Альтернативная анатомия

Мы приехали домой к часу ночи. Небо плотно затянуло облаками, оттого без лунного света всё казалось ещё мрачней, чем было. Начинал накрапывать дождь, а потому водитель, покинувший машину, чтобы открыть мне дверь, держал над нами большой зонт. Я осторожно коснулась пальцами металлической трости, толкнув её от себя, чтобы закрыть чёрным куполом лицо. Я не знаю, зря ли я старалась, поскольку отец вряд ли желал встречаться со мной взглядом, но мало ли.       Дома царила атмосфера траура. Вроде бы ничего не поменялось: все та же антикварная мебель и кожаные диваны, от запаха которых подкатывал ком к горлу. Тяжелые тёмные шторы, ковры и вычурный итальянский паркет. После приятных глазу интерьеров Аффари всё казалось совершенно отвратительным, да и осуждающие выражения бледных лиц прислуги уюта не придавали. Возможно, горничные и охранники даже ни о чём толком не знали, но в тот момент мне казалось, что весь город в курсе о случившемся. Тем не менее, я убеждала себя, что моей вины ни в чём нет. Если бы не внезапная атака на резиденцию Аффари, мой план наверняка бы сработал. Только вот сказать об этом вслух почему-то язык не поворачивался. Не то, чтобы я боялась папкиного гнева, но ухудшать собственное положение совершенно не хотелось. Тем более, что страх поехать жить к бабушке был сильнее минутной гордости. — Иди в свою комнату, — отец, будто услышав мои мысли, остановился.       Его слова были так внезапны, что я даже не успела среагировать и скрыть эмоции. Моё искреннее удивление было тут же замечено, и отец хмыкнул. — Хватит уже с тебя на сегодня. Знала бы ты, на что я тебя выторговал. — На что? — переспросила я, мгновенно пожалев о своём эмоциональном порыве любопытства. — Пришлось выдать компромат на очень ценного союзника, — он подошёл ближе, заглядывая мне в глаза. — Подумай об этом следующий раз, когда тебе в голову взбредет очередная «потрясающая» идея. Из-за тебя мы лишились доверия удобных людей. И хорошо, если остальные никак не отреагируют. Кроме меня ты никому не нужна, так что не трать понапрасну моё расположение.       «Удобные люди» — так их отец называл. Расходный материал. Я скривилась от омерзения. «Удобные люди» — так их отец называл. Расходный материал. – Очень удобно, правда же? Вот так торговать людьми. Продавать чужие жизни при любом удобном случае? Ничего лучше не смог предложить? – А ты думала, мафия – это ангелы небесные? – усмехнулся отец с таким уничижительным видом, как будто втолковывает свои мысли не то, что умственно отсталому, а вообще какому-то животному. – Мафия – это большое зло. Но вопреки столь ласковому обхождению, сказанное им развеселило меня. – Большое зло, отец, не лишено благородства. А у тебя нет ни его, ни даже намёка на хоть какие-то принципы. Не льсти себе, босс мафии, ты не больше, чем жалкий пакостник, мелочный и мелкий. Как и тот мерзотный мирок, что ты вокруг себя построил на лжи и предательстве. Дунешь – рухнет. На какую-то секунду показалось, что отец ударит меня, отвесит тяжёлую пощёчину, что было бы, несомненно, очень болезненно ввиду количества перстней, украшавших его пальцы. Но едва они сверкнули недобро в тусклом свете лампы, как в дверном проёме возник один из его подчинённых, и отец, успевший уже замахнуться, немедленно опустил руку. Ох, как не хотел он выносить на всеобщее обозрение семейные распри. – Пошла вон, – процедил отец сквозь зубы. Я развернулась, направляясь в свою комнату, и напоследок вернула ему фирменный пренебрежительный взгляд, которым столько раз награждали меня в этом доме. Полагаю, если бы не родственные узы, мои мозги от такой выходки уже украсили бы здешний персидский ковёр. Козлов был не из тех, кто великодушно прощает. Телефон у меня не отобрали, но домашний арест был наложен однозначно. Я включила прикроватный светильник и подставила под желтоватый свет закатанный рукав кофты. Номер Артёма, который тот требовал записывать там, где не найдут, если будут искать синяки. Я усмехнулась. Разумеется, этим никто не интересовался. Слишком противно для моего папы. «Я дома», — отписалась я зачем-то на данный мне новый номер.       Ответа я не ждала, да и запоздало подумала, что такое сообщение наверняка выглядело нелепо. Тем не менее, через пару минут раздался тихий звуковой сигнал. «Молодец. Покушала?»       Я мрачно усмехнулась. Понятное дело, что он намекал на бессмысленность моего письма, но я почему-то решила продолжить. «Хватит уже кушать на сегодня.» «15.10.19.20», — пришло мне в ответ.       Я замерла. Артём должен был прислать время, но это совершенно не то, чего я ожидала. С виду шифр походил на какие-то координаты с точным адресом. Тем не менее, Гугл это таким образом не воспринял. На ум пришёл код от сейфа, но догадка даже звучала нелепо: какой сейф, зачем мне от него код? Но подумать над этим мне не дали, прислав следующее сообщение. «Нужна карта помещений и фотографии изо всех окон первого и второго этажей.»       Дальше следовал адрес электронной почты и довольный смайлик. «Зачем?» «Так надо.»       Я закатила глаза, недовольно выдыхая. Сколько раз я уже слышала это невыносимое «так надо», когда люди Добродетели были заняты делами, в которые не хотели меня посвещать. «Что за шифр?» — написала я, но ответа не последовало. Ни на это сообщение, ни на множество подобных.       Я откинула телефон в сторону и еле заставила себя сходить в ванную. Заснула в тот вечер я сразу, как только коснулась головой подушки.       На утро меня разбудила горничная, робко заглянув в комнату. Было уже десять часов, а потому она всё-таки решила побеспокоить меня, предлагая завтрак. Разлепить глаза было уже нелегкой задачей, а от мысли, что придётся выйти к людям, которые знают что случилось, желание подниматься с постели пропало окончательно. Ответив женщине, чтобы она принесла завтрак в комнату, если ей позволят, я по привычке потянулась за телефоном. Сообщение, пришедшее совсем поздно ночью, подействовало на меня удивительно бодряще. «Бля, Дарья. См. сзади.»       Смотри сзади? Первые несколько секунд спросонья я не могла сообразить, о чём идёт речь. Единственной мыслю было проверить в задних карманах джинс, и о чудо! В них оказалась свёрнутая в десять раз крохотная бумажка, которую Артём каким-то образом умудрился туда запихнуть. Как хорошо, что у нас хоть немного схож ход мысли. Скорей всего, подсунул он её, когда удачно отвлёк меня на свой навязчивый шепот, наивно принятый мной за попытку соблазнения. . — Я принесла завтрак, могу войти? — поинтересовались из-за двери, и я поняла, что за размышлениями не услышала стука.       