Дурак Червей

- Он всегда был таким? – спросил Арнбьорн у будущей жены. Астрид сидела, опустив голову на локти, хотя он точно знал, что она здесь и сейчас, и что безумие шута доставляет ей не меньшее беспокойство, чем ему самому. - Эй, ты! Щенок! Я тебе сейчас голову оторву, если не прекратишь орать! – не выдержал он. Но Цицерон не слушал. Он не обращал внимания, бряцал по лютне, едва не вырывая бедному инструменту струны, и пел, как будто в зале был только он один. Дурак Червей - хоть и дурак, Стал дураком не просто так. Он резал глотки и душил. Ценил вино и шлюх любил. Он чтил свой Дом и чтил Семью, Любил он Матушку свою! Но вдруг - беда! И хоть убей - Стал дураком Дурак Червей. Хэй, хэй, хэ-эй… Дурацкий колпак болтался и так и сяк, пока шут размахивал башкой в разные стороны в такт музыке и прыгал вокруг своей оси. Проклятые колокольцы звенели так истошно, что казалось, барабанные перепонки вот-вот не выдержат. Во всей этой какофонии Волк даже не знал, к кому обратить свой слух: к Астрид, возлюбленной, прекрасной смелой женщине, или же к этому идиоту, чтобы, наконец, заставить его заткнуться. Его тощая, непропорционально вытянутая фигура то и дело мельтешила перед глазами, выкрикивая песни и стихи собственного сочинения. Хоть детищу Хирсина и не подобало срывать гнев стальных зубов на недостойных, вервольф всё увереннее склонялся к тому, чтобы взять наглеца за шкирку и швырнуть в костёр вместе с его петушиным нарядом. Однако Астрид остановила жениха, когда он привстал и угрожающе зарычал в сторону скомороха. Тот заметил, что на него планируется какая-то атака; но осмелел, увидев, как сестра по Братству его защищает, и не остановился, продолжив весело скакать по комнате. - Не обращай внимания, - полувзмолилась, полувелела норжанка. - Как не обращать?! Этот недоумок всю пещеру разнесёт, если это продолжится! С ним надо что-то сделать. Почему бы не выгнать его из Братства, во имя Ситиса? Подумай только, если он предаст… - Цицерон не предаст. - Цицерон не предаст Братство! – попугаем отозвался тот. – Цицерон очень любит свою семью! И Бабочку он любит, и Астридочку, и Назимчика… Но вот беда – Цицерон до смерти не любит собак… Оборотень свирепо заклокотал. Шут, казалось, на секунду одумался и уронил лютню. Инструмент раскололся пополам, издав напоследок печальный вой. Он тут же бросился собирать, удручённо причитая о жалости к своей любимой игрушке, опасливо глядя в глаза вервольфу. Но как только всё до единой щепки было поднято с пола, шут с восторженным воплем проклял останки и отправил их в огонь. - Прощай, гнусный выродок музыкантов! Больше на тебе не поиграют бардовские пальчики! Цицерону надоела лютня, Цицерон найдёт барабаны! Смотрите, смотрите, лютня гори-ит! Когда щепки превратились в угли, скоморох подошёл ближе и со всей силы топнул по догорающему костру. Пламя его не тронуло, а останки лютни превратились в пустую золу. Скоморох бешено хохотал, заходясь в истерике, а Волк и его подруга закрыли уши. Наконец, он успокоился. От очага остался только маленький фитилёк, но его задул сквозняк. - А теперь Цицерон вам спляшет! - Нет, Сисерро, будь добр. Поднимись к себе в комнату. - Но… я же… - Не спорь со мной. Тебе пора уходить, не то Арнбьорн не справится со Зверем. - Как скажешь… – скоморох принялся бормотать, натягивая свой колпак по самые глаза и размазывая краску по лицу. Кулаки шута сжимались поочерёдно, когда он проходил мимо стола. – Астрид совсем не любит Цицерончика! А я думал, мы семья… - Ради Ситиса, оставь уже нас! – рявкнул Арнбьорн. - Всё-всё, Цицерон уходит. Пойду наточу ножики, хе-хе-хе… Тяжёлая дверь захлопнулась так, будто для её закрытия Цицерону не требовалось и пальцем пошевелить. На деле все двери в Убежище весили намного больше, чем он сам. - Так что же ты мне расскажешь, Астрид? – спросил Волк, глядя в глаза своей любимой. - Это долгая история, – сказала та и тяжело вздохнула. – Но обещаю тебе, когда выслушаешь, будешь ещё долго меня благодарить. - Я готов, – без раздумий выпалил Волк. Женщина удостоверилась, что никто не подслушивает, и начала говорить. - Когда-то его звали Мортид Сисерро. Он был обычным имперцем, таким же разумным, как мы с тобой. У него были русые волосы, и стриг он их почти коротко. Арнбьорн изумился. Подумать только, у этого крысёныша с рыжими патлами когда-то была аккуратная причёска. - Он пришёл к нам из Сиродилла, просил дать ему убежище. Показал символ, сказал, что он один из нас. Мы приняли его как своего – я и Назир даже не стали совещаться. И все эти годы он исправно занимался нашим делом, и равного ему по силе и искусству я не встречала. Астрид сделала паузу. - Но потом, когда один из нас совершил непоправимую ошибку… - Скажи, что нужно сделать, чтобы стать таким. - Не торопи. Нужно ослушаться Ситиса. - Что?! Как он это… - Успокойся. Всё по порядку.