***
Он всегда бежит, даже во время полуденной жары, когда в небе мерцает радуга. Даже когда на лице бабушки возникает неодобрение, если он влетает через дверь или пробегает через всю комнату. — Манеры, — одернет она, и он остановится на бегу, неловко пытаясь принять покорную позу. — У Сайбока, безусловно, много энтузиазма, — как-то сказал пожилой вулканец, один из знакомых его бабушки. — Слово, которое ты имел ввиду, — энергия, — ответила его бабушка. Ее мнение было предельно ясным. Энтузиазм это эмоция, а значит, неприемлем. Дом его бабушки построен в типичном вулканском стиле, стелющийся по земле, с изогнутыми стенами и глубокими оконными проемами, гасящими силу ветра и яркость солнечного света. Двор был каменистым, без посадок, хотя бабушка поставила пару глиняных горшков с суккулентами у главного входа. Внутри дом был таким же стерильным, хотя ребенком Сайбок не понимал, почему ему это место кажется таким неприветливым. Деревянные полы и холодные отштукатуренные стены без украшений, простая практичная мебель с четкими линиями. Кухня, помещение, где вулканские семьи проводили большую часть времени, была слишком мала для полноценного стола. Сайбок и его бабушка молча ели свою пищу под навесом во внутреннем дворике, держа тарелки на коленях. Каждый вечер, когда Сайбок съедал свой суп, он терпеливо ждал, когда его бабушка поднимется и заберет посуду на кухню. Это означало, что он может готовиться ко сну. Как только бабушка исчезала из поля зрения, Сайбок вскакивал, быстро пробегал по ступеням к дворику, перепрыгивая с камня на камень как горный шаʼамии, пробегал от одной стороны двора до другой, пока в горле не начинало першить от сухого пустынного воздуха. Только тогда он останавливался. Сильное биение в боку уверяло Сайбока, что он смог прогнать всех демонов, которые иначе не дали бы ему заснуть. — Отчего ты убегаешь? — спросила как-то бабушка, и Сайбок был поражен, поняв, что сам не знал. В некоторые дни он не мог бегать. Например, когда бабушка брала его с собой в нечастые поездки по магазинам, или когда к ней приходили гости и Сайбок сидел рядом с ней на деревянной скамье, пока они пили чай. В такие дни он плохо спал, его сны были наполнены тоской и печалью, к которым всегда примешивались воспоминания о матери. Не раз бабушка будила его и бранила за то, что он плакал во сне. «Вулканцы не видят снов,» — сказала она, когда Сайбок первый раз попытался рассказать, что его тревожит. После этого он держал свои мысли при себе. До шести лет он редко видел отца и только вместе с бабушкой. Хотя они и не говорили прямо, их неприязнь друг к другу была очевидна. Не только из-за отголосков, которые проносились по узам, но и по тому, как они едва смотрели друг на друга при разговоре, как они стремились отдалиться друг от друга. К тому времени, как Сайбок заметил это, он был уже достаточно взрослым, чтобы понимать, о чем не следует спрашивать. А потом все изменилось. Он услышал об Аманде задолго до встречи с ней. «Землянка твоего отца,» — пренебрежительно сказала бабушка, словно Сарек завел домашнего питомца. Сайбок не понимал, что это означает, по крайней мере, для него. Его отец будет проводить с ним меньше времени, когда у него в жизни появился еще кто-то? Землянка. Что это вообще такое? Судя по реакции бабушки, что-то шокирующее и неприятное. Еще реже, чем отца, Сайбок видел его родителей, так что был удивлен, когда бабушка устроила визит к ним. Отец Сарек был тяжело болен синдромом Бенди, и традиция требовала, чтобы он увидел своих внуков перед смертью. Сама ТʼРи не пошла. Вместо этого она послала Сайбока с семейным помощником, стройным молодым вулканцем, который помогал бабушке, когда возникали необычные задачи или поручения. Позже Сайбок вспоминал, какое чудесное впечатление произвело на него поместье СʼЧн ТʼГай, когда он увидел его из окна флаера. Древний дом в был вписан в ландшафт, и напоминал сплетенные между собой кубы. Роща деревьев индука росла там, где холмы переходили в плоскую равнину, обрываясь