silence

Маринетт уже не помнит, когда она осознала, что не может жить без Адриана; что каждый его вздох, каждая его улыбка, каждое касание (случайное или нет) должно принадлежать ей. Девушка не помнит, но понимает — без светловолосого, так похожего на ангела, юноши её существование не несёт в себе смысла. Со всех стен её комнаты смотрит Адриан; его улыбка и бесконечно нежный — так кажется Маринетт — взгляд светло-зелёных глаз может прожечь (да и прожигает) в сердце дыру, что никогда не затянется. Останутся лишь обугленные края, да режущая боль, которая утихнет совсем не скоро. Но девушке кажется, что это те самые бабочки затеяли пляску где-то в районе живота. Розовые, красные, жёлтые, да хоть серо-буро-малиновые — это неважно, только бы трепетали крылышками, вызывая ощущение эйфории всякий раз при виде юного Агреста. Маринетт уже не помнит искусанных до крови губ, обгрызенных от волнения ногтей и рваных вздохов посреди ночи после пробуждения от кошмаров. Она не помнит, как Тикки, грустно улыбнувшись (в последний раз), оставила девушку и отправилась на поиски новой героини Парижа. Маринетт её не винила. Она знала, что давно потеряла право на обладание камнем чудес, но тогда это не имело значение — Адриан был важнее. Сейчас тоже. А теперь Маринетт лишь глупо улыбается и краснеет, аки маков цвет, стоит Агресту улыбнуться ей. Она не замечает странных взглядов родителей и Альи — её сердце поёт; оно заливается соловьем; играет на клавишах, как пианист; звучит музыкой из старых кинофильмов. Девушка уже давно перестала обращать внимание на выполнение домашних заданий, да и учебу в целом. На себя времени тоже не остаётся. И если это сумасшествие, то Маринетт не хочет выздороветь. Она краснеет и по привычке запинается, произнося длинную давно заготовленную речь Адриану, который выслушивает её с хмурым выражением лица. Извиняется. Пытается что-то объяснить, мол, он уже влюблён в другую… И эти слова словно обухом по голове. Вопрос звучит натянуто, произносится с хрипотой в голосе и по-детски обиженным взглядом: «Кто… она?» Пауза. А в душе Маринетт зла уже по-взрослому, хладнокровная, но такая жгучая ненависть кипит в её крови, и ей хочется лишь одного — устранить соперницу. Адриан медлит, затем роняет быстрое «Ледибаг». И это ещё больнее — осознание того, что тебе нашли замену. И Маринетт вспоминает все: долгие бессонные ночи, опухшие от слез глаза, кровь на изодранных почти что в клочья губах и тупую боль. «— Думаешь, меня так просто можно заменить?» А в ответ — тишина.