the truth of time

Прислоняясь лбом к холодному трамвайному окошку, Юнги, растворяющийся в объятиях меланхолии, вяло пытается уследить за сменой пейзажа, что постоянно куда-то спешит и не дает насладиться возможностью уловить какой-то волшебный момент. Ноябрьский вечер предвещает нечто, что совершенно не вписывается в любой другой. Шерстяной шарф молочного цвета спасает Юнги от сквозняка, пробивающегося сквозь сломанные двери трамвая, светлое пальто окутывает комфортом, запах недавно съеденных зефирок придаёт лёгкий налёт неиспорченного настроения, а в мыслях витает неуверенность. В совокупности это даёт только неловкое ощущение от принятого приглашения, что столь внезапно вклинивается в абсолютно не важный список дел на сегодня. Порозовевшие щёки перебивают зябкость, уверенно возглавляющую вечернюю атмосферу, заставляя Юнги уже дважды пожалеть о том, что он вообще вышел из дома. Зачем нужно ехать куда-либо, когда можно просто смотреть фильм и поедать сладости в одиночестве? Буквально вылетев из трамвая на нужной остановке, Мин поднимает шарф до самых глаз, чтобы не светиться ярче фонарей, служащих подсветкой для кружащихся в ноябрьском танце снежинок, легко цепляющихся друг за друга, без сожаления расставаясь после. Мимо него снуют люди, радующиеся хорошей погоде и новым покупкам. Где-то поблизости пахнет яблоками в карамели, глинтвейном, шоколадом и горячей выпечкой, которую расхватывают за считанные минуты. В желудке неприятно урчит, напоминая хозяину, что зефир на ужин – не лучший вариант. Если бы Юнги помнил, что недалеко от центра будет проводиться ярмарка, то взял бы с собой больше денег. Юнги – сладкоежка. Юнги – зависимый от сладкого человек. Юнги – сладкий маффин. Пытаясь вынуть из кармана всю мелочь, он надеется, что ему хватит денег, чтобы уехать домой и купить себе что-нибудь в дорогу. Беззаботная невнимательность к мелочам иногда раздражает его самого, но что поделать, если тебя уже не исправить? Можно только поставить кого-то в пару, кто будет следить за такими вещами, мило ворча из-за забывчивости или неаккуратности. А лучше и вовсе не обращать внимания на минусы, лишь незаметно их улучшать, пользуясь навыками заботы. Взглянув на часы, Юнги понял, что опоздал на двенадцать минут. Судя по тому, что его никто не встречает, скорее всего, придётся возвращаться домой прямо сейчас, грустно утыкаясь взглядом в чужую спину. В этом нет ничего удивительного или плохого, на что стоило бы обижаться. Не дождаться человека, когда тот опаздывает – нормально. И Юнги не будет никому звонить, эмоционально фыркая в трубку, что он не виноват, если не мог найти ключи от квартиры. Всё было бы ничего, если бы Юнги вообще собирался звонить после всего этого. - Замёрз? Тёплый, словно домашнее печенье с шоколадом, голос заставляет вздрогнуть, при этом не пугая, а только смущая ещё больше. - Нет, не успел, - скрывая лицо шарфом настолько, насколько это возможно, Юнги поворачивается лицом к своему собеседнику. - Я думал, что ты не дождался. - Сдурел, что ли? - Я бы вот не стал тебя ждать, Тэхён. Ким вытаскивает мятную жвачку изо рта и выкидывает её в урну. Широко улыбнувшись, очаровывая блеском в глазах, проскальзывающим сквозь стекло тёмно-голубых очков, он треплет Юнги по светлой макушке, не веря его словам. - Да-да, конечно. Подрагивая только от одного вида голой шеи Тэхёна, Юнги не перестаёт удивляться его крепкой иммунной системе, позволяющей Киму разгуливать без шарфа и в не застёгнутом до конца пальто. Тэхён не чувствует настойчиво яркой смены погодных условий, позволяя себе выглядеть слегка неуместно и нелепо. Но оттого не менее потрясающе. Сейчас он как маленькая пилюля, несущая счастье, неустанно улыбающаяся на пути у проблем, за секунды сметая негодования и печаль. Юнги каждый раз готов был отдать ему каждую из своих, не опасаясь осуждающего взгляда. - Пошли? - Тэхён протягивает тёплую ладонь, не переставая улыбаться, дабы магия комфорта не покидала его собеседника. Пушистые снежинки продолжают кружиться, тая на слегка шершавой коже, в мягких волосах и на круглых очковых линзах. В ушах Юнги буйствует предельная тишина, полное абстрагирование