый кошелек, заманчиво выглядывающий из кармана какого-нибудь богатого на вид прохожего в порту, они оба не прожили бы и трех недель. Томас поначалу все еще надеялся найти деньги более честным путем — распродать всякую дребедень со шхуны или даже где-нибудь поработать, — но Ньют всегда над ним подшучивал и говорил, что из Томаса пока что получается несколько бракованный пират, и учил его, как нужно делать. «Либо ты, либо тебя, Томми», — приговаривал он иной раз, размахивая чьим-то золотым кольцом или изящной брошкой, которые они тут же продавали какому-нибудь хитрющему торгашу в подворотне, понимавшему только две-три фразы по-английски. Они побывали в нескольких деревушках на побережье и в более крупных городках. Пили французское вино, втихую вынесенное из погреба хозяина таверны, на крыше самого заведения. Несколько раз становились свидетелями настоящей дуэли, когда двое человек, преисполненных ненавистью друг к другу, находили наиболее укромное место, чтобы погреметь шпагами, а потом уйти пить спиртное за одним столом. Они встречались с англичанами, пряча лица за шляпами и нарисованными углем бородами и усами, и спрашивали, как обстоят дела в Лондоне. Им рассказывали много чего: придворные сплетни, тайны надвигающейся войны (в основном утверждали, что конфликт до поры до времени исчерпан с легкой руки мистера Эдисона), какие-то совершенно не относящиеся к делу истории о незнакомых мелких людях и, конечно же, ошеломительные новости о том, что сын посла Англии помог бежать пирату и скрывается с ним вместе на украденном корабле. Дальше разговор обычно не клеился, потому что люди начинали любопытствовать, чем вызван такой интерес, и Ньюту с Томасом приходилось исчезать из виду как можно скорее, чтобы не попасться в руки французскому правосудию, до которого слухи, может, и не дошли, но обязательно дойдут спустя какое-то время. В деревнях, где они задерживались, чтобы набрать побольше провианта, их называли «той самой парочкой». Людям они нравились, девушки хватались за сердце, если Ньют и Томас проходили мимо, и многим почему-то казалось, что эти двое — не кто иные, как заграничные принцы, выдающие себя за путешественников и ищущие дам сердца среди простушек. Если бы только люди знали, сколько шуток на эту тему придумали юноши, запираясь в оплаченной на одну ночь комнате и проводя несколько жарких во всех смыслах часов! Ньют даже предложил как-то найти особенно неугомонную девицу, которая согласилась бы переспать с ними обоими и кричала бы что-нибудь вульгарное на своем мелодичном французском, но Томасу такая идея совершенно не понравилась. — Мне тебя одного… ммм… хватает, — спина Томаса неестественно выгнулась, когда язык Ньюта скользнул по коже. Блондин, как оказалось, хотел много чего попробовать. Например, заменить руки на рот после нескольких крышесносных попыток рукоблудствовать, хоть и было это довольно грязно. Блондин распихал в стороны ноги брюнета, постоянно норовящие стиснуть ему плечи. — А что? Девка сделала бы это лучше меня, — саркастично заметил он, снова опуская голову. Еще одно движение влажных губ по плоти, от которого Томас чуть ли не взвизгнул. — Я никогда не… да твою же мать… не связывался с девушками, — Томас держался ладонями за бедра, не давая тем сдвигаться. — Отец… х-хотел женить меня, но я всячески отказывался. Делал вид, что мне никто не нравится. Н-не понимал тогда, что — матерь божья! — не девушки мне были нужны. Ньют сомкнул губы так тесно, что внутри у Томаса как будто вспыхнули фейерверки и начали колоть кожу своими жгучими искрами. Бедра брюнета сами подавались вперед, но тот сдерживался, чтобы не вдолбиться пирату в глотку. От совершенно неприличных, нарочно издаваемых Ньютом звуков он краснел, но стоило только почувствовать очередное ритмичное движение головой вверх-вниз, как он, забывая о всяком смущении, шептал неразборчиво, что ему хорошо и что он хочет еще. — Немногое потерял, хочу сказать, — к полному разочарованию Томаса Ньют снова поднял голову, проводя кончиком языка по губам. — Я как-то провел ночь с одной блудницей, которая, как оказалось, искала себе мужа среди клиентов и заодно отца для нагулянных четверых детей. Я ей приглянулся — думала, что я богатый, потому что потратил тогда в таверне кучу награбленных денег. Надо же было сбыть их куда-то… Что ты на меня