Залётный

Невыносимая тяжесть, вздохнуть больно… и Роман открыл глаза. «Боже, что со мной?!» Вокруг была чернильная тьма, даже без лунного света — а ведь вчера и позавчера вечером на небе была полная луна. Значит, окна плотно занавешены шторами. Широков попытался пошевелиться, но едва смог неловко подрыгать руками, одной ногой и немного покрутить головой вправо-влево. Он лежал на животе, а на него навалилось нечто большое и громоздкое. Хотя, если учитывать события прошедшей недели, это скорее было не нечто, а некто. Роман завертелся, как пришпиленная иголкой энтомолога бабочка, но тело сверху ни на миллиметр не дрогнуло, так что успехов у него было всё равно что у той же бабочки — ноль целых ноль десятых. «Кто ж здоровый такой из наших? Меня сейчас расплющит… Оланаре вроде бы в пролёте, у них я уже был», — подумал Роман, наугад потянулся в темноту и наткнулся на настольную лампу. Обрадованно облапав тонкую ножку, он провёл вниз и нащупал кнопку. «Кто не спрятался, я не виноват!» Но свет включить Роман не успел — дыхание перехватило. Горячие влажные губы прошептали ему прямо в ухо: — Нииииина!.. — и уверенно скользнули по мочке. — НИНАДА! — хотел закричать Широков, но сподобился только на глухой хрип. Он задёргался, но более сильный одноклубник — а то, что это кто-то из своих, было глупо отрицать — продолжал свои поползновения на его обездвиженный организм. Ладонь пошла по бедру, сжала колено… «Вот теперь точно выебут!» — пронеслась паническая мысль, и Роман на грани своих физических возможностей лягнул соседа по кровати пяткой. — «Лишь бы без травм!» Оппонент такого явно не ожидал. В ухо Роману вылилась сочная порция обиженных кряхтелок и сопелок, и тогда у него всё же получилось зажечь свет. Однако, чтобы освободиться от дополнительной нагрузки, ему пришлось ещё раз наподдать своему визави по ногам. — Ыыыы! Прищурившись от яркого света, Широков распознал в койке напротив спящего Фернандеса. Выходит, на нём лежит Вернблум, и надо утроить усилия, чтобы остаться в живых: — Понтус, бля!.. — А! Блять! Вернблум наконец-то скатился с него. Тяжело дыша, Роман сполз на пол, держась за сердце: — Ох, Понтус, горячий шведский парень! Я чуть не сдох с тобой. — Hello, Roma, nice to see you! — ответил тот, прикрывая лицо. Роман оглянулся на Фернандеса. Он всё так же спокойно спал, как ребёнок, подложив под щёку ладони; свет и шум, видимо, ему не мешали. Швед встал на постели на четвереньки и подал Роману руку, мол, чего застыл? Широков поднялся. Понтус критически осматривал его: — Fuck! Why today? Why not yesterday? Today I bet on Vasia! — And Vasia bet on you, — подсластил проигрыш Вернблума Роман. — Really? — тот не особо воодушевился от таких новостей. — And can you tell that it was Mario, not me? — Понтус! Так нечестно! Кроме того, we must call trainer. He will know the true. — No, he will not if you go to your room right now. — I can’t. Дверь же closed, — Роман жестом показал поворачивающийся в замке ключ. Понтус яро помотал башкой: — No. Open. — What? — оторопел Широков. — А нас с Чепой closed, и ключ away. — It’s only for you. Others are free, you can go. — Maybe I can go out from this room, but Чепа is closed. We must call Леонид Викторович. — Oh, no, Roma, no, let him sleep, we have «Dinamo» today. Роман нахмурился. Предстоящий матч с «Динамо» — это, конечно, весомый аргумент в пользу того, чтобы дать любимому тренеру нормально отдохнуть, но ему-то что сейчас прикажете делать? Сколько там до подъёма? — It’s six o’clock! — ткнул он в часы. — I can sleep почти три часа. — Для доходчивости Роман сунул Вернблуму под нос три пальца. Тот, кивнув, осторожно подошёл к продолжающему мирно спать Фернандесу и бережно подтянул ему на плечи одеяло: — I think you can