Калифорнийское бешенство

I’m awake I’m alive Now I know what I believe inside Now it’s my time I’ll do what I want ’cause this is my life here, right now I’ll stand my ground and never back down I know what I believe inside I’m awake and I’m alive. © «Awake and Alive», Skillet.

      Филипп выехал уже по темноте — на улице не было видно ровным счётом ничего. Но он не обращал на это внимания, у него была только одна цель — найти Анну. Цель-то была, а вот с чего начать, он не представлял. С дома? Вряд ли он найдёт там Райли.       Тогда где она могла быть? «Где угодно», — услужливо подсказывал разум, но Гиллан почему-то верил — найдёт. Он обязательно найдёт Анну, а когда вся эта эпидемия закончится, они ещё долго будут вспоминать, как неудержимая любовь привела его к ней. Вот таким романтиком был Фил.       Он вёл машину по ночной трассе, и по дороге встретил всего три или четыре автомобиля. Все они ехали в ту сторону, откуда приехал Гиллан. Туда, где потише, где меньше людей и животных.       Домашних. Фил усмехнулся. Домашних меньше, а вот дикие звери бродят по округе в достаточном количестве. И чёрт знает, что страшнее, — собственный чихуахуа, который может вцепиться в ногу, или заражённый медведь, вышедший в город в поисках человечинки.       Ну или волки. Лисы. Да Гиллан сейчас опасался бы даже зайцев! В одном из последних выпусков новостей передавали, что нельзя подпускать к себе никого, кроме людей — к ним пока никакая зараза не приставала. Что это, откуда появилось, почему так быстро охватило всю страну — вопросы, которые задавали себе все вокруг, но на которые так никто и не ответил.       И ведь правда, сначала очаги бешенства вспыхивали то тут, то там — медленно, в течение недели-двух. А потом болезнь будто сорвалась с цепи. В три дня она распространилась по всей стране. А сегодня, в самом последнем выпуске новостей — уже даже не по телевизору, а по радио — Филипп услышал, что бешенство перебралось и на другие континенты.       Евразия и Африка были поражены. Возможно, и Австралия тоже. Кто знает, может, эта чёртова эпидемия добралась даже до Северного полюса с его белыми медведями и до Антарктиды с её пингвинами. Гиллан с родителями не пропускали ни одной передачи, постоянно слушали радио, смотрели телевизор, пока всё ещё работало, поэтому знали последние новости. И долго рассуждали о том, как болезнь могла так быстро охватить огромную территорию. А потом пришли к простому выводу.       Вода. Видимо, зараза распространялась и в водной среде. Об этом не говорили в новостях, но ведь если подумать, это было вполне логично. Птицы не смогли бы так быстро разнести эпидемию не только по разным странам, но и по разным континентам. А вот вода и рыбы, находившиеся в ней, — могли бы.       Все водоёмы, которые так или иначе соединялись с мировым океаном, могли быть заражены. И стоило только какому-нибудь сухопутному животному попробовать эту воду, как оно начинало заражать других на своей территории. А те распространяли бешенство дальше.       Конечно, всё это как было, так и осталось только догадками. Потому что новости перестали показывать этим вечером, и о новой информации можно было только мечтать. Хорошо, что сотовая связь ещё работала — либо где-то в мире ещё остались герои, поддерживающие функционирование систем, либо эти системы функционировали на автопилоте.       Одно Гиллан знал точно — рано или поздно они откажут. И до этого времени ему нужно найти Анну.       Час назад он проехал Стоктон и теперь уже был на въезде в Сакраменто. Увиденное ужаснуло его: то тут, то там беспорядочно валялись трупы людей, собаки и кошки стаями рыскали по улицам, выискивая новых жертв, и пару раз даже бросались на его машину, но Филипп успевал вжимать педаль в пол и отрываться от преследования.       Только животных на хвосте ему не хватало для полного счастья.       Гиллан подъехал к дому и завертел головой, осматриваясь. Вроде бы никого, но чёрт его знает, вдруг очередная стая подкарауливает жертв где-нибудь за углом. А ведь он даже не взял с собой каких-то средств защиты — единственное ружьё оставил родителям, чтобы в случае чего они не дали себя в обиду.       