***
Прошлое. Первая потеря далась довольно тяжело. Вторая была почти невыносимой. Сарек стоял в конце больничного коридора, старательно замедляя дыхание и сердцебиение. Нельзя показывать перед Амандой свои страдания, по крайней мере, не здесь. Позже, когда они будут одни дома, Сарек сможет выразить свое горе открыто. Сейчас он был олицетворением собранности и эффективности. Он убедился, что медики своевременно реагировали на ее боль и она получала достаточно отдыха. Подготовил слова на случай, если целитель прореагирует на терранскую эмоциональность Аманды тем, что она называла «вскинуть голову». Для всех будет лучше, если в палату не будут заходить вулканцы, не подготовленные к проявлениям ее горя — опухшим, превратившимся в щелки глазам, красному влажному носу. Один из специалистов заметил, как Сарек нерешительно стоит в коридоре и подошел к нему с паддом в руке. — Результаты вскрытия, — сказал врач. — Как я и предполагал. Просто остановка развития. Вердикт был ожидаемым, тем, который Сарек и предполагал. В заключении было написано «идиопатический выкидыш». Это значило, что медики не знали причины смерти ребенка. Сарек взял падд и молча кивнул. Он мог прочитать его позже. А может и нет. Была большая вероятность того, что он повторял заключение о смерти их первого ребенка, погибшего точно так же — в середине срока и без определенных причин. — У исследователей в Голе недавно была успешная попытка относительно необычных рекомбинантных случаев. Вы могли бы связаться с ними. Медицинское вмешательство — то, чему Аманда сопротивлялась, словно ребенок, зачатый с чьей-то помощью показывал ее несостоятельность. Сарек не знал, было ли это терранским принципом или личной причудой Аманды. В любом случае, сначала он согласился попробовать зачать ребенка естественным путем. — Я приму это к сведению, — ответил Сарек, прежде чем направиться к палате Аманды. Она не спала и впервые за два дня не плакала, хотя через их узы Сарек ощущал, что ее горе не стало меньше. «Я хочу попасть домой,» — беззвучно сказала Аманда и Сарек понял, что сухие глаза и спокойное лицо были лишь уловкой, чтобы убедить целителей отпустить ее. Он вернулся в коридор и осмотрел его, ища кого-нибудь, кто смог бы выписать ее. Из больницы они ехали молча, под механический шум флаера. Большую часть поездки Аманда провела с закрытыми глазами, и когда Сарек посмотрел на нее, его сердце замерло от беспокойства. Возможно, ей стоило остаться в больнице еще на день. Но нет. Облегчение Аманды, когда они вернулись домой было ощутимым. И хотя ее повело немного, когда она медленно шла в спальню, Сарек был рад, что она там. Следующие несколько дней он не ездил на работу в город. Он внимательно следил за ее потребностями в еде и приступами боли. Когда Аманда спала, Сарек лежал рядом с ней и внимательно наблюдал. Когда она начала плакать, Сарек был к этому готов. Он спрятал тревогу и сел, держа ее руки в своих. В основном он молчал, но иногда тихо утешал ее, зная, что его слова не могут облегчить ее горе. В эти моменты он острее всего ощущал себя вулканцем, чужаком, неспособным дать ей то, что необходимо. Одним утром Аманда удивила Сарека, сказав что достаточно окрепла, чтобы он мог отправиться в офис. Он согласился, когда увидел, как она готовила на кухне лепешки и чай. — Ты мешаешься под ногами, — сказала она, махнув в его сторону так, словно отгоняла терранскую муху. В обеденный перерыв Сарек почувствовал острую потребность вернуть домой и нашел ее свернувшейся на постели и плачущей навзрыд. — Мне очень жаль, — выдавила она, наконец, и вытерла лицо ладонью. Сарек знал, что она извиняется не за то, что ему пришлось вернуться с работы или что