Красный Щит

Ассоциация монстров, несомненно, очень опасный и грозный противник. Она принесла в жизнь обычных людей слишком много страха, боли и горя, коснулась практически всех героев, от С до S класса, принесла большое количество жертв среди мирного населения. И сколько же было радости, когда она, наконец-то, была ликвидирована. Храбрейшие и сильнейшие герои отправились, возможно, в неравный бой с опаснейшими монстрами и одержали такую долгожданную, такую нужную всем победу. Во всех городах благодарные люди, чудом избежавшие истребления, устраивали своим героям празднества, всячески восхваляли их. Казалось, в мире наконец-то воцарилась гармония, и все были счастливы. Но не Стальная Бита. Бадд, по обыкновению своему, легко переносил любые увечья и недомогания, не пребывал долго в постельном режиме. «Бойцовский дух» - не просто горделивое изречение, то и дело доносящееся от героя S-класса, Стальной Биты, но и нечто Необъяснимое. Нечто, что всегда появляется в нужный момент, не дает случиться тому, что случиться не должно. Оно окрыляет, придает сил, уверенности. Подпитывает. Явление, будто поток, безумный и бурлящий, располагающий такой мощью, что способен разрушать все и вся на своем пути. И Бадд его приручил. Он всегда чувствовал этот поток, необъяснимую мощь вокруг, и видел в нем себя. И вот, в один прекрасный миг, самый важный миг, он слился с Необъяснимым, а потом перенаправил его силу в свою пользу. Так он стал героем. Он был упрям, как и поток, не отпускал его больше никогда. Даже если Бита промахивался, получал урон или серьезные травмы, то Нечто быстро все исправляло, лечило, приводило в порядок. Но вдруг что-то пошло не так. Этот белобрысый урод. Это он все испортил, из-за него все нарушилось. Бадд определенно точно одолел бы его, просто немного не повезло. И с этого момента все пошло наперекосяк. Он дал себе слабину всего на секунду. На маленькую секундочку остановился, сдержал себя ради сестры. Не хотел, чтобы малышка видела мозги человека-монстра, мерно стекающие по стальной бите. А потом и вовсе потерял контроль. Бойцовский дух улетучился, и Бадд угодил в больницу. Попал серьезно, но знал, что бояться нечего, что кости быстро срастутся, раны затянутся. И он снова выйдет на большую арену, только подожди. Но ждать не стали. Эта белобрысая псина, этот вонючий охотничек, этот Гароу. Ох, как же бесило одно только имя. А еще больше бесило, что он, Гароу то есть, просрался настолько, что ему даже пришлось обращаться к ассоциации монстров. Через него-то герои и вышли на всю монстрячью шайку и быстренько всех перебили. Вот уж что было обидно. Он с раздражением ударил кулаком по прикроватной тумбе. Бесит. Бесят монстры, бесят охотники на героев. Бесят герои. Забрали всю работу себе, ничего не оставили. Даже сраного тявколку Гароу упустили. Раздули скандал и прошляпили, как последние кретины. Уж Бадд бы там разобрался, надавал охотнику по орехам, от Стальной Биты этот вредитель бы не сбежал. Но вредитель сбежал. А герои одолели всех, кого только можно было одолеть. А Бадд так и лежит, поломанный и потрепанный, уже неделю как. Тело не заживает, плохо восстанавливается. Регенерация вернулась в русло обычного человека. Это тоже бесило. Но больше всего бесило, что восстанавливаться и не хотелось. Он лежал дома, в своей комнате. Старался сделать так, чтобы было темно. Ел мало, двигался еще меньше. Волосы не причесывал. Не то, что бы он, как какой-нибудь пидор, любил причесывать волосы, нет. Он был мужчиной, настоящим мужчиной, а у мужчины должен быть порядок на голове и в голове. До порядка в голове было далеко. Он чувствовал себя преданным. Он становился сильнее не для того, чтобы в самый ответственный момент потерять все. Он становился сильнее, чтобы надирать жопы. И вот, только ему стоило выйти из строя, как все жопы уже надраны, и он оказался не нужен. Даже какая-то рыжая неумеха прогремела. Получила геройское имя и взлетела в В-ранге. Красный Щит. Звучит здорово, на самом деле. И вообще, если хорошенько подумать, то и он приложил руку, а то и биту, к успеху девчонки. Она молодец. Схватывает, конечно, не сразу, но старается сильно. Всегда выкладывается на максимум, это видно, но Бита виду не подает. Никаких ей поблажек, воспитывать надо Бойцовский дух. Она упрямая, прямо как он. И нетерпеливая, он тоже был этим повинен. Но учителей своих уважает, это Бадду и нравится. Он вдруг улыбнулся, но тут же наткнулся на некую мысль, поймал ее, скомкал и выкинул так далеко, где уже не найдет. Негоже ему так думать. В животе заурчало. Обычно, еду ему приносили по очереди его дамы-сожительницы. Но вот он уже давненько проснулся, а желудок пустой. Значит, дом всецело его. Бита привстал на локтях, призадумался. Отлежавшиеся суставы захрустели – звук не привычный для Стальной Биты - от чего он и нахмурился. Но тут же вернулся к думам. Живот вновь издал голодные звуки. Там, внизу, должно быть, куча