sleep by Strandberg, — предложил Понтус. — Now he lives alone in the room because Georgi has gone. «Действительно, Миланов вчера отправился в Швейцарию», — припомнил Роман, и теперь пустует койкоместо там, где ещё не бывала бедовая голова, ищущая приключения на его же не менее бедовую задницу… Блин, чего он тут раздумывает, всё лучше, чем Игорь! Отличный выход! Понтус просто молодец, выручил. — Окей! Give me что-нибудь надеть, — и Широков изобразил, как натягивает на себя шорты. Стоит ли говорить о том, что к Вернблуму его закинуло в одних трусах? Правда, надо отдать должное, Роман учёл свой предыдущий негативный опыт, так что на этот раз он был в самых больших семейниках, которые только нашлись в его дорожном гардеробе. Но всё равно щеголять ими по гостинице в его планы не входило. Понтус лукаво усмехнулся: — Нахуй! His room is in front of this one. Two steps. — Ты же не хочешь, чтобы я… Вернблум приложил указательный палец к губам, напялил форменные штаны, открыл дверь и вышел. Получается, правда, Слуцкий их не запер, ну ничего себе, а Широков был уверен, что тренер хочет держать всех под контролем… Роман услышал, как по коридору разнёсся громкий стук. Фернандес жалобно хныкнул во сне, завозился и повернулся на другой бок, к стене. Ещё пара мощных ударов. Бедный Страндберг. Того и гляди, Понтус вышибет ему дверь. Если бы так среди ночи начали долбиться к Роману, он бы, наверное, испугался спросонья и ничего бы не мог сообразить, хотя после этой недели в ЦСКА, он не мог точно сказать, могло ли его что-то напугать. Широков на цыпочках подкрался к спящему Марио и аккуратно поправил его почти свалившуюся с кровати подушку. — Hey, Roma, come here! — Вернблум призывно махал рукой. — Are you crazy? — Nobody sees, — Понтус по-хулигански подмигнул ему и пристроился в дверном проёме, демонстрируя, что стоит на стрёме. Роман посмотрелся в зеркало — да уж, тот ещё прикид. В номере напротив в качестве принимающей стороны покачивался сонный, но вынужденно радушный Карлос Страндберг, тоже в трусах, что по-своему снимало градус напряжения. Так как в комнате у него было темно, казалось, что Романа встречают только белые плавки и поблёскивающие во тьме зубы. — Ready, steady, go! — скомандовал Вернблум, и Роман поневоле подчинился, проскочив полтора метра одним прыжком. Если у них тут в коридорах камеры слежения, то, по правилам голливудских комедий, наблюдающий за всем ночной охранник обязан подавиться пончиком, а наутро пойти к психоаналитику с вопросом, к чему появляются галлюцинации в виде голых мужиков. Понтус ввалился следом, закрыв за собой дверь. — Окей, — выдохнул он. У Страндберга было прохладно — нападающий, презрев свои мозамбикские корни, спал с приоткрытым окном. Февраль месяц, между прочим, в северном полушарии зима. Слышно шуршание дождя по стёклам. — Welcome, — Карлос показал на прибранную кровать. — Thank you, — Роман ощутил себя увереннее. Интересно, в дальнейшем как-то повлияет то, что он уже ночевал в этом номере? Можно ли считать, что к Карлосу его больше не закинет? Тем временем шведские футболисты что-то вполголоса между собой перетёрли, пожали друг другу руки, и Понтус, сделав ручкой, отчалил. — There is no problem, really, — подбодрил Широкова Карлос. — I know, you can cope with it. Keep calm, — добавил он с улыбкой. — Keep calm and play football, — откликнулся Роман. Роману удалось выспаться до подъёма, так что он находился в приличной физической форме, чтоб отыграть сегодня от свистка до свистка, но встреча со Слуцким так или иначе была неизбежна. Когда суетящийся перед завтраком Страндберг уединился в ванной, Роман лениво потянулся к телефону: — Серёга, привет! — Привет, — отозвался Чепчугов. — Где тебя черти носят? Я жрать хочу, а тебя всё