причиняет ему страдания, а за то, что не сумела справиться сама в таких простых условиях. Сарек продлил свой отпуск, зная, что коллеги сбиты с толку его поступком, но совершенно не заботясь об этом. Через неделю на границе Денари-Элисиса вспыхнула перестрелка и Аманда настояла, чтобы он вышел на работу, сказав что для разнообразия ей очень нужно спокойствие и тишина. Старая шутка, которую понимали только они двое. — Твоя сестра могла бы побыть с тобой, когда я уеду, — сказал Сарек, собирая сумку в ночь перед отлетом делегации. Он раздумывал над тем, чтобы связаться с Сесилией самому и организовать ей перелет. — Не стоит, — ответила Аманда. — Я буду слишком занята, когда приедет Сайбок. — Я вчера позвонил ТʼРи и отменил визит. Он случайно посмотрел на нее и был поражен тем, что рот Аманды приоткрылся, а на глазах выступили слезы. — Да как ты мог! — Мне казалось логичным подождать, пока ты не почувствуешь себя лучше, — быстро ответил Сарек. Но Аманда словно не слышала его. Она разразилась громкими рыданиями и ругательствами… По крайней мере, Сарек решил, что эти незнакомые слова были именно ими. — Ты не имел права! — плакала она. — Мы итак редко его видим! Он с таким нетерпением ждет этих встреч, и теперь будет думать, что я не хочу, чтобы он приезжал! Сарек был совершенно ошеломлен. Реакция Аманды была настолько неожиданной, она была нелогичной. ее физическое здоровье было нестабильно. Ее силы были истощены. Временами она была настолько несобрана, что Сареку приходилось напоминать, что она делала. Разумеется, забота о девятилетнем мальчике была бы для нее слишком тяжелой. — Ты позвонишь ТʼРи перед уходом, — произнесла Аманда, подняв указательный палец, — и скажешь ей, что ошибся. Скажи, чтобы она посадила Сайбока на общественный флаер, как мы и планировали, а я встречу его на станции. Не став с ней спорить, Сарек набрал номер. На следующий день, когда он уже взял свою дорожную суму и собирался уйти, Аманда погладила его по щеке и сказала: — Прости меня за прошлый вечер. Но ты не понимаешь. Я ему нужна. Особенно сейчас. Всю поездку к Денари-Элисису Сарек следил за состоянием Аманды, оказывая ей все поддержку, на которую был способен. Он знал, когда приехал Сайбок, потому что почувствовал, как у Аманды сразу поднялось настроение. Грусть не исчезла, но она почувствовала счастье. Общение с Сайбоком заставило печаль отодвинуться на край ее сознания. На неделю его поглотили тонкости Денарианской политики и угроза войны. Не при этом он не упускал из внимания свою семью. Когда временный кризис наконец-то закончился и соперничающие стороны договорились о стабильном сотрудничестве, вулканское посольство направило в командировку другую делегацию и Сарек смог вернуться домой. Хотя Сарек оставил свой личный флаер на транспортной станции, он надеялся, что Аманда и Сайбок встретят его там. Глупо желать чего-то настолько нелогичного, подумал он на пути от шаттла к парковке, где остался его флаер. Знак того, как сильно он скучал по ним, понял Сарек, проезжая по улицам города. Фантазия такого рода возникла снова, когда Сарек подъезжал к дому. Он мог представить себе двоих, ждущих его снаружи. Аманда была бледной и улыбающейся, с поднятой в приветствии рукой, а Сайбок — стоял рядом с ней, почтительно склонив голову, а руки выпрямив вдоль боков. Этот образ был настолько ярким, что когда Сарек подъехал и увидел их на крыльце, то почувствовал прилив радости, словно это оправдывало веру в его фантазию. Если не считать того, что некоторые детали не совпадали. Вот Аманда, выглядящая слишком худой даже в плотной вулканской мантии. На ее лице было больше радости, чем Сарек видел за долгое время, она широко махала