всяких съедобностей. Цубаки теперь почти не тренируется, есть стала меньше, но готовить меньше не стали. Холодильник теперь походил на рай. Да еще и дома никого, можно посмотреть телек или даже поиграть в приставку, если девчонка не забрала ее с собой. Он делал так уже несколько раз, втайне спускался на первый этаж, беспардонно валился на диван, прихватив с собой каких-либо яств, и играл в чужую приставку. Хандра хандрой, а пару жоп надрать - жизненно важно. Из комнаты вышел прям так – в растянутой майке и огромных трусах, беспардонно и не стесняясь. Да и нечего стесняться – он здесь хозяин. Он шел лениво, вальяжно, но по ступенькам запрыгал, дабы немного растрястись прежде чем лежать еще несколько часов и убивать время в игре. Но, для начала, нужно поесть. Как и предполагалось, еды было полно. Довольный Бадд схватил сразу несколько блюд и потащил их туда, где обычно спала Цубаки, то бишь на диван в гостиной. Достигнув пристанища, он ловко перепрыгнул через спинку дивана и уселся на мягких подушках, при этом даже не выпустив ни одного блюда. Довольно хмыкнул. Навыка он не потерял, это было ясно сразу. Отложив тарелки с едой к подножию дивана, он стал оглядываться, искать приставку Цубаки. Не видать. Он прошуршал под подушками, провел пальцами в щели между сиденьем и спинкой, и, ничего не нащупав, свесил голову вниз – посмотреть под диваном. Растрепанные черные волосы коснулись пола – отрасли слишком сильно, но Бите было на это плевать. Единственное, что его интересовало в данную секунду – это небольшая черная штуковина с кнопочками, спрятавшаяся в поддиванном пространстве. Его лицо растянулось в улыбке. Он протянул руку и уже коснулся шершавыми пальцами до заветной приставки, схватил ее крепко и вытащил на свет. - Ах ты, врунишка! – послышался возмущенный голос откуда-то сверху. Бадд раздраженно и с шумом выпустил воздух из ноздрей. - Бесстыжий негодник! – не прекращались нападки. Он медленно поднял голову и уставился на нее, стоящую в дверях. Цубаки. Стоит, скрестив руки на груди, явно не в духе. Брови нахмурены, как часто бывает. Она раздраженно качает головой – и пряди рыжих волос, что не влезли в высокий хвост на макушке, вновь попадают ей на лицо, лезут в глаза и мешаются. Одним ловким движением руки она заправляет одну из прядей за ухо, от чего выглядит еще более растрепанной. Бита выучил это ее движение, только зачем – не понятно. - Не будь такой строгой, - ответил он, - Зенко делает мне достаточно замечаний. - Но ты совсем ее не слушаешь, - Цубаки приблизилась к дивану и оперлась на спинку, - Мы беспокоимся, Бадд. Он закатил глаза и наигранно вздохнул. Цубаки отвесила ему смачный подзатыльник. - Эй! – крикнул Стальная Бита, потирая пальцами место удара, - Ты чего, бешенная?! - Посмотри на себя, - она нависла над ним, от чего Бадд невольно вжался в диван, скривился в лице, - Неделю сидишь, как крот, в темноте! Ничего не делаешь, только валяешься, не двигаешься. Что с тобой? Ты же не можешь без тренировок, не можешь просто так ничего не делать! - Это почему это я не могу? – разъярился он, - Все я могу! Могу и имею право сидеть или лежать где хочу и когда хочу. Отстань от меня, вот привязалась! Он резко выхватил плед, что был выдан Цубаки для сна, и укрылся им с головой. - Ты просто как маленький, - вздохнула Цубаки, выдержав паузу. - Отвали. Маленький. Конечно, он маленький, по сравнению с ней-то. И как бы он не хотел – разница чувствовалась. С их первой встречи, даже когда ему показалось, что они чем-то похожи. Нет. Их первую, и даже вторую встречу он считал неудачной. Цубаки его, сказать честно, взбесила. Она не годилась на роль героя, как ему тогда показалось. Она ничего не умела, ничего не знала, и выглядела так, будто ее, десятилетнюю, закинули в старшую школу. S-класс – не ее лига, подумал тогда Бита, она не заслуживает учителей вроде него и Серебряного Клыка. Она провалилась, опозорилась, показала свое невежество. Разочаровала. Но не сдалась. Не пикнула и не пожалела себя. Она приняла свой провал и продолжила свой путь, как ни в чем не бывало. Тогда Бадд и понял, что она ведет себя по-взрослому. Они действительно были похожи, но только не в этом. Цубаки, как и он, буйная, резкая, упрямая. Ее легко раззадорить, о да, легко. Но Цубаки взрослее, и это чувствовалось: она знает цену неудачам. Она не одаренная. Единственный ее дар – это странный щит, что возникает на ее теле. Он не дает ничего. Без опыта, без знаний и умений, владеть этим щитом – значит просто быть многоразовым пушечным мясом. Спасать людей, прикрывая их собственной грудью. По мнению Биты – это не профессиональный героизм. Поэтому Цубаки приходилось тяжело. Тяжелее, чем ему. Ей приходилось много стараться. Ему, конечно же, тоже, но у Бадда практически все получалось с первого раза. У Цубаки – нет. Казалось, она даже не должна была нормально существовать. Сложно просто жить, когда для функционирования