от лишних мыслей и сосредоточение только на одном голосе, за ласковость которого можно было отказаться ото всех сладостей на свете. Тэхён великолепный, многогранный, уютный и родной. Невозможно не признать его таланты, не обрамлённые какими-либо рамками; возможно лишь любоваться. Вечно спешащее время приседает на остановке, позволяя себе никуда не бежать в ближайшие три-четыре часа, ненавязчиво следуя за гуляющими, лишь изредка поглядывая на часы и кротко улыбаясь. Ничего не важно. Некуда спешить. Наслаждайся моментом, роскошь которого озаряет существование достаточно редко. - Куда мы пойдём? - неторопливо взяв Тэхёна за руку, Юнги всё же полностью выглядывает из-за плотной стены своего шарфа. - Надеюсь, что твои планы не обходятся обычной прогулкой, иначе говоря… - Сахарок, не ворчи. Я знаю, куда тебя вести. - Если ещё раз назовёшь меня так, словно я конь какой-то, мне придётся отвесить тебе хороший такой подзатыльник, - недовольно хмурясь, насильно запрещая себе умиляться, Юнги только сильней сжимает ладонь Кима. - Хорошо, Сахарок. Довольно ухмыляясь, облизнув потрескавшиеся губы, Тэхён отвечает упорством и заранее подготовленным экспромтом, как бы это парадоксально ни звучало. Сейчас он почему-то не спешит обдумать свои действия или слова. Если хочется – говори. Если надо – сделай. Не задавай себе лишних вопросов, только засоряющих и без того страдающую от мигрени голову. Не старайся накрутить ещё парочку проблем. Просто расслабься и хватай всё, что тебе необходимо. Даже если это человек, вес которого едва ли доходит до шестидесяти килограммов. На секунду в мыслях появляются картины болезненно худых ног, дрожащих от бессилия и страха. Ненависть к обречённости из-за чужих поступков не давала спокойно спать, тревожно ворочаясь с боку на бок. Каждая упущенная возможность утешить Юнги казалась неисповедимой. Обрывочные строки, стёртые слова, рваные мысли – результат незнания и бездействия. И это было очевидно непростительно. - Задумался о чём-то? - догадываясь обо всём и одновременно ни о чём, Юнги замедляет шаг, ослабляя свою хватку, тем самым вызывая шквал внимания. - Эй, хватайся крепче. Я хочу чувствовать твою ладонь, - немного возмущаясь, Тэхён и вовсе останавливается, ожидая, пока его вновь не возьмут за руку с той же силой. - Да, задумался. Извини, если тебе это не нравится. Так вышло. Огни недалеко организованной ярмарки невесомо ослепляют, а звуки отдаются глухим гулом в ушах. Юнги ясно верит, что это не пустая трата времени. Не может быть такого, чтобы всякий подобный случай увенчался провалом. Несправедливо. Невозможно. Обманчиво. Хрупкость настоящего момента по факту разлетается лишь при внешнем воздействии на него. Если его беречь, то ничего плохого не произойдёт. Слегка наивно, возможно, что неверно. Но у Юнги своя правда, и он видит в ней лишь то, что кажется ему самой непревзойдённой и чистой истиной. На многие его мысли находится свой термин, кажущийся нелепостью, неправильностью и чем-то слишком острым, что ранит чужой слух и глаз. Но, по правде говоря, ему и не нужна куча поклонников, достаточно одного, искреннего, постоянного. В душе Юнги огромный снежный дворец, окутанный ледяной дымкой, в котором путаются птицы, разбиваясь насмерть о холодные пустые башни. Он буквально целовал небо внутри себя, мечтая, чтобы там, наконец, светило солнце, а вечный холод превратился в легенду. Нужно ли относиться к жизни проще, когда в ней не происходят странные, необъёмные, необузданные вещи? Юнги хочется знать, с кем нужно связаться, чтобы всё это отыскать. - Хочешь мороженое? - Мин ещё раз смотрит на голую шею Тэхёна и витиеватые завитки пара, кажущиеся осадком слов, и вздрагивает. - Куплю твоё любимое, - всё ещё стоя на месте, Ким подносит к своим губам холодную ладонь Юнги и не спеша целует. Но во рту появляется привкус фисташково-миндального мороженого, смешанный с хрустом вафли, яро сражающийся с разнообразными, неизвестными, мечтательно лавандовыми мыслями о том, какие у Тэхёна губы. Шершавые. Мягкие. Сладкие. Солёные. С вишнёвым или абрикосовым вкусом. Сухие. Мокрые. - Какие? - незаметно для самого себя, Юнги заканчивает мысль