ему и почему-то казалась неустойчивой. И Сайбок рядом с ней. Выражение его лица стало мрачным, почти настороженным, когда Сарек вышел из флаера. Но когда Сарек подошел ближе, он увидел, почему Аманда склонилась набок. Сайбок обеими руками вцепился в ее ладонь, словно боялся, что Аманда могла исчезнуть. Вместо того, чтобы раздражаться на это, Аманда смотрела на Сайбока с нескрываемой любовью. — Добро пожаловать! — сказала она, смеясь. — Здравствуй, отец, — произнес Сайбок, печально глядя на Сарека. — Мать и я рады, что ты здесь. Лишь позже, и только когда Аманда намекнула ему, Сарек понял, что это был первый раз, когда Сайбок назвал ее матерью. — Разве ты не понимаешь, почему это важно? — спросила она ночью, когда они лежали в постели обнявшись, а Сайбок спал в своей комнате дальше по коридору. — Если мы не сможем завести еще одного ребенка, сейчас я смогу это пережить. На самом деле Сарек не до конца понимал, не так, как хотела Аманда. Разве важно, как Сайбок называет ее? Чем были слова, кроме звуков, производимых языком и зубами за счет движения воздуха? Настоящие слова были беззвучными, их ощущали, а не произносили. Они имели слишком много смыла для обычного звука, но грохотали сквозь узы, которые связывали его с Амандой, когда Сарек спал, и когда просыпался, когда прикасался к ней, и когда они были разделены. И такой же грохот он ощущал через связь со своим сыном. Их связь никогда не была настолько сильна. Словно поток крови и электричества, который он разделял с Амандой, соединил его с Сайбоком. И Сарек понимал, что так и должно было быть с самого начала.***
Настоящее. ТʼПол скользит пальцами по изогнутой ручке чугунного чайника, точной копии древней терранской посуды из Японии. Она всегда так делает, когда пользуется им. Ее восхищают плавные линии, тонкий декоративный орнамент, вырезанный на поверхности и напоминающий дельту Звездного Флота, повернутую на бок. «Поэтому я и купил его,» — сказал ей Трип много лет назад. Подарок на ее шестьдесят седьмой день рождения. Или это был шестьдесят восьмой? Последнее время ей бывает трудно сходу вспомнить детали. Нормальный процесс старения. Неизбежный. Но от этого не менее раздражающий. Трип бы помнил. Что-то ему помогало — возможно, его подготовка инженера или удовольствие, которое он получал, дразня ТʼПол насчет ее возраста. Его любовь к деталям. Его любовь к ней. Прошло много лет, прежде чем она смогла думать о Трипе без боли. И даже теперь она редко использует этот чайник и держит его в коробке с другими напоминаниями о нем. Сегодня она делает исключение. Пока ТʼПол готовит чай, она наблюдает за молодым вулканцем, сидящим напротив нее. Они в квартире ТʼПол на Новом Вулкане, в маленькой гостиной. Как и в других комнатах, в гостиной мало мебели — ее выбор. Она и ее гость сидят на повернутых друг к другу деревянных скамьях. Их разделяет низкий узкий стол. На одной его стороне стоит подсвечник с зажженными свечами. На другой — чайник и две пустые чашки. Когда чай заваривается, запах медленно меняется от едкого к мягкому. Когда в воздухе появляется слабый намек на цветочный аромат, она говорит, что чай готов и разливает его по чашкам. — Добро пожаловать в мой дом, СʼЧн ТʼГай Сайбок, — произносит ТʼПол и делает первый ритуальный глоток. Она смотрит, как он поднимает свою чашку. — Для меня это большая честь, леди ТʼПол, — отвечает Сайбок. — Но я не СʼЧн ТʼГай. Когда мне требуется клановое имя, я использую то, что принадлежит моей жене. ТʼПол слишком стара и уравновешена, чтобы показать свое удивление. Вместо этого она делает глоток и обхватывает пальцами чашку, согревая их. — Понятно, — произносит она. — А твой отец? Он знает о твоих