Зона конфликта

Саэко не слышит, как возвращается Рю, хотя тот всегда хлопает дверью с энтузиазмом среднего землетрясения — она спит без задних ног, умотанная, стыдно сказать, мальчишкой на три года младше. Но, судя по тому, как в середине ночи она закидывает на Тоору ноги, претензий Саэко не имеет и ничего в этой ситуации её особо не смущает. Впрочем, просыпается она всё равно с многозначительным «чёрт» и следующие три минуты в полнейшей тишине созерцает чужое натренированное тело, примастившееся во весь свой недюжинный рост на её футоне. В комнате у Рю стоит обычная кровать, а Саэко с детства спит на татами (или там, где упала) и этой привычке остаётся верна. Вынимает лодыжку из крепкого захвата пальцев Ойкавы Саэко осторожно, чтобы не разбудить. Чувство недовольства собственным жизненным выбором смешивается в ней с небывалым вдохновением. Саэко не знает, куда ведут её решения, — до близкого знакомства с любимой игрой своих мальчишек и до ещё более близкого знакомства с капитаном Сейдзё она вообще не была уверена, что они куда-то ведут, — это её никогда не интересовало в должной мере, но с последствиями ей приходится встречаться далеко не в первый раз. Лицом к лицу тоже. Поэтому она даже не отворачивается, когда Ойкава приоткрывает один глаз, пытаясь раскрытой ладонью отгородиться от бьющих в окно солнечных лучей. Они глядят друг на друга с минуту в тишине практически траурной, потому что Саэко не уверена, что у неё найдутся слова для этого мальчишки, а Тоору сладко жмурится и зевает, нисколько не озабоченный собственным положением. Он не спешит говорить не потому, что напряжён, а как раз потому, что расслаблен настолько, что нужды в словах нет. А затем старшеклассник хмыкает как-то слишком мечтательно для себя, закидывает руки за голову и громко цокает, словно его раздражает ситуация. — Я пропустил пробежку, — с легко различимым издевательством в голосе говорит он и улыбается во все тридцать два. Саэко хохочет, в момент захваченная его деланным инфантилизмом и умением расставлять приоритеты. Точнее, полным неумением: если бы она была на его месте, ни за что бы не променяла утреннюю тренировку на позднюю ночь с барышней, с которой у него нет будущего. Дело не столько в возрастной разнице и несовпадении характеров, сколько в том, что с молодыми спортсменами никакие отношения невозможны. Будущее Ойкавы, всё, что есть у него на ближайшую жизнь, она уверена, волейбол, и предать его — всё равно что предать самого себя. Саэко не может судить о степени его предательства с однозначной уверенностью, ведь для того, чтобы сравнивать, нужно иметь схожий опыт. Нужно гореть чем-то, полыхать так же страстно — нужно знать, что именно ты предаёшь и стоит ли игра свеч. Но ей, живущей без мечты, с какой-то искусственной страстью, сравнивать не с чем. Да и строгой с Тоору быть не слишком получается: она согласна выписать ему послабление за все приложенные усилия. Волейбол — самая весомая, самая существенная часть его жизни, и одни боги знают, сколько времени Ойкава ему уделяет, от чего отказывается ради возможности быть на площадке, чем жертвует ради шанса забить. Ей кажется, он, вопреки лёгкой на подъём натуре, мало расслабляется, а по-настоящему развлекается и того меньше. Если кто-то и разбирается в развлечениях, то это точно Саэко, не умеющая заморачиваться, перескакивающая с увлечения на увлечение — ей кажется даже, что поэтому Тоору так в неё вцепился со всем её несерьёзным отношением и инфантилизмом. Может, эта атмосфера лёгкого веселья, беззаботности и развязности — то, что ему на самом деле было нужно от неё. А никакие не эксперименты с монстрами-интуитами. Хоть раз отвлечься от драгоценного волейбола, позволить чему-то другому тебя захватить, чужеродному, непривычному, по-хорошему пугающему. Саэко, хотя не склонна анализировать собственные поступки и заморачиваться по пустякам, удивительно трезво умеет оценивать некоторые вещи, и она легко угадывает, чем заинтересовала старшеклассника. Никого, подобного ей, в жизни Ойкавы никогда не было, даже если он не был обделён женским вниманием. А он не был: его опытность даже заставляет её растеряться поначалу, но зато теперь она знает, что двумя вещами в жизни Тоору занимается с энтузиазмом. Отрадно, что не только волейболом, даже лестно в какой-то степени, что теперь она и во вторую посвящена. Да и она сама здорово умеет отвлекать. У