так смотришь? — на Ньюта уставились два почерневших глаза, в которых открыто читалось, что разговаривать и делиться историями Томас сейчас не в настроении. Ньютовы губы растянулись в улыбке, возвращаясь к незаконченному. Его язык, казалось, дотрагивался до самых важных точек на коже, и, черт, Томасу хотелось, чтобы и в этот момент время замерло и растянулось до бесконечности. Они проводили в постели ночи напролет, временами выбираясь в ближайшие леса и считая количество листьев, сбитых ветром на воду какого-нибудь огромного на первый взгляд, но на удивление крохотного на самом деле озера. Такие походы стоили им нескольких встреч с местными грабителями, но денег при себе у них никогда не было, и поэтому на дорогах по утрам находили мертвые тела давно разыскиваемых бандитов. Местные крестьяне шутили, что у них появился свой Робин Гуд, имя которого они произносили как-то по-особенному: на свой французский манер. Откуда они знали о Робине Гуде оставалось неясным. Томас и Ньют проплыли все западное побережье Франции, умудрились частично наворовать, частично купить, частично выменять достаточное количество еды и даже наняли несколько ребят на службу. Обыкновенно это оказывались юноши лет шестнадцати-семнадцати, столкнувшиеся с несправедливостью родительских решений и готовых сбежать от них куда подальше. Работать на шхуне у двух молодых пиратов им казалось делом гораздо более приятным, чем женитьба на состоятельной невесте с лошадиным лицом или служба в армии, куда их нередко отправляли ради заработка. Этим ребятам можно было поручать любое дело — они схватывали все на лету — и Томас с Ньютом могли больше не беспокоиться, что спят слишком мало и работают слишком много. В общей сложности их набралось человек двенадцать. Понимали они друг друга с трудом, и потому в обиходе у них в большей степени был языков жестов, нежели слова. Кормить эту ораву приходилось тоже, но беглецы оказались довольно пронырливыми и знали, где и как можно набить трюм едой. Глядя на свою новоиспеченную команду, Ньют невольно удивлялся, как он мог переступить прежние принципы. Раньше он ни за что бы не взял на корабль человека одного с ним возраста и уж тем более не взял бы кого-то, кого любил. И думая обо всем этом, блондин пытался решить, можно ли это считать своего рода прогрессом или, наоборот, шагом к пропасти еще большей, чем та, в которую он умудрился упасть. Они набивали закрома, как хомяки перед зимней спячкой: готовились к долгому и на первый взгляд безнадежному приключению. Об ограблениях встречных судов не могло быть и речи, потому что никто, кроме Томаса и Ньюта, не знал, каким концом держать пистолет и как правильно пользоваться мечом. Одной-единственной попытки напасть на чужое судно было достаточно, чтобы погубить весь немногочисленный экипаж и отправить крошечную шхуну на дно. Несмотря на отнюдь не обнадеживающие условия, Ньют грезил скорейшей встречей с «Кровавой Мэри». Оказалось, он настолько привык к своему кораблю, к своей команде и обстановке на судне в целом, что буквально считал своим долгом ее вернуть. Даже если на борту никто видеть его не хотел или вовсе считал мертвым. Он понимал, что власть на «Мэри» захватил Алби и что с ним придется так или иначе договариваться. А боцман явно не был тем, кто пойдет на уступки после стольких прощенных ошибок. — Томми, хватит дуться, поторапливайся! — Ньют сверился с позаимствованным у одного французского адмирала компасом. Они находились близ северной части Испании и уже держались подальше от берегов на случай если испанские корабли увидят в них какую-либо угрозу. Ньют знал, куда направляется: к Юго-Востоку от Пуэрто-Рико (а точнее в двух с половиной тысячах миль) находился Остров Заблудших Душ*, по-настоящему носящим не то португальское, не то испанское название. На этом острове как минимум два поколения пиратов до Господина Стью останавливались на своих кораблях и хранили награбленное золото. В некоторые времена на борту бывали те, кто поклонялся тотемам, и поэтому на Острове Заблудших Душ проводились всяческие ритуалы и даже жертвоприношения. Этого острова не существует на картах, а легенды о нем считаются лишь легендами, но Ньют был уверен, что «Кровавая Мэри», как бывало всегда, вернулась туда, чтобы дать шрамам затянуться и снова отправиться в путь. Когда Ньют рассказал