короткими ступенями. Вдали была видна арена для кунʼут калʼиʼфи, высокие каменные колонны отбрасывали вечерние глубокие тени. Сайбок отметил их как место, до которого смог бы добежать перед сном. Но лучше всего он запомнил, как возбуждение сменилось страхом, когда он вошел в дом и услышал, как за закрытой дверью плачет его дед. — Подождите здесь, — сказала пожилая вулканка, открывшая им дверь, и Сайбок вместе с помощником вошел в прихожую. Еще один громкий вопль. Сайбок хотел закрыть уши, но взгляд сопровождающего вулканца заставил его опустить руки. Стук, закрывшаяся дверь, шаги. Служанка вернулась. — Я покажу вашу комнату, — сказала она отрывисто. — Скон не может принять вас сейчас. Той ночью Сайбок плохо спал, но не из-за того, что его дед кричал, а потому что он не мог заставить себя забыть его стоны. Утром другая женщина пришла к нему, невысокая, седая и усталая. Инстинктивно Сайбок понял, что это мать его отца. — Леди ТʼАара, — сказал помощник, и она кивнула. — Когда он съест завтрак, отведи его в приемную, — сказала вулканка. — Отец Сайбока здесь. Отец! Сердце Сайбока подпрыгнуло от мысли, что его отец был в соседней комнате. И, возможно, его землянка тоже была вместе с ним! Сайбок поспешил съесть завтрак, кусочки фруктов и лепешку, и подождал, когда помощник допьет чай, и пошел в приемную. Конечно, отец был там. Он стоял, в обычной манере заведя руки за спину, и с нечитаемым лицом. Но Сайбок не сводил глаз с другого посетителя. Какое разочарование! В его воображении землянка была экзотическим существом, а не этой обычной женщиной, перед которой на столе стояла чашка с чаем. Кроме ушей и бровей она ничем не отличалась от любой другой вулканки. О чем думала его бабушка? — Поговори с отцом, Сайбок, — сказала мать Сарека, и он собрал свое внимание, чтобы коротко и бегло ответить на вопросы. Да, ему нравилось в школе. Нет, у него не было других питомцев. Нет, у него не было других серьезных интересов. Повторение многих разговоров, которые он вел с отцом. Довольно скоро они замолкли. — Это Аманда, — сказал отец, кивнув на землянку. И тут она мгновенно превратилась в то необычное создание, которое Сайбок себе представлял и надеялся встретить. Ее лицо изменилось, прищурились глаза, сверкнули зубы, а лицо словно осветилось внутренним сиянием. Сайбок услышал, как бьется ее сердце, увидел розовый румянец на щеках. С удивлением вдохнул запах цитрусовых и цветов, идущих от ее одежды и волос. — Иди сюда, — сказала она и Сайбока притянуло к ней, как металл к магниту. Они разговаривали не долго. На самом деле, говорила в основном она. Но к концу встречи она общалась с ним не только словами, но и более громкими способами. Своими взглядами, жестами, интонаций, легким трепетом пальцев, словно ей хотелось прикоснуться к нему, она давала понять, что она его любит. Сайбок не использовал это слово тогда, и даже в несколько последующих лет, но это не нужно было произносить вслух. Он просто инстинктивно понял это. Той ночью он спал глубоко и без снов. «Я не понимаю, как это поможет восстановить мою связь с Нийотой.» Голос Спока звучит так ясно, словно он говорит вслух. «Терпение,» — отвечает Сайбок в слиянии. Хотя он чувствует, что его брат раздражен, тот ничего не говорит. Сайбок показывает ему другое воспоминание, событие которое произошло спустя три года. В этот раз бабушка не увидела необходимости в сопровождающем и Сайбок отправился один. Во время того визита транспортная станция в ШиʼКахре была почти пуста, лишь несколько вулканцев сидели или ходили вдоль вокзала. Даже не просмотрев толпу Сайбок знал, что отца и Аманды там еще не было. Через связь он чувствовал их волнение. Из-за того, что они опаздывали забрать его, но кроме этого была еще волна, похожая на восторг или счастье. Его отец счастлив? Да, так и есть, без сомнения. Сердце Сайбока забилось. «Мы только что узнали — малыш!» — беззвучно сказала Аманда. — «Сайбок, это замечательно! У тебя наконец-то будет брат!» — Простите, — сказал Сайбок, шлепаясь на скамейку