То, что я становилась такой рассеянной, начинало серьёзно напрягать. Я быстро спрятала клочок бумаги обратно, так и не успев развернуть его до конца.       Горничная, должно быть, подумала, что у меня крайне дурное настроение, а потому спешно удалилась, оставив поднос на столе. Я закрыла дверь на замок — так вернее. Затем с ювелирным старанием развернула бумажку. «Не забудь подтвердить. Никому не давай.»       Совет никому не давать мог бы пригодиться на все случаи жизни. Стоило полагать, что цифры, присланные в сообщении, всё-таки означали время. Логичный вариант был всего один. Ни девятнадцатого, ни двадцатого года ещё не было, следовательно, речь шла про «15 ноября, 19:20». Я раздраженно вздохнула. Такие заморочки вполне в стиле Аффари. Они словно вылезли из фильмов про итальянскую мафию или из шпионских боевиков. После понимания, о чём шла речь, сообщение стало казаться слишком простым. А теперь можно было всё удалить. «Окей», — отправила я.       И только потом осознала, что, задумавшись о тайнах и цифрах, согласилась на какую-то очередную затею. Не обдумав ничего заранее. В принципе, согласилась я ещё в доме у Аффари, когда сидела перед Артёмом с его гипнотизирующим взглядом. Но тогда это можно было списать на тактичное поведение заложницы, а в этот раз не иначе, как на собственную дурость.       Тем не менее, на назначении времени встречи мои приключения закончиться не должны были. Для начала, где-то в кабинете отца, за массивными дубовыми дверями, хранились старые документы. Среди них должны были пылиться бумаги, хоть как-то указывающие на принадлежность Добродетели к руководству Салвинии и на действия внутри организации. Если таковые вообще были, конечно.       С раннего утра и до шести вечера отец каждый будний день сидел в своём кабинете, охраняя эти документы, как дракон золото. Пробраться и забрать их оттуда, пока он работает, было явно невозможно. До 15 ноября оставалось два дня, в течение которых у меня было бы две попытки пробраться в кабинет — когда все собираются на ужин. И как кстати тут приходилась моя ссора с папашей — никто не сочтет странным мое отсутствие.       Среди двух вариантов: пробираться тайком или просто войти, я выбрала второе. От слоняющейся вперед-назад прислуги не представлялось возможным скрыться, а уверенный человек не должен был вызывать у них подозрений. В конце-концов, какое их дело? Если не попасться кому-то из своих, то всё должно было быть в норме. Проблема состояла в том, что кабинет мог оказаться закрыт, но и её я решила успешно. Два соседних помещения объединял общий балкон. Вход был из спальни Татьяны, отцовской секретарши, а в кабинет с балкона вели часто открытые окна. И даже если отец закрыл их, то выломать их было бы проще, чем мощную дверь. Проблема была больше в том, что Татьяна отличалась феноменальной педантичностью, а потому если хоть в чём-то налажать — она всегда обязательно заметит.       Большие окна оказались закрытыми, зато узкая створка держалась на защёлке. Я аккуратно подцепила замок пальцем и пролезла в комнату, стараясь не зацепить ничего одеждой. Ещё не хватало застрять там и с жалостным видом просить «папа помоги». На то, чтобы найти нужные папки, потребовалось не меньше двадцати минут, поэтому я непрестанно озиралась на дверь, боясь, что та в любую секунду откроется. Однако находка явно стоила того, чтобы рисковать. Читать это всё на месте было бы глупо, потому я все таким же окольным путём, поставив окно обратно на защёлку, вышла в коридор. И столкнулась с удивлённым взглядом горничной. Твою ж… — Ох, вы были у Татьяны? Я просто хотела спросить, не хотите ли вы ужинать…       «Да, я была у Татьяны, но ты этого не видела»; «Да, но если ты кому-то расскажешь, я тебя… никогда не прощу»; «Нет, тебе показалось, я не была только что в комнате человека, которого сейчас на месте нет». Из этого ничего не подходило, а варианта лучше не приходило на ум. Сказать ей, что так и должно было быть? Но она-то как раз в курсе, что у меня за проблемы. Попытаться договориться? Уверенно пройти мимо неё, чтобы ей не пришло в голову об этом болтать? В принципе, последний вариант был ещё куда ни шло, но замешательство стоило мне удачной раскладки. — Вы у нее что-то взяли? — женщина перевела пустой взгляд на папки, которые я держала в руках. — Да. Это очень важно для меня, не рассказывайте никому. Она бы отдала это отцу, и он оправил бы меня к бабушке.       Судя по тому, что горничная вышла из залипного транса, мою логику она поняла и приняла. — А Татьяна не заметит, что вы это у неё забрали? — Не заметит, — я прошла в свою комнату, прижимая документы ближе к себе, скрывая их от лишних глаз. — Если вы не расскажете, — затем все же решила прибавить весомости своим словам и изобразила как можно более страшное лицо. — А вы не расскажете, потому что ничего не видели. — Х-хорошо, — женщина воровато заоглядывалась, ища взглядом других свидетелей, что выглядело ну ни разу не подозрительно.       Я раздраженно выдохнула. — Принесите ужин сюда.       На следующий день удалось сфотографировать большую часть того, чего просил Артём. Пришедшее на номер подтверждение «ОК» меня успокоило и означало, что предоставленных материалов достаточно. Где-то в подсознании я паниковала, носясь из стороны в сторону и страстно желая написать в ответ «я передумала, иди на хрен». Но если мне удалось бы сжиться с Аффари, стать их другом, я знала бы больше, чем кто-либо ещё в этих домах. Наконец-то обрела бы тот контроль, то влияние, которых мне так не хватало. Тем не менее, я была без понятия, к чему надо было готовиться. Возможно, стоило собрать вещи, но даже сама инициатива сбежать куда-то прямо из-под носа у папы, да ещё и с вещами, звучала глупо и неубедительно.       Я слышала, как все вернулись с ужина, негромко обсуждая что-то политическое. Я напряглась, боясь, что мне сейчас влетит, но даже через десять минут тишина сохранялась. В принципе, всё шло довольно гладко. Это такое неприятное чувство, когда подозрительное спокойствие начинает напоминать затишье перед бурей. Ожидание в любом случае всегда страшнее самого действия.       