мальчишки, помимо прочего, ещё и вкус недурной. — Ну так беги, — Саэко выставляет ногу, ощутимо пинает его в бедро под одеялом, и Тоору немного съезжает с футона, но тут же забирается обратно, стуча зубами для пущей выразительности. В доме не холодно, и он, наверное, просто ленится. — Не выгоняй меня, Саэко-тян. Вдруг твой братец… — «Там», — хочет закончить Тоору, но с мысли его сбивает вопль ужаса. — Вот чёрт! Национальные! — Саэко запускает обе руки в растрёпанные волосы, стоящие смешным хохолком на затылке, и даже белеет немного. Стоит только на секунду отвлечься, позволить себе передышку, как наказание тут же последует. Пора бы ей уже запомнить, что этот мальчишка, как сезон муссонов — всегда не вовремя. — Карасуно сегодня играют? Я забыл, — Тоору хохочет, прикладывая руку к лицу, и сардоническая усмешка искривляет его рот. Красивый в общем-то рот, Саэко теперь много всего может про него рассказать. Но не отвлекается на лишнее: чисто интуитивно ей становится неспокойно от этой усмешки, под которой слишком много всего притаилось. И огорчение от проигрыша, и зависть, и расстройство. Но и упрямство, вера, решительность — тоже. А ещё — удивление. Будто Ойкава первый раз в жизни забыл что-то действительно важное, словно от себя не ожидал. Она не хочет заострять внимание на том, какое событие их связало, подтолкнуло к той ситуации, в которой они теперь оказались. К странной, абсурдной, глуповатой и невозможной ситуации. Ситуации, которая заставила её забыть об обещании брату, а его — о драгоценной игре. — Интересно, как они справятся без их главной болельщицы? — хмыкает Тоору и выразительно стреляет глазами в её сторону, демонстрируя, что ожидает реакции в ответ на свои риторические старания. Саэко сложно смутить, но щёки её почему-то алеют — комплимент застаёт её врасплох, бьёт точно в цель. Он ведь, комплимент этот, предполагает, что она имеет какое-то отношение к победам своих мальчишек, к их мечте, к их общему делу. Будто она тоже часть команды. Чувство общности, слишком незнакомое и непривычное для Танаки, которая всю жизнь была белой вороной, настигает её внезапно. Как и вчерашнее осознание, что она хочет к чему-то принадлежать. Даже в школьной юности она была бунтаркой: красила волосы в пепельный блонд, носила тяжёлые кожаные аксессуары, не отличалась примерным поведением и никогда не регулировала громкость. Она была одной такой на всю школу, она была ярой и отпетой индивидуалистской. В старших классах нашла тех, кто разделял её увлечение роком и бунтом против системы. Но проблема заключалась в том, что бунт не мог объединить надолго: революции случались и проходили, режимы рушились. Увлечения менялись, и Саэко металась от одного к другому, оставаясь верной себе в самой сути — ярой оппозиционерки. Она почти всегда была одна, и ей бы в голову не могло прийти, что чувство общности, принадлежности может быть таким приятным, может сделать тебя не менее значимой, чем яркая индивидуальность. И пусть с Тоору она связалась только из-за этого глупого желания общего, из-за того, что хотела, чтобы и ей достался кусочек его мира, его страстности, его мечты, Саэко удивительно благодарна ему теперь за то, что открыла про себя и про мир за этот короткий срок. Кто знает, когда бы до неё дошло без сумасбродного, непредсказуемого мальчишки. — Чуть-чуть обождут, — отзывается Танака, нащупывая майку где-то сбоку от футона и натягивая её на голое тело. Пристальный взгляд следящего за процессом парня её не смущает. — Даже соскучиться не успеют. Если она обещала Рю и Юу, что будет, значит, она будет. К тому же, она уже договорилась со своими барабанщиками, Укая предупредила. Не может же она не поехать в последний момент из-за того, что какой-то наглый связующий оккупировал её постель. Это идиотизм даже для неё, это дерзко даже для Ойкавы. Поэтому Саэко выбирается из-под одеяла, хватает сумку из шкафа и запихивает туда то, что под руку попадётся, не трудясь сперва натянуть джинсы. Ойкава не планирует останавливать её сборы. Внимательным взглядом утомлённого хищника наблюдает за её метаниями со своего места из-под одеяла, пока Саэко собирает по всей комнате разбросанные вещи и пытается навскидку отличить свои носки от носок Тоору. Это должно быть легко с его лапищей 44 размера и её скромным 36, но оказывается куда сложнее, чем Танака предполагала. — Успеют, — говорит Тоору лениво, когда Саэко находит