Тест по самообладанию.

Представление прошло как в тумане, тот факт, что на моей финальной фразе зрители разорились на щедрые аплодисменты, давал надежду, что я умудрилась не облажаться. Сразу после мероприятия я мчу переодеваться и умываться в надежде еще сегодня увидеть Викторию Александровну. По случаю праздника довольные студенты уходят домой раньше времени, некоторые из них отвлекают меня от возвращения в привычный облик предложениями это дело отметить. И я даже не отслеживаю, какие отмазки разбрасываю в ответ на эти предложения. Потому что все мои ресурсы уходят на то, чтобы представить, как сложится продолжение истории и унять дрожь во всем теле, которая не оставляет меня с момента собственного монолога — последней попытке объясниться с преподавательницей. Я мнусь за кулисами какое-то время, наблюдая, как Мельникова общается с коллегами, и, выждав еще минуту, спешу к ее кабинету. Оказываюсь в коридоре нужного этажа и вижу в противоположном его конце женщину, еще не коснувшуюся двери. Она оборачивается на шаги и замирает на мне взглядом. Все внутри меня стремится ускорить шаг, и мне приходится прилагать усилия, чтобы не сделать этого. Именно сейчас Виктория Александровна не отводит взгляда, впервые за долгое время, и я наслаждаюсь этим моментом, несмотря на вихрь эмоций, которые клубятся внутри. Могла ли она передумать? Может быть, она вышла из-за кулис, когда наконец-то удалось закончить с гримом, и выбросила мои слова и собственный спонтанный поцелуй, как воспоминания о дурном сне в первые секунды пробуждения. Останавливаюсь на расстоянии двух метров от нее, почему-то ноги дальше не ведут, внутри поднимается новая порция страха, что меня снова окатят холодной волной. — Мне от тебя не отделаться, да? — женщина улыбается, в улыбке нет никакого раздражения или злости, но мое тело моментально и не контролируемо разворачивается в противоположную сторону, реагируя только на смысл слов. — Орлова, — я слышу, как дрожит и срывается ее голос. Замираю в нескольких шагах, но не оборачиваюсь. Это пытка для обеих, она приносит весь необходимый спектр эмоций, чтобы чувствовать себя живой. Скрип паркета. Чувствую робкие прикосновения, ее рука, едва касаясь, скользит по моей рубашке вдоль позвоночника. В прямом смысле задерживаю дыхание, даже оно может спугнуть. Она легко прижимается со спины, носом водит в волосах на затылке и шумно втягивает воздух. — Господи, за что же ты свалилась на мою голову, — выдыхает она, и я чувствую влажное прикосновение губ к шее сзади. Этого достаточно, чтобы мне окончательно сорвало крышу, резко развернувшись, сжимаю пальцы на предплечьях женщины и смотрю в испуганные и блестящие глаза. Знаю, ей больно, но какая-то часть меня говорит, что она это заслужила. Проходит секунда или минута, обхватив лицо ладонями, притягиваю и впиваюсь поцелуем в губы. Это сложно назвать поцелуем, эмоции так переполняют, что больше похоже на укусы. Ее руки уже обвивают мою талию в попытке притянуть ближе, одна сжимает ткань рубашки на пояснице, другая перемещается в волосы и потягивает их. Ярость кипит и просится наружу, не замечаю, как в прорыве эмоций прикусываю ее губу, она шипит и с силой дергает меня за волосы, заставляя отклониться. Не пытаюсь сопротивляться, только смотрю в глаза напротив, пусть сама решает, готова ли принять все, что во мне накопилось за эти месяцы. Ей нравится картина перед глазами, потому что зрачки расширяются еще больше, а хватка в моих волосах слабеет, и она сама тянется за поцелуем. Язык врывается ко мне в рот с таким напором, что на мгновение забываю, что решила больше не давать ей контроля над ситуацией. Шлепок моей ладони о ягодицу женщины разлетается эхом по пустому коридору, она отстраняется и ухмыляется. — Если тебе было нужно только это, могла бы просто попросить, и не нужно было бы уничтожать мои нервы, — Мельникова улыбается, и внутри разливается долгожданное приятное тепло. Так бывает, когда ждешь результатов экзамена, к которому не готовился. Знаешь, что написал все, что знал, но не уверен, что этого было достаточно. И вот видишь положительный результат. Тревога отступает, становится легко и радостно. — Ты и представить не можешь, сколько мне нужно, — я снова тянусь к улыбающимся губам. Шаги за спиной воспринимаюся слухом, но затуманенный желанием мозг не сразу успевает послать все нужные для реакции сигналы куда нужно, поэтому «ой» мнущейся с ноги на ногу помощницы Мельниковой застает нас не в самый подходящий момент. К моему удивлению, Виктория Александровна только толкает меня в плечо, чтобы я открыла ей вид на бледную от увиденного