Альтернативная анатомия

– И правда что! – я деликатным, но уверенным тычком биологу в грудь заставила его отстраниться. – Как можно в морге-то так беспощадно попирать биологию! Набила я шишку и говорю: холодное надо приложить, а он все: рассосётся, рассосётся. Я едва закончила свою сумбурную тираду, как заметила с десяток острых игл – взглядов, устремлённых в нашу сторону. В них идеально читалось, какая я распоследняя грешница, и что невинную практически душу ко греху свела, и что вот они-то – они-то почти святые, потому что не крутят шашни с учителями в выпускном классе. В этот момент одноклассники напоминали больше моих родителей, которые с завидным упорством все норовили дьявола какого-нибудь из меня изгнать. Что ж, чудно. – Как так вышло? Ну, с шишкой, – Вик неопределённо махнул рукой, больше, наверное, стараясь развеять присущую для чего места тишину, чем правда интересуясь всем этим делом. – Страсть, как боюсь я этих трупов! – на помощь пришлось призывать весь свой практически стопроцентно отсутствующий актерский талант. Выходило эпатажно, но ни капельки не правдоподобно. – А ну как он встанет и на меня – шасть! Шла я в коридоре, а там Сашка лежит, ну, то есть, Александр Иннокентич. Совершенно мертвенький! Меня так ужас обуял, что я вписалась лбом прямо в угол, и теперь – вот... Взгляды с осуждающих переменились на любопытствующие и местами явно подозрительные. Не верят, значит. Ещё бы, какой идиот поверит в эту нездоровую чушь? Но болезненное напряжение было снято. Мне почему-то очень хотелось закрыться, спрятаться от этих взглядов-спиц где-нибудь, лучше всего, за спиной у Громова, и он, как будто по наитию, действительно встал так, что частично закрыл меня собой. Ну и... ткнуться носом ему между лопаток было бы совсем добивающим, но мысль такая все равно возникла, свернулась клубочком где-то в сердце и добавила безысходности положению. – А был у нас, между прочим, такой случай, – шутливо заметил Вик, – оперативники привезли ночью труп бабуськи, а мест свободных не было, так они её к стулу и привязали, сдюжили, а на утро уборщица пришла, увидела, значит, это чудо и в обморок – хлоп! Так её вместо бабуськи на вскрытие и увезли. На стол разложили, инструменты приготовили, а она возьми да глаза открой и ка-а-ак сядет с замогильными воплями. Там все чуть не поседели, один даже в больницу с сердечным приступом едва не загремел. Поэтому в таких делах осторожней надо быть, дети мои, – он перешёл обратно на наставительный тон и, как ни в чем не бывало, продолжил лекцию о вспомогательности судмедэкспертизы во всяческих расследованиях, в медицине и вообще по жизни так, от души. Гениальный студент завершил свою многопознавательную экскурсию словами о том, что морг – это дело хорошее, бояться тут нечего и вообще, все там будем. После окончания мероприятия в хладной обители «совершенно мертвеньких» остались только Вик, потому что у него были ещё дела, Громов, потому что хотел с ним поговорить, и я, потому что хотела Громова. Вид сделала, будто забыла чего-то, а потом тихонько в дверной проем наблюдала, как Денисова дырка в боку подвергается тщательному осмотру. Оно и понятно, он все ещё по-тихому страдашился от раны, и было немудрено, когда на лице его изредка вспыхивала странная болезненная хмурость. Это заставляло изводиться прямо, жутко злиться на себя от осознания, что вот этот растрёпанный несчастный недо-учитель биологи так меня заботит и что помочь мне нечем. Я вся превращалась в маленькую злую беспомощность, и от этого было тошно. – Мирослава, будь другом, зайди внутрь, а то этот красавец вертится все время на дверь, сил нет работать, – как ни в чем не бывало обратился Вик. – Только не думай, что я тебя преследую, а то ещё шарахаться начнёшь, как от яндерички. Впрочем, если хочешь, я снова начну прогуливать твои уроки. – Не аттестую, – коротко, но весомо пригрозил Громов страшным