Томасу о своих намерениях, тот долго не мог поверить, что блондин говорит серьезно и действительно хочет плыть к берегам Южной Америки на сомнительно существующий остров. И пока пират не закричал брюнету в лицо, что он был там сам, и не указал на потрепанной карте конкретную точку, Томас продолжал скептически мотать головой и говорить, что это пустая трата времени. — Там похоронен мой отец, черт подери! — всплеснул Ньют руками. Томас, расхаживавший по каюте и неустанно теребящий пальцами подбородок, остановился и поглядел на блондина, лицо которого полыхало красным. — Я лично закапывал его тело! — Хорошо, — Томас пожал плечами, — хорошо! Раз твой отец там похоронен, и ты в этом участвовал, тогда хорошо. Плывем туда. По брюнету было видно, что он еще не до конца верит. Хотя какие еще доказательства мог Ньют ему предоставить? Пока Томас сам не увидит скалистые берега с деревьями на самом краю и многочисленными гротами, где легко можно было потеряться, если не понимать особых пиратских отметок, он не поверит ничему из этого. Пока в его ладони не ляжет собранное за два последних столетия золото, которое когда-нибудь достанется неизвестно кому, он не увидит отмеченную только на личных картах капитанов «Кровавой Мэри» крошечную, едва заметную точку, всегда принимаемую за случайно упавшую на бумагу каплю чернил. Ньют устало вздохнул, опуская руки. — Неужели после всего произошедшего у тебя еще есть повод мне не верить, Томас? — Знаешь, легенды, что внезапно оказываются правдой, всегда подозрительны, — уступчиво ответил брюнет. Теперь он игрался со свечой, то подбрасывая ее в воздух и искусно подхватывая на кончики двух пальцев, то просто перекатывая из одной части ладони в другую. — Тем более, путь неблизкий. Мало ли за кого нас могут принять. Может, нас ограбят пираты, которые подумают, что мы какие-нибудь торговцы. Ньют издевательски надул губы, изображая из себя напуганного грустного человечка. — А ты думал, что мы всю жизнь проведем во французских деревушках? Полночи будем скакать друг на друге, под утро воровать себе еду, а потом снова ворковать в постели? Прости, Томми, но я пират. Я не говорю, что меня это устраивает, но я привык жить именно так и не хочу ничего менять. Я хочу сдохнуть посреди океана, понимаешь? На собственном корабле. Как мой отец. И плевать мне, что если бы он не украл меня в день казни матери, а подбросил кому-нибудь под дверь, все было бы иначе. И, может, даже лучше. Я привык жить в море. И ты согласился жить так тоже, Томми. Поэтому какая разница, куда нам плыть, если мы до конца своих поганых жизней будет болтаться по океанам? Ньют не успел среагировать, как Томас оказался рядом с ним, крепко стискивая блондина в объятиях. Пират даже пискнул от неожиданности и неуверенно обвил брюнета руками в ответ, прижимаясь губами к его плечу. — Дело не в этом, Ньют, — бормотал Томас. — Я боюсь, что мы погибнем. А если ты забыл, мы оба слишком сильно печемся о своей жизни. Я о твоей пекусь тоже. — Со своей жизнью сам разберусь. Не делай ошибок и не жертвуй собой ради меня. — Все, что я натворил, тянет на повешение. Даже если я дам тебе умереть, дальнейшего смысла жить больше не будет. Я не пират и никогда не стану им. То есть, — Томас запнулся, — я смогу, конечно, быть каким-нибудь простым головорезом, который будет ходить под чьим-нибудь командованием. Но таким, как ты, мне никогда не стать. И домой я вернуться не могу тоже. Так в чем же смысл? Ньют смеялся ему в плечо. — Какой же ты еще глупый, черт тебя подери, — он отпрянул, глядя Томасу в глаза. — Как будто пиратом быть можно, только командуя судном. Это трудно, на самом деле. Если бы я не знал, что Алби будет отыгрываться на мне за то, что я отобрал у него капитанский чин, я бы с радостью отошел на второй план. Ты просто сопляк, не понимаешь еще ничего. — Вообще-то, мне теперь тоже восемнадцать, — как бы невзначай заметил Томас, и Ньют удивленно вскинул бровные дуги. — Когда это? — Дня три назад. — И ты не сказал? — Сам забыл. Вспомнил только что, — Томас улыбнулся собственной забывчивости. Ньют игриво оттолкнул от себя брюнета, скрещивая на груди руки. — Тогда раздевайся. Праздновать будем, — пока Томас скидывал с себя одежду, Ньют озирался по сторонам. — Где-то здесь завалялась бутылка с ромом… Кто знает, как его можно применить.