рядом с удивленным пожилым вулканцем. Ребенок не был неожиданностью. В предыдущие три года Аманда перенесла два выкидыша, и после последнего раза Сайбок был у них дома с визитом. Отец сказал ему, что нужно быть особенно внимательным к ней, потому что она медленно оправлялась после этой потери. Задача, к которой он подошел очень серьезно… и с большим удовольствием. Почему бы не признать сейчас, сколько радости ему доставляло, когда у него получалось вызвать улыбку у Аманды? Цветок, сорванный в саду, помощь с ужином, то, как он сидел рядом с ней, когда она читала — Аманда казалась довольной тем, что он делал для нее. Сайбок вспомнил отрывки разговоров, которые слышал между отцом и Амандой. Обсуждение медицинской помощи, дискуссии о вулканских и терранских фенотипах, почти капризные споры о том, чтобы подарить ему брата или сестру… Теории. Были до определенного момента. Что действительно стало неожиданностью, так это количество эмоций, вызванных этой новостью. Не только в отце и Аманде, но и в нем самом. Он мгновенно и сильно разозлился. Брат! Мальчик, который его заменит. Сын, который будет жить с ними все время, и не будет вынужден проводить часть года порознь. Сын Сарека от законного брака. Сын Аманды по крови. — Тебе нужна помощь? — почти доброжелательно спросил мужчина, сидящий рядом. Сайбок покачал головой и моргнул. Он все еще сидел там, когда его нашел Сарек. — Почему ты не остался внутри, хотя знал, что мы тебя искали? Ничего не ответив, Сайбок слегка прикрыл связь между ними, пристыженный своей ревностью и неспособностью ее контролировать. Если Аманда и почувствовала его смятение, то она хорошо скрыла это. Она обняла его как обычно и помогла ему сесть в флаер. По дороге к дому Аманда задавала Сайбоку вопросы, на которые он отвечал односложно, как при разговоре с отцом в тот день, когда встретил Аманду. — Я иду на пробежку, — сказал Сайбок, как только отнес дорожную сумку в комнату. Он видел, как Аманда переглянулась с отцом, но ничего не сказала, когда он вышел на улицу и направился к пустыне. Солнце опустилось низко, но жара еще не начала спадать. Первый километр Сайбок бежал прямо на свет, щурясь и опустив глаза. Когда солнце коснулось горизонта, он повернул на север и смотрел на дальние холмы, становящиеся все выше. Он бежал все дальше и дальше, пока его дыхание не сбилось, ступни не заболели, а ноги не стали тяжелыми, как бревна. Сайбок взмахнул руками и побежал дальше, пытаясь вытеснить образ Аманды с ребенком на руках, когда он сам стоит поодаль. Фантазия смущала Сайбока, заставляла чувствовать себя маленьким и незначительным. Он бежал и пытался сделать то, что часто советовал ему отец — очиститься от своих эмоций или заменить их на спокойствие и довольство. Все было бесполезно. Лицо младенца, крошечное, сморщенное, вулканское, всплывало перед глазами и вызывало боль в боку. Вдруг Сайбок споткнулся и ему пришлось податься вперед, чтобы восстановить равновесие. Нужно сконцентрироваться! Если он упадет так далеко от дома, то может сломать себе ногу или серьезно порезаться. Солнце уже почти исчезло, небо было окрашено красными и пурпурными разводами. Скоро оно станет бархатисто-черным и только звезды будут освещать его путь домой. Сайбок развернулся со вздохом. Вдалеке раздался вой дикого сехлата, вышедшего на ночную охоту. Волосы Сайбока на затылке встали дыбом. Из-за страха у него сбилось дыхание, и он побежал быстрее. Он снова споткнулся, в этот раз упав на одно колено. Острая боль опалила ногу от колена до лодыжки. Камень, скорее всего, из-за которого будет синяк. Сайбок привстал и перенес вес на ногу, проверяя ее. Можно встать. Еще один пронзительный вой, в этот раз ближе. Сайбок осторожно сделал шаг, второй, и снова побежал, медленнее и прихрамывая. Где-то справа он услышал хруст гальки. Сехлат сползает вниз по склону? Взрослый сехлат может быть в 550 килограмм весом и иметь клыки в шесть дюймов длиной. Те, что не были приручены, могли стать реальной угрозой для невооруженного путешественника