Зелёный - цвет ожидания

Канзас, США. В бункере под землёй ангел готовил ужин. Он был не один. Рядом с ним стоял мужчина, помешивая соус в кастрюле и немного не в такт покачиваясь под играющую в наушниках попсу. Кастиэль взглянул на него краем глаза, а потом подтянул к себе большой кабачок. Взяв кухонный нож, он принялся нарезать овощ на заранее подготовленной разделочной доске. Под острым лезвием кабачок с лёгкостью разделялся на тонкие круги светлой мякоти, окантованные тёмной кожицей. Кас резал, резал и резал, бессознательно попадая в такт басам, бьющим в наушниках Дина и слышимым через короткое расстояние между ними. Закончив c одним цуккини, он потянулся за вторым. Дин бросил взгляд на труды его рук и поморщился. Кас ответил слабой улыбкой — он разделял очевидное отвращение Дина, пусть и по немного другой причине, как мог догадываться. Посмотрев сверху вниз на овощ, он и сам вздохнул. Зелёный цвет ему не нравился. Это был цвет ожидания. Он знал, что Дин не увидел бы особого смысла в его словах. Мысли людей представляли собой одни лишь синапсы и стаккато из слов, каждая эмоция смешивалась в странную смесь физических ощущений и недооформленных предложений, некогерентных, одномерных. Даже если Кас находился в человеческом сосуде, он всё же думал как ангел: короткими и длинными волнами — от мягкого гамма-излучения до ревущих, вызывающих кровь из ушей радиоволн. А в центре — видимый спектр. Цвет. Когда Кас думал о Дине, он думал об ожидании. И он думал о нем в оттенках зелёного. Зелёный находился в центре спектра — усреднённая, устойчивая основа. Закрытый бутон, готовый расцвести. Волна цвета бутылочного стекла, еще не окаймлённая пеной и не разбившаяся о берег. Зелёный — цвет ни громкий, ни яркий, ни ужасающий. Просто… зелёный. Цвет ожидания. Для людей ожидание, конечно, в порядке вещей. Человек проводит в полной неподвижности большую часть вечности — либо в небытии, либо на пути к нему; прах ты, и в прах возвратишься. На активность людям отведён мизерный срок — и даже тот они проводят, главным образом, неподвижно, позволяя окружающему миру прорываться через их бренные, разлагающиеся тела образами, звуками и запахами. Люди — это зрители вселенной. Ожидание для таких существ — это способ существования, а не бремя. Но Кастиэль рикошетом отбивался от звезд, разрушал миры, вибрировал по тончайшим атомным связям за пределами космоса. Он был посланником, приносящим свет и звук в беспроглядные, безмолвные места. Он был воином, способным разрушать саму сущность своих врагов одной мелодией, расщепляющей на частицы. Он был чистым движением, безупречной причинной связью, необузданной решимостью, не ведающей понятия «ждать», «остановиться», «замереть». Для волны не существует состояния неподвижности. Ждать означает крах существования. Кас посмотрел на Дина, продолжавшего двигать бёдрами, покачиваясь всем телом. На нём была свободная белая футболка, волосы с одной стороны головы стояли дыбом, а линию подбородка смягчала щетина. Джинсы на бёдрах слегка сползли, потому что он не надел ремня. Пока Кас наблюдал, Дин погрузил в кастрюлю с булькающим соусом ложку, затем поднёс к губам, попробовал и нахмурился. Пару секунд спустя он облизнул губы и сглотнул. В такие моменты Кас очень сильно желал быть всё ещё полностью ангелом. Всё ещё неспособным ждать, неспособным сдерживаться, когда так сильно хотелось подойти, дотянуться, прикоснуться… Дин развернулся на носках, чтобы взять солонку, и отправил щепотку в кастрюлю. Кас тяжело сглотнул и снова опустил взгляд на разделочную доску, где лежал зелёный кабачок. Он не всегда хорошо справлялся с ожиданием. Но со временем научился. Именно