пояс от брюк. На несколько секунд снова воцаряется тишина. То, что этот мальчишка всерьёз предполагает, что по ней можно так быстро соскучиться, очаровывает, хоть и попахивает выверенной стратегией обольщения. Саэко на подобные глупости не ведётся, только на искренность и пылкость, а потому без труда различает в Оикаве искренность. Она даже сборы останавливает под долгим, внимательным взглядом, вдруг сделавшимся серьёзным. Тоору выглядит так, словно он на грани откровения. Он бы, наверняка, восхитился, если бы узнал, что она снова угадала чужой замысел. — Они уже скучают, сразу же, — он медлит, словно раздумывает, говорить ли. — Благодаря тебе я понял, чем ценна настоящая поддержка. Мне не нужно, чтобы меня вдохновляли. Я люблю волейбол и буду играть, даже если весь мир будет против меня. Но иметь кого-то вроде тебя на своей стороне… Это воодушевляет. Талант Ойкавы-связующего, благодаря которому он вытаскивает максимум из каждого игрока, любого задействует на сто процентов и по щелчку пальцев превращает призрачный потенциал в действенную силу, видимо, применим не только на площадке, но и в повседневной жизни. Сейчас в его команде оказывается Саэко, которую он тоже тянет к звёздам, заставляя отбросить неуверенность. Которая впервые сталкивается с собственным потенциалом лицом к лицу. Со своими желаниями и возможностями. В компании странного, неуёмного, проницательного старшеклассника возможности поистине безграничны. Он доверяет ей, как одному из своих игроков, она ценная находка в его команду, и Саэко не может не оправдать это доверие. И пусть метафора с командным спортом никудышная, учитывая, что у них дуэт, групповые правила по-прежнему работают. Хината был прав: Великий Король удивителен. Удивителен даже здесь, распластавшийся на её футоне без штанов, стыда или хоть какой-то подстраховки. Ещё более удивительно для Саэко, что этот странно-гениальный парень приходит за подсказками и ответами именно к ней. Ведь он сам своим примером он вдохновляет даже кого-то настолько несерьёзного, незаморачивающегося и независимого как она. Это заставляет Саэко подумать, что он приходит вовсе не за ответами, а за чем-то более личным, более тревожащим. За воодушевлением, может, пусть и отрицает, что его требуется воодушевлять. Он может быть искренне уверен, что способен существовать на чистом энтузиазме, ощущении контроля игры, но Саэко знает лучше. Она же верит своей дьявольской интуиции. Видимо, соскучиться по ней в Токио всё-таки успеют. Потому что Саэко верит: её воронята без неё справятся, а этот мальчишка, учащийся противостоять дивному новому миру в одиночку, хотя так привык к команде — не факт. Просто есть вещи, в которых тебе никто не поможет — есть моменты, которые ты решаешь в одиночку. Бывает, что пасы некому принять в самый ответственный момент, что никто не подстрахует и в случае провала не удержит мяч в игре. Тоору командный игрок, но взрослая жизнь из каждого способна сделать эгоиста. После проигрыша в последнем своём школьном турнире для Тоору именно такой момент. И хотя он очень умело это скрывает, хотя он полон решимости двигаться дальше, Саэко знает, что в конце концов он такой же человек, как остальные. А все люди ищут поддержки, даже если они те, на кого всегда полагаются. Саэко закатывает глаза в деланном раздражении от его неожиданной лиричности и душевности, роняет спортивную сумку на пол и присаживается на край футона. — Может, просто стоит больше внимания обращать на тех, кто старается для тебя, а не засматриваться на чужих болельщиков? Своё сохраняй, чужое не трогай. Слыхал? Она поддевает, потому что от другой интонации от точно отмахнётся. Только своей команде Ойкава позволяет быть с ним снисходительными, только от них терпит нотации. От неё — вряд ли станет. Обидится ещё, чего доброго. Кто их, этих гордых королей, разберёт. Поэтому Саэко выбирает лёгкий, шутливый тон, будто не совет даёт, а очередную глупость говорит. На лице Тоору, от уха до уха, расползается хитрая, довольная, сытая усмешка, и Саэко не успевает отследить, когда сильная рука обвивает её за плечи. — Возможно, слышал. Но я жадный, — задорно отвечает Ойкава, и всё в нём, от цепких пальцев до растрёпанных кудрявых волос требует внимания. Все кричит «смотри на меня, я лучший». Всё ищет согласия и поддержки. Саэко не удивляется, когда всё-таки опаздывает на матч. Удивляется, что в принципе успевает.