В день «Х» я стала дёрганной. Сначала зачем-то позакрывала все шторы в комнате, затем открыла их обратно, по три раза проверила собранный рюкзак. Горничная, пришедшая ко мне убираться, кивнула так, будто у нас с ней был какой-то вселенский заговор. Возможно, сокрытие факта воровства каких-то папок было для неё самым большим преступлением за всю жизнь. В пять вечера пришло сообщение: «Окно на север, где нет забора. Куст, дорога, секунда в секунду, возвращаться не выйдет». Я недовольно изогнула бровь, словно это мог бы кто-то увидеть, осознавая написанное. Стало ещё страшнее, чем было, да и с понедельника так и не распогодилось. Я на всякий случай взяла рюкзак с вещами и документами в руки. За час до назначенного времени случилось то, чего я меньше всего ожидала. Судя по всему, Татьяна каким-то чудом сверхъестественного чутья педанта обнаружила среди тысяч документов отсутствие одной единственной папки. Да когда я вытаскивала эти бумажки с полки поднялось столько пыли, что её вполне хватило бы, чтобы накрыть персидское войско! Каким образом её перфекционистский взор выцепил именно эту недостающую папку — я без понятия. Но если речь шла о Татьяне, то это было не слишком удивительно.       Я поняла, что пора сматывать и кинулась в сторону лестницы на третий этаж. За спиной слышались причитания горничной, которая тут же раскололась, узнав, что речь идёт о важных документах босса.       Спрятавшись за декоративную колонну, я принялась строчить Артёму истеричные письма, на которые он ещё и не спешил отвечать. Когда он наконец прислал «Стоп паника. Скрывайся от них. Готовься быть у окна на север в 18:40», я уже успела израсходовать весь свой баланс на сообщения.       Шум начал распространяться по нижним этажам. Обнаружив, что меня нет в комнате, отец отдал приказ найти меня как можно скорей. Да, я понимала, что он дорого выторговал мою шкурку от Аффари, но такого удачного компромата, как его работа с Салвинией, я упустить не могла.       У меня оставалось пять минут до назначенного Заславским срока, а я находилась слишком далеко от «окна на север». Это означало только одно. В последнюю минуту мне предстояло совершить пробежку от гардеробной моей тёти до нужного места.       «18:39» — высветилось на часах, и я рванула. Мысленно я уже уничтожала Артёма, если тот посмеет подвести меня. Потому что секунда в секунду значит ровно в 40, чёрт возьми! Я извинилась перед парнем из охраны, которого толкнула на центральную лестницу, ловко увернулась от цепких рук отцовских коллег и наткнулась на Татьяну собственной персоной. Чтобы преодолеть её, потребовалась воспользоваться массивным торшером. Не так, как кто-то мог подумать, достаточно было просто толкнуть его на неё, заставив секретаршу схватиться за светильник обеими руками. В принципе, она могла просто отойти в сторону, но это была бы не Татьяна, если позволила бы чему-то разбиться.       Оставалось спуститься на второй этаж, потому что прыгать с третьего было явно не вариант. И внезапно на пути мне встретилась горничная. Не знаю, случайно ли это вышло, или же она решила помочь мне, терзаемая виной за раскрытие «заговора», но следующим шагом она оступилась и свалилась на ступеньки, преграждая всем проход.       За моей спиной раздался благой мат охранников, извинения от горничной и крики Татьяны. С противоположной стороны по второму этажу ко мне уверенно и крайне недобро шёл отец. Я распахнула большую стеклянную створку и демонстративно шагнула с подоконника. Полагаю, все удивлённо замерли на своих местах, не ожидая такого поворота, поскольку голова отца появилась в окне не сразу. Я успела выбраться из кустов, расцарапав голени, и перепугаться, что Артём подвёл меня. На часах, тем не менее, всё ещё было 39 минут. 40.       Охрана, бежавшая за мной от главного входа, что-то угрожающе кричала. Но их крики заглушил знакомый рёв мотоцикла. Я ещё не развернулась на звук, как меня за руку дёрнули на себя и усадили на байк сзади. Я крепко обхватила парня со спины, будто спасательный круг, и мотоцикл, быстро набрав скорость, увёз нас из переулка на проезжую часть. — З-заславский, мать твою, это была твоя идиотская идея! Я так и знала, что ничто не может пройти хорошо, — громко ворчала я, перекидывая ногу и усаживаясь нормально.       Спаситель был в шлеме, потому разглядеть его лицо не представлялось возможным. Я на секунду даже напряглась, боясь, что это не он. Однако через пару секунд парень прервал своё возмущенное молчание. — Как ты могла напортачить? Это же твой дом! Ты не можешь своровать своё же у себя же, а позарилась на моё недавно!       Ан нет, этот голос я узнаю из тысячи, пусть даже ему приходилось перекрикивать ветер. — Ох, что такое, боже мой! — кричала ему я странным голосом. — Я вообще была как в трансе, ты слышишь? В своём уме я бы в жизни на такое не согласилась. Че-ерт, отец отдал за меня компромат на союзников! Ты понимаешь, что мне пиздец?       На последнем предложении мой голос сорвался, и я закашлялась. Затем почувствовала, как в кольце моих рук Заславский глубоко вздохнул. Мы притормозили на светофоре. — Раз твой отец сдаёт своих союзников, значит, он придурок.       Артём обернулся, видимо, чтобы серьёзно посмотреть мне в глаза. Однако шлем, про который парень наверняка просто забыл, скрывал от меня его лицо. — Не больший придурок, чем вы сами, — я толкнула Артёма, чтобы он отвернулся. — И не больший, чем я, однозначно.       Я не слышала, но ощутила, как парень усмехнулся. Мы снова поехали вперёд, постоянно перестраиваясь между рядами. Честно сказать, такое вождение я называю экстремальным, но выбора не было. Если бы нас настигли люди отца, которые однозначно были посланы следом, ситуация стала бы «экстремальней» в тысячу раз. — Из-за твоей лажи мы вынуждены смещать таймлайн, — сказал мне Заславский через пару минут молчаливой езды. — Будь готова, что что-то может пойти не так. Сперва заедем за рюкзаком. — За каким ещё рюкзаком?       Ответа не последовало. Я постоянно озиралась назад, ожидая увидеть там преследование. Однако на оживленных улицах ничего видно не было. Мы свернули в какой-то сквер, проехали мимо заброшенной стройки и оказались на ранее неизвестной мне улице. — Здесь нас найти не должны, даже если будет преследование, — Артём припарковал байк возле бетонных блоков и огляделся. — Это обязательно? — Нет, это не обязательно, можешь идти.       Я раздраженно выдохнула и пересела поудобней, свесив ноги в одну сторону. Царапины противно болели, но кровь из них уже не шла.       Не важно, как быстро Заславский нашёл бы свой долбанный рюкзак, мне требовалось время, чтобы собраться с мыслями. Я только что вполне осознанно предала отца, уехала с малознакомым парнем в неизвестном направлении, и чувство безысходности не давало мне покоя. С одной стороны, изменения могли привести к лучшему. С другой — хотелось бы вернуться домой и наблюдать за ситуацией из безопасного места.       