чувствах насчет его родового имени? — Мой отец, — медленно отвечает Сайбок, глядя поверх своей чашки, — считает, что я вообще не должен иметь чувств насчет чего-либо. Это может оказаться труднее, чем она думала. ТʼПол чувствует проблеск досады на ТʼПау за ее просьбу о помощи. «Ты можешь посмотреть на ситуацию с уникальной позиции,» — сказала ТʼПау, когда просила ее встретиться с Сайбоком в качестве представителя Старейшин. — «Я буду говорить с ним, когда он предстанет перед Высшим Советом,» — пояснила ТʼПау. — «Если ты поговоришь с ней первой, он может стать более восприимчивым к нашим предложениям.» ТʼПол начала возражать, но ТʼПау было не легко переубедить. Она была так же упряма, как сто лет назад, когда они познакомились. — В твоем голосе звучит гнев, — говорит ТʼПол Сайбоку, ставя свою чашку на стол. Даже не глядя на него, она знает, что скорбила его. Легкий шорох одежды, шорох ботинка по каменной плите, звук вдыхаемого воздуха. Сарек не зря беспокоится. — Пожалуйста, простите меня за потерю контроля. Сайбок с легкостью говорит эти слова, голос почти ровный. Но он подразумевает это. Когда ТʼПол смотрит на Сайбока, она видит серьезность в его глазах. Этот молодой вулканец хочет, чтобы его воспринимали всерьез. У него достаточно здравого смысла, чтобы погасить свое раздражение, когда оно не уместно. Он мог бы быть прирожденным лидером или оказать опасное влияние. — Тебе не нужно извиняться передо мной, — говорит она. — Я знакома с потерей контроля лучше, чем ты думаешь. ТʼПол видит искру любопытства в глазах Сайбока. Подавив вздох, она разглаживает свою одежду. Внезапно на нее наваливается усталость. Еще один признак старения или, может быть, одно из последствий экспериментов с треллиумом-Д? Трудно сказать. — Леди ТʼПол, зачем я здесь? — спрашивает Сайбок, подавшись вперед. — Матриарх твоего клана… — ТʼПол делает паузу. — Или, если хочешь, матриарх клана твоего отца попросила меня поговорить с тобой перед встречей с Высшим Советом. Чтобы ты получил ответы на свои вопросы. И совет, который я могу предложить. — Приподняв чашку, она добавляет: — Но я не требую, чтобы ты обязательно следовал ему. — Я буду рад вашему совету. — Так ли это? Думаю, ты привык прокладывать свой собственный путь. На губах Сайбока появляется тень улыбки. — Любой путь становится легче с наставлениями тех, кто прошел по нему раньше. — Ты так явно предан вулканским традициям, — говорит ТʼПол. Она пристально смотрит на Сайбока, чтобы убедиться, что он понимает ее иронию. Он понимает. И громко смеется. — И все же ваш совет будет полезным, — говорит Сайбок. ТʼПол поднимает чайник, наполняет чашку Сайбока и оседает обратно на скамью. — Ты должен согласиться на предложение Высшего Совета. Отказаться от того, что начал как вʼтош каʼтур. Понять, почему другие считают логику полезнее эмоций, особенно сейчас, когда все вулканцы под угрозой исчезновения. Мы уже были на этой грани раньше, во времена Сурака, когда логика спасла нас. ТʼПол думает, что Сайбок будет спорить с ней, и она ждет. Вместо этого он тихо сидит напротив, обхватив одной рукой чашку. — Высший Совет готов закрыть глаза на твои недавние проступки, — продолжает ТʼПол, — если вы готовы компенсировать их. Можно начать с помощи колонии. Здесь много важной работы. — Пока мы готовы следовать вулканским традициям, — вдруг говорит Сайбок. — В каждом обществе есть правила, — говорит ТʼПол, не ведясь на провокацию. — Но вулканское общество требует, чтобы мы стали чем-то, чем мы не являемся, — продолжает Сайбок, повысив голос. — Вы воображаете, что проявление эмоций отличает вас от других, — медленно говорит ТʼПол. — Да, так и есть. — Ты должен понимать, что все сложнее, чем