приходится сжирать пол вагона еды в день. И даже при этом, потренируйся она чуть больше – и все, сил уже нет. Сколько раз ему приходилось идти спать, вместо того, чтобы смотреть вечером фильмы вместе с сестрой. Сколько раз он стоял на лестнице, наблюдая за Цубаки, которая валялась на диване, спала лицом в подушку, даже не успев снять тренировочную форму. В такие моменты он спускался в гостиную, чтобы аккуратно повернуть ее, лицом к воздуху, а то вдруг задохнется. Ему не нужны девичьи тела на диване. Цубаки никогда не просыпалась от подобных манипуляций. Ему даже казалось, что начнись в комнате война со стрельбой, криками и взрывами, что появись воронка прямо у нее перед носом – она не проснется. Тогда он хватал плед и накрывал подругу. Ему так же совсем ни к чему замерзшие девицы в доме. Он ошибался, она была одарена. Старательность – вот ее секрет. Она не отчаивалась, не стыдилась проигрыша. С каждой проблемой она будто бы закалялась все больше, черпала оттуда силы. Его же подпитывали только победы. И ему становилось все мало. Взрослая. Конечно, она взрослая. Стоит с ней пообщаться чуть больше – и видно, что от напускного дурачества и инфантильности в ней мало. Опыт читался в ее глазах. Даже если она ведет себя опрометчиво, то, скорее всего, на это есть причина. Причин он не знал, спрашивать – стеснялся. Не его лига. Она сидела на полу, облокотившись спиной о диван. Бита лежал на диване, отвернувшись к спинке. - Бадд, пора. Вставай, - строго сказала Цубаки не своим голосом. Обычно он был низковатый, немного грубый, задорный. Сейчас же она говорила холодно, требовательно. - Зачем? – огрызнулся он. - Нужно возвращаться, хватит хандрить. Ты же совсем расклеился! Посмотри, болеешь уже столько дней! – она попыталась сдернуть с него плед, но не вышло. Хватка Биты крепче. - На кой хер? Мне и тут хорошо. А там все идет через жопу. - Конечно, все идет через жопу. Через жопу! – она сунула руку под плед, и, нащупав там ухо, резко дернула за него. - А ты тут валандаешься! Когда все идет через жопу! - А-а, - вскрикнул Бита, - Брысь! Оно и со мной идет через жопу! Цубаки нахмурилась. - Ты что, как мальчишка, который проиграл однокласснику?! Обиделся на всех, да? От одной маленькой неудачи?! - Одной?! Маленькой?! Да ты знаешь!.. – он высунул голову из-под одеяла, задыхаясь от злости, - Если бы я там был! Да все могло бы кончиться иначе! - Да какая разница! С чего ты взял, что так должно было случиться?! Может, судьба распорядилась… - Судьба, Цубаки? Ты что, фаталистка? Пусть идет нахрен эта судьба, эта сучка сделала самое стремное, что только могла сделать! - Хватит орать, ты не просто малыш, ты – девчонка! Развел сопли. Где твои яйца, Бадд? Где твой хваленый Бойцовский дух?! Он метнул в нее возмущенный взгляд, но был пресечен. На него смотрели строгие, не терпящие возражений глаза. Ему вдруг стало стыдно. Это был его первый в жизни серьезный прокол. - Какими похабными словами ты пользуешься, - спустя мгновенье тихо произнес Стальная Бита. Цубаки улыбнулась – только глазами: поняла, что в этом словесном поединке победа осталась за ней. - И что предлагаешь? – он плюхнулся на подушку, уставившись в потолок. - Для начала, предлагаю вылезти из моей постели. И, наконец-то, помыться. Ты когда мылся в последний раз? – Цубаки, взъерошив его черные волосы, ощутила на пальцах сальный след. - Давненько, - подметил Бита. Он приподнялся, поставил ноги на паркет, ощутил ступнями приятную прохладу пола. Цубаки, все так же сидевшая у подножия дивана, улыбнулась ему. Ему нравилось, когда она так улыбалась: без претензий, просто по-доброму. Тепло. Будто бы говоря, что все будет хорошо. Он улыбнулся в ответ. - О, да, и еще. Приоденься, - скривилась она, наткнувшись взглядом на его огромные трусы, когда Бита вальяжно удалялся в ванную. - Обязательно! – ухмыльнулся он, попутно скидывая с себя грязную майку.

***

Мыться приятно. Сразу чувствуешь себя человеком. Стальная Бита резкими и быстрыми движениями вытирал голову. Зеркало запотело. Он провел ладонью по мутному стеклу, оставляя блестящие следы. Оглядел себя, запустил пальцы в волосы, зачесал назад. Приоденься. Обычно, когда он оставался дома один, то позволял себе побродить по комнатам и без одежды. Чего стесняться? Он не был закомплексован, любил, когда по коже гуляет прохладный воздух. Но раз просят. - И чем же мы займемся сегодня? – громко спросил он, выходя из ванной комнаты. На кухне зашуршали. Кажется, принесли почту. - Можно сходить на площадку, потренироваться, - донесся голос с кухни, - Подожди, я только рассортирую письма. Бадд решил составить компанию. Ну и наконец-то поесть. - Много их сегодня, - подметил он, запивая сэндвич водой. - Они, в основном, все твои, - улыбнулась Цубаки, не отрываясь от внимательного разглядывания конвертов. Отделив очередную стопку адресованных не ей, она вручила их Бите, - Люди любят тебя. Тебе не стоит переживать из-за