За пол часа с момента прыжка из окна заметно стемнело и неприятно похолодало, так что я начинала ощутимо нервничать. Где-то неподалеку послышался шум, словно маленькие камушки катятся по земле. Я поёжилась. Может от напряжения, или от душевной усталости, меня одолело чувство беспокойства. Ощущение было неприятное, как будто за тобой пристально наблюдают, и именно оно подхлестнуло меня, заставило слезть за байка и исчезнуть в недостроенном здании вслед за Аффари. Я шла на звуки эха, хорошо отражавшегося от бетонных стен. Заславский обнаружился на шестом этаже в охапку с найденным рюкзаком. — Почему нельзя было его сразу взять? — Что? — Артём то ли не расслышал, то ли задал довольно глупый вопрос. — Рюкзак. — А, ну было бы не очень приятно, если бы меня с ним поймали. Я стою намного меньше, чем его содержимое. — Самокритично. — Ни разу. — Что же там такое? — Моя черная душа, — он усмехнулся. — Нет, конечно. Подписанные договоры, приказы и разрешения, которые могут нам понадобиться. Ну и мой кошелёк с кредитками, конечно. Больше, чем нужно, но иногда «больше» куда лучше, чем «меньше». Это как раз тот случай... — Заславский осёкся. И было, почему. В тусклом свете качающейся под самым потолком лампы появился силуэт. Высокий мужчина с оружием, узкие лисьи глаза. Я неоднократно видела его в нашем доме, особенно в последнее время. Должно быть, какой-нибудь новый любимчик, ещё не осознающий до конца своё место пешки в большой игре. Но факт оставался фактом: нас настигли, прежде чем мы успели отъехать от папенькиного дома хотя бы на километр. Артём замер, понимая, что не успеет достать пистолет, прежде, чем в него выстрелят. Лисий глаз замешкался всего на секунду. Наверняка размышлял, какое место лучше прострелить Аффарёнышу, ведь убивать его он точно не собирался. Слишком расточительно вот так сразу лишать жизни консильери, целый кладезь ценной информации. Они его до смерти запытают, и только потом прикончат. Медленно и мучительно. Секундного промедления хватило, чтобы все эти мысли вереницей вспышек пронеслись в моём сознании, оставив одну, самую яркую, лихорадочную, тотчас завладевшая моим телом. Я вынырнула из-за плеча Заславского и встала точно перед ним. Расчёт оправдался, мы оба заметили, как дрогнула на секунду рука «лисьего глаза», державшая пистолет. Мой поступок точно привёл его в замешательство. Он явно не был уверен можно ли ему дырявить дочку босса, даже с позором бежавшую и прихватившую с собой кипу важных документов. Мне сильно повезло, что не было рядом отца. Тот бы незамедлительно отдал приказ меня убить. А пока я стояла. Стояла перед Артёмом. Стояла между ним и пистолетом, страха не было, был только жар суицидального азарта. – Грязная сволочь! – он выстрелил в пол под моими ногами. Явно для того, чтобы припугнуть, и чтобы выместить свою досаду. Я зажмурилась, но осталась стоять, чувствуя, как дрожь сковывает плечи. Однако «лисий глаз» от своей авантюры явно осмелел, теперь он твёрдо держал пушку в руках и целился, явно прикидывая, чтобы мне прострелить, чтобы сбить спесь. И даже если у меня было несколько секунд, чтобы уйти в сторону, прежде чем он спустит курок, то тело всё равно оцепенело и не подчинялось моим командам. Грянул оглушительный выстрел, и я напряглась, как струна, ожидая, какую часть моего тела в следующую секунду пронзит нестерпимая боль. Но боли не было, если не считать только звон, заполнивший правое ухо, и неприятным эхом отдавшийся в черепной коробке. «Лисий глаз» упал. Упал, поражённый пулей артёмовского пистолета. – Ты совсем ёбнулся?! – я резко развернулась и пихнула Заславского кулаком в грудь. – Хочешь, чтобы я оглохла? Долбанный идиот, я правым ухом нихера не слышу! Я была невероятно злая. На придурочного мафиози, за то что тот не удосужился придумать чуть менее рискованный план побега, за то, что он стрелять взялся у меня над ухом, наплевав на чужие барабанные перепонки. Но больше всего на себя, за эти немыслимые выкрутасы. Это кто меня просил загораживать его от пуль?! Это что я такое сделала сейчас?! – Если не прекратишь голосить, я перестану что-то слышать обоими ушами, – он зажал мне рот и затащил в тень. – Надо уходить. Ваши ребятки слышали выстрелы, и сейчас их здесь будет, как пчёл в улье. Он зажал моё запястье в стальные тиски своих пальцев и потащил по открытым лестничным пролётам вниз. Сквозь недостроенные стены свистал ветер, вздымая полы моей куртки. Уже было достаточно темно для того, чтобы в здании без освещения не видеть, куда ступаешь. В любой момент существовала опасность напороться на арматуру и расстаться со своей не очень пока ещё грешной жизнью прямо здесь. Когда мы уже почти достигли первого этажа, над нашими головами и впрямь послышались оклики и шаги, громкий топот нескольких человек. Чьё-то имя прокричали несколько раз. Возможно, «лисий глаз» был ещё жив, и тогда это выигрывало нам какое-то время. До мотоцикла было не больше нескольких метров по открытой местности. Но с верхних этажей мы были как на ладони, вся эта площадка перед домом отлично простреливалась, кроме того, бежать предстояло по скользким насыпям строительного песка, а потом ещё и карабкаться сквозь дыру в заборе. Заславский сунул мне в руки оба рюкзака и, снова достав пистолет, велел: – Иди. Уговаривать не надо было, я бы с огромным удовольствием исчезла с этой дьявольской стройки, как можно скорее. Но сколько бы я отдала за то, чтоб Заславский не заметил, как бледно моё лицо от страха, что перед тем, как уйти отсюда, мне всё-таки придётся преодолеть эти открытые несколько метров. Однако с Аффарёнышем за спиной было как-то спокойнее. Да и сгущающиеся сумерки играли нам на руку. Я сначала выкинула за забор сумки, потом перелезла сама. Мотоцикл стоял под навесом, какие обычно делают над пешеходными переходами возле строек, и это давало возможность расслабиться на каких-то пару секунд. Я уже оседлала его, когда в проёме наконец появился Заславский, запрыгнул на сиденье передо мной, не заморачиваясь со шлемом, и сразу же выжал газ. Аппарат взревел, вздымая из-под колёс клубы пыли, но даже сквозь этот шум слышны были пистолетные выстрелы, которыми нас провожали очухавшиеся люди моего папаши, и ни один из которых, к счастью, не пришёлся в цель. И мотоцикл, делая резкий поворот, от которого я чуть было не свалилась на асфальт, скрылся за углом следующего квартала. Какое-то время мы ехали молча, избегая людных улиц и загруженных дорог. – Ты дрожишь, – заметил Артём, объезжая еле тащившийся «отечественный автопром». – Оделась не по погоде, – съязвила я. Но оценить остроту моего ума никто из нас не успел. Артём увидел что-то в боковом зеркале, и резко вывернул руль, сворачивая в