***

Ньют предполагал, что на поиски «Кровавой Мэри» уйдет долгое время, но то, что все растянется до четырех месяцев, он представить не мог. Оправившись наконец после неудачного боя с бригом, его корабль превратился в самый настоящий призрак, который, казалось, появлялся в нескольких местах в одно и то же время. До шхуны Ньюта, которую тот отчего-то нарек «Последней надеждой» то и дело доходили новости, что «Мэри» бороздит Атлантику и нападает абсолютно на все европейские суда, встречавшиеся ей на пути. В живых не оставляли никого, а леденящие кровь слухи расходились от самих пиратов. Поговаривали, что за последнее время Алби отправил на дно около пятидесяти кораблей, а его личность пугает все английское побережье. Один раз «Кровавая Мэри» даже доплывала до Ла-Манша, где пиратская команда разорила небольшой английский рыболовецкий порт, напоследок взорвав все запасы пороха, хранившиеся в погребе одного из жителей. Частые гости Тортуги рассказывали, что отныне вслед за кораблем стелется кровавая дорожка, а на всех его обитателей наложено страшное проклятие, чему Ньют только недоверчиво ухмылялся. Судьба его самого, как оказалось, тоже немало интересовала других пиратов. Многие расспрашивали про Томаса, но стоило блондину поведать, что благодаря этому мальцу он сбежал из тюрьмы, обзавелся временным кораблем и наворовал полный трюм провианта, все накопленные благодаря нелестным рассказам экипажа «Мэри» оскорбления забывались, а Томаса считали без пяти минут боцманом разыскиваемого судна Ньюта. Их отношения тоже не оставались тайной — люди каким-то образом узнавали о них, — но воспринимались гораздо спокойнее и терпимее, чем можно было предполагать. На «Последнюю надежду» приходили наниматься добровольцы, завлекаемые Ньютовым обещанием отдать им корабль по возвращению «Мэри» в его владение. Экипаж постепенно разросся до сорока человек, и этого было вполне достаточно, чтобы шхуна без остановок продолжала бороздить океан, гоняясь за быстроходным фрегатом. Многие из новобранцев слышали что-нибудь о «Кровавой Мэри», и их помощь оказывалась незаменимой. Особенно отличился некогда высаженный на необитаемый остров, но спасшийся неизвестно каким образом Минхо, азиат лет двадцати пяти. Он не только слышал огромное количество слухов, но и лично играл в кости с некоторыми из команды месяц тому назад, когда «Мэри» встала на якорь у Тортуги. Он рассказал о том, что Алби чересчур жесток, слишком требователен и снова прострелил глаз кому-то из своих людей. Команда повинуется ему, но лишь из страха, хотя на вопрос о Ньюте многие из них кривили носы. Как будто он досаждал им все это время. Ньюта это, конечно, несколько оскорбило, но он не подавал вида. — Они ищут неизвестно чего, — рассказывал Минхо, сидя на шатком табурете напротив Ньюта и Томаса, усевшихся на одно кресло за столом. — На Тортуге их видели уже два раза, и за последние три месяца они проплыли от Карибского моря до берегов Европы как минимум четырежды. Ньют и Томас переглянулись. Блондин пожал плечами, придвинул Минхо карту и, наклонившись к нему через стол, тихо сказал: — Можешь поведать, куда они направились в этот раз? Минхо помотал головой. — Никто из них ничего не говорил. Алби совершенно непредсказуем и может приказать отправляться в обратный путь, когда они проплывут половину, — Минхо поднял темные узкие глаза на двух юношей. — Вы можете полагаться только на удачу в этом случае. Если вам повезет, вы просто натолкнетесь на них где-нибудь в море. Если нет, «Кровавую Мэри» тебе не вернуть, Ньют. — Посмотрим, — Ньют очевидно нервничал. Он перевел взгляд с Минхо на Томаса и обратно, поигрывая пальцами по столу, и внезапно осушил стоящую рядом кружку с ромом. Темная жидкость капала на дерево и стекала по подбородку. — Можете говорить, что хотите, — пират опустил кружку и вытер белым рукавом спиртное с кожи. — Но я верну свой корабль.