мелочей. - А у тебя, - он задумчиво повертел в руке одно из писем, конверт которого изобиловал нарисованными от руки сердечками и пах чем-то приятным, - много таких? - Ха-ха, не-ет. Но их стало больше, чем раньше, - она довольно продемонстрировала бережно отложенную тройку писем, - И все с благодарностью. Ха! Это очень приятно. - Еще бы, - он начал перебирать остальные свои конверты. - Ой… - Что? - Тут странное письмо… «Милая Цубаки, я не могу сдержать себя…». Какого хрена?! - Дай! Дай сюда, почитать! – Бадд кинулся на Цубаки, в попытке отнять письмо, но девица вовремя увернулась, отскочив, - Да что там такое?! - О-ой! – вопила она, не отрываясь от прочтения, - Вот уж где похабно! - Твою мать! Ты что, издеваешься надо мной, дурная?! - Написано девушкой! Да тут и картинка нарисована! – она развернула лист письма, начала задумчиво его вертеть, - Даже не знаю, как на это реагировать… Он резко прыгнул за Цубаки, уставился в лист, включив все свое восприятие, посмотрел с пять секунд, и лицо его вдруг стало красным. Он вылупился, скривился, перевел взгляд с рисунка на главную его участницу. Та была ошарашена не меньше самого Бадда. Письмо коллективно было решено сжечь сегодня же вечером. Ему вдруг стало смешно. - Ты чего это ржешь? – сконфужено поинтересовалась Цубаки. - Это что, я тебя нагую видел? - Нет уж! – схватила его костяшками пальцев за нос, сжала до боли, - Не видел! И выкинь дурь из головы, я совсем другая… без одежды. - Ха-ха, да уж! Точно не такая! Ты не… Он осекся, поймав безумный взгляд, что она в него метнула. - Лучше бы тебе помолчать, - прошипела она. Не женственная. Он хотел сказать, что не женственная. С первой встречи это сильно бросалось в глаза. Больше всего, конечно, виноват рост. Цубаки была высокой, слишком высокой для девушки. До него ей, конечно, еще далеко, но все же. В его представлении девушки не должны быть такими гигантскими. Он привык, что дамочки мелкие, крохотные, хрупкие. Цубаки же была длинной, угловатой. Даже ступни ее были чересчур большие. Ну, и фигура, конечно же. Слишком она была… жилистая. Худая и жилистая. Атлетическая. Он решил не жать на больное, не оскорблять. Ведь когда-то он действительно думал, что это не красиво. Сейчас ему почему-то было обидно за такие мысли себя-прошлого. Он вновь сгреб письма своих фанатов, начал их внимательно перебирать, будто в поисках чего-то. - Видела бы ты свое лицо, - вдруг проговорил он. Решил разрядить обстановку. - А ты, - она вдруг засмеялась, - О, боже, это так глупо! Мне даже неловко, письмо явно предназначалось лично мне. - Я бы не… О, смотри! Еще одно пропустила, - Бита осторожно достал одно отданных ему писем с пометкой «Красный Щит». - Давай сюда, - хихикнула Цубаки. Она внимательно оглядела конверт и вдруг застыла. Лицо ее сделалось испуганным. Бадд какое-то время понаблюдал за ней, но ничего не менялось. Она будто оцепенела. - Эй, что такое? – напрягся он. Ее глаза тревожно забегали. - Что не так? – настойчивее повторил он. - Это письмо… из города R, - она схватилась за лоб, прикрыла глаза, будто пытаясь спрятаться. - И? - Кажется, оно от мамы, - тихо прошептала Цубаки. От мамы. Он растерялся. Признаться, он никогда не думал, какая у Цубаки может быть семья. Она не упоминала о ней, а он и не спрашивал. Дурень. И почему же она так не рада? Почему испугалась? Он вдруг понял, что не знает о ней ничего. Как и где она жила, кто ее родители. Где она училась, кем мечтала стать, с кем дружила. О себе и Зенко он рассказал давно. Рассказал, как жил раньше в городе U, с родителями, в большом доме. Что был хулиганом, на которого не возлагали надежд. Как вдруг Зенко начала подавать эти самые надежды в музыке. И как родителями было решено отправить сестру учиться в другой город. Школа тут, якобы, лучше, а учитель музыки – просто маэстро. И как он не хотел отпускать любимую Зенко, как за нее боялся. Тогда родители-то и поняли, что нужно отправить с ней Бадда. Что негоже девчульке одной в чужой город. Да и старший, может, добьется чего, выкинет дурь из головы. Дурь из головы он выкинул, отношения с родителями, как ни странно, на расстоянии улучшились. Ну и он, конечно же, стал одним из сильнейших героев. Вот уж оправдал ожидания. А Цубаки. Она вдруг совсем побледнела. А конверт так и не был вскрыт. - Ты не откроешь? – прервал молчанье Бита. Она подняла на него тяжелый взгляд. Не откроет – понял он. - Кажется, ты забыла мне кое-что о себе рассказать, - вновь проговорил он, но уже настойчиво. Ему не нравилось неведенье. Он будто был оскорблен. - Это… долго. Не самая интересная история. - А я не тороплюсь, - он сел на столешницу, внимательно уставившись на Цубаки требовательным взглядом. - Я сомневаюсь, что даже открыть его смогу, - нахмурилась она. Ему стало еще интереснее. - Тогда, давай я, - он протянул пальцы к письму, но Цубаки резко отдернула его. - Нет! Там может быть что угодно! Я не имею представления, что