Выходить было страшно. Но мысли об Анне, тревога за её судьбу не оставляли Фила, перевешивали возможную опасность, поэтому он всё же дотронулся до ручки двери, но тут же одёрнул руку: впереди, в футах пятидесяти от него, из подъезда дома с истошным криком выбежал молодой парень и рванул вверх по улице. А за ним... стая, нет, целое стадо крупных, откормленных крыс. Они бежали именно за ним, а не от кого-то, сомнений не было.       Крысы хотели убить человека.       Твою ж мать.       Гиллан дождался, пока крик не затих — парень вроде бы оказался быстрым и смог убежать, — а затем всё-таки вышел из машины. Быстрым шагом, постоянно оглядываясь, он направился в дом, поднялся по лестнице и открыл их с Анной квартиру. Тишина. Ощущение, что здесь никого не было как минимум несколько часов — Райли любила прохладу, поэтому постоянно открывала окна, но забывала их закрывать, когда уходила. И Фил чувствовал, что ночная прохлада забралась в квартиру уже очень давно.       Что ж, он должен был проверить. Гиллан и сам не верил, что Анна окажется здесь, но проверить же нужно было. Он прихватил на кухне парочку ножей — пригодятся, а затем вышел из квартиры и повернулся к двери, чтобы зачем-то её закрыть. Бесполезное, никому не нужное действие, ведь большая часть горожан уже давно выехала из Сакраменто, а оставшимся ничего не стоит взломать дверь, если будет необходимость.       Но Фил всё равно закрыл — ребристый ключ с тихим скрипом повернулся в замке. Итак, Анны здесь нет. Но где же её искать? Гиллан, задумавшись, спустился вниз по лестнице и уже собирался толкнуть дверь, как услышал позади себя негромкое шипение.       Он резко развернулся, но в тот же момент кот набросился на него и вцепился когтями в свитер, явно стараясь забраться выше. Фил от неожиданности выронил ножи, пытаясь отодрать от себя взбесившееся животное, но то уже запустило когти в тело, и Гиллан взвыл. Закусив губу до боли, он одной рукой сдерживал порывы кота забраться выше, а сам наклонился, пытаясь нашарить нож.       Есть! Фил без сожаления всадил лезвие по самую рукоятку в бок животного, и оно моментально обмякло у него на груди.       — Грёбаный кот миссис О’Фаррелл! — сказал Гиллан с ненавистью и отбросил трупик в угол лестничной клетки, а затем поднял свитер, чтобы понять, насколько всё страшно. На груди тут и там виднелись крохотные красные точки — следы всаженных в кожу когтей. Не страшно.       Не страшно ведь?       Он слышал про то, что если заражённое животное укусит человека, то ему уже не жить. Но про когти не говорили ровным счётом ничего. И, Боже, как же ему сейчас хотелось надеяться на то, что о царапинах молчали только потому, что они не опасны для человека!       Фил подобрал с пола второй нож, и в полном вооружении толкнул дверь на улицу, ожидая следующего нападения. Теперь нельзя было отвлекаться, нужно было постоянно оглядываться. Нужно было привыкнуть к мысли, что можно стать жертвой в любую минуту.       За дверью, к счастью, никого не оказалось, и до машины Гиллан добрался без труда. И только оказавшись внутри, с облегчением вздохнул — теперь можно было подумать, где искать Анну.       Царапины зудели — впрочем, с ними всегда так. Ведь царапины и ссадины чешутся, только если заживают... Он и сейчас продолжал на это надеяться.       — Где же ты, Анна? — спросил Гиллан, беспомощно глядя на дорогу перед собой. Он хорошо знал свою девушку и мог предположить, куда бы она поехала в обычное время. Но сейчас было далеко не обычное время. Однако выбор был невелик. Фил завёл машину и поехал в сторону 65-й улицы — это был самый близкий путь до университета Сакраменто.       Он боялся упустить девушку — вдруг она встретится где-то по дороге, поэтому ехал медленно и смотрел по сторонам так внимательно, как это вообще было возможно в темноте и в условиях постоянного страха за свою жизнь. Фил мог поклясться, что пересекая Бродвей, он увидел волка, который ел человека, но что ни померещится в темноте, освещаемой только фарами?       