девушку, замершую у лестницы в нескольких шагах от нас. — Светочка, погода какая чудесная на улице, погуляй часок-другой? Шокированная девушка только коротко кивает, пока Мельникова утаскивает меня за ремень джинсов в свой кабинет и закрывает за нами дверь на замок. — Какая вы, Виктория Александровна, — маскирую свою нервозность подтруниванием над совершенно спокойной преподавательницей. В моей голове уже развернулась сцена, как она теряет работу, а я с позором вылетаю из университета, пока женщина усаживается на край собственного стола. — Какая? — томно интересуется она, демонстративно чуть раздвигая ноги, насколько позволяет юбка, и соблазнительно закусывает губу. — Бесстрашная, — уже серьезно отвечаю я. В голове раненой птицей бьется какая-то мысль, но мне страшно ухватить её, не причинив дополнительной боли. Эта мысль может испортить момент, и я откидываю ее подальше. Медленно подхожу к женщине и стягиваю со стола так, чтобы она встала на ноги ко мне лицом. Неспешно опускаюсь на корточки, ведя руками вниз по ткани юбки, затем уже под ней вверх по бедрам, пока пальцы не нащупывают ткань белья. Я так завидую ее самообладанию, кажусь себе уверенной, но этот прямой взгляд женщины сверху вниз, а потом и сдерживаемая снисходительная улыбка заставляют пальцы дрожать. Пока я продумываю свои шаги, мне не удастся ее удивить, я так и буду у ее ног во всех смыслах. Тяну кружевные трусики до тех пор, пока под собственным весом они не соскальзывают на пол. Женщина прислоняется попой к столу для опоры и ждёт. Скольжу ладонью по ее голени до туфли и приподнимаю, чтобы сдвинуть ногу в сторону, не зацепив белья высоким каблуком. Медленно задираю юбку выше, продолжая смотреть Виктории Александровне в глаза. Когда юбка собирается на талии женщины, носа касается еле уловимый запах возбуждения, приходится приложить усилия, чтобы не опустить глаза к его источнику. Вместо этого я приближаюсь ближе, вытягиваю язык и медленно веду от входа, между складок до клитора, с нажимом. Женщина вздрагивает и шумно выдыхает. Ещё одно движение языка и дерево стола скрипит под ногтями преподавательницы. — Твою мать, — тихо доносится сверху, пока я с наслаждением пробую на вкус эту невозможную женщину. Пожалуй, такой внимательной я никогда не бывала во время секса. Какая к черту разница, когда так увлечён получением удовольствия? Сейчас же все иначе. Вязкая жидкость растекается во рту, рецепторы требуют ещё. Так не бывает. Или это награда за месяцы ожидания. Быть может, не так и плохо оставаться в ее ногах до конца жизни, но хочется всего и сразу. Я быстро встаю и рывком разворачиваю преподавательницу, которая теперь опирается руками в стол и как кошка, разминающая мышцы, выгибается, упираясь задницей в мой пах. Скольжу рукой от ягодицы по спине до пучка на голове, и тяну к себе, заставляя ещё сильнее выгнуться. Чуть отстраняюсь, чтобы пробраться рукой под соскользнувшую вниз юбку и утонуть пальцами в новой влаге. Сил растягивать удовольствие нет, и я вхожу. Медленные размеренные движения хлюпаньем и усиливающиеся стоны разрушают тишину кабинета. В висках пульсирует, руки немеют. — Сильнее, — слышу не просящий, требующий голос. Нарочно замедляюсь, чтобы потом с силой войти тремя пальцами и услышать короткий всхлип. — Даа, девочка моя, — одобряющие звучит, и я только ускоряю движение руки, сильнее стягивая в другой копну волос. Стоны становятся все более откровенными, когда в дверь раздаётся робкий стук. — Виктория Александровна! — мозг быстро соотносит голос и личность декана факультета. От неожиданности отдергиваю руку, и преподавательница быстро отстраняется от стола. Ловлю Ее в шаге в сторону двери, чтобы прижать лицом к шкафу с документами, зажать рот рукой и снова залезть под юбку, возобновляя движения. — Виктория, вы тут? — интересуется требовательный голос, пока зубы и язык женщины скользят по моим пальцам. С моего лба капает пот, но я и не думаю останавливаться, приходится чуть присесть, чтобы удобнее и глубже проникать пальцами. Стоны слышны даже сквозь мою зажимающую рот руку, а через мгновение я чувствую, как женщина содрогается в спазмах. Минутой позже, когда чужое дыхание выравнивается, прижимаюсь и заключаю преподавательницу в объятия, на что она переносит вес назад на меня и прижимает голову к моему плечу. Тихонько прохожусь поцелуями от уха по шее и слабо прикусываю плечо через тонкую ткань рубашки. — Я забыла про совещание, — шепчет она, я не вижу, но чувствую, что она улыбается. — Ты должна была мне за прошлое, — отвечаю так же тихо я после того, как она поворачивается и коротко целует меня в губы.