там внутри. Ох… - у нее вдруг заурчал живот, она молниеносно согнулась, ударила себя кулаком в пресс, что-то проворчала себе под нос. Потом вновь выпрямилась. На лбу у нее появилась испарина. - Почему ты так нервничаешь? У тебя что, настолько плохие отношения с матерью? – он не мог уняться. Ему казалось, что он все время упускал что-то очень важное. - Ох… я не знаю! Не знаю, это очень сложно, - она будто вдруг засомневалась. Начало положено. - А я и не тупой. Она отвернулась, сильно зажмурила глаза, скривила рот. Кулак с конвертом сжался, рискуя помять содержимое. Он коснулся пальцами ее предплечья. - Ты же можешь мне все рассказать, - негромко произнес он, - Мы, в конце концов, друзья. - Ну… ладно, - голос ее дрожал. Она неуверенно взглянула на конверт, мгновенье посмотрела на него в нерешительности, а после уселась на столешницу, рядом со Стальной Битой. Он придвинулся ближе, пока не почувствовал тепло ее бедра, и уставился на письмо, что держали длинные тонкие пальцы. «Из города R. Кому: Красному Щиту, Цубаки. От кого: Д-р Мэй.» - Твоя мама врач? - Ага, - кивнула Цубаки, пялясь в конверт, все так же не решаясь открыть, - Может, ты сделаешь это? Только открой, а то я так и не решусь. Он согласно кивнул, взял письмо. И замер. Он будто на секунду почувствовал то напряжение, что чувствовала его подруга, из-за чего резко дернул головой, отгоняя внезапный приступ эмпатии. Бумага с хрустом порвалась. Бадд ловкими движениями пальцев извлек из конверта его содержимое: большой, свернутый втрое, лист бумаги и небольшую фотографию. Не глядя, он передал все Цубаки, та неохотно приняла. Первым делом она начала рассматривать фото. Бита аккуратно принялся делать то же самое. Там было четверо: Высокий, статный мужчина с короткими огненно-рыжими волосами и шикарной бородой. Острые скулы, волевой подбородок. Из-под широких рыжих бровей на Бадда смотрели уставшие глаза. Мужчина был средних лет, о чем говорили немалые морщины вокруг серых глаз и вкрапления седых волос в рыжей шевелюре. Он обнимал женщину. Очень красивую женщину. Она выглядела молодо, но возраст выдавали глаза. Нет, не морщины, а именно глаза: они будто бы воплощали в себе всю мудрость прожитых ею лет. Спокойный, даже холодный взгляд зеленых глаз смотрел прямо в душу. Он узнал эти глаза, они достались Цубаки. В отличие от волос цвета пшеницы, что элегантно лежали в ухоженном каре. Перед мужчиной и женщиной, очевидно, на стуле, сидел молодой человек. На вид ему было около двадцати. Он широко улыбался. На парне была кепка, из-под которой торчала копна светлых волос, немного взлохмаченных. И он тоже был зеленоглазым. Видимо, пошел в мать. Узнаваемо. Стальная Бита перевел взгляд на последнего участника этого фото, и обомлел. Цубаки совершенно не была на себя похожа. Он бы даже сказал, что перед ним сейчас совсем другой человек. С фото на него смотрело полное, неказистое лицо. Пухлые щеки, округлый подбородок. Даже шея и плечи были рыхлыми и мягкими на вид. Лицо на фото было угрюмым и недовольным, будто уставшим. Осунувшееся, с огромными мешками под глазами. Бадд громко сглотнул. Он не знал, что сказать, и думал, что так даже лучше. Они долго сидели, глядя на фото. Он жадно изучал всех изображенных на нем, а она просто молчала, грустно уставившись куда-то сквозь. - Я давно не была дома, - вдруг начала Цубаки. Бадд напрягся, навострив слух, чтобы ничего важного не пропустить. - Я не знала, что она пошлет фото, - Цубаки продолжила, - Странно, что ты не смеешься. - Над чем? – он прикинулся, что не понимает, - Над чем мне смеяться? - Надо мной, - она слегка улыбнулась. - Я что, по-твоему, такой долбоеб? Ему и правда было не смешно. Он смотрел на фото и понимал, что с того момента прошло очень много, очень многое изменилось. Она изменилась. Попала в другую крайность. - Хрен ли ты молчишь? За долбоеба меня держишь?! - Ха-ха, - ее губы расплылись в мягкой улыбке, - Нет, совсем нет. - Тогда хватит, - он ударил ее по спине ладонью, от чего Цубаки ойкнула, - Сама развела тут. Подумаешь, была как хомяк. Тоже мне, проблема. Похудела же! Так что ерунда, подбери сопли. Все уже позади. - Позади, да. Это точно. - А ну, перестала! – он снова хлестнул ее по спине, в этот раз она даже начала кашлять, - Ты обещала мне рассказать, что случилось, так что давай! - Ничего я и не обещала, - надулась она, но, немного подумав, добавила, - Ты что, и правда хочешь знать? - Еще бы. - Ну… Ладно-о, - она поджала губы, - Мне придется начать с начала. Это долго, и, возможно, даже нудно. - Давай уже. - Ох, - Цубаки нахмурилась, - Это началось еще в детстве. В младшей школе, как мне кажется. Я вдруг стала толстеть. Как потом выяснилось, что-то с гормонами. Мать это сильно обеспокоило. Она вообще много беспокоилась, особенно тогда, когда что-то выходило за рамки или не подчинялось ее планам. Тогда она, уязвленная, видимо, неидеальностью своего второго ребенка, решила все