***

— Саэко-тян, придёшь на игру завтра? — Не могу болеть за тебя, Великий Король, я же фанатка Карасуно. — Да я и не предлагал. У нас товарищеский матч с Шираторизавой. Я думал, ты подскажешь, что делать с Тендо, если увидишь его в действии. — Серьёзно? Просто так взять и прийти? — Посидишь на трибунах, что тут такого? — Как минимум Ива-чан меня знает. Что он подумает? — Что подумает? Ива-чан не умеет думать, ему не идёт. — Тоору, безмозглый тупица! Тебе что, нужны проблемы? — Это обзывательство не имеет смысла, это же одно и то же. — Какая разница, если ты идиот? На мне тебе очков не заработать. Лишнего внимания тоже. Я, к счастью, уже пережила тот период, когда злобные девочки-подростки пытались угрожать мне в школьном туалете. Больше не хочу. — Ты пытаешься сказать, что ты старая, или что не хочешь идти на игру? Дешёвая провокация. Даже если она старше Ойкавы на три года, то, по правде сказать, едва ли умнее. И хотя Саэко знает, почему он просит, она впервые в жизни делает что-то по-взрослому ответственное: не принимает приглашение не потому, что ей лень, а потому, что так будет правильно. Тоору, наверняка, даже не предполагает, какие проблемы может создать её появление. Не говоря уже о том, что Саэко никогда не сможет объяснить Рю, что делала на игре двух лучших команд префектуры. Ойкава расстраивается её отказу очень в своём стиле: глубоко и трагично вздыхает, но разочарование не появляется на его лице. Через секунду он полностью забывает о неудаче, о прямом отказе, и потягивает свой молочный коктейль, наблюдая, как Саэко вливает в себя вторую кружку пива. Ещё даже не конец рабочего дня, а она уже не слишком трезва. — Жаль. Пропустишь, как я уделаю Ушиджиму, — без злости или хоть какого-то расстройства в голосе говорит Тоору и касается её ноги своим коленом под столом. — Ага, сразите всех монстров, Ваше Величество, — хмыкает Саэко, и кальмар в темпуре у неё вместо меча. Тоору качает головой с лёгким осуждением в адрес её метафор, будто для него многовато безумия Танаки. Но всё равно ухмыляется. Схема расстановки на первый круг, которую он рисует на салфетке, пока Саэко болтает о ерунде, служит красноречивым напоминанием: Ойкава никогда не забывает о том, что действительно важно. Ну, почти никогда, как показывает опыт Саэко.