голосом, и мне показалось, будь он не в положении раненого вепря сейчас, с удовольствием треснул бы мне по лбу. – Нравится, как он преподаёт? Эт я даю ему уроки биологии, – с гордостью сообщил Вик. Ах во-от откуда он понабрался столь избирательно точных знаний, нашёл себе, значит, экспресс-репетитора. Я вздохнула. – Нравится. Пройдёмся? Вообще, я хотела поговорить, но едва вышли на улицу и ветер встрепал волосы, сразу как-то все забылось, а то, что вспомнилось, показалось неловким. Мы стояли друг напротив друга, и это было как-то бестолково. – Денис, – начала я, напряжённо раздумывая, прибавить ли отчество и приведёт ли его в восторг, если я все-таки восстановлю этот барьер между нами. Пытаясь понять, подняла на него глаза и – зря. Вот этот вот усталый взгляд, и добрый, и подавленный одновременно, меня просто добил. Так, как будто у него было много того, о чем бы он хотел рассказать, но не мог. Так, будто хотел одновременно оттолкнуть и крепко прижать к себе. – Грустно, – резюмировала я, – и хочется на ручки... – и тут же почувствовала, как меня отрывает от земли, что заставило нешуточно паникнуть. – Ай, Громов, ну не в буквальном смысле! Хотя в буквальном, но не настолько! Ты ж так опять в больницу загремишь, голова дурная. Денис усадил меня на бортик цветочной клумбы, пригладил. Сделал вид, что не заметил, как задыхаюсь. – Хочешь сказать, что твой отъявленный грубейший флирт с Дахой – это ничего. Интересно, я вообще в том положении, чтобы закатывать ему сцены ревности? Неловко. Неловко, но очень тепло. – Это для дела нужно, – с непробиваемой и совершенно бесстыдной физиономией ответствовал Громов. – Такой уж и грубейший? – Она тебя видит, как облупленного. И вообще, эта деваха не простая, с ней по-другому надо. Хочешь подобраться поближе – держись подальше, вот что. Стоп! – неожиданно взвыла я, лихорадочно хлопая себя по бокам. – Что? – Громов аж не на шутку перепугался, от такой эмоциональности. – Сумку забыла! – досадливо объяснила я, прямо дивясь своей «удачливости». – У Сашки забыла сумку. Если постоишь здесь, я очень быстро вернусь, ладушки? Я почему-то надеялась, что он постоит, хотя ему это было совершенно не нужно. Будь я им, использовала бы, наверное, шанс, чтоб смыться. Сумка действительно все ещё лежала напротив Сашки, и действительно, кто ж её тронет, тут все не особо-то активные. Ну, разве что окромя пары тройки уборщиц, которые несмотря на возраст, чудом из обслуживающего персонала не превратились в обслуживаемый, ну и жизнерадостного Вика, задушевно играющего в телефон. – Отлыниваешь? – я отскочила, чудом избежав столкновения лоб в лоб, потому что оба перед собой не смотрели. – Да и дел особо нет, – как-то даже печально протянул он. – Нынче все спокойно. В былые времена и Денис клиентиков поставлял, было повеселее. – Денис? – топорно, прямо в лоб переспросила я, волоча за собой сумку по полу и нисколько об этом не беспокоясь. – Ну да, – студентик спокойно пожал плечами, – надо ж их, бездыханных, прятать где-то после выполнения заказа. Где ж ещё трупы прятать, кроме как не в морге. – В смысле, Денис, морг, прятать трупы? – я остановилась, выкашливая слова одно за другим, от испуга даже не в силах связать их во внятное предложение. – Есть профессия такая, – мягко заметил Вик, перекладывая на ходу какие-то бумажки, – людей убивать. – Ясно, – обронила прибито и изумлённо куда-то в пол. Коридор как будто искривился, поплыли, мигая, длинные уродливые лампы вдоль потолка, потемнела и смазалась без того облезшая настенная штукатурка. В целом эффект был такой, будто меня бутылкой по голове приложили. Потому что я думала, что кто угодно, но не вот этот добродушный легкомысленный и тёплый мужик. Потому что думала, что один два, но никак не несколько десятков. Потому что думать по-нормальному меня отродясь никто не учил! Выходила я через черный ход, несколько шатаясь, как пришибленная.