***

Всю последующую неделю учебная суета не дает нам возможности нормально увидеться, и все чему мне остается радоваться — это короткие приветствия и далекие взгляды между голов студентов в коридорах. И только эти короткие, но заставляющие время чуть замедляться, моменты не дают мне утонуть в беспочвенных страхах и сомнениях. Неизменно я вижу во встречном взгляде теплоту и улыбку, даже когда губы женщины демонстрируют ее отсутствие. Это вселяет надежду, что неизбежный будущий разговор закончится хорошо для нас обеих. Пятничная лекция деловых коммуникаций даже приносит неожиданное прикосновение подушечек пальцев к шее, пока преподавательница, прогуливающаяся между рядами, останавливается на мгновение у моей последней парты. В первую секунду контакта тело непроизвольно дергается и по позвоночнику бегут мурашки удовольствия. Я чувствую, как дурацкая улыбка поселяется на моем лице, пока женщина постепенно отдаляется, продолжая вести лекцию. Все оставшееся время занятия я использую для того, чтобы придумать хоть какое-то стоящее для встречи предложение и найти в себе смелость его озвучить. Потому что нервная система не сможет выдержать больше ни дня неопределенности, которая разъедает клеточки, хотя будущее объективно не сулит никаких опасностей. Попытки подобрать слова наталкивают на мысль, что я разом разучилась коммуницировать с представительницами своего пола, все фразочки, которые раньше срабатывали и казались очень даже крутыми, сейчас, при ближайшем рассмотрении, звучат по-идиотски. С завершением лекции мне даже не приходится придумывать, как потянуть время, чтобы остаться в кабинете последней, потому что однокурсники торопливо собираются, торопясь начать выходные. К тому моменту, как я подхожу к столу преподавательницы, в помещении не остается никого, кто бы мог нам помешать. — Привет, — выдавливается единственное слово, которое было неизменным во всех сценариях моей речи, и хочется треснуть себя по лицу от этой тупости. Виктория Александровна поднимает голову, и теперь я вижу улыбку не только в глазах, отчего внутри разливается теплое спокойствие. Но затянувшаяся пауза, пока встречный взгляд неторопливо блуждает по моему лицу, говорит о том, что помощи в своем намерении от женщины я не дождусь и приходится импровизировать. Не словами, так делом. Я упираюсь рукой в преподавательский стол и наклоняюсь ближе. Пока расстояние между нашими лицами сокращается, хотя лишь благодаря моим усилиям я успеваю увидеть, как Виктория Александровна прикусывает губу, и закрываю глаза. Еще сантиметр и чувствую, как моих губ касается палец в останавливающем движении. Когда я открываю глаза, вижу, что улыбка напротив стала еще шире, оголяя блестящие зубы, а женщина отрицательно качает головой. Затем она отстраняется и берет лист бумаги, неспешно что-то записывая, пока я меняю неудобную позу и выпрямляюсь. — Буду ждать сегодня к восьми. Внутри клокочет самое настоящее счастье, — и что это, если не оно, пока я рассматриваю листочек, на котором красуется адрес. — Надо бы заглянуть в ежедневник, — отвечаю, стараясь не подавать вида, как трясется все внутри от одной мысли о том, что только что наше взаимодействие вырвалось за пределы стен университета. — О, я надеюсь, что вам удастся найти на меня время в своем плотном графике, Анастасия, — играется в ответ просящей интонацией Мельникова. — Я очень постараюсь, — бросаю, выходя из кабинета. До встречи я успеваю только добраться домой, переодеться и заскочить в цветочный и винный магазины. В ожидании, когда дверь распахнется после моего звонка, я уговариваю собственные руки перестать дрожать, явное напряжение грозит красному сухому оказаться на пороге квартиры. И когда мне удается сфокусироваться на силуэте хозяйки дома, требуется время, чтобы преодолеть контраст того, какой я ее привыкла видеть, прежде чем сделать шаг внутрь помещения. Пока Виктория Александровна запирает дверь и забирает из моих рук так и не предложенные подарки, я рассматриваю этот другой образ. На женщине мешковатые серые спортивные штаны, которые делают талию, выглядывающую из-под короткой футболки, еще тоньше. Успеваю удивиться, как они не сваливаются