нет и нет. А если тебя нет, то никто и не идёт меня освобождать из плена. Никому я не нужен, все про меня забыли. — Я со Страндбергом. У него как раз место свободно. А ты на кого ставил? — спросил Роман. — На Васина, — ответил Сергей. — Чёрт. На свободную койку вообще не ставили, да и свободна она лишь со вчерашнего дня. — Не, — поспешил развеять его сомнения Широков. — Так-то меня к Понтусу зафигачило, но он не дал мне позвонить Слуцкому и пристроил по соседству. — А на Понтуса ставил Вася! Везёт же гаду. — Жди, скоро за тобой придут, — пообещал Роман и набрал тренера. — Ай-яй-яй, Леонид Викторович, как нехорошо обманывать! — В смысле? — не понял тот. — Говорили, что всех запираете, а оказалось, что только меня! — А мне руководство гостиницы вставило: нельзя, противопожарная безопасность. А ну как сигнал тревоги, а вы заперты? Помнишь «Баварию» этой осенью? Хотя, откуда тебе... Где ты, Рома? — устало вздохнул Слуцкий. — Не скажу! — обиделся Широков. — Серёгу отоприте сначала, а то так и пойду в ресторан голышом. В знак протеста. — Не забудь прикрыть хотя бы знак протеста, — не остался в долгу тренер и повесил трубку. Они явились минут через пять, целой толпой — Чепчугов, Слуцкий, Вернблум и почему-то Акинфеев. Роману последнее очень не понравилось. — Look! — гордо продемонстрировал Понтус Романа. — This is he, safe and sound! — Ну, здравствуйте, — нахмурился Слуцкий. — Прошу доложить тактико-технические характеристики. — Чего? — не понял Роман. — Чего-чего, перелёта твоего. Почему инструкцию нарушаем? — Объявить выговор! — вставил Игорь, сурово сведя брови на переносице. — Ээээ, — напрягся Роман, одеваясь, — ориентировочное время прибытия — без четверти шесть, точка прибытия — Понтус Вернблум, спонсор перелёта — «Аэрофлот». — Мне почему сразу не сообщили? — продолжал докапываться Леонид Викторович. — А зачем? Тут уж ничем не поможешь, — взял на себя вину Широков и состроил глуповатую рожу, стараясь избавиться от прожигающего кожу насквозь взора Акинфеева, скользящего по его обнажённому телу с липким любопытством. Роман буквально горел изнутри — то ли от стыда, то ли от чего-то другого, названия чему он подобрать не мог. Вернблум неадекватно лыбился, Страндберг растерянно лупал глазами. К случившемуся он по сути вообще отношения не имел, пострадав разве что за свою отзывчивость. — Я же разобраться хочу, — объяснил Слуцкий. — Вдруг есть некая логика во всём этом безумии… какая-то система… схема какая-нибудь… Он обиженно махнул рукой и вышел, утянув за собой Понтуса и ругаясь себе под нос: — Бардак… Каждый делает, что хочет, а не то, что велено… Сколько ни говори, никакой дисциплины, армейцы называется… Три наряда вне очереди… всем… и овса не давать… бараны вы, а не кони… Чепчугов проводил тренера тоскливым взглядом: — Надеюсь, это он не серьёзно? — Про овёс? — переспросил Акинфеев. — Про три наряда, что бы это ни значило, — сказал Сергей. — Если будут выдавать наряды, — попытался разрядить обстановку Широков, влезая в футболку, — то требую три наряда от Versace. — От Armani, — поправил Игорь. — Шубу из норки в пол, бикини и свадебное платье. — На лабутенах нах, — рассмеялся Сергей и тоже ушел. Игорь остался, пристально наблюдая, как Роман надевает носки. Его внимание бесило ещё хуже, чем игнор. С одной стороны, стоит начать радоваться, что Акинфеев его больше не чурается и вроде бы даже добровольно идёт на контакт, но, с другой стороны, энтузиазм такого толка Романа совсем не вдохновлял. — Ты меня проверяешь? — бросил он, потянувшись к кроссовкам. Притворяться, что всё в порядке, не было сил. — Контролируешь? Акинфеев ответил не сразу. — Ну, мне же тоже интересно, — медленно проговорил он. — Я, может, никогда раньше про такие чудеса не слышал. Хочется