Открой своё сердце

      Всё началось в тот момент, когда Хаширама впервые предложил заключить перемирие. И это была не горячка боя — Сенджу вообще не имел привычки действовать на эмоциях. Вернее, то, что казалось остальным глупой импульсивностью, сам Хаширама успевал обдумать и взвесить со всех сторон. Мадара повзрослел, изменился — но не настолько, чтобы перестать быть собой. И его отказ от перемирия, от первого шага к исполнению их мечты… это было странно. И глупо.       Хаширама не считал зазорным повторить своё предложение ещё столько раз, сколько потребуется — но в том-то и проблема, что Учиха не относился к людям, которые будут ломаться из-за чужого мнения. Или которые позволят себе поддаться чужому влиянию. Мадара ещё в детстве был прям и категоричен… И, видимо, тот короткий бой на реке ударил по нему сильнее, чем по Хашираме. Или же произошло что-то ещё, о чём Сенджу не был в курсе.       Мадара перестал верить.       Но… что-то в глубине его глаз показывало — не забыл. Не отказался полностью. Просто… боится. И боится не за себя.       Изуна, младший брат, тот, кого нужно защищать… Хаширама понимал. Как понимал и то, что слова будут почти бесполезны. Возможно, выдайся им шанс спокойно поговорить — не среди звона клинков, не в языках пламени и ветках Мокутона, — Хаширама смог бы убедить друга, что ничего не изменилось. Но пошли он предложение встретиться — это будет выглядеть ловушкой. Мадара не придёт.       И тогда Хаширама решил рискнуть.       Техника — чужая, клановая, которой чужака обучили очень неохотно… но всё же обучили. Она могла скрывать немало подводных камней — но главная её слабость и так была ясна.       Если Хаширама промахнётся, он несколько минут будет полностью беспомощен. В бою — почти вечность. Тобирама не выстоит сразу против обоих Учих, и с него станется защищать брата до последнего… Впрочем, он почти закончил свою технику телепортации и достаточно благоразумен, чтобы просто отступить. Хаширама не знал, удастся ли ему вернуться в тело, если оно будет перемещено достаточно далеко от исходной точки, но собой рискнуть он был готов.       И в очередном бою, поймав Мадару плетями Мокутона, глава клана Сенджу сложил нестандартную печать, направляя её в сторону Учихи, который при всей силе своего пламени не успевал уйти в сторону из-под неизвестной атаки.       Воздействие техники оказалось не таким, как было на тренировке. Понятно, что производится контакт сознаний, в классическом исполнении требовалось заковать чужое в непроницаемую сферу и захватить таким образом контроль над потерявшим управление телом. Но сознание Мадары было жарким, всепроницающим, как лесной пожар. Хаширама не успел опомниться, как всё вокруг оказалось в огне, что не сжигал, но охотно облизывал, примеряясь.       Впрочем, Сенджу и не собирался использовать эту технику классически.       Мысли, не разделённые сразу барьером, перетекали друг в друга, и уже не поймёшь, где чьи. Страхи — такие похожие и такие разные. Искренность — такая мощная и такая разная. Планы смотрелись как на ладони. А главное — глубинное нежелание войны, жажда, чтобы всё это закончилось, обоюдная, острая, но припорошенная таким слоем страхов и сомнений, что в одиночку справиться никак нельзя.       Но так просто протянуть в это пламя раскрытую ладонь. Слова не нужны — к чему они, когда одно сознание перетекает в другое? Когда вред можно причинить только прямым намерением — и первый порыв выдрессированных постоянной войной шиноби был именно таким. Но… ни один из них не успел пропитаться этой войной до нутра. Не успел отравиться ненавистью достаточно сильно.       Они… ещё не потеряли последнее.       — Ты совсем ебанулся? — поинтересовался Мадара с лёгким интересом. Он собрался из пламени в свою фигуру, чтобы было удобнее общаться. И морду бить. А то мыслями совсем как-то… растекается.       Хаширама поставил брови домиком и изобразил обиду — почти как в детстве. Но именно что изобразил.       — Ты ведь читаешь мои мысли. И видишь, зачем я это задумал.       — Да, но изнутри как-то не видно, насколько ты ебанулся.       — Ты всё ещё считаешь, что мир невозможен?       — Ну, допустим, мы такие умные… А остальных воинствующих долбоклюев куда девать?       Хаширама покачал головой, усаживаясь прямо… на пол? На воздух? Или что существовало тут, в пространстве между их сознаний…       — От войны устали все, Мадара. Не только мы.       — Ладно, допустим. И чего ты от меня хочешь?       Хаширама посмотрел на него как на идиота.       — Я хочу, чтобы нашу мечту мы исполняли вместе.       Мадара промолчал, обдумывая. Нет, вот зараза! С идиотскими предложениями пристаёт Хаширама, а как на идиота смотрят на него!       — Чем больше я раздумываю, тем больше наши сознания проникают друг в друга, да?.. Чёрт, это было бы забавно. Мокутон при-и-ико-о-ольно чувствуется. Эм… мир. Сосредоточиться на мире… Э-э-э… Я согласен, но нужно разработать более подробный план пинания людей в светлое будущее. Начиная с твоего брата. Он действительно тебе волосы расчёсывает? Заба-а-авно…       Хаширама улыбнулся. Видеть расслабленно и слегка даже поплывшего Мадару было приятно — он скучал по тому другу, с которым они метали камешки через реку и бегали вверх по скале.       — Мы можем поменяться местами. Ты ведь тоже успел сложить печать, верно?       — Угу, знаний об устройстве деревни я уже натырил… Это инстинкт, да. Стоп, поменяться местами? Ха. Ха-ха-ха-ха. Это настолько безумно, что я безоговорочно хочу. Посижу в твоём теле, расслаблюсь…       Хаширама хмыкнул.       — Обмен взаимный, Мадара. А я всё же не настолько благороден, чтобы закрыться от информации о тебе полностью. Можешь определить, в какую сторону нам расходиться?       Отмена техники должна была вернуть их в свои тела. И Мадара бы даже согласился на перемирие — теперь. Но… Хашираме хотелось показать кое-что ещё.       Показать, что не так уж их кланы различны.

* * *

      В клане Учиха назревала буря. Молодёжь со свойственным ей максимализмом предлагала выпилить главу собственного клана ради победы над вражеским. Тот факт, что сам Мадара будет этому не рад, их мозгом как бы учитывался, но они дружно решили, что хороший глава будет рад заколоть себя ради блага клана.       И вообще, так обидно продуть! Учиха не сдаются! Их нельзя склонить к какому-то перемирию, что бы это ни значило!       Подогревало ситуацию и то, что Мадара после так странно закончившегося боя не спешил являться пред очи соклановцев, не фонил Ки и вообще словно спрятался за спиной брата. Часть молодых и горячих даже накрутили себя до той степени, что отправились к дому главы клана. То ли требовать самоубийства во имя победы над Сенджу, то ли убивать самим…       Мадара встретил визитёров взглядом. Просто взглядом, без шарингана и даже без тяжёлых гневных искр. Задумчиво он так смотрел, и эта задумчивость разом сбила половину гонора.       — Хотите, тоже обниму? — поинтересовался Мадара, наклонив голову набок. — А то вы какие-то дикие.       Соклановцы шарахнулись. Кто-то использовал Шуншин, чтобы оказаться как можно дальше отсюда, кто-то просто отпрыгнул назад… Часть из них даже не врезалась в забор. Самый отважный поклонился, вежливо отказался от такой чести и слинял через дверь. «Мадара» хмыкнул и собирался уже пойти выяснять, как самочувствие у пострадавших от забора, как его за пояс обхватили руки.       — Не пугай детей, — заявил Изуна. — Эта техника нравится мне всё меньше и меньше. Хаширама на том конце наверняка что-то злостно курит.       — Пф. Если следовать элементарной логике, Хаширама на той стороне старается не подпалить воротник Тобираме.       — Не понял твою мысль… — нахмурился Изуна, затаскивая брата в дом.       — Если он влияет на меня, должно идти противодействие и в обратную сторону. И мне всё ещё хочется догнать наших недавних гостей, чтобы уточнить, чего они такие дикие.       — Но ты же ничего не куришь! Хотя тебе и не надо, конечно…       «Мадара» рассмеялся — легко, с удовольствием, перекатывая во рту звуки, словно леденцы.       — Вот ты сам и ответил на вопрос, отото.       — Ну вот, а ты спрашивал, чего шарахнулись… Опять твоя непредсказуемость лезет. Люди уже не знают, что думать, то ли ты проходя волосы растреплешь, то ли голову оторвёшь…       — Конкретно сейчас я хочу жрать, — «Мадара» потянулся.       — Правда? Ну и хорошо, мне тоже приготовь что-нибудь.       Умиление от такой постановки вопроса оказалось достаточно сильным, чтобы «Мадара» поспешил отвести взгляд. Не стоит ещё больше нервировать Учиху странностями в поведении.       Хорошо ещё, что контакт двух сознаний оказался достаточно тесным, чтобы непроизвольно ухватить пласт бытовых знаний. Мадара, не знающий, где в доме хранятся продукты, гораздо более подозрителен, чем Мадара, докапывающийся к соклановцам с предложением обнять.       Да и вообще, кажется, прецеденты были уже…       Изуна нервно шастал вокруг, совался под руку и вообще воплощал собой образец беспокойства. А ещё он каждый раз старался прикоснуться — приобнять, чуть погладить, прижаться плечом. Наконец, повар не выдержал, отложил нож и обнял Учиху крепко, до хруста костей.       — Всё в порядке, отото.       — Точно? — глухо спросил он, обнимая осторожно, будто бы он заболел.       — Точно, — «Мадара» коротко коснулся губами макушки. — Я жив, ты жив. С остальным мы справимся.       — Ла-а-адно, — протянул Изуна, и не думая его отпускать.       Не сказать, чтобы «Мадаре» это особенно мешало. Хотя да, смущало, конечно. Хаширама не привык к тому, что его могут так беззаветно тискать. Так… открыто проявлять чувства. Тобирама всё же был очень сдержанным даже ребёнком. А может, просто не любил прикосновения из-за слишком чувствительной кожи — сколько раз Хашираме приходилось лечить ожоги и натёртые мозоли, не перечесть. Но сейчас… От вида топорщащихся прядей на макушке Изуны в груди шевельнулась нежность. Уже не чужая, ухваченная вместе с телом, а своя, искренняя.       — Еда сгорит, Изу. Дай мне повернуться.       Тот неохотно отстранился, но только чтобы обхватить со спины, да ещё залезть с ногами на спину. Волосы он отвёл очень привычно и вообще весь был как маленькая обезьянка.       — Было очень страшно, — тихо признался он. — Когда вы вот так застыли. Оба. Страшно и непонятно.       — Хаширама планировал это, — мышцы под руками Изуны чуть напряглись. — Но не убийство. Он… бывает слишком сентиментален.       — Угу. Значит, вы поменялись телами?       Тихий смешок. Запрокинутая голова, подставленное под изящные пальцы горло.       — Может быть. А может, наши сознания слишком перепутались. Встречный Шинтеншин… Слишком много искажений и допущений.       Изуна прищурился, вглядываясь.       — Нет, точно обменялись. Такую деликатность как грипп не подхватишь, даже я не смог ничего с его резкостью поделать. Но ты готовь, готовь, не отвлекайся.       — Деликатность? — то, что Учиха не спешил руки разжимать, скорее радовало, чем напрягало. Убивать он точно не станет. Не в теле Мадары.       — Ну, он бы сказал «Отото, ты ебанулся? Иди проспись» или «Я на тебя бы посмотрел после контакта с сущностью ёлочки», если про предыдущую фразу. Если ещё до этого, то это было бы: «Хаширама — упрямая скотина и всё ещё не отказался склонить всех к миру». Сентиментальность, пф! Это слово слишком мягкое, Мадара бы скорее блеванул, чем его сказал.       — Ты его недооцениваешь, — заметил Хаширама, помешивая рагу. — Сущность его пламени была уютной. И мы договорились… Что ты собираешься делать?       — Если бы не договорились, Мадара бы тебя прямо там и прирезал. Благо ходить далеко не надо. Так что я, пожалуй, вкусно поужинаю и продолжу тебя доставать.       Хаширама скосил на него глаза:       — У вас действительно так сложно с кулинарией?       Набор продуктов был заметно меньше того, к которому Сенджу привык, но в целом ничего катастрофичного. Достаточно, чтобы нормально накормить двух шиноби с уровнем выше среднего.       — С терпением хреново, — пояснил Изуна. — И с чувством меры. И как тебе в чужом теле? Есть какие-то отличия?       — Достаточно. Обычно меня не преследует желание доводить окружающих. И жажда движения гораздо слабее.       — Хе-хе-хе. Чую, Мадара отоспится, — хихикнул Учиха и потёрся носом об изгиб шеи.       — У него проблемы со сном? — удивился Хаширама, чуть переступая, чтобы удобнее распределить вес.       — Общая проблема всех катонщиков. Тяжело засыпать, когда ты ещё не прогорел дотла. А дотла не надо, восстанавливаться долго.       — Хм…       Хашираме было интересно, как это сработает в сочетании с иным, более спокойным сознанием. Он-то всегда думал, что припухлости под глазами Мадары — просто особенности лица, а не недосып.       — Причём чем сильнее Катон, тем больше активности требует. Только большая часть этой энергии тратится на то, чтобы не бегать по деревне на реактивной струе. М-м-м, как вкусно пахнет!..       Изу чуть сменил хват, перебирая чуткими пальчиками по телу. Мышцы снова напряглись, хотя Хаширама изо всех сил старался не зажиматься. Вот только прикосновения Изуны мысли будили совсем не братские.       Может, Учихи и привыкли к такому близкому тактильному контакту — но он-то нет!       — Ты какой-то напряжённый, — щекотным мурлыканием заметил Изу на ушко. — Устал?       — Тобирама менее тактилен, — коротко отозвался мужчина.       Изуна тихо, но очень зловеще захихикал.       — Ничего, это быстро исправят.       — Примерно как это делаешь ты?       — М? Наверное, всё же менее нагло, — Учиха смилостивился, слез. — Ты лучше не зажимайся, а то как рванёт!       — Что именно рванёт?       — То, что пытался зажать.       — Хм, — Хаширама скосил на него взгляд. — Пожалуй, не стоит так резко…       …да и проверять, насколько непрочная крыша конкретно у этого Учихи, как-то нет желания.       Мало ли.       Изуна снова приблизился, заглядывая в сковородку и снова прижимаясь плечом. И рука на пояс легла словно сама собой…       — Скоро будет готово, — Хаширама всё же приобнял его за плечи свободной рукой. — И с Мадарой всё в порядке. Не волнуйся так.       — Я и не волнуюсь. А связь только раны передаёт или что-то ещё?       — Хм? Я знаю только о ранах, но все тонкости Шинтеншина изучить не успел. Да и обычно техника применяется односторонне.       — Я-а-асно. Блин, любопытно-то как! Но ведь яды тоже могут убить, значит ли это, что если наберётся один, второй тоже будет пьян? А регенерация как? Передаётся лечение или только раны? А…       Хаширама улыбнулся — на лице Мадары эта улыбка, одновременно широкая и мягкая, смотрелась странно. Потрепал Изуну по волосам.       — Я не знаю. Но порез зажил у обоих.       Вот этот контраст между привычной оболочкой и незнакомым содержимым заставлял подставляться под руку и вообще всячески трогать, гладить, провоцировать на реакции. Мадару он знал, наверное, лучше, чем он сам себя, но вот этот мягкий и деликатный безумец требовал всестороннего изучения…       — Готово. Тебе отдельную тарелку или кормить с палочек?       Вообще-то, Хаширама шутил — но поведение Изуны наталкивало на мысль, что Учиха может и согласиться. Однако удержаться от провокационного предложения было отчего-то очень сложно.       — С палочек, конечно! — Изуна притёрся чисто кошачьим движением и посмотрел честными глазами.       Беспомощно-умилённый взгляд на лице Мадары смотрелся ещё более непривычно, чем улыбка Хаширамы — но это только подогревало интерес.       — И часто брат тебя так кормил? — поинтересовался Сенджу, накладывая еду в тарелку.       — Когда я просил, — ничуть не смутился Изуна.       Правда, у них это принимало другие формы. Например, спортивное впихивание еды в младшего брата как наказание за воровство из тарелки. Или кормление птичкой. Или с рук.       Хаширама одарил его задумчивым взглядом:       — Как много интересного вскрывается… Итадакимас?       — Итадакимас, — согласился Изу.       Он замолчал, поглядывая искоса на Хашираму. Тело, конечно, Мадары… Но вот нихрена не похож. Другая мимика, другие движения, другая манера располагаться в пространстве.       — И какой у вас план? Тебя быстро раскроют, всё же мы клан глазастиков.       Хаширама скормил ему кусочек мяса:       — Нет никакого плана. Да и технику можно развеять в любой момент. Просто… В детстве мы с Мадарой говорили о том, что нельзя заглянуть в чужое сердце. Только вот посмотреть чужими глазами — можно.       — В любой момент? Тебе ещё Мадару из твоего тела выковыривать придётся, — Изу с аппетитом прожевал. — М-м-м, вкусно! Хотя представить себе реакцию клана на такую новость будет сложно.       Изуна был параноиком, но своей интуиции доверял. А она говорила, что главы клана на обоюдном крючке, плотно, настолько плотно, что никто не сможет разделить. А это значит — расслабься и развлекайся.       — Мы договоримся, — Сенджу улыбнулся как-то так, что сразу становилось понятно, что договорится он и с Мадарой, и с кланом. — В конце концов, Шинтеншин я просто попросил.       — Просто?..       — Именно. Пришёл и вежливо попросил научить меня этой технике. Почему-то такой вариант постоянно недооценивают.       Изуна скептически приподнял бровь. Чтобы вот взяли и просто так отдали? Какую-то милую деталь Хаширама точно умолчал!       Сенджу улыбнулся и протянул ему ещё один кусочек.       — Ешь, Изу.       Тот аккуратно взял его губами, показывая недюжинную практику в этом вопросе. Пожевал.       — Ну, думаю, за эти переговоры пара шаринганов активируется точно!       — У Мадары настолько суровая репутация?       — Ну… Мадара очень умный. А люди в клане — не очень. Мадара для них о-о-очень непредсказуемый и страшный.       Сенджу хмыкнул, старательно жуя свою порцию.       — И как много из Учих додумают ситуацию до «этот гадкий Сенджу захватил тело Мадары», а не остановятся на «глава стал ещё более страшным и непредсказуемым»?       — До первого варианта никто не додумается, не льсти себе.       — А как же «тебя быстро раскроют», нэ?       — Раскроют. Но подумают, что это Мадара тебя в своём теле запер, а сам побежал Мокутон осваивать и подрывную деятельность проводить на территории врага. Хм. Кажется, у нас настанет пора отпусков.       — Почему? — недоумённо нахмурился Хаширама.       — Расслабиться можно.       — А как же здоровая паранойя?       — А что это такое?       — Хм… Это то, как относится к миру Тобирама.       — У нас таких не водится.       — Ты пытаешься убедить меня, что вы все — импульсивные и местами беспечные? — Хаширама скормил Учихе ещё один кусочек. — Сомневаюсь в этом.       — Пф! — Изуна сложил руки на груди и откинулся назад, отведя взгляд.       Сенджу спокойно доел, отложил палочки. Улыбнулся уголками губ:       — Ты просто волнуешься за брата.       Полный игнор. Вряд ли Изуна мог что-то найти интересное на стене собственной кухни. Он и не нашёл. Он обдумывал план вырубить Хашираму и оттащить его в селение Сенджу. Там уже тревогу поднимут за вырубленного «Хашираму» и можно будет торговаться. С одной стороны, Хаширама вряд ли сумел полностью освоиться в чужом теле… Но Мадара — тот ещё лось, его тело проще убить, чем вырубить. Зараза.       Зато можно продемонстрировать, что всё-таки будут делать Учиха.       Хашираме же привычная линия поведения давалась нелегко. Чем дольше он сидел спокойно, тем сильнее становился внутренний зуд, подмывающий не просто двигаться. Хотелось… боя, спарринга, хотелось выдыхать Катон и крушить манекены гунбаем… Собственно, а почему нет? Тем более, что память Мадары позволяла свободно ориентироваться.       — Посуду моешь ты, — сообщил Хаширама, порывисто поднимаясь на ноги.       Тренировка… Интересно, насколько Катон Мадары отличается от того, который освоил сам Сенджу.       Изуна, конечно же, одного его не оставил, следил тихой тенью. И во время перемещения. И на выжженном полигоне стоял навязчивой статуей, но спарринговать отказался. Ну ладно, пусть смотрит.       Хаширама сосредоточился, сложил печати, собираясь выдохнуть небольшой огненный шар на пробу. Катон охотно откликнулся, собираясь в технику, покатываясь по венам, поджигая лёгкие. Изо всех отверстий, казалось, повалил дым, активировался шаринган…       И очень захотелось ёбнуть ещё!       Хаширама запрокинул голову, расхохотался. Закружил по полигону, формируя пламя даже без печатей — голым усилием воли, воспламеняя чакру и расшвыривая её во все стороны. Огонь был почти живым, он ластился к рукам, ревел голодным зверем в крови, кусал за плечи и дёргал волосы протуберанцами… Он подхватывал и вёл за собой, заставляя выкладываться на полную, вздымаясь до верхушек деревьев и припадая к земле.       Чем-то это было похоже на то состояние, в котором создавался Мокутон. Не по испытываемым чувствам или настрою, скорее… по уровню.       Хотя думать, когда в крови бушует огненный смерч, оказалось очень сложно.       Изуна подождал, пока его проплющит хотя бы на две трети объёма чакры, и легко влился в огненный узор. Хаширама, поглощённый огнём, его даже не заметил до тех пор, пока Учиха не дёрнул его за воротник и не поцеловал.       Языки пламени взвились выше, заставляя одежду затрещать от жара, а ещё уцелевшую листву на деревьях — почернеть и скрутиться. Ответный поцелуй вышел жарким, кусачим, властным — словно в желании заставить Изуну тоже вспыхнуть, потерять контроль.       Как будто в этом была необходимость.       Учиха потянул его на себя, утягивая за собой на другую ступеньку огненного безумия. Огонь, битва, секс. Наслаждение, творчество, созидание, жизнь. Разрушение, ярость. Всё подпитывалось одним и тем же пламенем, куда направишь, то и будет. Что вложишь, тем и сгоришь. Переход из одного в другое так естественен и так желанен. Но война — это не игры с огнём, это что-то более приземлённое и пошлое… Когда после жаркой схватки приходилось помогать раненным и возвращаться домой с тягучим чувством незавершённости.       И то, что это противник брата в его теле, только добавляет пикантности.