***
— А у нас дело! — вступил я со своей партией. И если сейчас негодница не перестанет реагировать неверно, а может и чересчур правильно на атмосферу дома, то визит придется сворачивать, от греха подальше. Информация о том, что нравится и не нравится существу, охраняющему мир мертвых, была несколько расплывчата и противоречива. Стасена не воспринимала происходящее. В самых общих чертах, ее восприятие ограничивалось образом странной старушки, живущей в лесу. Я погладил по голове свою беспокойную подругу, воспитанную так скоропалительно под мои собственные неуемные интересы, и принялся скармливать ей с рук все яства по очереди. Отведав булок с маслом и медом, обжегшись чаем - боль от ожога я погасил в поцелуе, - она разморено привалилась ко мне. — А теперь, витязь, и к делу можно приступать, — усмехнулась Авдотья. — Витязь из меня, как из сверчка книзл! Хотя в Японии так считают. Но дело есть. Моя очень умная женщина придумала, пока была в уме, — на этих словах Стася собралась и выпрямилась, как на допросе, — использовать нештучку, приспособленную для связи в моем вымышленном мире. — Гадкий рисуночек на теле? Много боли причинил! Неужто, хочется его лишний раз затронуть? — Возможностей других с родней связаться не вижу. — А он, что метил тебя, как скот, — не родня тебе, милый! — возразила хозяйка. — Он изменился, — я потупился, сам себе удивляясь. — Ой ли? — Все мы не те, с некоторых пор, — я чувствовал, что не говорю, а передаю мысли, уставившись в затягивающие глаза той, что вольна была поступать с нами по своему усмотрению. — Потешься! Интересно! Так в путь? — В путь, — ответил я вслух, прервав на время связь. Не то чтобы было чересчур противно, больно или стыдно выворачивать наизнанку сознание перед более сильным существом. В конце концов, я привык к беглым перелистываниям Волдеморта. Она, напротив, действовала деликатно, но и я был слишком силен, передо мной открывались картины соприкосновения с мирами, о которых смертным знать не положено. И как пила она из медом сочащихся источников, проступающих на сверкающих камнях тамошних гор, и полеты верхом на змее-виверне, не для чужого глаза, даже искушенного волшебством. Потому что полет этот был не катанием на санках. Она тосковала, как по безвозвратно ушедшему возлюбленному. Стало не по себе. Чуть поклонившись, она заметила моё присутствие и предупредительный откат. Авдотья подала нам руки. Руки у нее были совершенно особенными, они тут же снимали всё накопленное напряжение, негатив, гасили страсти, но не отнимали силы. Живо вспомнилось, как высохли сами собой мои злые, немощные слезы. Все втроем мы перенеслись к огромному неохватному пню, оставшемуся от продрева, прораставшего некогда кроной в другие миры. На его белом срезе, как на родовом камне, я собирался совершить волшебство, подкрепленное жертвой. Там и сказать-то надо было всего два слова, а ощущение было, как вновь присягаешь на верность, жутко этого не желая, утопая и культивируя только одно стремление, чтобы родные люди остались живы и невредимы. Только за это я и жертвовал свободой, будучи сильнее отца. А они с матерью обожали меня. Я купался в их осязаемом обожании. Ни у кого, даже у Рона, не было той поддержки, ежесекундной подпитки и заботы. Их было слишком много. На такое количество детей магическая семья могла распылиться окончательно. Зато и подставленных в случае чего плеч было больше, чем достаточно. Неплохая альтернатива! Стася стояла, зажав рот руками, а Баба Яга, уперев руки в боки. Я занес палочку как нож. Давным-давно я терпел любую боль, а не так — малодушничал, как мне приписывают. — Морсмордре! — не говорится просто так, если не вкушаешь смерть. Острие палочки со скрипом пронзало сквозь глазницу черепа плоть руки, раздвигая ткани, скользя между мышцами и сосудами, но хлынувшей при этом крови было не избежать.***