же посмотреть… Что-то во взгляде Романа заставило его замолчать. «Чего-чего тебе хочется? Посмотреть?» — Прости, Рома, — потупился Игорь. — Я понимаю, тебе, наверно, неприятно такое… — «Наверно, неприятно»? Ты шутишь. Я чуть умом не тронулся за эти дни. — It’s not only your personal problem, — успокаивающе похлопал Широкова по спине Страндберг. — We are the team and your problem is our problem, too. We all would like to help you anyway. — Thank you, Carlos, — вздохнул Роман. — Пойдёмте жрать, товарищи, — подытожил Игорь. В ресторане Акинфеев покосился на Березуцких и извиняющимся тоном сказал Роману: — Ты, пожалуйста, не относи на свой счёт, но я лучше сейчас один посижу. — Ладно, — расслабился Роман. Кажется, лёд между ним и Игорем треснул. Будем считать, что одно очко он отыграл. — Рад видеть вас, чертей. Опять затеваете какое-нибудь очередное коварство? — поприветствовал братьев Широков. — Ты, залётный, зубы нам не заговаривай, рассказывай, как на духу, где был, чего видел,— с места в карьер начал Вася. — Мы с Лёхой — одно сплошное ухо. — Два уха, — съязвил Роман. — Два больших, сплошных. — Пусть так, — кивнул Лёша. — Ничего-то вы не понимаете в колбасных обрезках, — покачал головой Широков и невозмутимо взялся за вилку. — Напои, накорми, а потом и спрашивай. Надо блюсти традиции, — и он указал на свой поднос. — Тоже мне, «блюдун» традиций, — фыркнул Вася. — Если мне память не изменяет, — возразил Лёша, — там был ещё пункт «спать уложи». — Ну, это Рома и без нас управился. — Вашими молитвами, — елейно пропел Роман, уплетая за обе щёки. — Правду говорят, что одной кровати за ночь тебе мало, и стандарты возросли до двух? — спросил Лёша. — Так и по рукам пойдёшь. — Да уже пошёл, — хмыкнул Вася. — Двойные ставки теперь делать, или как? — Знаешь, Ромка, — сказал Лёша, ткнув брата локтем в бок, — вот эта вот зараза на твоих заскоках миллион заработает. Чаще всех угадывает. И почему мы не в Монте-Карло квартируем? — Кстати, о казино. Надо будет шефу насчёт «Что? Где? Когда?» напомнить, на этих сборах пока ни разу не играли… Ты с нами? — Вася, скроив умильную морду, тянул сок через соломинку. — Я подумаю, но вряд ли. У меня с Гранеро «Что? Как? Опять?» каждый вечер, — печально констатировал Широков. Пасмурная погода не радовала с самого утра, дождь, казалось, и не собирался прекращаться. Роман настраивался на то, что вместо футбола придётся участвовать в водном поло, но внезапно повезло — за час до игры потихоньку распогодилось, хотя солнце так и не выглянуло из-за туч, но дождь закончился, давая призрачную надежду завершить матч в меру сухими. Небольшой ветерок шевелил листья пальм, на этот раз не буяня и не покушаясь на мяч. О комфорте речи не шло, зато ничего не мешало. Василию вновь можно было только посочувствовать, не зря он жаловался на судьбу — в который раз остался не у дел, его место занял Виктор Васин. Роман не поленился перед стартом подойти к Березуцкому и самоотверженно предложить в утешение назавтра телепортнуться в его постель. Вася было насупился, но настроение у него приподнялось — то ли представил это действо, то ли его проблема в сравнении с широковской показалась сущей мелочью. Собственно, так оно и было. Роман поскорее рвался на поле проверить — не напрасны ли были его мучения? Каких результатов он добился за эти дни? Он в предвкушении улыбнулся, нетерпеливо постукивая бутсой о ступеньку: сколько бы его ни истязали на тренировках, желание играть от этого лишь усиливалось. Правда, из-за чрезмерных нагрузок свежести в ногах не ощущалось, но на то сборы и нужны, чтобы доводить себя до предела, а потом феерить в официальных матчах. Как говорится, тяжело в учении, легко в бою. Хотя, если считать эту встречу боем, пословица ни хрена не