исправить. Ограничила меня в еде, гоняла в спорт. Ох, как же я тогда ненавидела спорт. Как ты, наверное, уже догадался, ничего из этого мне не помогло. - Хм. Ты не очень лестно говоришь о своей матери. - Да, наверное, ты прав… Нет, ты точно прав. Вопреки всему, что она сделала, она не заслуживает моего неуважения, это уж точно. Хотя, тогда я этого не понимала. Сейчас понимаю. - И что же она сделала? Помимо того, что пыталась привести тебя в форму и заботилась о тебе? - Знаешь, несмотря на мои грустные взгляды на фото и неодобрительного тона в адрес мамы… У меня была очень хорошая семья. Мы все любили друг друга, что бы кто ни говорил. Конечно, мы с мамой часто ссорились из-за ее заботы. Я была маленькой, мне было все равно на то, как я выгляжу. Я хотела, как и все дети, есть фастфуд и сладости. Мне же нужно было питаться капустой и каждый день заниматься спортом сверх детской меры. Тогда это было критично для восприятия. Ну, и еще… Характером я пошла в папу. Ха-ха, да, это точно. Мой отец был очень клевым. Он работал в полиции, детективом. Это было так здорово! Он был веселым, любил общаться со мной и играть. Ему будто было все равно, что я выглядела как большой круглый апельсин. Он постоянно говорил что-то вроде «Главное, будь собой», «Теперь ты не будешь судить людей по внешности», или «Зато, когда подрастешь, мне не придется отгонять от тебя всяких дураков, мандаринка». Бадд улыбнулся. - О, да, он был веселым. Веселым и прямолинейным, в отличие от моей мамы. Она была слишком невозмутима. И еще скрытна. Скупа на эмоции. Иногда было сложно понять, о чем она думает. А вот отец всегда, как на ладони. Они будто бы дополняли друг друга. Она – методичная, последовательная и спокойная, а он – хаотичный, нетерпеливый, раздражительный. Но все-таки добрый. Такой уж он был. Потом началась средняя школа. Я все еще была толстой. Но вдруг это начало доставлять мне проблемы. Всем вокруг вдруг стало важно… Мне это не нравилось. Я этого не понимала. Не понимала и вела себя скверно. Тогда и начались нешуточные конфликты с мамой. Она учила меня, как решать проблемы спокойно, как отвязаться от обидчиков. Мне не хватало терпения. И тогда в дело вступал отец, который учил меня давать в морду. Он был взволнован не меньше, чем мама. Но у него было что-то вроде обостренного чувства справедливости. Он не мог оставить это просто так, для него было важно, чтобы мои обидчики получили по заслугам от меня, напрямую. Не исподтишка, не в наказание от учителей. Ему было важно, чтобы все поняли, что его дочь – не груша для битья. Возможно, она и выглядела как груша, но точно не для битья. Мне нравился такой подход. Мне было обидно за себя, а драка хорошо помогала избавиться от чувства обиды. Тогда и понеслось: родителей вызывали в школу, мать нас с отцом отчитывала, пыталась все исправить… Но нечего было исправлять. Обидчики отстали. Я стала каким-то подобием одиночки. Не то, чтобы все обходили меня стороной, нет. Меня перестали притеснять, со мной даже начали считаться. Но близких друзей у меня не было. И тут надо мной сжалился мой брат. - Брат? Это тот, что на фото? - Ага. Ханзо. Он был старше меня на два года. Вот уж кто был мамин любимчик. Он многим пошел в нее. Он был спокоен, хитер. До средней школы я его даже боялась, представь! Но потом вдруг выяснилось, что от бати ему досталось какая-то толика обостренной справедливости. Он не жалел меня на прямую, он принялся воспитывать меня по-своему: начал прививать мне какие-то интересы, тусить со мной. Его в школе любили, я знала это. Он был умным, наверное, даже популярным. Но он все равно общался со мной. И я ему за это благодарна. - Еще бы, - хмыкнул Бадд, - Это ведь святая братская обязанность – помогать младшим. Если бы был братский кодекс – то помогать младшим – первый пункт. Молоток пацан, уважаю. Цубаки засмеялась. - Мы любили смотреть фильмы, любили играть. Он рассказывал, как заводить дружбу, как хитрить и манипулировать… Иногда отец, заслышав его речи, недовольно фыркал и говорил что-то, вроде «Ты точно когда-нибудь станешь воришкой». И мне иногда так казалось. Это было даже весело. Мы начинали планировать общее дело, в шутку, конечно. Много шутили. Но я знала, что Ханзо был добрым. Хоть я и не воспринимала все его советы, но некоторые оказались очень полезны. Я немного социализировалась, у меня появилась подруга. Ну и, конечно же, мы с ним очень сблизились. А потом он уехал учиться. Так началась старшая школа. И я все еще была толстой. Цубаки вновь напряглась – он почувствовал это сразу. - Пришло время и моего выбора. Я, вдохновленная примером отца, очень хотела пойти по его стопам. Полицейский. Это было действительно круто. Помогать людям, вершить справедливость. Герои тогда только начали появляться, поэтому полицейский был ближе всего к этому идеалу. Но тут в игру вступила мать. Она была в бешенстве. Это раздражало ее даже больше, чем мои детские драки. «Это