***

Смс «3:2» застаёт её в тот момент, когда Танака вынимает пироги из духовки. В телефон Саэко номер Ойкавы не забит, но она всё равно помнит последние две цифры, потому что у Тоору привычки старшеклассника — он постоянно пишет ей какую-то ерунду. Эта смс не ерунда, и от неожиданности Саэко больно прикладывается о горячий противень, обжигает ладонь и почти не обращает на это внимания. Гораздо более неприятное чувство расползается за грудиной, мерзкое, будто личный проигрыш. Оно похоже на обиду и всеобъемлющую тревогу, которая застревает в голове надоедливым жуком вместе с полученным удивительно лаконичным сообщением. Саэко сразу знает, в чью пользу это «3». Она даже почти чувствует, как Ойкава давит на сенсорные кнопки в бессильном гневе, как произносит вслух этот роковой счёт. И она, чувствуя непонятный стыд за то, что её не было там, чтобы услышать всё лично, не может не написать в ответ «проигравшим полагается бесплатная булочка». Тоору ничего не отвечает, даже никакого дурацкого смайлика не присылает. Это тревожит, но Саэко убеждает себя, что он занят с командой, разбирает ошибки, проводит беседу, толкает ободряющую речь, ведёт всех в ближайшее комбини, чтобы купить игрокам утешительное мороженое. Она пытается поверить, что это поражение значит для него не так уж много. Вместо этого Ойкава появляется на пороге её кафе без предупреждения полтора часа спустя. Обнимает её сходу, без спросу и церемоний, когда удивлённая Танака выходит навстречу, и наряду с его внутренним бушующим ураганом Саэко ощущает, как неравномерно распределяется вес его тела — на левую ногу он опирается сильнее. Ей стоит усилий отстраниться, физических и душевных (объятия настораживающе-крепкие, а моральная поддержка нужна связующему даже больше, чем тактильный контакт), но только так она может взглянуть, оценить ущерб. И она угадывает безошибочно: Ойкава куксится, наступая на правую ногу, и поспешно присаживается на стул, стараясь скрыть очевидное. Но поздно — Саэко уже набрала в лёгкие воздух. — Ты что, травмировался? И пришёл сюда на своих двоих, тупица? Как можно быть настолько безрассудным идиотом?! А ну марш в больницу! Саэко хватает его за шиворот, старается поднять со стула. Тоору не слушает чужого гнева, рассеянно и отсутствующе улыбается, даже не осознавая собственную вину — на него давит вина похлеще. Поэтому Саэко прекращает тянуть. — Мы заблокировали. Заблокировали почти все атаки Тендо. Но Ушиджима… — неясный полурык застревает в горле. Не похоже, что Ойкава вменяем сейчас, поэтому отчитывать его нет смысла. — На, а то ничего не ел, наверное, — Саэко хватает булку, надеясь, что еда приведёт его в чувство, но Тоору не реагирует. — Открывай рот, — командует Танака и буквально запихивает в него булку, заставляя откусить. Он жуёт как-то механически, думает о чём-то своём, взгляд его пустеет, и тревога внутри Саэко не желает униматься. «Бестолковый мальчишка!» — Возьми салфетку. Среди немногочисленных лекарств в ущербной аптечке она находит охлаждающую мазь. Едва ли она способна помочь при травме, но лишней не будет. Саэко планирует намазать его пострадавшее колено и отвезти его в ближайшую больницу, чтобы пешком не шёл, но стоит ей присесть, как связующий тут же начинает пересказывать ей матч, изредка отвлекаясь на то, чтобы откусить булочку. Вероятно, чисто механически, на рефлексах. Или чтобы отвлечь себя от неприятных, болезненных ощущений, когда Танака касается его коленной чашечки. Она старается действовать осторожно — к счастью, ни опухоли, ни синяка, ни внешних повреждений она не видит — и даже кивает иногда в ответ на его рассказ, выводя равномерные круги у коленного сустава. Охлаждающий гель приятно холодит и ожог на её ладони, о котором она уже успела забыть. Это очень похоже на медитацию, и чем дольше она массирует, тем больше эмоциональных оттенков появляется в его механической, отстранённой речи. Ещё чуть-чуть — и оживёт. Но тут рассказ доходит до момента, когда Тоору поскользнулся и потянул колено в середине пятого сета, и Саэко нечаянно нажимает чуть сильнее — он дёргает ногой, чуть не разбивает ей нос, но Танака даже не замечает. — Ты что, играл до конца с травмой?! — У нас нет запасного связующего, — паника в её голосе несколько приводит его в чувство, но взгляд всё равно отсутствующий. Она знает, что это неправда: связующий есть, талантливый первогодка, но Ойкава просто никому бы не доверил этот матч. Он, наверняка, даже не поставил команду в известность, что ему нужна замена. Танака всё понимает, правда, но эта самоотверженность, доходящая до идиотизма, её злит. Нельзя ставить какую-то игру выше собственного здоровья, нельзя отдаваться чему-то настолько. Это просто неправильно! Но даже теперь она немного завидует. Саэко вообще не знает, зачем ему понадобилось приходить сюда, видеть её, рассказывать всё это, если при этом мыслями он всё ещё в той игре. Если не желает, на самом деле, возвращаться. Он будто совсем не ей выговаривается, а для себя всё раскладывает вслух. Возможно, Тоору просто не умеет по-настоящему быть с кем-то. При всей его вере в товарищей по команде он никогда не отпускает контроль — он тот, от кого всё зависит и перекладывать ответственность на чужие плечи Ойкава не привык. Он не привык, что ему могут помочь с собственными мыслями, но, видимо, подсознательно стремится к этому. Потому и тратит полтора часа на дорогу в таком состоянии, чтобы