в пустыне, особенно ночью в сезон размножения. О чем он думал, когда отправился сюда на пробежку? Сайбок вглядывался вперед, стараясь разглядеть свет от уличных фонарей перед домом. Ничего. Опять шум, в этот раз под ногами. Отскочив в сторону, Сайбок увидел слабый отблеск на чешуе кʼкари, скользнувшей в заросли. «Мама!» И тут он ее увидел. Прямо перед ней был луч света, она шла, слегка покачиваясь и пружиня при ходьбе. Он побежал так быстро, как мог, свет притягивал его подобно маяку. — Мама! — громко крикнул Сайбок. Свет замерцал и приветствовал его, разделившись на две части. Подойдя ближе, Сайбок увидел, что Аманда и отец шли на расстоянии нескольких шагов. У каждого из них в руках был электрический фонарь. — Что ты делаешь? — резко спросил отец, но прежде чем Сайбок успел ответить, Аманда обняла его и сказала: — Ты в порядке? Дай на тебя посмотреть. Даже в тусклом свете Сайбок мог разглядеть тревогу на ее лице, влажные глаза, опущенные брови. Его гнев тут же пропал, сменившись чувством сильного раскаяния за то, что он причинил ей боль. — Я думала, что потеряла тебя, — сказала Аманда, ведя Сайбока через темный двор, к прямоугольнику света, который оказался открытой дверью. — Никогда больше не уходи, не сказав мне, куда собрался! Обещай мне! Конечно, он обещал. Теория. Была до определенного момента. Сайбок нарушил это обещание, когда ушел для их же блага, после того, как обсудил с Сареком то, что его не приняли в ВАН, после того, как отец практически обвинил его в том, что он вʼтош каʼтур. «Обещай мне!» — иногда говорила ему во сне Аманда, словно он все еще был маленьким мальчиком. Последнее воспоминание, в этот раз принадлежащее Споку. Брат стоит на обрыве Катрик Арк, взгляд Аманды обращен к катаклизму позади нее. «Я не хочу это видеть,» — говорит Спок, но его протест гаснет. Они оба понимают, что им необходимо снова посмотреть на это, вместе. Как при замедленной съемке планета начинает складываться внутрь. Шум осыпающихся каменных стен и несущегося воздуха, грохот рушащегося мира, крик Спока «Мама!»… И там, надо всем этим несутся последние мысли Аманды, слова и образы, похожие на вихрь. Сайбок, качающий на руках новорожденного Спока, его горячие слова «Это мой ребенок!», заставившие Аманду громко рассмеяться. Расставания с Сайбоком, когда Аманда украдкой целует его в макушку и отправляет к бабушке. Вечера, когда Аманда чистит побеги пломика на кухне, а Сайбок рассказывает ей терранские сказки, прочитанные им в книге, которую она подарила. Все эти воспоминания незримо кружатся в воздухе, как листья в бурю, когда Аманда чувствует, как почва уходит у нее из-под ног, ощущает, как начинает падать. «Сайбок!» — выкрикнула она прежде, чем исчезнуть, и на далекой планете Сайбок камнем упал на землю под тяжестью обещания, которое нарушил. «Я этого не вынесу!» Эмоциональное безумие поглотило его и он начал задыхаться от тяжести обрушившегося на него знания. Проще было закрыться от этого, чтобы не видеть и не чувствовать… Постепенно Сайбок начинает осознавать, что его пальцы на лице Спока, и когда он принудил брата к слиянию, и сейчас, в ботаническом саду, срывают слои вины и отрицания, пока не остается только одна эмоция, неоформившаяся, безымянная и пульсирующая. Чувства Спока переплетаются с его собственными, образуя скомканную нить. «Я бросил ее,» — думает кто-то из них. «Я позволил ей уйти,» — приходит в ответ. И тут боль становится легче, словно то, что они разделили ее, сделало груз легче и меньше, смягчило его. Не намного, но все же заметно. «Я сейчас уйду,» — говорит Сайбок и на секунду Спок чувствует то же ощущение потери, как когда он был маленьким ребенком, а Сайбок должен был возвращаться в дом своей бабушки и упаковывал вещи. «Я ухожу,» — повторяет Сайбок, — «но дверь открыта.» У вулканцев редко встречаются идиомы, метафоры — еще реже. Но телепатическую связь часто сравнивают с дверью, открытой для семьи. Даже когда Сайбок начинает выскальзывать из разума Спока через дверь, тот чувствует, как нарастает чье-то присутствие, яркое и сильное. Нийота, заполняющая разум Спока как свет прожектора, как тепло костра. Когда Спок открывает глаза, Сайбок делает шаг назад и опускает руку. Он вопросительно поднимает бровь и Спок склоняет голову, словно прислушиваясь к какой-то внутренней музыке. — Спасибо, — просто говорит он, разворачивается и, не оглядываясь, идет к выходу из ботанических садов.***