опасно, Цубаки, тебе не справиться! Там нужна сила, посмотри правде в глаза…». Я смотрела правде в глаза, и она меня не устраивала. Я твердо решила, что хочу быть полицейским, и ничего больше. Но меня не поддержали. Даже отец, немного поспорив с мамой, принял ее сторону. Опасно. Опасно – это было их слово, их прикрытие. Они не хотели подвергать меня опасности, да и мое физическое состояние. Они не верили, что мне удастся чего-то добиться в этой профессии. И запретили мне. Бита нахмурился. Цубаки продолжила: - Мама сказала, что врачом быть престижно. За это много платят, врачей почитают. Врачу можно быть толстым. Она настояла на том, чтобы я поступала в университет медицины. Я была не в восторге, но вопроса тут даже не стояло. И тогда я просто забила. Ушла в себя. Еле закончила школу, сдала эти дурацкие экзамены. Мне не хотелось. Я не старалась. Она вдруг замолчала, глядела в одну точку. Он интуитивно понял: это еще не конец. - Однажды, - начала она, - после всех экзаменов, брат вернулся домой, отдохнуть. Мы были рады его приезду, все соскучились. Он приехал, такой веселый и вдохновленный. Я была искренне рада за него. Он был счастлив. Он учился, как и хотел, на юриста. У него здорово получалось, он был талантлив. Он был гордостью. Мне было до него далеко. Помню, он позвал меня прогуляться. В парк. Было тепло, лето ведь. Солнечно, как сейчас помню. Ха-ха. Он спросил тогда у меня, как я сдала свои вступительные экзамены. Я скривилась, потому что сдала я их, кажется, отвратительно. Он засмеялся, спросил, чего бы я хотела на самом деле. Я ответила, что хочу быть лингвистом на корабле Интерпрайз – лишь бы подальше отсюда. И тогда он посмотрел на меня, грустно улыбнулся, и ответил что-то вроде «Брось, Цубаки. Это ведь не серьезно. Это ведь жизнь, тут нет Интерпрайза». И тогда я поняла. Поняла, что все, детство закончилось. Ханзо повзрослел, он больше не дурачится. Да и мне пора успокоиться. А успокаиваться не хотелось. Как же грустно мне тогда было. - Ха-ха. Да. Не знал, что ты, Цубаки, так не хотела взрослеть. - Это ведь страшно. - Страшно? Я думал, что ты не боишься такой херни. Ну, я имею в виду… Ты выглядишь достаточно сильной, да. - Что? – усмехнулась она, бросив в Биту недоверчивый взгляд, - Ты говоришь обо мне что-то хорошее? - Не надо тут мне! – он вдруг запустил пальцы в копну рыжих волос и принялся интенсивно их лохматить, - Я, между прочим, дже-ентльмен, - он неестественно протянул последнее слово, - А ты еще и полная дура. - Вот уж спасибо, друг, - она резко дернула головой, в попытке избавиться от путающих волосы пальцев. - Хочешь сказать, что ты из-за этого не разговаривала с семьей так долго? Твой брат ведь нормальный пацан, он явно знает, о чем говорит. - Мой брат умер, Бадд. - Что? - Он погиб. В тот же день. - Твою мать… - ему показалось, будто сердце куда-то резко провалилось, - Как? - Монстр. В тот день на город R напал монстр. - Что? – еще больше удивился он, - Какой? - Я… не очень помню. Я помню только… Он был большой, - она болезненно прикрыла глаза, как будто так воспоминания виделись лучше, - Он вылез из озера, он страшно кричал. Мы как раз ловили лягушек… Он был очень близко… Мы пытались убежать, долго. Очень долго. Мы даже встретили героя… Цубаки поджала губы, тяжко сглотнула. Бита напрягся сильнее. Он понимал, к чему идет дело, ему это не нравилось. Он замер. - Герой сказал, что не спасет… никого… А потом моего брата просто… съели. Она захлюпала носом. - Прости, - спустя мгновенье прошептал он, - Прости, я не хотел. - Ничего, - с трудом проговорила она, все еще пытаясь сдержать слезы, - Если честно, я никому еще этого не рассказывала. И кому же еще, как не тебе… Он молча похлопал Цубаки по плечу. - Это убило всех нас, - продолжила она, немного помолчав, - Тот день разрушил нашу семью. Родители чуть не сошли с ума. Мы все чуть не сошли с ума. Это был кошмар, долгосрочный, неумолимый кошмар. Я впервые видела, как плачет мама. Нам всем было тяжело, но тяжелее всего эту трагедию переживал отец. Он просто… пропадал целыми днями на работе. Он, будто, стал одержим. Он пытался найти монстра, который в тот день исчез так же внезапно, как и появился. И никто не мог ему в этом помочь… Ни один доступный нам герой не брался за поиски, в отличии от моего отца, обычного детектива. Он забыл обо всем, он перестал общаться и со мной, и с мамой. Он просто… закрылся. А потом и вовсе ушел. Мама сказала, что они крепко поссорились, и он решил уйти… И мы остались вдвоем. - Твой отец, он что, просто ушел? – возмущенно спросил Бита. - Тогда все мы были не в себе. И каждый из нас совершил ошибки…Сейчас я это понимаю. Но тогда мне было не дано понять. - Что же вы наделали? - Ну… Прошло совсем немного времени с тех пор, как отец ушел… И пришли результаты экзаменов. Моих экзаменов. Конечно же, я не прошла. И тогда мама… она просто сорвалась с катушек. Она вдруг начала сильно