это. Твой отец не станет обсуждать с тобой свои чувства, но это не значит, что он не видит в них смысла. — Как он может увидеть смысл в том, чего не признает? — Перед тобой — возможно. Если он считает их своим личным делом, как это может навредить тебе? А ты настаиваешь на том, чтобы все вулканцы видели твои эмоции. Это то, что они находят нежелательным. — Держать при себе свои чувства. Это то, что вы рекомендуете нам? Он произносит это с вызовом и насмешкой. ТʼПол кивает. — Да, именно это я рекомендую. И не отказывайтесь так просто от логики. Она может оказать огромную помощь. Она видит, что теряет его внимание. Он ставит чашку на стол и кладет руки на колени, словно готовясь уйти. — Сайбок, — окликает она его, — ты сказал, что учтешь мой совет. Послушай меня внимательно. Я лучше, чем другие Старейшины… лучше, чем любой в Высшем Совете понимаю, почему вʼтош каʼтур стремятся к эмоциям. Когда-то я сделала то же самое. Теперь он весь в внимании. — Время, проведенное с людьми на Энтерпрайз. Оно было… поучительным. И принесло разочарование. Сначала я находила ту легкость, с которой они выражали эмоции утомительной. Мне трудно было их терпеть. Но потом я подстроилась. Сайбок тихо и внимательно смотрел на нее, слушая об одном из тех моментов, которые изменили ее жизнь. Необходимость поделиться им не вызывает у ТʼПол ни малейшего дискомфорта. — В один момент я приняла меры, чтобы легче чувствовать и выражать мои эмоции. Она смотрит вниз на чайник, представив, как Трип отдает его ей в руки. «Я знаю, что вулканцы не празднуют дни рождения,» — сказал он. — «Но ты не просто вулканка.» Тогда она не спросила, что он имеет ввиду. Это контрастировало с его отношением к другим вулканцам. Посла Совала и Старейшин Верховного Командования он называл «колючие ублюдки». Но позже ТʼПол поняла, что Трип подразумевал что-то еще, не о ней, но о них обоих. «Ты не просто вулканка. Ты моя.» — Что вы… — начинает Сайбок, но она машет рукой и он замолкает. — Я начала принимать небольшие дозы триллиума-Д, — говорит она. Признание в этом до сих пор заставляет ее лицо гореть. — Я принимала незаконные и опасные наркотики, чтобы ощутить те чувства, которые меня учили подавлять. Это было… освобождением. Глаза Сайбока расширяются и она спешит добавить: — Я почти уничтожила себя этим. Как и вы погубите себя, если не научитесь сдерживать логикой свои страсти. Приподнявшись, Сайбок говорит: — Даже если бы я согласился с вами, я не могу говорить за остальных. — Но при этом они пришли за тобой сюда. — Они послушались меня однажды, но они не подчиняются мне больше. — Ты не прав. Они сказали Высшему Совету, что ты их лидер. Она сразу видит удивление Сайбока. Он открывает рот, чтобы ответить, но звонок в дверь прерывает его. — Войдите, — говорит ТʼПол и дверь отъезжает в сторону. — Мне сказали привести Сайбока. Совет готов. Сарек, похожий на старшую версию своего сына. До сих пор ТʼПол не замечала их сходства. Медленно поднимаясь, она жестом приглашает его в комнату. — Совет подождет, пока вы выпьете с сыном по чашке чая, — говорит ТʼПол. Она переводит взгляд с Сарека на Сайбока и видит, как между ними проскочило что-то, похожее на электрический разряд. Раньше Сарек сказал ей, что Сайбок разорвал их узы много лет назад, закрыв связь так, что Сарек больше не чувствовал его присутствия. Мог ли он ошибиться? — Возможно, в другой раз, — говорит Сарек. — Это была не просьба, — говорит ТʼПол. — На этом настояла ТʼПау. К тому же, — добавляет она, когда в дверь снова звонят, — есть еще кое-кто, с кем вам нужно встретиться. А потом она поворачивается к Сайбоку: — Прибыло твое подкрепление. Пора стать лидером больше, чем на один раз.