Они ничего не говорят. Когда Спок возвращается в каюту Нийоты, он уже знает, что она там. Она открывает рот, чтобы заговорить, но он касается ее губ кончиком пальца, призывая хранить тишину. Никаких слов. Совсем. Он не хочет, чтобы что-то разделяло их. Ни слоги, ни звуки. Ничего, что может быть истолковано не так. Ничего, что может встать на пути их понимания. Он притягивает ее к себе, и она покачивается, как тростник, как танцовщица, которой она была подростком. Освободив Нийоту, он влечет ее за собой к кровати, лишь касаясь рукой. Когда он ложится и тянется к ней, она скользит в его объятия, как кто-то, кто возвращается домой. — Я скучала по тебе, — быстро говорит она, а потом, чтобы удержаться от других слов, целует его. Сначала мягко, потом настойчивее, когда он отвечает. Они говорят друг с другом через язык прикосновений — губы и пальцы, рука, скользящая вверх по телу, чтобы изучить его. Вскоре в комнате становится слишком жарко для одежды. Нийота скидывает одеяло на пол, не желая, чтобы что-то находилось между их кожей. Слова не звучат, но разговоров много. Их тела перешептываются, сначала робко, потом увереннее и ближе. Ласково, поощряя желания друг друга, пока не заканчивают свою историю и не ложатся тихо и тяжело дыша. Вскоре он чувствует, как она засыпает, растянувшись на кровати и положив голову ему на грудь. Он кладет на нее свою руку и размещает свою ногу поверх ее, словно желая внушить себе, что она никуда не денется. Через несколько часов они приходят в столовую, и только тогда, когда входят в комнату, где жужжат разговоры, они начинают использовать слова для общения друг с другом. Сев за длинный стол напротив Нийоты, Спок говорит: — Он не остался в колонии. Она сразу понимает о ком речь и Спок чувствует вспышку ее печали. — Но Совет сказал… — Некоторые вʼтош каʼтур приняли их предложение. Возможно, большинство из них решит остаться здесь. Но риханнсу возвращаются на родную планету. И Сайбок вместе с ними. Спок знал решение Сайбока еще до того, как они покинули ботанические сады. — Ты уверен? — спрашивает Нийота, обхватывая руками чашку кофе. — Ему еще не поздно передумать. Спок ищет ответ внутри себя, его взгляд становится расфокусированным. — Он не найдет дом здесь, — ответил Спок через минуту. — И он не хочет расставаться с семьей. — Но ты тоже часть его семьи. И Сарек. — И теперь мы с ним не разделены. — Но этих риханнсу изгнали. Как они… И тогда он видит, как ее прознает озарение. Ее глаза расширяются. — Они примкнут к тем, кто борется за Воссоединение. — Селек поведет их туда, — добавляет Спок. Еще одна волна печали, хотя Спок не уверен, кому из них она принадлежит. — Это опасно! — Действительно. — Ты можешь поговорить с ним? — С Сайбоком? Он принял решение. — Тогда с Селеком? Скажи, что это плохая идея. Попробуй до него достучаться. Спок поднимает одну бровь и произносит: — У меня есть причины считать, что он будет крайне упрямым и невосприимчивым к моим убеждениям. Он пытается сказать это с юмором, но Нийота вздыхает. Очень быстрым движением, которое едва можно заметить, Спок кладет свои пальцы поверх ее рук, по-прежнему обхватывающих кружку. — Мы будем с ними на связи, — тихо говорит он. — Куда бы они не пошли, я буду знать, где они. — И этого будет достаточно? Будет ли? Много лет он не знал, жив ли Сайбок, и если да, то где он и почему не давал о себе знать. Маленький огонек связи с Сайбоком горит в углу разума Спока. Она будет там завтра, и на следующий день, и в любой день в будущем, подобно свету, падающему сквозь открытую дверь. — Это самое главное, — отвечает он, и так это и есть.