Unbreakable

Она постучала, прежде чем войти, и была совершенно не удивлена, когда Снарт, медленно закрыв книгу и отложив ее на подушку, молча вздернул подбородок, беззвучно требуя объяснений. Она пожала плечами, стягивая с себя свитер вместе с футболкой и передергивая плечами от холода – под футболкой, кроме шрамов, ничего не было. Соски сморщились, встав торчком, и она сложила руки на груди – не из смущения, а просто чтобы стало чуть теплее. И он сделал все, что мог, и даже больше, чтобы согреть ее. - Это не слишком ли благородно для вора? – отдышавшись от мелькнувшей перед глазами очередной вспышки раскаленной добела сверхновой, приглушенно засмеялась она в его плечо, когда ему надоело ее мучить медленными, дразнящими поглаживаниями и движениями языка, и он рухнул сверху, закидывая ее колено на свою поясницу и так же мучительно медленно скользя внутрь. - Больше отдам – больше возьму, - с паузами на выдохе прошипел Лен, впиваясь короткими ногтями в ее бедро, и Сара немо охнула, выдыхая ему в ухо и зажмуриваясь. Её пальцы, пробравшись под ткань, впились в его лопатки, царапая плоть вдоль позвоночника, в ответ его зубы на ее ключице впились довольно болезненно… Для человека, не похожего на фаната секса, Лен был слишком хорош. Может быть настолько, что она теперь будет краснеть, только глядя на его рот. Или руки. Или задницу. Хотя нет, его задница была в ее поле зрения довольно давно – примерно с тех пор, как он начал пялиться на ее собственную, то есть с самого первого дня – и раньше это не вызывало такой уж волны смущения. Она зашипела сквозь зубы, когда он, крупно вздрогнув, в последний раз качнулся назад, и протестующе подалась следом, елозя попкой по разогревшейся от движений синтетической простыне и сжимая его бедра коленями. - Ле-ен, ты..! Она чувствовала, как завибрировала от смеха его грудь, когда он подождал мгновение, прежде чем пощекотал ее под коленкой и жадно впился в губы. Сара укусила его за язык и прищурилась, надувшись. - А я? – ворчливо поинтересовалась она, снизу вверх пялясь на его довольное лицо. Между бровей повисла капля пота, и Снарт мотнул головой от щекотки, когда она костяшкой пальца свободной руки смахнула ее. - А ты? – передразнил он со вздохом, даже не делая попытки освободить ее от своего веса. Сара закатила глаза: - Это не по-джентельменски. - Я не джентльмен, - напомнил он, без предупреждения ввинчивая во влажное лоно сразу три пальца и сгибая их – нервы коротнуло, она сипло выругалась. Он удовлетворенно улыбнулся, медленно пошевелив пальцами, как будто клавиши пианино перебирал. Сара не чувствовала себя как пианино. У нее горели уши, с дыханием было трудновато из-за его внезапно показавшегося ей огромным по сравнению с ее тела, а он веселился, с садистским удовольствием кружа подушечками и костяшками по мягкой плоти. Она дернулась – нет, если бы она действительно хотела сбросить с себя Снарта, он уже валялся бы на полу, рыча от боли – а тут так, не всерьез. - Ты муда-а-а-а-а!.. - Ты что-то говорила? – пробормотал он, когда Лэнс, кончив, обмякла и вяло попыталась его пнуть. Она все еще недовольно, сонно фурчала, когда он, переодевшись, вернулся из ванной с влажным полотенцем в руке, но прежде, чем подойти к кровати, Лен замер на мгновение. Сара лежала на боку, к нему лицом, простыня сбилась, перекрутившись где-то в районе ее бедра, став чисто номинальным прикрытием. Снарт пялился не на ее грудь – бледная мягкая кожа, нежно-розовые соски, россыпь пунцовых пятен на груди и животе, несколько укусов от избытка чувств, чего он там не видел, и не щупал, и не кусал, и не… Он привык ко всем ее шрамам, он выучил их накрепко так, как астрономы знают звездные карты, и, хотя он никогда не спрашивал Сару, знал, каким оружием и примерно когда был получен тот или другой. Он легко определял, где побывал кнут, а где нож, и тоненькие белые ниточки у нее на коленях наверняка пришли еще из детства, когда она бегала за сестрой и не смотрела под ноги. Он бы мог назвать калибр тех пуль, что ранили ее когда-то. На правом плече остался слабый след от ожога, спасибо Мику, черт бы его побрал. Сара не стеснялась своих шрамов. Ей не приходило в голову, что ей их нужно скрывать, и Лен хорошо ее понимал. Каждый из них был свидетельством ее выживания. Да, это были ужасные вещи, страшные сражения, и ей пришлось быстро вырасти из домашней девочки в одну из тех, о ком шепчутся по ночам, но она это преодолела. Ее испытания оставили метки на ее сильном, красивом теле, но она носила их без стыда. Его собственные шрамы были свидетельством его слабости. Цепочки круглых ожогов, оставленные сигаретой. Полукруглые следы от бутылочного стекла. Рубцы. Сломанные кости – рука дважды срасталась неправильно, и ее дважды ломали заново – один раз в больнице, один раз папаша «помог». Бесчисленные трещины в ребрах. Кое-что оставила заточка, чего уж там, Мик не всегда был рядом, а мудаки, присевшие в «малолетку», хотя стоило бы на электрический стул, и не таким баловались. Он открыл рот… Закрыл рот и кинул в нее полотенцем. Лэнс, лениво приоткрыв один глаз, поймала его прежде, чем оно приземлилось у нее на лице, и, откинув простыню, принялась методично протирать бедра и живот. - Я им, вообще-то, лицо вытираю, - отмер Снарт. Сара улыбнулась: - Я тоже. Я вытираю им только те места, где было твое лицо. - Лэнс. - М? - Ты никогда не спрашивала и не просила, чтобы я полностью разделся. Она пожала плечами: - Если тебе нравится трахаться в одежде, кто я такая, чтобы судить? По крайней мере, ты хоть парку снимаешь и пистолет с собой не берешь. Он фыркнул, зная, что за подушкой спрятана финка, и уклонился, когда Сара швырнула полотенце обратно и раскрыла объятья: - Так ты идешь спать или нет?