***

Ньют не любил полагаться на удачу. Он считал ее своего рода оправданием провалов и объяснением побед. Говорил, что она та еще сука и поворачивается лицом только тогда, когда на нее не надеешься. Он привык доверять себе и своему чутью, которое редко его обманывало, и убедиться в его точности удалось в одну звездную ночь, когда луна светила подобно второму солнцу, и по воде от нее разбегалось серебристое поле. Ньют лежал, скрестив под затылком руки, на палубе, вглядываясь в небо, то и дело закрываемое шевелящимися парусами. Команда попряталась вниз, в тесный кубрик с низким потолком, Томас спал в капитанской каюте, прижимая треуголку блондина к груди, и поэтому пират остался совершенно один. Это было непривычно, но умиротворяюще, и Ньют понимал, насколько сильно соскучился по редким моментам, когда ему удавалось посидеть снаружи, не имея необходимости вести с кем-то разговор или просто находиться в чьем-то обществе. Он много думал о «Мэри». О том, что она оказалась в руках у человека, которому он доверял раньше если не как отцу, то как брату точно. Этот человек наверняка не захочет даже слушать Ньюта (если вообще поверит, что блондин жив), потому что для него и для вышколенных им же пиратов бывший капитан был предателем и слабаком. Таких либо вскидывали на рее, либо сбрасывали в воду, либо нарочно забывали на необитаемых островах с одной пулей в револьвере. Вариантов была куча, но исход у каждого был один. — Капитан, — к нему наклонилось чье-то лицо, неразличимое в полумраке. Человек говорил тихо даже для шепота, и Ньюту пришлось подняться и подставить тому ухо, чтобы расслышать. — Корабль по курсу. Кажется, тот самый. Ньют, опьяненный от внезапной радости, кинулся к борту и схватился за подзорную трубу. Человек, которого проще было назвать Тенью, потому что его черты были совершенно незаметны во тьме, подошел к пирату сзади, чем напугал до жути, и повернул высунувшуюся трубу чуть левее. Приблизительно в трехстах метрах от них стоял на якоре знакомый Ньюту даже по силуэту фрегат, выделяемый из тьмы лунным светом. На палубе блеклым желтым пятном горел одинокий фонарь. На корабле стояла полнейшая тишина. — Подплывем поближе и тоже встанем на якорь, — обратился Ньют к Тени. На рассвете нас заметят, и тогда мы решим, что будем делать. На «Кровавой Мэри», казалось, все спали настолько крепким и беспробудным сном, что даже внезапный шум разрезаемой носом другого корабля воды не смог никого разбудить. Когда шхуна, держащаяся метрах в тридцати от «Мэри», проплывала мимо кормы, Ньют любопытно свесился с борта, надеясь разглядеть в воде кровавый след, но разочаровался, потому что слухи в очередной раз оказались всего лишь слухами. «Последняя надежда» опустила якорь на дно, и оставалось лишь ждать наступления утра. Ньют не спал, а нервно расхаживал по палубе и поглядывал на спящую «Кровавую Мэри». Он порывался переправиться на борт и убить Алби сейчас, посреди ночи, но понимал, что команда вряд ли поймет внезапную смену власти и примет его. Нужно было устраивать целое представление, от финала которого зависело все остальное. Он настолько часто и быстро двигал ногами и слушал шорох подошв по дереву, что не заметил, как позади него возник Томас и обеспокоенно приобнял его рукой за плечо. Брюнет понял все сразу, одного взгляда на огромный фрегат было достаточно. — Не волнуйся. В крайнем случае, если ничего не выйдет, у нас есть замечательная шхуна, — Томас сонно прислонился лбом к виску Ньюта, сопя блондину в ухо. — Шхуна шхуной, но мне нужен мой корабль, — ответил Ньют, обнимая себя