узкий, малоосвещённый переулок между домами. Мы проехали несколько кварталов через дворы, потом снова оказались на шоссе, но не успело пройти ещё каких-то минут семь, как Заславский выругался громко, снова глядя в боковое зеркало, и опять резко развернул мотоцикл. На этот раз я тоже увидела чёрный Порше, висевший у нас на хвосте. Лучше просто и быть не может. Мы оказались на какой-то улочке, на которой и две машины-то с трудом смогли разминуться бы, Заславский прибавил газу с явным намерением проскочить на мигающий зелёный, однако в этот момент от обочины отделился грузный заляпанный серый джип и встал посреди дороги, загораживая всей своей махиной и без того узкий проезд. Заславский резко ударил по тормозам, так что меня почти вжало в него. Сзади послышался визг автомобильных шин: это резко, почти вплотную, остановился преследующий нас Порше. Нас взяли в кольцо. Провели, как детей. И теперь мы без двух секунд в железных лапах «Добродетели». Но рано было заказывать панихиду. Артём практически сдёрнул меня с мотоцикла, и не успел никто из преследующих опомниться, как он уже затащил меня в подъезд ближайшего дома на соседней стороне улицы. К большому счастью для нас, до бог весть каких окраин Воронежа ещё не довезли домофон. То был обычный железный замок, который Аффарёныш за нами сразу же и захлопнул. – Ну и что ты натворил?! Ты ж в настоящую ловушку нас загнал, умник! – зашипела я, на ходу приваливаясь к лет двадцать как некрашеной стенке. Но у Артёма Заславского ход мыслей был совсем иным. Мы, не переводя дыхание, взбежали по лестнице до последнего этажа, и юный сын босса с хорошего пинка выбил ведущую на крышу дверь. – Что ж, надеюсь, ты не боишься высоты, Дарья, – с улыбкой от уха до уха хехекнул Заславский, первым выбираясь на открытый воздух. – Только паркура мне ещё не хватало, – пробормотала я мрачно, следуя за ним. Уже почти совсем стемнело, и глазам открывался панорамный вид на спальный район: сплошные электрические провода и горящие окна квартир. Горизонт скрывался от глаз за кружевом ночной дымки, и звёзд не было видно. Казалось, что совсем низко над крышей нависли эти мрачные рваные клочья облаков, едва подсвеченные по краям уже скрывшимся за горизонтом солнцем. Воздух был тяжёлый и влажный, будто вот-вот дождь пойдёт. Вернее, он уже шёл: невесомая промозглая изморось. Я поёжилась, следуя за Заславским, тот широким шагом направился к краю, заглянул вниз. В этой части города дома стояли плотно, и расстояние между крышами было слишком мало, чтобы провалиться туда даже случайно. Это ободряло. – Как насчёт того, чтобы размяться? – не теряя оптимизма, осведомился Артём и первым перепрыгнул на соседнюю крышу, после чего галантно подал мне руку. – Терпеть не могу паясничество, – процедила я сквозь сжатые зубы, перешагивая пролёт. Справилась и без его помощи. – Как даме будет угодно, – он в покорном жесте вскинул ладони вверх. Ублюдок непробиваемый. Несколько крыш мы преодолели таким образом, прячась за выступами, пригибаясь, чтобы нас не было видно ни с земли, ни с соседних крыш. Добрались почти до самого конца квартала. Но теперь перед нами оказался какой-то торговый центр. Он, мало того, что стоял чуть в отдалении, так был ещё и немного выше. – Ну? – Заславский обернулся, раздражённый тем, что я за ним не следую. – Я не пойду туда прыгать. Я просто шею себе сверну. Вниз. Давай спускаться вниз... – Прислушайся, – Артём вдруг приложил палец к моим губам, и на несколько мгновений воцарилась тишина, сквозь которую едва-едва доносились отдалённые шаги. Значит, наши преследователи тоже выбрались на крыши, и очень скоро нас ожидает едва ли приятная встреча. – Внизу без байка мы далеко от них не уйдём. Я прыгну, и помогу тебе, если потеряешь равновесие. Не слушая дальнейших возражений, Аффарёныш уверенно направился к краю, и не колеблясь ни секунды, единым рывком перемахнул на соседнюю крышу. Ловко и грациозно. – Даша, давай, – вернул меня к реальности требовательным голосом. Я подавила огромное желание закрыть глаза, отошла на несколько шагов, стараясь максимально очистить голову от мыслей, а потом обратно, быстро, вздымая вокруг себя капли луж. Воздух засвистел в ушах, пара секунд прошли как вечность. Я почти поверила, что всё позади, но едва подошва коснулась ската крыши, она тут же начала скользить по мокрому металлу. Картинка перед глазами качнулась, внутри всё словно завязалось в единый тугой узел, который тут же распустился, разгоняя по телу всеохватывающую ледяную панику. Всё? Запястье дёрнуло тупой болью, картинка снова исказилась, а потом всё замерло. Я не сразу поняла, что уже стою на ногах, на твёрдом шифере. И Заславский крепко прижимает меня к себе. Настолько крепко, что я чувствую биение его сердца. Он тяжело дышал и как-то не спешил меня отпускать. Напротив, через парковку, светилось большое стеклянное здание. Голубые фонарики, протянутые вдоль фасада и вокруг окон, бросали красивые отсветы на покрытую водой поверхность крыши, и на байкерскую кожаную куртку Заславского. – Всё хорошо. Видишь? Всё хорошо. – Артём, окна... – прошептала я онемевшими губами. – Что? – Это агенство недвижимости напротив – компания моего отца. И сейчас в его окнах по меньшей мере пять стволов. И все они направлены на нас, – в голосе даже против моей воли звенела злая ироничная безысходность. – На счёт три, поняла? – выдохнул он мне на ухо. Я кивнула. Заславский резко припал к земле, и, не выпуская меня из рук, откатился за выступ. – Думаешь, они не ждут нас у выхода с распростёртыми объятиями? – спросила я, уловив его взгляд на дверь. – Пожарная лестница. Мне на глаза попались перила, сбоку, как раз в том пролёте, через который мы прыгали. По насмешке судьбы, единственная лестница здесь вела во внутренний двор, на парковку, то есть, почти в стопроцентную ловушку. Но двор плохо освещался, и это давало призрачную надежду. Даже не выпрямляясь, я мёртвой хваткой вцепилась в перила и свесилась с крыши. Они скользили под пальцами и подошвой, я несколько раз чуть не сорвалась вниз, но хлопки пистолетных выстрелов подгоняли лучше, чем что-либо ещё. Лестница отрывалась за полтора метра над землёй и я замерла, прикидывая, как лучше спуститься, не поломав себе ничего. Сверху послышалось шипение и матершина. Я сразу почувствовала неладное, и спрыгнула наугад, приземлившись в мокрые кусты. Спустя пару секунд сверху почти на меня свалился Артём. Объяснять не надо было, я и без того заметила. Пуля пришлась ему в ногу, чуть выше бедра. Заславский морщился и шипел, прижимая ладони к ране. – Тихо-тихо-тихо, – я тотчас перекинула