с нее, учитывая, что завязки свисают без дела. На голове пучок, стягивающий беспорядочно собранные волосы. Весь этот образ выглядит таким уютным, что внутри что-то сжимается от желания наблюдать его каждый день, как можно больше дней. — Ненавижу срезанные цветы, можешь записать это в свой ежедневник рядом с сегодняшней датой, — видимо, женщина решила, что дала достаточно времени мне на разглядывание собственного тела. — Я запишу это большими буквами в своде правил на отдельной страничке, посвященной вам, — напряжение уходит и мы обе улыбаемся друг другу, пока она не указывает взмахом руки, что есть места в ее квартире более удобные для разговора, чем прихожая. — Ужин почти готов, — пока можешь устраиваться на диване, — налить тебе что-нибудь? Чай, кофе, пиво, вино? Или что-то покрепче? — Пиво подойдет. Шагаю через просторную гостиную, совмещенную с зоной кухни, и если мне казалось, что я не голодна, то запахи, витающие вокруг, заставляют задуматься об обратном. И когда я усаживаюсь на кожаный диван, Виктория Александровна протягивает мне открытую бутылку, в то время как сама держит в руке чашку с чаем. — Спаиваете меня? — Еще чего, не перекладывай ответственность, у тебя был широкий выбор, — фыркает женщина, устраиваясь в кресле чуть в стороне, поджав под себя одну ногу. Этот момент превращается в самый странный в моей жизни. Он не кажется неловким, но я не могу найти в голове ни одной фразы, с которой можно начать диалог, при всем моем желании задать тысячи вопросов ей, о ней, узнать все, что только можно, мне не связать в голове ни одного вопроса. Вместо этого я делаю большие глотки темного пива. — Было бы куда проще, начни ты срывать с меня одежду в прихожей, да? — ухмыляется Мельникова, явно читая мое состояние. — Но у меня больше нет плана упрощать тебе задачу. — Когда бы у тебя это входило в планы? — моментально защищаюсь я, потому что она бьет сразу в точку. — С самого начала. Ты бы до сих пор так и пускала на меня слюни, не окажись я рядом с тобой на задних партах во время зачета. — Я подумала, что ты сошла с ума, — я рассмеялась, вспоминая свой заваленный тест и саму причину провала. Ощущение, что это было уже так давно, с тех пор изменилось все, в первую очередь я и мое отношение к происходящему. — Пожалуй, я и сама так подумала в тот момент. — Как тебе вообще могло прийти в голову это провернуть, ведь не было гарантий, что я не вскочу с криками на весь кабинет в шоке от увиденного, — искренне спрашиваю я. — Орлова, ты бы видела себя, когда смотришь на меня, у меня не было сомнений, — кивает в сторону меня женщина. — Если все было так очевидно, что же ты меня отталкивала и мучила столько времени, — в момент мое веселье сменяется раздражением и обидой, которая никуда не делась, только отошла на задний план, чтобы не разрушить то, что держалось на соплях. Я продолжаю смотреть на собеседницу, в то время как она прерывает контакт и опускает голову, вместе с этим движением заправленная за ухо прядь волос падает на лицо. Тишина не нарушается несколько минут, женщина рассматривает кружку в руках, но потом звучит менее решительный голос: — Одно дело секс, совсем другое что-то большее, — снова молчит, но пауза не кажется мне затянувшейся, вижу, как она ищет ответы или подбирает слова, и я стараюсь даже реже дышать, чтобы вдруг не пропустить в этой тишине ее слов. — Я не предполагала, что это затянет тебя, а что меня — еще больший сюрприз. Вика наконец-то поднимает на меня взгляд, он уверенный, но совсем по-другому, нежели мне случалось видеть. Сейчас она выглядит такой уязвимой, что хочется сорваться с места и крепко обнять. Но я остаюсь на месте, интуитивно чувствуя, что любое лишнее действие или слово может спугнуть новое Нечто, еще только зарождающееся. Отдельное, витающее в пространстве, но еще не в нас и не между нами. Мы просто смотрим друг на друга, пока негромкий сигнал духовки не оповещает о готовности содержимого. И этот сигнал уберегает нас обеих от потери того Самого, что с интересом следует за нами в кухню. Оно осторожно прикасается то к одной, то к другой, пока Вика накрывает на стол, давая попутные команды мне, вызвавшейся ей помочь в этом