просто рассказать. — Но ехать-то сюда зачем было? Можно было позвонить. Тоору удерживает её руку, опускает пальцы обратно на своё колено, откидывается на спинку, прикрывая глаза. Это прикосновение говорит Танаке гораздо больше, чем вся его речь до этого. Оно, как и то приветственное объятие, на самом деле цель его визита. Чужое присутствие, ощутимое, тёплое, воодушевляющее. Чужая поддержка. Где бы Тоору ни был мыслями, как бы ни замыкался в своей голове, его реальность всё равно здесь. И в этой реальности ему требуется помощь. «Терапия физическим», — мысленно заключает Саэко. Она аккуратно возобновляет свой нехитрый массаж, теперь не сопровождаемый голосом Ойкавы. Не желая сидеть в полной тишине, она мурлычет под нос нехитрый джазовый мотивчик, привязчивый и весёлый. Тоору молчит, но, кажется, от её действий ему действительно становится легче. Во всяком случае, Саэко так думает ровно до того момента, пока он не прячет от неё глаза, закрываясь рукой слишком красноречиво, чтобы не понять этот отчаянный жест. — Больно? — Саэко не из робких, но она пугается такой реакции, этих неожиданных непролитых слёз. Не потому, что не ждёт от Тоору слабости, а потому, что боится навредить ещё сильнее. В конце концов, в случае с её бедовой головой навредить может даже само присутствие. Очевидного, что у связующего серьёзная травма, она тоже опасается, но его эмоциональное состояние пугает больше. Саэко кое-что понимает в эмоциях. — Нет, Саэко-тян, не больно, — глухо отзывается Тоору, и его всё-таки прорывает на последнем слоге. Он ревёт как второклассник, пряча от неё лицо, и комкает в пальцах ту нелепую салфетку в цветочек, что она ему дала. Вслепую бросает салфетку на пол и вцепляется в ладонь Саэко, всё так же лежащую на его колене в знак молчаливой поддержки. — Совсем не больно, — упрямится Ойкава, когда Саэко со вздохом безысходности и невозможной симпатией обнимает его бережно, но крепко, позволяет навалиться, спрятать лицо в коротких светлых волосах. Её на секунду затягивает его отчаяние, его злость, его желание сдаться, секундное, неправдивое, но оттого не менее острое. Оно, наверное, кажется ему настоящим: когда столько старался и не добился результата, кажется, что всё бессмысленно, кажется, что дошёл до предела. Особенно в восемнадцать, когда мир вращается с пугающей скоростью, когда всё движется, всё кипит. Тогда, если ты быстро не достиг желаемого, создаётся впечатление, что ты везде опоздал, что уже не сможешь стать лучше. Саэко, хоть старше всего на три года и едва ли мудрее, знает зато, что ничего ещё не кончено. — Знаешь, на школе ничего не заканчивается, — спокойно, проникновенно говорит она, легонько поглаживая Тоору по затылку и лопаткам. Она не говорит, что для некоторых заканчивается на самом деле, потому что Ойкава не из таких. У него есть план, цель, страсть. — Ты ведь планируешь и дальше играть в волейбол, профессионально? Стипендию вон получил в университете. Кто знает, как там дальше сложится и сколько шансов сразиться с ним у тебя ещё будет. Поэтому береги ногу, относись к себе бережнее — твоё тело служит тебе, и оно у тебя одно. Не воспринимай это как данность. Если собираешься обыграть Ушиваку, ноги тебе пригодятся. Саэко понимает, что он её слушает и слышит по тому, как движутся его руки: безвольно болтавшиеся по бокам от её тела, теперь они крепко сцеплены на её спине. Ровное дыхание, спокойное, умиротворённое, трогает её волосы, плечо, шею. Отчаяние отступает вместе со слезами. «Целое будущее, великое и неисследованное. Оно не для слёз. Ты справишься». — Кажется, мне надо в больницу. Подбросишь? — Тоору отстраняет её за плечи, улыбается привычно, широко и хитро, как лис. Безоблачное спокойствие возвращается на его лицо, и он состраивает одну из тех гримас, из-за которых его так легко принять за разгильдяя. Легко можно поверить, что не было этих двадцати минут. — Давай руку, — отзывается Саэко и помогает ему подняться, поддерживает поперёк корпуса, пока он закидывает руку ей на плечо. — Что ж ты такой здоровый-то? — сетует Танака, пытаясь приноровиться к росту связующего. — Я очень ценный, не урони, — дразнится Ойкава и пытается не опираться на травмированную ногу. Когда он переносит вес, они с Саэко чуть заваливаются вправо, сдвигают стол общей массой. Тоору цыкает, недовольный рассинхроностью и тем, что всё-таки пришлось наступить на ногу. — А ещё лучше давай я сам? — Подожди, сейчас сообразим, — отмахивается Саэко и следующие шесть минут слушает его нытьё. Парень отчитывает её за то, что она неправильно двигается, ноет, что он так вообще всё себе переломает, критикует за неудобно расставленные столы и высокие ступеньки. И слишком уж откровенно наслаждается процессом. У Саэко ощущение, что это она травмированная. Хотя бы морально. — Вот ты вообще ни разу не король, а какая-то капризная принцесска. Заткнись уже, — шутливо огрызается Саэко, сгружая его на сиденье машины. — А ты прям мой рыцарь в сияющих доспехах, Саэко-тян, — отзывается непрошибаемый Ойкава и растягивает губы в улыбке. В словесной перепалке он, конечно, имеет гораздо больше шансов выиграть с его находчивым остроумием. Саэко ничего не отвечает на эту ремарку — давит газ в пол и на скорости выруливает на дорогу. Тоору даже не дёргается, пялится то на неё, то в окно и всю дорогу улыбается, как умалишённый. Сожаление от пропущенного матча накрывает Саэко аккурат к третьей его улыбке.