работала… Слуцкий и в этот раз ударился в эксперименты в поисках ответа на главный армейский вопрос: как совместить двух Романов так, чтобы они не вредили друг другу? Так что на поле снова фигурировало три игрока схожего амплуа: Широков, Ерёменко и Дзагоев. Алана отправили в опорную зону — там он уже вполне обжился, Романа оставили на его излюбленной позиции в центре ближе к атаке, а с Ерёменко так и не определились, и ему был дан карт-бланш, так что представитель финской сборной мог смещаться, куда хотел. Широков в команде выделялся тем, что на его футболке отсутствовала фамилия — её всё ещё не выбили — только номер «15». Страндберг отказался от этого номера в его пользу, так что хотя бы на этот счёт Роман не напрягался. Все высыпали на поле, ЦСКА как номинальные хозяева приветствовал соперников рукопожатием, Роман же едва сдержался от неуместного смешка. «Надо же, это динамики наш дизайн формы стырили, или мы у них? У нас хоть не так вырвиглазно, здесь же наглухо убойная, ядрёно-салатовая. Как будто фосфором вымазались, не удивлюсь, если она и в темноте светится…» Над полем разнёсся звук свистка, и футболисты рванули со своих мест. Матч начался достаточно мощно, сразу бросалось в глаза, что по футболу соскучились все без исключения. Муса сходу завладел мячом и метнулся к чужой штрафной, как выпущенная в воду торпеда, но его прорыв захлебнулся в двух игроках «Динамо», и мяч очутился в руках вратаря, Антона Шунина. «Вот блин! А как красиво было бы забить на первых же минутах…» — Давай, давай, давай, Муса! Переходите выше! — оперативно прокомментировал эту сцену Леонид Викторович, как обычно, не скупясь на подсказки своим подопечным. Романа искренне поражало, насколько корректно он это делал, редко такое бывает в футбольной среде. Когда арбитр был явно неправ, Слуцкий не кидался с пеной у рта на окружающих, вопя отборным матом, а просто кричал «Рефери!». Зрителей было человек пятнадцать с каждой стороны, хотя и этот факт изумлял — добрались ведь из столицы, чтобы поддержать любимцев в межсезонье. Поэтому голос тренера был прекрасно слышен везде, даже, наверно, долетал до гостиницы. Он активно руководил действиями своих с бровки, а вот наставник бело-голубых в основном молчал, словно считал, что соревноваться по этому показателю со Слуцким — гиблое дело. Ну, хотя бы не отвлекал, было бы глупо их перепутать и среагировать не на те советы. Ерёменко резво носился в штрафной «Динамо», наседал на ворота противника, стараясь изо всех сил: сперва попал в перекладину, спустя полминуты при угловом переправил мяч головой в пустые ворота, но Соснин вовремя сориентировался и спас команду от позорно-быстрого гола. «Вот Ромка неугомонный!.. Интересно, он в постели такой же?.. Тьфу, блять, они мне психическую травму нанесли! Нашёл о чём думать!» Вскоре и самому Роману представилась возможность открыть счёт, но, увы, пас получился слишком сильным, поэтому ему не хватило скорости и единоборство оказалось проиграно Шунину вчистую, хорошо, хоть успел перескочить через распластавшегося на земле вратаря. «Я какой-то косяк ходячий, со мной обеспечено вечное веселье», — расстроился Роман. — «Вот был бы ржач, если бы эта мистическая херня зависела от крупных событий. Например, выиграли чемпионство, и меня швыряет, ну, допустим, к Мутко… Ой, нет, спасибо… Так, Ром, сосредоточься, конструируй нешаблонные атаки! А то меня пока никак не назовёшь успешным, хоть так повыпендриваюсь. Раз в быту я приношу тренеру одни нервы и разочарования, то надо на поле порадовать. Да и было бы неплохо посмотреть, как Игорь просияет, на этих сборах он сам не свой из-за меня», — размышлял он, вступая в отбор, но Дьяков разгадал его манёвр и обошёл, поймав на замахе. Зря только проехался по мокрому