Впереди что-то виднелось. Гиллан аккуратно подъехал и осмотрелся — авария, причём серьёзная, явно с жертвами. Как же хреново…       — Не животные нас убьют, так мы сами это сделаем, — покачал он головой и уже собирался тронуться дальше, как увидел шевеление в той груде металла, что осталась от «Форда». Там был кто-то живой! Фил колебался всего лишь мгновение, а затем вышел — если он мог помочь, то он должен был помочь. Анна всегда говорила ему, что одна из его самых замечательных черт, за которую она его любит, — это альтруизм. Гиллан действительно любил помогал окружающим, и иногда — даже когда его не просили об этом.       Он схватил нож и, осмотревшись по сторонам (насколько это позволяла темнота), выбрался наружу. В два шага Филипп оказался возле молодого парня — точно младше него. Он истекал кровью, но действительно был жив, поскольку еле слышно стонал, не открывая глаза.       Гиллан рванул к машине, достал аптечку, вернулся и аккуратно поднёс нашатырь к носу пострадавшего. Тот поморщился, но не очнулся. Тогда Фил позвал его:       — Эй, парень! Парень! Очнись, скажи, что болит, иначе я не могу тебя вытащить.       Вдруг у него сломан позвоночник? Гиллан был не силён в медицине, но хотя бы знал, что в этом случае трогать пострадавшего нельзя. Хотя, судя по положению тела в этой груде металла, он мог сломать себе максимум руку или ногу, каких-то сильных повреждений быть не должно, но чёрт его знает…       — Парень! — прикрикнул на него Фил, снова ткнув в нос ваткой с нашатырём. Тот медленно приоткрыл глаза и кое-как сфокусировал взгляд на Гиллане:       — Ты… ты ещё что за хрен?       Филипп удивлённо уставился на парня.       — Этот хрен пытается спасти тебе жизнь. Давай, попробуй пошевелить руками-ногами, чувствуешь все конечности, двигаться можешь?       Парень угрюмо посмотрел на него, но всё же выполнил указание, и почти сразу же взвыл от боли.       — Что болит?       — Левая рука, — прошипел он, добавив к ответу изысканное ругательство, — всё остальное в порядке.       — Надо же… а ты живуч, — сказал Фил. — Ладно, давай выбираться отсюда.       Всё это время они разговаривали через раму от стекла, и теперь ещё предстояло каким-то образом открыть дверь. Но Гиллан справился и с этим. Он позволил парню опереться на себя и, оглядываясь по сторонам, аккуратно вытащил его из машины.       — Тебя как зовут-то?       — Шимус, — буркнул он, — а ты что за хрен?       — Будешь выражаться — брошу тут на съедение животным. Меня Филипп зовут. Филипп Гиллан. А у тебя какая фамилия?       — А тебе не насрать?       Фил отпустил парня, чего тот никак не ожидал и рухнул на асфальт, тут же взвыв от боли снова:       — Ладно-ладно, молчу я, молчу... Шимус Уолш.       — Так-то лучше, — довольно проговорил Фил и поднял парня, потащив его к машине. И довёл бы, если бы не услышал сзади сдавленное, едва различимое:       — По… помогите…       Гиллан обернулся, насторожившись.       — Попробуешь сам дойти до машины?       — Будто у меня есть выбор.       Фил проигнорировал колкость Шимуса. Ничего, дошлёпает, в конце концов, не маленький, да и не пострадал особо. А вот зрелище, которое открылось перед Гилланом, стоило только ему пойти на зов, ужасало.       Недалеко от «Форда» кверху дном лежал полицейский автомобиль. Одна дверь у машины была открыта и измазана кровью, а другая — вмята внутрь так, что её точно не откроешь. Всё вокруг было усыпано осколками, а человек, находящийся внутри, наполовину высунулся в пустую раму лобового стекла. Он был весь в крови — лоб был рассечён, на лице вообще не было живого места, видимые части тела были в огромных фиолетовых гематомах. Он был в сознании и тянулся к Филу, кое-как приподнимая руку.       На которой не было трёх пальцев.       Гиллан рванул к пострадавшему:       — Вы можете шевелиться? Попробуйте!       — Не чувствую левую ногу, — послышался слабый ответ.       Вторую чувствует — значит, позвоночник не сломан. По всей видимости, этот мужчина получил множественные мелкие раны, но из крупных повреждений ему достался только перелом. Это хорошо, значит, Фил сможет вытащить его из машины.       Второй везунчик, надо же.       — Вы живы, вы очнулись, и это главное. Я вытащу вас отсюда, офицер.