его руку через своё плечо. На противоположном углу парковки уже появился чёрный силуэт. Медлить было нельзя. Я дёрнула ручку первой подвернувшейся двери, молясь всем богам, чтобы та была открыта, и мы буквально ввалились в тёмный коридор, ведущий в кухню какого-то ресторана быстрого питания, пахло пережаренным мясом и фритюрным маслом. Как повезло, что здешние повара любят покурить на свежем воздухе! – Эй, куда! – окликнул нас кто-то. – Заприте дверь, заприте! – крикнула я. Стажёр с серым, как газетная бумага лицом простелил за кровавым телом, тянущимся по полу и действительно кинулся запирать дверь, и едва он это сделал, как туда принялись так бешено колотить, что казалось, сотрясалась не только сама дверь, но даже и стены. Но меня целиком занимала одна единственная мысль: если с парковки можно зайти в кухню, то вход в сам ресторан с другой стороны здания! Проход сквозной! Быстро проскользнув сквозь толпу посетителей, мы снова оказались на открытом воздухе. Я принялась лихорадочно оглядываться в поисках укрытия, потому что за спиной слышались уже выстрелы. Видимо, отчаявшись достучатся, он решил просто прострелить замок. – Помойка, – прокряхтел Артём, стараясь виснуть на мне так, чтобы я не прогибалась под тяжестью его веса. – Чего? Мы оказались на маленькой площади, окружённой магазинами: овощной рынок, секонд-хенд, палатка с шаурмой, за ней, вдали от света фонарей стояли, окружённые с трёх сторон забором, два мусорных бака. Твою мать, ну по помойкам я в своей жизни ещё ни разу не шарилась! Однако ситуация выбора не оставляла. И я, откуда только силы взялись, уже спустя несколько секунд привалилась к задней стенке мусорного контейнера, с наполовину повисшим на мне Заславским, среди остатков еды, коробок и какой-то липкой мерзости. Зловоние стояло просто выедающее глаза, застарелый запах гнили и разложения, но меня беспокоило только одно. Не остался ли за нами кровавый след на асфальте. Громко хлопнула дверь – это из здания выбежали наши преследователи. Они орали друг другу что-то там про «не могли далеко уйти» и «Козлов уроет, если упустим». Потом разделились. Один оказался в буквально паре метров от нашего укрытия, и как назло, остановился зачем-то. Зачем – я думать отчаянно не хотела, я тогда даже дышать перестала, автоматически, наверное, нащупывая в кармане у Артёма пистолет. Проверит? Да неминуемо проверит. Во рту было сухо и кисло, плечи дрожали. Хоть бы кровавый след не оставили. – Посмотри в здании, – крикнули ему, и он, затормозив на секунду, прошёл дальше, шаги стали удаляться. Ещё через несколько мгновений всё окончательно стихло, но мы ещё минут пять сидели не шевелясь. Сердце колотилось, как ненормальное и всё никак не могло успокоиться. – Надо уходить, – прошептал Артём одними губами. Верно, не пройдёт и пары минут, как они догадаются вернуться и проверить. Заславский, превозмогая боль, поднялся, всё равно избегая вставать в полный рост, чтобы его из-за мусорного бака не было видно. Мы проскользнули в сумрачный двор жилого дома, и, пригибаясь под балконами первого этажа добрались до едва приоткрытой железной двери, ведущей в тёмный сырой подвал, лестница которого была настолько узкой, что по ней с трудом можно было протиснуться даже в одиночку. Для Артёма спуск по ней обернулся настоящей пыткой. Артём сполз по стенке в угол с паутиной и принялся хлопать себя по карманам. Эта затея ничем не увенчалась, а потому закончилась грязной руганью. – Ёб твою мать! – взвыл Заславский, запрокидывая голову. – Телефон! Потерял, пока по крышам бегали. А твой? – Остался в доме, и поверь, это лучшее место для него, если мы не хотим, чтобы наше местоположение раскрыли люди из «Добродетели». – Резонно. Значит, остаётся только ждать. Я не успела уточнить, чего именно мы собирались ждать. Заславский вытащил из своего рюкзака складной нож, разрезался край рубашки, и получившейся полоской ткани принялся перевязывать пулевое ранение. Я присмотрелась к нему в тусклом свете единственной лампы, болтающейся на проводе под самым потолком. Оно было сквозное, прошло далеко от кости. В целом, вроде, ничего серьёзного, только крови много. Горячка адреналина спала, и теперь ему было по-настоящему больно. Руки, тоже успевшие перепачкаться кровью, соскальзывали и дрожали. – Дай. Я взяла из его рук кусок ткани и перевязала вокруг раны под болезненное шипение. – Мы несколько раз уходили у них прямо из-под носа, – пробормотала я, сардонически ухмыляясь, – «Добродетели» должно быть будут невероятно злыми, когда нас наконец настигнут. Сначала стройка, потом паркур по крышам... Кстати, ты так и не объяснил, какого чёрта нам на этой стройке понадобилось. На кой тебе в такой срочности эти супер-важные документы, чуть не стоившие головы? – Документы в нём нужны, чтобы расплатиться с человеком, что должен забрать нас отсюда вывезти из города, который весь контролируется «Добродетелью». К слову, он ужасно опаздывает, – тяжело вздохнул Аффарёныш, бросая взгляд на часы. – Может, впредь будешь иметь дело с более пунктуальными подельниками, – мрачно съязвила я. – Он крайне пунктуален, – отрезал Артём. Мы встретились взглядами. Объяснять ничего не нужно было. Убит. Валяется где-нибудь ничком в канаве. Это в лучшем случае. В худшем выбалтывает условленное место встречи под раскалённой кочергой где-то в подвале нашего дома. С тех пор, как мне было пять, к нам в погреб иной раз привозили несчастных, и тогда оттуда слышались протяжные, исполненные страдания стоны, от которых нельзя было спрятаться, в какой угол дома бы ты не забился. Со временем я научилась даже спать под них, и предсмертные душераздирающие крики несчастных меня больше не трогали. Потом отец сделал звукоизоляцию, но пробирающие до костей мелодии пыток до сих пор продолжали иной раз мерещиться мне во снах, словно колыбельная, достойная дочки босса мафии. – Знаешь-ка, что? – Артём подтянулся, чтобы сесть поудобнее, и всучил мне внезапно обе наши сумки. – Найди себе укрытие поприличнее и понадёжнее. Ты же способна справиться с такой задачей? Сюда они наведаются рано или поздно. А со мной ты далеко не уйдёшь. – Ты бредишь? Это от потери крови. – Дарья, не до шуток сейчас, – отчеканил Аффари абсолютно серьёзно и направил на меня пистолет. – Иди. – Что? – у меня даже голос от возмущения сорвался. – Ты... Ты мне угрожать вздумал?! Засунь свой пафосный пистолет в задницу себе, урод! Ему там самое место. – ярость захлестнула ядовитой волной, и я сомкнула пальцы на его горле, не смогла отказать себе в удовольствии. – Убью. Убью насмерть! Задушу, как цыплёнка! – Ты такая красивая, – бескровными