газону. — Иди, иди, Шира! Иди, не останавливайся! Ещё, ещё, ещё, Шира, ещё! — командовал Леонид Викторович. «Ещё, ещё, не останавливайся… Я бы предпочёл это услышать в другой обстановке и уж точно не от Слуцкого…» Армейцы продолжали энергично штурмовать ворота Шунина, Муса неловко прострелил в штрафной, отдавая Роману пас, и так невовремя встрявший Дьяков испортил всю малину, заставив Широкова разочарованно выдохнуть: «Ну блять, я бы сейчас забил… Когда я там забивал в последний раз? Не помню… Совсем хреново», — подумал Роман, но унывать не стал: времени показать себя с лучшей стороны в запасе предостаточно. Динамовцам явно надоели острые комбинации, угрожающие безопасности их ворот, и они оскалили зубы, но зубы оказались кривые, мяч от ноги Ташаева просвистел мимо ворот Акинфеева. Взбодрённые этой атакой армейцы встрепенулись, оттеснили наглых соперников к центру поля, и пару минут мяч там и катался. Динамовцам это было не по вкусу, и они быстро доказали, что с ними шутки плохи и нельзя ни на секунду расслабиться. Где шифровался Драгун, Роман так и не въехал, но игрок внезапно вылетел из-за защитников ЦСКА, принял великолепную передачу на ход от Соснина и проебал стопроцентный шанс вывести «Динамо» вперёд. Он расстреливал Акинфеева в упор, и никто не мог ему помешать, кроме голкипера. Игорь блеснул мастерством: заваливаясь на спину, каким-то чудом, не иначе, выставил ногу, тем самым потащив мёртвый удар. Капитан. Нет, капитанище. «Охуеть! С таким вратарём, как ты, Игорь, чемпионство сто пудов будет нашим!» — восхитился Роман и тут же умудрился загубить перспективный эпизод. Дзагоев сделал на него красивую передачу, но Широков замешкался, а Шунин не подкачал, отважно кинувшись на мяч. На этот раз повторить трюк и перепрыгнуть вратаря уже не вышло, Роман его задел, кувыркнулся и покатился по траве. Ногу обожгло болью, так что он был вынужден немного похромать, благо в игре возникла пауза: Муса сыграл в мяч, но судья назначил штрафной. Вернблум не захотел терпеть подобный произвол и выразил всё, что думает на этот счёт, разумеется, сдобрив свою пламенную речь парочкой сочных эпитетов, понятных всем. «Какой судья стоический попался, даже горчичник не показал… Хотя чего это я? Понтус выдал тираду конкретно об эпизоде, про судью он наверняка дополнит позже. Эх, до чего же трудно быть арбитром: болельщики стабильно скандируют всякое интересное, футболисты от них недалеко ушли, а в рыло обидчикам дать нельзя. У нас в этом плане посвободнее, лишь бы вездесущих камер поблизости не было». Некоторое время игра напоминала качели: волна футболистов накатывала то в сторону одних ворот, то других, армейские защитники всё чаще ошибались, но обходилось пока без голов. ЦСКА атаковал больше, динамовцы — острее. «Дриблинг Шунина… Ебать, теперь я видел всё!» — поразился Роман, когда вратарь «Динамо» от греха подальше решил выбить мяч за боковую линию, сыграв на опережение с крутящимся рядом Мусой. — Шира, не надо сваливаться вправо! — тренер не упускал ни одну мелочь. Выполняя распоряжение Слуцкого, краем глаза Роман уловил, что на бровке появился Роман Ляховенко — сколько же Романов на квадратный метр! — их клубный комментатор, который на этот раз примерил на себя роль фотографа. Широков хищно оскалился в объектив и помчался терроризировать динамовских защитников. «И какого хера петухи в полпятого разорались? Или они нам симпатизируют и так бурно фанатеют? И почему я о такой чепухе рассуждаю? Интересно, Акинфеев согласится преподать урок по целеустремлённости? Вот уж кто на сто процентов весь в игре!» Пока Широков клювом щёлкал, подмечая посторонние детали, ворота снова чудом, а вернее, действиями вратаря, остались нетронутыми вражеским нашествием — Игорь выловил мяч в левом