Дин научил его, Кас это знал. Он помнил время, когда был полностью человеком. Потеряв благодать, он поневоле думал, используя слаборазвитую электрическую систему своего весселя. Это должно было преподать ему урок медлительности, терпения. Но Кас обнаружил, что усваивал этот урок уже сотни раз: он был мастером в терпении и ожидании. С Дином он никогда не мог получить то, что хотел — из-за неудачного времени, нерешительности, обстоятельств. Он научился себя контролировать под напором сильнейших желаний… За миллионы лет до встречи с Дином Кас думал непрерывным спектром, от коротких волн к длинным и обратно, без эмоций и воображения. Теперь он думал по шаблону — повисающими в воздухе «возможно», «может быть», «однажды» — и его палитра состояла из оттенков зелёного, цвета ожидания. Иногда он думал о чём-нибудь другом. Мысли о тающей благодати пылали инфракрасным. Когда он делал что-то правильно — или когда готовил, или когда они с Сэмом искали информацию по делу, как одна команда, и он, пусть ненадолго, мог позволить себе поверить в то, что они выиграют битву со временем, — его разум заполняло синим и ультрафиолетом. Но всегда, всегда присутствовал зелёный, образуя прожилки, подобные кровеносным сосудам, в остальных цветах. Это была почва, базовая линия. — Задумался? — спросил Дин, выдернув Каса из мечтаний. Он вытащил наушники из ушей, оставив их болтаться на шее, и поднял брови, глядя на Каса. — Ничего себе, как нахмурился. Глаза Дина были широко распахнуты — выжидающие и ярко-ярко-зелёные. На мгновение Кас позволил себе просто глядеть и встречать ответный взгляд, погрузившись в это ощущение, в этот цвет. Всегда ли так будет? Навсегда ли они застрянут вот так, по разные стороны от разделительной черты, ожидая и ожидая, когда один из них двинется? Но нет, разумеется, нет, это невозможно, потому что... потому что, внезапно подумал Кас, зелёный — не только цвет ожидания. Это также цвет обещания. Бутоны всегда расцветают. Волны всегда накатывают и разбиваются. Зелёный — это не стазис, это ожидание перемен. Зелёный — это обещание Вселенной перед зрителями, что грядут перемены. Зелёный — это когда Дин хлопает его по плечу и не сразу убирает руку. Зелёный — это слова, которыми они хотели заполнить тишину, разрушив ее и спрашивая, спрашивая, спрашивая. Зелёный — это взгляд в глазах Дина, его зелёных-зелёных глазах, когда он видит Каса. Когда смотрит на Каса. Когда не отворачивается. — Кас? — позвал Дин, и Кас моргнул. — Я просто думал, — медленно произнёс он, — о том, что мне нравится зелёный цвет. Он поднял кабачок и торжественно помахал им. Дин на секунду переключился на овощ, а затем снова посмотрел Касу в лицо, нахмурившись — очевидно, полагая, что Кас дразнит его. — Нормальный цвет, — сказал Дин. — Синий — лучше. Он повернулся обратно к соусу и принялся помешивать его круговыми движениями, ожидая, когда тот дойдёт до готовности. Кас подавил вздох и продолжил нарезать кабачок. Придёт день, и рука Дина останется на его плече на секунду, а затем ещё на секунду, и ещё. Придёт день, когда натянутая между ними сеть искусственных слов прорвётся, и всё то, что они давно хотели сказать, с лёгкостью скользнёт в пространство. Придёт день, и глаза Дина посмотрят в глаза Каса, но вместо «Подожди, подожди, подожди» скажут «Действуй, действуй, действуй». Придёт день. Кас сгорал от нетерпения в ожидании этого, чувствовал, как болело его человеческое тело, как оно было опустошено нуждой — но до тех пор обещание поможет ему терпеть. До тех пор достаточно зелёного. Кас лезвием ножа подтолкнул к Дину нарезанные ломтики зелёного кабачка и потянулся за следующим. До тех пор он подождёт.