губами вдруг прохрипел Заславский, и на лице его вновь заиграла та фирменная довольная лыба. – Идиот! – как ошпаренная, я резко отпустила пальцы и прижалась к стене. Сил нет никаких. – Сейчас выйдем наружу, поймаем такси и поедем чёрт знает куда. – Может сработать, – у Заславского загорелись глаза, он подался вперёд, но тут же со стоном осел обратно. – Знаешь, в тебя полезно иногда из пистолета постреливать. Будешь хоть потише. – Лучше помоги раненному! – картинно застонал он, обходясь, тем не менее, прекрасно и без всякой помощи. Он почти не ступал на больную ногу, но ловко управлялся и без этого, опираясь на узкие своды и подтягиваясь на руках. На первом этаже пятиэтажки горела красными огнями «Пятёрочка», у входа в которую стояла пара автомобилей с шашечками такси. Выбирать не приходилось, мы завалились в самую ближнюю. – В самый дешёвый хостел, пожалуйста, – бросила я встрепенувшемуся водителю, сразу же отворачиваясь к окну. – Деньги у нас есть, – ехидно прошептал Аффарёныш, склонившись ко мне. – Нам нужен такой, в котором ни документов ни спросят, ни нога твоя подозрений не вызовет, – огрызнулась я ему на ухо. – Понимаю, дело молодое, – довольно загыгыкал водитель, разворачиваясь на узкой площадке. Заславский разом подхватил этот смех, и довольно, по-свойски похлопал меня по колену, за что немедленно получил тычок локтем в рёбра. – Предвещая возможные недопонимания, я не буду трахаться с тобой в хостеле, – сверкнула злобности глазами. – Как скажешь, Дарья, как скажешь, – Заславский с лицом святого откинулся на спинку и притих. За окном проплывали дома с уютно горящими окнами, и я думала: хорошо им, людям за этими стенами. Они сейчас пьют чай после рабочего дня, принимают ванну с душистой пеной, сериалы смотрят по «Первому» или что-то вроде того. И ещё они точно знают, что их ждёт в завтрашнем дне. Не то что мы. Едем в неизвестность по мокрой дороге, и перед нами разливается вдоль асфальта свет автомобильных фар. Водитель сначала пытался завести оживлённую беседу, рассказывал о своей молодости дальнобойщика, потом, уверившись, что собеседники из нас так себе, умолк и закурил прямо в салоне. Из динамиков доносился какой-то шансон, потом вдруг сменившийся на радостную новогоднюю песню, очень развеселившую нашего «дальнобойщика». Он принялся подпевать не в такт и бесновался вплоть до самого прибытия в пункт назначения. Машина затормозила у ветхого здания, напротив горел вывеской Макдоналдс, и я внезапно поняла, что буквально с ног валюсь от голода. Расплатившись с водителем, я вытащила с заднего сидения Артёма, и мы нырнули под неприметную видавшую виды вывеску хостела. Лента. Лента против мух, которую я ни в одном магазине не видела вот уже несколько лет – это первое, что бросилось мне в глаза. За фанерной стойкой сидела неопределённого возраста дама, кажется, проклинавшая любого, кто посмел потревожить её покой в такой час. В растянутой грязно-розовой кофте, с мерзким пучком на голове и бородавкой над верхней губой, она осуждала нас всем своим видом за одно только появление в поле её зрения. – Добрый вечер! – лучезарно поприветствовал Артём, опираясь на стойку локтями. – Ночь! – отрезала тётка, дожёвывая бутерброд с докторской. – Нам бы номерок на ночь... – Остались только одноместные, – с явным пренебрежением объявила она, перелистывая какую-то основательно затасканную тетрадь. – Давайте одноместный, – сразу же согласился Артём, которому и стоять было тяжело, даже опираясь на стойку. – Деньги вперёд, – процедила тётка и бросила на стойку ключи с синим пластмассовым брелком. Получив своё, тётка уткнулась обратно в кроссворд. Никаких документов с нас не спросили, на Артёмову ногу не обратили никакого внимания. Полагаю, потому что эта закалённая жизнью женщина каждый день видела ещё и не таких субъектов. Хостел представлял собой объединение двух, а может, и трёх квартир обыкновенного жилого дома. Из соседнего номера доносились вялые пьяные песни. Комната номер три – так было написано на нашем брелке. Дверь, которая по первому ощущению, тоже была сделана из фанеры, с большими щелями по бокам и у пола. Заславский завалился на кровать, которая действительно была одна, да ещё и такая узкая, что он с трудом помещался там целиком. Матрас печально скрипнул под чужим весом, я затворила за нами дверь и привалилась к ней спиной. Усталость брала своё, и голова отказывалась работать. Чего нельзя было сказать об Артёме, чья энергия ещё не была исчерпана, даже несмотря на кровопотерю. Было странно видеть письменные принадлежности в таком месте, но они действительно были, пусть и далеко не первой свежести: первые страницы блокнота были изрисованы каким-то мамкиным художником, а от карандаша остался всего огрызок, но и этой находке Артём обрадовался. – Сходи в аптеку, я видел тут рядом, пока мы из машины выгружались, – он вырвал чистый лист и накорябал на нём целый список лекарств. – Я пока нашим позвоню. Надеюсь, это рабочий агрегат, – Артём похлопал по серому пластмассовому телефону, который куда больше походил на детскую игрушку или на муляж какой-нибудь, чем на «рабочий агрегат», но надежды на него я горячо разделяла. – Только осторожно там! – донеслось мне вслед, когда я уже снова вышла в пыльный коридор, украшенный под потолком кружевом паутины. – Пошёл к Дьяволу, – усмехнулась я, закрывая дверь слабым пинком. Аптека и впрямь была неподалёку, в соседнем здании мигал красно-зелёными огнями крест её логотипа. У меня оставалось всего десять минут до закрытия, поэтому пришлось прибавить шаг. Едва переступила порог фармацевтического рая, я даже зажмурилась, настолько непривычен был яркий свет после часов скитаний по помойкам и подвалам. Кроме меня в аптеке совершенно никого не было. Не планируя задерживаться надолго и оставлять подопечного мне теперь Аффарёныша в одиночестве, я просто сунула в окошко тот список, что он понаписал, и уже через несколько минут девушка выдала мне практически целую аптечку: бинты, перекись водорода, зелёнка, спирт, были даже шприцы и комплект ампул к ним, ещё какие-то таблетки. Я молча рассчиталась, сгребла купленное добро в фирменный пакет заведения и вышла обратно, в промозглую сырость города. И едва я это сделала, как поняла, что меня вдруг с головой затапливает ощущение пьянящей эйфорической свободы. Впервые за долгое время, да что уж там, впервые за всю, наверное, жизнь я была не под контролем отца. Ох, как он, должно быть, беснуется сейчас. Сидит в своём неестественно огромном кожаном кресле с красной шеей и белыми костяшками, пьёт виски большими глотками и зол так, что