руками. Томас не стал уходить в каюту. Он понимал, что Ньют все равно не уснет, и потому примостился у мачты. Сколько пират ни пытался поднять его и отправить обратно, брюнет больше не реагировал, а только озлобленно хмыкал и сквозь зубы скрипел: «отвянь». Ньют присел с ним рядом, достал из кармана бутылку рома, откупорил ее и прижал к губам. От спиртного становилось теплее, спокойнее, и в какой-то мере увереннее чувствовалось. До решающего момента оставалось несколько часов: Ньют видел зачатки рассвета на горизонте, прорывающиеся сквозь пленку ночи. Он допивал бутылку, когда на «Кровавой Мэри» появились первые признаки жизни. Кто-то еще совсем сонный выбрался на верхнюю палубу и поковылял к гальюну, не замечая белую шхуну, в ожидании замершую по левому борту. Ньют пихнул Томаса в плечо, и на это движение брюнет ответил раздраженным «ммм?», а затем и вовсе повалился набок. Блондина это в принципе устроило: он не хотел, чтобы спящему пустили в лоб пулю. Он поднял приготовленные еще ночью револьверы, лежащие у бедра, и вложил их в глубокие карманы кафтана, наблюдая за «Мэри». Проснувшийся пират поднялся обратно на палубу, почесал голый худой живот и медленно, как будто не веря, что что-то видит, посмотрел на севший на якорь второй корабль, расположившийся слева от «Кровавой Мэри». — Корабль по правому… нет, погодите, по левому! Да! — Ньют тяжело вздохнул, опуская ладонь на лицо и глядя на суетящийся силуэт сквозь пальцы. — Корабль по левому борту! Корабль по левому борту! Внизу «Мэри» началась суматоха. Поднялся гул, как будто где-то поблизости сбили гнездо диких пчел, и пираты поползли на палубу. Среди них выбежал Алби, на ходу натягивающий на себя рубаху и сжимающий в зубах пистолет. Ньют пригляделся к развязанным канатам над головой, выбрал самый ближайший, медленно поднялся с места и вскарабкался на борт, уверенно на нем балансируя. К шхуне обращалось все больше опухших и измятых лиц, и на каждом зацветало свое, особенное выражение искреннего удивления. Пистолет Алби громыхнул о палубу, выпав у теперь-уже-капитана изо рта, но никого внезапный звук даже не заставил вздрогнуть. Ньют натянул на лицо широкую улыбку. Несколько десятков глаз сначала улавливали шхуну целиком, потом ползли вверх, к белым парусам, а затем снова опускались, всматриваясь в еще неясные очертания Ньюта на борту. И чем быстрее взгляды фокусировались на блондине, тем более сильное удивление растягивало красные физиономии. — Я вижу, вы меня узнали, джентльмены, — Ньют ухватился за канат, спрыгнул с борта, разбежался и перемахнул на палубу «Мэри», нарочито стукнув по ней подошвами. На него смотрели, как на восставшего из могилы мертвеца (кажется, для многих здесь Ньют и был этим мертвецом), и всех постепенно косило от злости. Кто-то полез к поясам или в карманы в поисках оружия, но команда, видимо, повскакивала с мест в чем была и потому совершенно забыла прихватить хотя бы обломок доски. — Прекрасно узнали, — сквозь толпу непробиваемой скалой прошел Алби, направляя револьвер Ньюту в лоб. — И если ты думаешь, что раз вернулся живым, то мы тебя простим, хочу заверить: ошибаешься. — Ну-ну-ну, — Ньют цокнул языком, пальцем отстраняя от себя дуло. — К чему все эти грубости, Алби? Или пост капитана требует слишком много нервов? Я слышал, ты чудишь. И блондин кокетливо подмигнул своему бывшему боцману, мгновенно вскидывая свой пистолет. Пираты как по команде подались вперед, но Алби вытянул свободную руку, приказывая остановиться. — Хватит с тебя шуток. Достаточно пошутил, когда оставил на корабле этого