***

Получено в 12:23 от абонента +81-22-38587924571

«Мне наконец-то разрешили играть. До субботы нагоняю на тренировках. В субботу выездной. Придёшь?»

Получено в 12:44 от абонента Саэко-тян <3

«Я же буду тебя отвлекать».

Ответ на незамысловатое сообщение занимает у неё целых двадцать минут. Саэко знает, что это невозможно — отвлечь Тоору от игры ничто не способно. Даже у неё ни шанса. Но она, по-честному, отчаянно пробует отвязаться от его приглашений на игры. Для этого подойдёт предлог любой степени благовидности. Она и так влипла ужасно, увязнуть в Тоору и его заразительной страстности ещё больше просто страшно. Саэко не уверена, что переживёт это. Одновременно с попытками отказать приходит воспоминание, как она сожалела, что не была на матче с Шираторизавой.

Получено в 12:45 от абонента +81-22-38587924571

«Чуть-чуть».

Это лестное признание попахивает обманом и дешёвым трюкачеством Ойкавы. Но он напрягся и соврал, это даже мило. Видимо, она правда ему нравится. Это не значит, впрочем, что Саэко будет отвечать.

Получено в 12:48 от абонента +81-22-38587924571

«Только не надевай ту майку с вырезом. Прибереги для тренировочного с Карасуно. Воронятам понадобится вся помощь, которую они смогут получить».

Это дешёвая провокация очень в духе предусмотрительного кукловода-Ойкавы, который знает, за какую ниточку дёрнуть, чтобы ему прислали ответ.

Получено в 12:48 от абонента Саэко-тян <3

«Будь добр, попроси Иву-чана дать тебе оплеуху».

Получено в 12:49 от абонента +81-22-38587924571

«Сама попроси, Саэко-тян :)»

— Вот же засранец! — Саэко от души колотит тесто мешалкой. — Ты чего это так разошлась? — Рюноске выглядывает из-за её плеча. У него в кои это веки свободный вечер дома. И он удивительно бдителен. Саэко отмалчивается, но считает вопрос Рю закономерным: чего она так разошлась, она и сама не знает.