вслух, из-за чего приходится опять прятать лицо в потайной комнате огромного шарфа, который заслуживает доблестную награду, служа Мину в качестве обороны от лишних глаз. Ким нежно улыбается, прикладывая ладонь Юнги к своей щеке, жмурясь от приятных ощущений. Он никуда не хочет торопиться. Момент, жаждущий трепета кончиков пальцев и тянущихся секунд, приправленных мускатным орехом, претендует на место самой любимой сладости. Когда он успел так измениться? Ещё три месяца назад Ким буквально кричал, что никого не хотел видеть, и как его всё достало. Ещё три месяца назад он давал себе время, чтобы успокоиться и сказать, насколько он отвык, и что ничего не имело смысла. Время бежало, торопилось, спотыкалось и пыталось ухватиться за тронувшийся последний поезд, лишь бы успеть продлиться и дать немного времени тому, кто в этом нуждался больше всего. Ещё недавно Юнги не стал комментировать отказ от отношений, переживая самую ужасную ночь в его жизни. Сознание будто погружалось в вакуум, медленно и мучительно задыхаясь от самых тревожных выводов, касающихся прошлого и будущего, отказываясь от настоящего. Заснуть было невозможно, постоянно шарахаясь от любого скрипа, появляющегося из темноты, зная, что никто не накрыл бы тебя большим одеялом и не защитил от банального сквозняка. Вся та ситуация была самой настоящей. Она вещала лишь о том, что каждый из них бесполезен, и ничего в этом мире недостойно стараний. Тэхён был уверен, что их дружба себя исчерпала, и броманс – лишь фальшивый отголосок, помогающий на время спрятаться от реальности. - Истина способна изменять свою форму в трёх состояниях: когда… - Когда она собирает мусор из прошлого и вытекает в настоящее; когда всё ещё некорректна и неконкретна; когда собирает единый вывод за всё время, становясь величайшим богатством. Кодекс Революционеров, глава вторая, пункт четвёртый, - Ким печально усмехался, но упрямо продолжал ластиться. - Наши бредовые увлечения остались в моей голове, ввинченные нержавеющей сталью. Я ничего не забыл. - Зачем ты вернулся? - Хочу угостить тебе мороженым, - переместив ладонь Юнги с щеки на свою шею, Тэхён свободной рукой снимает очки и кладёт в большой карман распахнутого пальто. - И ответить на твой вопрос, если ты не против. Настойчиво, но мягко, не имея шанса отвести взгляд, Тэхён стягивает шарф с лица, обезоруживая несопротивляющегося Юнги. Нерушимый до этого блок превращается в легко устранимую преграду, позволяющую ввести человека в состояние оцепенения, и пользоваться моментом столько, сколько потребуется. Снежинки замирают, погружаясь в клинический сон на несколько секунд, становится тихо. Юнги ничего не чувствует, ему неизвестны запахи и звуки, знакомые ещё минуту назад. Насущное превращается в забытое, а перед тобой стоит только один выбор, влекущий за собой непростительные ошибки. Мин прощается с сомнениями, теряясь в дымке снежного дворца, не боясь разбиться. Озлобленно шипя на медлительность Тэхёна, он надавливает на его шею, свободной рукой беспрепятственно хватая за скулы с обеих сторон, заставляя приоткрыть рот, и приподнимается на носочках, впиваясь проникновенным поцелуем в шершавые губы, имеющие ярко мятный привкус, смешивая его с нотами сладко-пряного вкуса своих губ. Слегка теряясь в фейерверках, беспорядочно взрывающихся в голове, Тэхён соглашается на роль ведомого, поддаваясь инициативе, слизывая слюну с мокрого языка, ласкающего его нёбо и дёсны. Юнги целует властно, глубоко и практически без остановок, ухмыляясь в губы податливому Тэхёну, еле успевающему ему отвечать. - Шершавые и мокрые, чёрт тебя подери, - прикусив и оттянув нижнюю губу, Юнги поправляет свой шарф и застёгивает пальто Тэхёна. - Где моё мороженое? - Я твоё мороженое, Сахарок. Меня люби. Я тёплый, - хмуря брови, картинно негодуя, Ким возвращает ладони Юнги туда, где они должны сейчас быть. - Целуй меня. И обнимай. И гладь тоже меня! - За каждое посягательство на свободу моих действий и… - И уклонение от обязанностей покупать тебе сладкое, я буду оштрафован на всю оставшуюся жизнь. Помню я. Целуй давай. Иногда человек умеет властвовать над временем, если знает, с кем его останавливать.