англичанина. Он, кстати, все еще с тобой? Может, сбегаешь, попрощаешься, поцелуешься? — Алби говорил с абсолютно серьезным лицом, но позади него прокатился смешок. — Я никуда не спешу. Дам вам побольше времени, чтобы вы насладились друг другом в последний раз. По рукам пиратов пошли пистолеты: кто-то успел спуститься вниз и вынести несколько. — К твоему сведению, — Ньют поднял указательный палец, — он теперь тоже пират, — очередная волна смеха, еще более бурная, сотрясла палубу. — А почему вы смеетесь, джентльмены? Этот мальчишка помог мне бежать из тюрьмы, обокрал своего отца, угнал корабль, чего вы делать, кажется, не собирались. Пока вы проклинали меня, он спасал мой зад. Чуете разницу? — Знаешь, Ньют, — Алби взвел курок, — достаточно. Оставить врага на корабле сродни предательству. А мы не терпим предателей. Ньют попятился назад, готовый спустить курок в любую секунду, но врезался в стену собственной каюты. В ответ на него подняли еще несколько дул, пахнущих подожженным порохом прошлых выстрелов. — Я всегда тебя терпеть не мог, знаешь, — пистолет Алби уперся Ньюту в лоб. — С тех самых пор, как Стью притащил тебя на корабль. Я знал, что он сделает тебя капитаном. Ты же сынок, как никак. Но ты был совершенно непохож на него. Просился к маме, пускал слюни, говорил, что убивать нехорошо, весь из себя такой правильный. Думаешь, я не знаю, что ты всю жизнь хотел жить в Англии? Думаешь, не знаю, что твоя мать научила тебя добру и всей этой мишуре? Ты родился не для моря, Ньют. Но, знаешь, я начал в этом сомневаться спустя пару лет. Даже смирился с тем, что отныне ты капитан. Начал помогать тебе. А потом появился он. И в тебе снова очнулась вся эта мирская дребедень. И именно поэтому ты так снисходительно к нему относился. Так не должно быть. Кого бы он тебе ни напоминал: себя ли, мать ли, бабу-торговку с рынка — ты должен был либо прикончить, либо отдать его на другой корабль. И я знал, что ты поступишь иначе. И, поверь, мне жаль тебя убивать, правда жаль. Но ты выбора не оставляешь. Ньют слушал этот монолог, преисполненный ненависти и желчи, и ему становилось страшно. Страшно от того, что он с самого начала не должен был никому верить. Но и удивляться здесь было нечему: его мир заключался в обмане и лжи, и он сам часто лгал и обманывал, слился со всем этим, не замечая, что позади него самого плетутся сети предательства. Он и впрямь был слишком молод, слишком наивен, слишком мягок для всего этого. И зря вовлек во все это Томаса. Ему пиратская жизнь ничуть не ближе. Ньют смотрел в глаза Алби, в дикие, кошачьи глаза, торжествующие близкой победой. Колени, казалось, остались без костей и готовы были подкоситься. Блондин шумно сглотнул. Команда замерла в ожидании. Внезапно прогремел выстрел, прорезая пулей тишину. Прогремел откуда-то со стороны, не задев Ньюта. Алби рухнул, успев схватиться рукой за пробитый висок. Ньют отскочил от стены и ухватился рукой за борт, готовый в случае стрельбы броситься в воду. На палубе шхуны, вытянув руку с дымящимся пистолетом, стоял Томас. Команда глядела на него испуганно, оторопело и непонятливо. Брюнет горделиво вскинул подбородок, ухватился за канат и перемахнул на палубу «Кровавой Мэри». — Кажется, ваш кодекс говорит, что если капитан убит кем-то, не относящимся к вашему судну, вы обязаны подчиняться тому, кто его убил, если тот пожелает командовать вами. К вашей радости никто из англичан об этом не знает, но я осведомлен, - Томас усмехнулся. - Так вот. Я приказываю бросить оружие, — Томас вскинул второй пистолет, спиной подходя ближе к Ньюту. Пираты