к нему бояться приблизиться даже самые любимые подчинённые. Даже эта Татьяна, чтоб её. Ещё бы, упустил прямо у себя из-под носа собственную дочь, которая самовольно сбежала из дома, да ещё и к кому! Прямо в руки злейшим врагам, утащив с собой вдобавок целую стопку ценных бумаг. Наверняка компромат на очередных «удобных людей». Ободрённая этими мыслями, я взглянула на вывеску Мака. Вечность там не была. Я перебежала пустынную дорогу, по которой изредка проносились машины, не сбрасывая даже на переходе. В небезызвестном заведении общепита тусовались люди с чемоданами с вокзала неподалёку, у окна сидела парочка. Они пожирали скорее друг друга глазами, чем скудное содержимое своих подносов ртом, но я всё равно поймала себя на мысли, что согласна даже на роман со свиданиями в маке. Лишь бы хоть какой-нибудь. Неизвестно откуда появилось и расцвело огромное желание жить. Не просто жить, а жить-жить-жить! Целоваться до утра, сидеть на сквозняке, песни петь под гитару, путешествовать автостопом. Я как будто заново дышать начала, и меня почему-то очень тянуло обратно в номер. Выдала у кассы все наименования блюд, которые смогла воскресить в памяти: картошка фри, биг мак, сырный соус, кисло-сладкий соус, гамбургер, чизбургер, цезарь ролл, мороженое с карамелью. Кассир пробил это всё со слегка удивлённой, но всё такой же сияющей лучезарной улыбкой, и предложил ещё колы. Я отказываться не стала. – Я дозвонился домой, нас заберут так быстро... как смогут, – Заславский осёкся на середине фразы, оценивая взглядом мои приобретения. – Ого. Отрываешься? – Будешь? – я кинула ему переполненный крафтовый пакет и свёрток с лекарствами. – Еда – это очень кстати, но мне бы сначала разобраться с ногой. В хоть и тусклом, но достаточном свете ночника была заметна и его болезненная бледность, и испарина на висках. Он вдруг показался мне таким... простым. Вне этого лишнего фарса крутого консильери. Заславский принялся без всяких церемоний стягивать джинсы, но это дело у него не пошло, пришлось помогать. – Интересно, такими будут будни жены криминального авторитета? – с усмешкой спросила я, дёргая на себя штанину. Трусы, кстати, были весьма зачётные, тут жаловаться не на что. – А ты что, уже метишь мне в жёны, – подколол Аффарёныш, раскладывая бинты и склянки. – Такой чести не дождёшься, – пока он сидел на краешке, я завалилась на кровать прямо в куртке, с наслаждением вытягиваясь в полный рост после стольких часов беготни и стресса. В пол-глаза наблюдала за Артёмом. Судя по виду, тот прекрасно знал, что делал. Деловито обработал, аккуратно забинтовал. Под конец, он даже развёл раствор какой-то в ампуле и с шипением вколол себе чуть выше простреленного места. – Темыч, в тебя раньше стреляли? Он резко оглянулся на мой голос, замер на мгновение, а потом расхохотался так, что кажется перебудил соседей. – Че ржешь? – хотелось пнуть его, пока был в зоне досягаемости, но я сдержалась. – Она назвала меня Тёмычем, – это прозвучало так торжествующе, как будто он только что завоевал что-то большое и значимое. Заславский поднялся, явно намереваясь куда-то идти, но неудачно наступил на раненую ногу, она подкосилась, и он рухнул на меня, прижимая своим весом к кровати. – Осторожнее... н-надо быть, – пробормотала я неожиданно слабым голосом, пытаясь выползти из-под него, но тщетно. – Даша. Он произнёс моё имя. Но что-то было не так. Я никогда не слышала, чтобы его произносили с подобной интонацией. Мягко, без приказного тона, без требований и осуждений. И эта досадная деталь, мелочь слишком отвлекла моё внимание от того, что действительно важно. И я пропустила вздох, когда Ариём ткнулся мне носом в щёку, а потом вдруг припал к губам. Это продлилось не дольше двух секунд. Я даже понять ничего не успела, прежде чем он отстранился. Просто лежала и хлопала глазами, как дура. Как будто меня по голове ударили. Потом пришло осознание. – Кто тебе разрешал? – А нужно... – начал было Аффари, но я одним движением оттолкнула его и оказалась сверху. Смятение. Страх. Дрожь в пальцах. – Кто. Разрешал? Я вновь положила пальцы ему на горло, склонилась гораздо ниже, чем следовало и... я, блять, действительно поцеловала его. Сама. Вдруг. Я даже не собиралась этого делать, до самого последнего момента не собиралась, а потом не выдержала. Я никогда себе не прощу. В голове вспышками проносились мысли. Как это вышло? Когда всё успело стать настолько плохо? Я не успела даже вздохнуть, отстранившись, как снова оказалась под ним. – Мне кажется, или дама сама не знает, чего хочет? – Артём игриво вздёрнул бровь. – Ты ошибаешься, Заславский, дама прекрасно знает, чего хочет, – криво усмехнулась я. Он, кажется, понял. Сквозь неплотные занавески на пол лился густой серый свет. Мы лежали лицом друг к другу, очень близко, потому что иного не позволяла кровать. Ну и ещё потому что странно было бы расходиться по углам после того, что между нами произошло. Расскажи мне кто-то, что так случиться, всего несколько часов назад, я бы не поверила. Я бы расхохоталась и плюнула ему в лицо. А теперь лежу вот, дышу ему в шею, глажу ключицу и периодически подтягиваюсь, чтобы поцеловать в подбородок, до губ не достаю. «Я не буду трахаться с тобой в хостеле». Ха. Когда всё успело стать так плохо – я не знаю. Потому что мне на самом деле очень хорошо, вопреки всему. – Что-то ты притихла, – меня чмокнули в висок. – Так, думаю обо всём, – протянула я. – Часто ты попадал в такие передряги раньше? У тебя много шрамов для твоих лет... – Как будто я из них вылезаю, из передряг, – Артём расхохотался. – Не нравятся? – Почему же, – пробормотала я, не поднимая лица. Я ещё не знаю их всех, но я выучу. Их до безумия, до смерти почему-то хочется целовать. – Нас уже скоро заберут. – Может, стоит одеться? В ответ на это меня только сильнее сжали в объятиях. Минут через пятнадцать за окном действительно послышался шелест шин, мы оба сначала напряглись, но вскоре убедились, что это не «добро», а та самая обещанная машина. Одеваться пришлось за пару секунд, полностью. Так девушки обычно не делают. Ну, только если это не девушки почти-боссов мафии. И дверь на стук пришлось открывать мне, потому что Заславский вряд ли доковылял бы быстро со своей простреленной ногой. На пороге стоял Дима из Аффари. Дима, к которому я ещё недавно относилась, хоть и не без симпатии, но всё же с внушительной долей недоверия. Теперь же я готова была его расцеловать от радости. – Знакомься, это Даша, – бодро заявил Артём, накидывая куртку. – Знакомы уже вроде, – тихо заметил Дима. – Моя невеста! – с лучезарной улыбкой добил Заславский.