деле. Оно пробует проникать поочередно то в меня, то в нее, пока у нас складывается первый диалог о том, почему я выбрала свою специальность, а она работу. Оно разрастается, смешиваясь с чем-то из меня и из нее, пока мы скачем с темы на тему, которые рождаются спонтанно новая из предыдущей. Скачем от книг к видеоиграм, от детских воспоминаний к планам на будущее, от семей к взгляду на религию, от забавных историй к трагичным, от споров к согласию и обратно, от новой чашки чая к новой бутылке пива, от разделяющего стола к сплетенным рукам и отсутствию дистанции на диване. Оно крепнет и обволакивает нас целиком, когда мы спешим в поцелуе в спальню и падаем на кровать. Оно обостряет все мои чувства, когда я отстраняюсь и вижу под собой самую желанную женщину, и мне совсем не хочется торопиться. Я медленно веду подушечками пальцев по бровям, и она закрывает глаза. Очерчиваю овал лица, скольжу по переносице и крыльям носа, и у нее успокаивается сбившееся дыхание. Стягиваю резинку и топлю руку в волосах, массируя голову, наклоняюсь, чтобы вдохнуть запах шампуня, а она в унисон выдыхает. Снова отстраняюсь и ладонью продолжаю изучение шеи, груди, живота и вниз по бедру, контакт с которым искажают плотные штаны, поэтому я возвращаюсь к животу, но теперь рука скользит под майку и вырисовывает узоры на теплой коже живота. Все это время я смотрю на лицо, на котором полумрак дает разглядеть подрагивающие ресницы и то, как женщина закусывает нижнюю губу или скользит языком в уголок рта. Я могла бы часами наблюдать за реакцией, если бы не участившееся дыхание, а затем распахнутые глаза. И вот меня уже притягивают за шею и вовлекают в нежный, становящийся с каждой секундой все горячее, поцелуй. Второпях стягиваются обе футболки и мне приходится снова останавливать нетерпеливую Вику, удерживая ее руки прижатыми над головой, чтобы я могла медленно целовать ее шею, вести языком от ключицы вверх, закусить и посасывать мочку уха, ощущая, как меня крепче сжимают ноги, между которых я оказалась, и тело подо мной ритмично подается вперед. Когда я отпускаю руки, женщина ненадолго соглашается с той неспешностью, с которой я действую, находя занятие в поглаживании плеч и потягивании волос на моей голове, пока я покрываю поцелуями живот. Ее терпение заканчивается, когда я добираюсь до намеренно избегаемой области груди, и прижимает меня сильнее, как только мой язык скользит по соску, прежде чем я обхватываю его ртом и оттягиваю. — У тебя будет все время этого мира, чтобы делать это, а сейчас я хочу почувствовать тебя внутри, — звучат слова, на которые моментально реагирует мое тело. Летят в сторону спортивные штаны вместе с нижним бельем, моя рука скользит по бедру и утопает во влаге между ног. Три пальца входят внутрь одновременно с ее «О, да» на выдохе. Медленные, размеренные движения становятся быстрыми, усиливающимися толчками тела. В висках пульсирует, четким становится только лицо напротив, все остальное расплывается и блекнет. Когда женщина откидывает голову и выгибается навстречу, я впервые замечаю, как потрясающе выглядит линия подбородка, перетекающая в шею. И только когда чужое тело, содрогаясь, подается вперед и руки женщины прижимают меня к себе, я понимаю, что мое собственное дрожит от только что случившегося оргазма, который заставляет, обессилев, упасть вместе обратно на постель. Тяжелое дыхание смешивается и требуется какое-то время чтобы прийти в себя, Вике это удается быстрее и она лениво скользит ногтями по моей спине. — Значит, все время мира, говоришь, — интересуюсь я, как только убеждаюсь, что хватит сил на эту фразу. — Да, но только не этим вечером, потому что еще минута и я усну, — смеешься ты в ответ. И я буду припоминать это «Да» еще очень долго, так долго, что ты успеешь пожалеть о нем. И данное обещание не смогут перебить аргументы вроде — «Чего только ни говорят женщины в момент сильного желания», «Ты воспользовалась моей слабостью», «Тебе это вообще послышалось» — ведь мы обе будем знать, что ты умеешь выбирать аргументы посущественней, но не хочешь. Потому что сама готова отдать мне все время мира, чтобы я не останавливалась и продолжала делать это.