кричать, винить меня во всем. Я плохо помню, что было, помню только, как очень сильно разозлилась. Тоже наговорила всякого. А потом убежала. И с тех пор я с мамой не виделась. С отцом тоже. - Твою мать… И что же ты… Как ты выбралась из этой жопы? - Было так стремно. Я была зла на мать, зла на себя, я себя ненавидела. Я была тупой коровой, которая ничего не умеет, у которой ничего не получается. Помню эту тупое чувство отчаяния. Мне было тошно, мерзко. Мне было плевать, что со мной случится и как жить теперь, я не видела ничего дальше того беспросветного момента. И вот я натыкаюсь на ресторан с фаст-фудом… и мне будто сносит крышу. Не знаю, почему так вышло, но… Я потратила все свои деньги и просто ела всю ночь. У меня было стойкое ощущение, что я голодала всю жизнь. Мне было будто бы горько, в прямом смысле горько, и я пыталась заесть эту горечь гамбургерами. Когда закончились деньги, я поняла, что столько люди не едят. Даже такие большие, как я. Я была растеряна, все в жизни смешалось в грязную кашу. Мне пришлось несколько дней жить где-то в подворотне. Вот я и жила так, пока случайно не встретилась с госпожой Джин. Она, в прямом смысле, спасла меня тогда. - Стой, стой, подожди. То есть, вот этот твой всепоглощающий аппетит – он не с рождения? Он появился тогда, когда ты ушла из дома? – Бадд нахмурился и серьезно посмотрел в лицо Цубаки. - Ну… да. После той ночи с фаст-фудом что-то во мне изменилось. Дома я ела не много, и все это было будто больничной едой. Мать пристально следила за моим рационом. Но после той ночи я стала чувствовать острую потребность в пище. В большом количестве пищи. А потом я и вовсе заметила… щит… - она озадаченно посмотрела на друга, будто бы сама только что задумалась об этом. Воцарилось молчание. Стальная Бита серьезно напрягся, он понял симптомы. Ведь он знал цену силы. Превозмогание. Ничто не дается просто так, мир так не работает. Нужно превзойти себя, пересилить, это и было сутью вещей. Сутью силы, сутью Бойцовского духа… Мгновенное достижение безграничных возможностей не есть истинный путь, это путь другой, неверный. Не честный. Потусторонний. Он недоверчиво оглядывал Цубаки, что испуганно смотрела на него. Кажется, она думает о чем-то подобном. Он вдруг вспомнил тот вечер, когда на Цубаки напал пирокинетик. Как Цубаки, подобно животному, набрасывалась на всех, оказавшихся в поле ее зрения. Абсолютный щит, полностью покрывавший ее… Нет, это было всего раз. Он резко перевел взгляд куда-то в пол и зажмурился. Она не монстр, она не могла им быть. Это ведь Цубаки. Пусть грубая, но все же очень добрая и сочувствующая. Это Цубаки, что всегда придет на помощь и самоотверженно рискнет всем, чтобы спасти кого-то. И она спасала его уже ни раз. Спасла от сожжения, спасла от потери любимой сестры. Она не может быть монстром. - Цубаки, - начал он, - Что насчет скорости? - Ха-а, - подняла глаза она, немного расслабившись, - Это уже веселее. Госпожа Джин начала гонять меня, не поверив в то, что я больна. А мне не хотелось ее расстраивать. Очень сильно не хотелось, поэтому я старалась как никогда. Болезнь, почему-то, отступила, я наконец-то начала худеть. Не знаю, от чего это, то ли в придачу к щиту, то ли к скорости… Потом я нашла работу и все, вроде бы, наладилось. Вот только я продолжила есть, как не в себя. Будто внутри меня разверзлась бездна. Но это мелочи. Мелочи, по сравнению с тем, что было. Бадд улыбнулся. - Да уж, веселая у тебя жизнь, госпожа Цубаки, - он поднял со стола семейное фото и уставился в него, разглядывая. Цубаки, опершись щекой о его предплечье, тоже смотрела, - Будешь читать письмо? - Думаю, стоит. Она нащупала сложенную втрое страницу, лежащую на столешнице, притянула к себе и быстро развернула. И начала читать. Бита просто смотрел на нее, вглядывался в ее лицо, пытаясь понять по нему содержимое послания. Он ждал долго, наблюдая за быстро бегающими по тексту глазами. Ждал до тех пор, пока ее губы не дрогнули, а после расплылись в улыбке. Тогда он успокоился. Все хорошо – понял он, и все будет только лучше. - Она просит прощения, - немного смущенно сказала Цубаки, отложив только что прочитанное письмо. - Так напиши ей, что прощаешь. Она смущенно заулыбалась, покраснела. По ее лицу было видно, что счастье переполняет ее, но Цубаки все же пыталась держать себя в руках. - Ну, чего молчишь? Не напишешь? Это же мама! - Мне стыдно, - она потупила взор. - О-ох! – раздраженно вздохнул Бадд, - Чего же стыдишься? - Стыжусь… Что иногда веду себя просто ужасно. Со всеми. Стыжусь, что не терпелива, что слишком легко раздражаюсь. Мне стыдно, что я нуждаюсь в одобрении. Мне стыдно, что когда кто-то не верит в меня, то это сводит меня с ума. И я начинаю идти наперекор, даже если мне хотят только добра… Прости меня тоже. Иногда я веду себя как задница. - Да брось, Цубаки, что ты, - он широко улыбнулся, приобняв ее за плечо, - Ты и есть задница. Цубаки засмеялась.