послушно побросали все, что лежало у них в руках, на палубу. — И назначаю Ньюта, — он кивком указал на вышедшего вперед блондина, — вашим капитаном. И никто, я гарантирую, никто из вас не посмеет больше обвинить его в трусости или измене. Я лично превращу этого смельчака в рыболовную сеть. Ньют в ужасе смотрел на тело Алби, изуродованное злобой. Он не мог отрицать, что привязался к боцману за последние годы, но терять его сейчас, когда столько правды обрушилось на плечи, было не страшно и не горько. Эта потеря ощущалась гораздо легче. Ньют приказал выбросить тело за борт, что команда не решалась сделать, пока на нее не прикрикнул Томас. Блондин смотрел на него очарованным взглядом, заметив доселе скрывавшуюся строгость и решительность в сузившихся до щелок глазах, гуляющих скулах и стиснутых губах. — И мы забыли кое-что еще, — Ньют убрал руки за спину. — Отныне этот юноша — ваш боцман. И никаких возражений быть не должно. Команда замерла в нерешительности. Кто-то сзади крикнул: «Добро пожаловать домой, капитан!», и эту реплику остальные подхватили одобрительным гулом. Томас пронизывал Ньюта взглядом, спрашивая, не сошел ли капитан с ума, но тот в ответ только лишь пожал плечами, беззастенчиво ухмыляясь. — Ты справишься, — шепнул он Томасу на ухо и толкнул его кулаком в плечо. — Опусти уже пистолеты.

***

— Корабль по курсу, капитан! Корабль по курсу! — дозорный Минхо несся по палубе, сшибая остальных пиратов и на бегу завязывая бандану. Ньют выбрался из каюты, вгляделся в горизонт, заметив невдалеке силуэт трехмачтового судна. Команда столпилась вокруг, ожидая приказа. Все они хищно улыбались, и руки их тряслись от нетерпения. Это было так знакомо и вместе с тем так сомнительно. Ньют склонил голову набок. «Кровавая Мэри» шла под всеми парусами, огибая Мыс Доброй Надежды. Ньют заметил, что никогда еще не бывал в Индийском океане, и возможность избороздить его показалась заманчивой. Впереди них шел торговый корабль, трюм которого был явно до отказа забит продовольствием. И это тоже казалось Ньюту заманчивым. Сквозь толпу протиснулся Томас. Черная бандана и легкая блуза, обнажавшая треугольник светлой кожи на груди, неописуемо шли ему. Как позже заметил Ньют, тело Томаса выглядело совсем не хилым по сравнению с Алби, и это придавало ему еще большей солидности. И притягательности тоже, но это скорее были только Ньютовы заскоки. Команда сначала привыкла к Томасу, а потом и вовсе полюбила. Он мог давать поблажки, но и строгость мог проявлять тоже, если так было нужно. Несколько раз ему даже «посчастливилось» выпороть плетью нескольких провинившихся, и он сделал это, не отказываясь и ни на секунду не ослабляя удар. Спина его самого практически зажила, оставив несколько тонких рубцов, похожих на следы от царапин. Он оказался замечательным стратегом и знал меру веселью. Он помогал Ньюту во всем, и им обоим управлять многочисленной командой было на порядок легче. По крайней мере, сейчас им не требовалось скрывать что-либо друг от друга. И поводов не доверять друг другу не было. Любви, «которой нет места на пиратском судне», Ньют был благодарен отчасти именно за это нерушимое доверие. — Чего вы ждете?! — рявкнул Томас, мельком оглядев столпившихся полукругом пиратов. — Готовьтесь к абордажу! Экипаж взревел и унесся сплошным потоком к корме, сметая на своем пути брошенные тряпки, поломанные ящики и треснутые бутылки с вытекающим из них спиртным. — Это я вообще-то должен говорить, — напомнил Ньют Томасу, когда тот встал рядом с ним, убрав за спину руки. — А давай по очереди. — А давай.