— Что ты творишь! — завопила я как умалишенная. Мой организм не был всё еще приспособлен к таким зрелищам, и нечего сравнивать с опусом в собственном доме. Там увечьям подвергался другой, заслуживающий того человек. Ведьма крепко ухватила меня за плечо. Я не могла пошелохнуться, наблюдая, как кровь впитывается в деревянную поверхность. Будто алтарь всасывал подношение. До некоторых пор и Драко был неподвижен и нем. Наконец, он шевельнулся, выдернул одним резким движением свою палочку из своей же руки и инстинктивно прижался к отверстию на предплечье губами. Не знаю, что уж я там делала, что думала, точнее, но и я подошла, чтобы припасть к источнику его жизни. Он не возражал, а быстрая регенерация тканей чистокровного волшебника позволила затянуться колотой ране в считанные минуты. Некоторое время казалось, ничего не произойдет. Но мы ошиблись. Поверхность жертвенника всколыхнулась рябью, как на воде, а из нее начала проступать всё выше и плотнее фигура. По мере материализации, она облачалась в черное одеяние до пят, тускло отблескивая янтарем очей и пугая линией безгубого рта под отсутствующим напрочь носом. Щелочки ноздрей раздувались. Вид существо имело обиженный, насколько позволяла скудная мимика. — Зачем ты так, Драко? Я столько лет не чувствовал зова собственной метки! Зачем нам всем снова эта агония? Ведь ты знаешь, что и я не могу не ответить на другом конце поводка, когда тянут с такой силой. Я думал, ты убил себя. — Так было задумано. Иначе, я не мог с вами связаться. — Хороша связь! — усмехнулся Темный Лорд. — Вот, вижу я тебя живого, самодовольного в обществе этих женщин, а дальше-то что? — А дальше — больше! Обратно отправишься с докладом. Тебе же всё по силам, и место особое к тому располагает! — Еще чего? — Волдеморт с видом опереточного злодея, поигрывая безволосой кожей надбровных дуг, потирал руки с длиннющими, чуть узловатыми пальцами. — Ой, милай, страшный ты какой! — всплеснула руками Баба Яга. — Кащеюшку мне напоминаешь. Так тот зачах-зачах. Эх! Она двинулась навстречу самому ужасному злодею современной словесности, который, каменея, не мог и рта раскрыть. Мы стояли обнявшись, не понимая, как прижаться еще теснее. В ней бродила часть меня, а во мне всё еще энергия ее любви. Но сила возмущения, происходящего вокруг нас, могла стереть нас с лица земли, как рисуночек мелом на асфальте. Я догадывался, что Волдеморт, будучи всё же человеком, не мог ничего противопоставить той, которую не понимал и не осязал так, как мы. Нам был доступен иной уровень знаний. Ведь мы изначально не мнили себя высшими существами. Авдотья положила руки ему на лицо, мягко пробежалась по всему, что должно было обладать рельефом. Ее пальцы вычерчивали и лепили заново нос и губы, поднимали крылья и перегородку, вминали переносицу и ямочку над верхней губой. Миг - и стали проступать ее былые капризные очертания. Авдотья выглаживала и вытягивала, и морщила тонкую сеточку возраста, ведь он не был мальчиком. Последним метаморфозам подверглись волосы. Брови обросли, а на голове послушно улеглись каштановые пряди. Не зря говорили те, кто знал его до страшнейшего грехопадения, что он был красив как Сатана. И не путать с Люцифером! Это — разные персоны. — Вкусный-то какой… А ну, иди сюда! Бунтуешь больно много! Покорности тебе не хватает. Я понимал, что глядим мы последние секунды. За Тома страшно не было. А ретироваться придется, и быстро. Кое-что подсказывало, что смотреть на дальнейшее нам — всё еще не по плечам кольчужка! Она, не встречая сопротивления, наклонила его голову подбородком к груди, а будучи значительно более низкого роста, поднялась над землей на пару дюймов. Ее босые ступни еле прикасались к стеблям травы. Посредница прильнула губами к его темечку. В моей голове эхом отразился ее призыв. — Соберись, склейся, родись… Ты — не осколок себя самого. Мальчишка и тот соображает скорее. Возвращайся и оставайся… Последнее резануло дыхание. Я был направлен во все стороны разом. Настя скорее ощутила, чем услышала и поняла то, что понял я. Она дернулась в моих руках. А я и не препятствовал. Хватит на сегодня откровений такого рода. Мы выскочили в тенистом палисаднике возле ее дома. P.S: Связь между мирами была налажена стараниями Тома Реддла, который приобрел, как и все мы, что-то от мира, породившего его, как вымысел, но значительно большее от оси сосуществования всех миров. У нас родились мальчики-двойняшки с чудными семейными белыми волосиками. А отец, по всем правилам сделок этого мира, купил огромную, на всю семью, самую настоящую виллу на побережье Французской Ривьеры. Маман, всё еще похожая на ледяную фею, прекрасно вошла в роль бабушки, связав добрую сотню белоснежных шапочек и беретиков. А что стало с остальными героями? Это — совсем другая история!