***

На тренировочном матче Датэко-Сейдзё Саэко запихивается на задний ряд трибун, чтобы не отсвечивать. Надевает одолженную у Укая кепку, по-тихому забирает солнечные очки у Рю и вместо одобренной Ойкавой майки облачается в безразмерную футболку, которую в прошлый свой визит забыл Нишиноя. Но она может хоть на ветке соседнего дерева спрятаться или с крыши здания наблюдать — игра Тоору настигает её везде. Она честно изо всех сил пытается не смотреть и даже ни разу не выкрикивает проклятий в адрес блокирующих Датэко, но игра увлекает её вопреки желанию. Увлекает настолько, что Танака и думать забывает о травме Тоору. Он не выглядит как человек с травмой. Он вообще не выглядит как человек, когда на площадке. Неудивительно, что именно он тот, кого Кагеяма так старается превзойти. Саэко тоже хочет себе Немезиду. Она так зациклена на своей маскировке, что ей на нервной почве кажется даже, что один раз во время тайм-аута Ойкава бросает взгляд на трибуны, где она скрывается в чужой одежде. Но, скорее, он смотрит над подбадривающих его фанаток, мило улыбается и как будто даже придаёт значение. «Неужто оценил?» — удивляется Саэко, но на всякий случай съезжает пониже на скамейке. На глаза Тоору она решает показаться только в большом перерыве перед финальным сетом. Она не знает, зачем, но счёт 1:1, и ей просто хочется сделать с этим что-нибудь. Как будто она правда способна с этим что-то сделать. Это глупо и очень самонадеянно, и Саэко знает, что пользы от неё никакой, она только испортит всё, но непреодолимое желание заставляет её приветственно помахать обтирающемуся полотенцем капитану и спуститься к низу трибун. — Ого, ты пришла. Не ожидал, — глаза у Ойкавы опасно расширяются. От собственной команды, чтобы поговорить с ней, он отползает бочком. И тревоги Саэко немного утихают: из-за какой-то глупости Тоору не потеряет концентрацию и сосредоточенность на матче. Она переживает совершенно зря. — Я решила, что раз ты всё равно скоро уезжаешь в колледж, вреда не будет, — отмахивается Танака в своей обычной развязной, наплевательской манере. Взгляд Оикавы явственно говорит: «Ого, меня признали взрослым человеком? Ну, спасибо за великодушие». — Твоя компания, как и твоё вождение, сопряжена с рисками для жизни. Вдруг Рю-чан узнает? Он же убьёт меня. Тоору едва ли кого-то боится, но он королева драмы. Ему необходимо из всего сделать шоу, и если повод для трагедии из пальца высосать не удалось, то он хотя бы в рамки комедии постарается уложиться. Забавное движение плечами, призванное обозначить испуг, заставляет Саэко хмыкнуть. — Я могу уйти, если ты так опасаешься, — скалится она в ответ, и они, наверное, в этот момент жутко похожи на упрямых детей, которые пытаются друг друга уделать в споре. Она, впрочем, забывает, что у Тоору можно выиграть только благодаря эффекту неожиданности и случаю. Удача не на её стороне: Ойкава уже прекрасно знает, с кем связался. — Давай ты подождёшь на тех замечательных, удобных трибунах, и я сам тебя уйду? То, что он имеет в виду «отведу», не имеет никакого значения. — Ну уйди, — с задором соглашается Саэко. «Болеть я за тебя всё равно не стану, не дождёшься». Связующий растекается в благожелательной улыбке, страшно многообещающей, и на секунду действительно переключает внимание на неё. Саэко буквально ощущает, как что-то щёлкает в его голове, как внутренний взор и все пять чувств концентрируются на ней, а не на мяче, сетке и сокомандниках. Эта секунда её восторгает. Увы, именно на неё приходится появление Иваизуми. — Дуракава, ты чего здесь?.. О, девчонка из колледжа. Какими судьбами? — Хаджиме оглядывает её с головы до ног, внимательно и строго, и проницательно предчувствует недоброе. От одного Ойкавы бед достаточно, а Саэко для него выглядит бедовее некуда. У него на лице написано «что это вы тут замышляете?» — Зашла попросить тебя дать этому парню оплеуху. Можно, Иваизуми-кун? — мимолётно отбивает Танака. То, что они между собой зовут этого сурового парня Ива-чан, ещё не повод фамильярничать с ним открыто. Хаджиме удивлённо моргает, пару секунд думает над ответом. Затем пристально смотрит на капитана, и что-то меняется в его лице. Что — Саэко не знает. — Всегда рад. А за что бью? — уточняет он. — За дурость. — А, ну это однозначно. — Жестоко, — сокрушается Ойкава с такой блаженной улыбкой на губах, словно все его тревоги далеко позади и тяжёлая ладонь Иваизуми не зависла около затылка. — Больше не трачу ваше время, господин Великий Король. Удачного финала. Я в вас уверена, ребята, — бодро вещает Танака и делает незамысловатый жест в сторону трибун. Мол, слежу за вами. — Что это было? — недоброжелательно допытывается Хаджиме, подавая связующему его бутылку с водой. Вопрос «она за нас болеет?» повисает неозвученным. — Опять какой-то твой дурной проект? Ты скажи заранее, чтобы я был готов и знал, когда сбрасывать все входящие от тебя. Тоору даже не оскорбляется на эту ремарку. Он вообще не придаёт ей значения, качает головой, улыбаясь от уха до уха, и приговаривает «не проект, не проект». — Не напрягайся так, Ива-чан, и не забивай свою скромную черепушку лишними мыслями. У нас ещё один сет впереди, — аура Ойкавы делается такой, что даже у Иваизуми тут же пропадает желание расспрашивать дальше. Когда капитан Сейдзё в игре, комментарии излишни, а судя по сосредоточенности Тоору сейчас, переживать не о чем. И всё-таки ему тревожно. Не из-за того, что Ойкава вечно выкидывает глупости, а, скорее, из-за того, что за последние пару месяцев Хаджиме аж три раза видел его серьёзным и собранным вне пределов поля. И несколько минут назад — снова. Ему особо некогда разбираться в переменах, происходящих с другом, он может только надеяться, что они — к лучшему. Поэтому Иваизуми делает привычное: доверяется связующему Ойкаве на сто процентов и, пожимая противникам руки в конце сета, ставит мысленную галочку, что с такой разницей в счёте финального сета они выиграли у Датэко впервые. Когда в раздевалке он спрашивает у Тоору, какого чёрта это было и где он всё это время прятал такую блестящую стратегию, в ответ получает лишь польщённую улыбку и преувеличенно-растроганное «Ива-чан похвалил меня, все слышали?» — Стена — это всего лишь препятствие, — спокойно отвечает Тоору, когда они остаются одни. — Что мы делаем с препятствиями, Ива-чан? — Обходим? — предполагает Хаджиме. Он не знает наверняка, потому что с капитана станется придумать что-нибудь идиотское. — Ага. Хотя так круто было бы, если бы я сказал что-то вроде «крушим!» Но это чёртов Ушиджима. — Ты куда? Тебе разве не в ту сторону? — спохватывается Хаджиме, когда они расходятся в разные стороны. Они живут на одной улице, и смена направления неожиданна. — А, да, у меня ещё дела. Увидимся с утра, — Тоору поправляет сумку на плече, легковесно улыбается и не говорит чего-то очень важного. Это поражает, потому что Тоору — болтун. Настолько болтун, что друг его практически готов присвоить ему звание сплетника. — Ойкава… — это сдержанное предупреждение маскирует медленно закипающее негодование. В конце концов, с дурным характерым Тоору и его последствиями разбираться Хаджиме и команде. — Завтра буду первым на тренировке, ты меня знаешь! — прерывает связующий раньше, чем Иваизуми может сообразить, в чём заключена очередная угроза. — Знаю. В этом основная проблема, — вздыхает он, пиная асфальт ботинком. Ойкава оборачивается через плечо и широко улыбается, искренне, от души. Странно, но в этот раз его ухмылка не заставляет Иваизуми переживать. Так уж сильно.