нижнем углу, переправив его на угловой. «Н-да, ребят, у вас явная проблема с завершением… Моментов до хуища, а голов ноль. Как же странно не видеть в вашем составе Кокору!» Динамовцы вновь отлично разыграли угловой, это им удавалось хорошо, Драгун не успел замкнуть передачу, и мяч попал в створ. Недовольный Игорь, не подбирая выражений, высказал претензии защитникам, и Широков в душе был с ним солидарен — число опасных ударов росло, а в атаке, чтобы компенсировать ляпы, не клеилось. ЦСКА, помимо голкипера, хранило только косоглазие «Динамо». Роман уже и сам активно отрабатывал в защите, чтобы уберечь ворота от вторжения, но «Динамо» не на шутку разошлось и пёрло, как танк. «Блять, блять, блять!!!» — мысленно взвыл Широков. Беда пришла, откуда не ждали: Шунин вынес мяч практически к воротам Игоря, подкарауливший Ионов выскочил вперёд, как гопник, углядевший на руке малолетки «Ролекс». Он на замахе переиграл Акинфеева, оттянул на себя защитников и отпасовал Погребняку. Павел не растерялся и подтвердил, что потешались над ним недаром: запорол убойнейший момент, промахнулся по пустым воротам с расстояния семи метров. — «Ха, выкуси! Не попал… Да он, наверно, промахнётся, даже если выйдет один в поле... И правильно, один же в поле не воин. У них, походу, Погребняк для отвлечения внимания на проржаться, а забивают защитники и полузащитники». — Ну давай, давай, давай, в отбор вступай, че ты, блять, вёсла бросил! — раздался голос Леонида Викторовича, но Широков так и не сообразил, к кому он обращался, лишь понадеялся, что не к нему. А Слуцкий продолжал свои наставления. — Вась, да не надо, он выгребет, ну вчера, блять, сорок минут об этом говорили!! Широков тоже многое мог добавить к вопросу о взаимодействии, но сдержался, Васину и так досталось по самые помидоры: в обсуждении поучаствовал и Понтус, причём в своей любимой громкой и нецензурной манере. А всё из-за того, что Виктор попытался принять не предназначавшийся ему мяч и столкнулся с Вернблумом. В товарищеском матче не страшно, а вот в официальном такая ошибка может стоить гола. Пока разбирались с Васиным, Роман отметил, что зрителей существенно прибавилось: с соседнего поля за матчем с любопытством наблюдала подъехавшая команда «Анжи». Следующая игра должна была состояться именно с ними, поэтому их интерес был понятен. Остаток тайма до свистка прошёл спокойно, так что на перерыв уходили, не боясь огрести по шее от тренера или от Акинфеева. В перерыве Слуцкий коротко скорректировал их работу. Он умел подбирать нужные слова, так что армейцы начали с полной уверенностью в себе. На второй тайм они выходили обновлёнными, Роман остался, по предварительной договорённости, что он будет находиться на поле практически всю игру, восемьдесят минут. Вместо Алана вышел именинник Бибрас Натхо, вместо морально потрёпанного воплями своих же Васина — Алексей Березуцкий, Набабкина сменил Щенников, Тошича — Головин, сразу пославший улыбку Широкову. Парень неоднократно упоминал, как сильно хочет сыграть вместе с ним. Ну и вместо Мусы появился любитель шаманских заклинаний Аарон Оланаре, причём в футболке проданного ныне форварда Сейду Думбия. Роман вспомнил, как на нападающего натягивали несчастную майку. У Думбия с Оланаре были слишком разные габариты, и футболка никак не налезала, а другой не было, так что пыхтели всем составом. И добились своего! Аарон стартовал очень резво, словно доказывая, что достоин этой футболки: не прошло и минуты, как он мог заработать пенальти, но судья проигнорировал его падение. Роман заметил, что новичок из кожи вон лезет, чтобы быть полезным, но получается у него не всё задуманное. Следом уже Ерёменко попробовал взять ворота Антона Шунина, и его атака едва не завершилась успехом, но голкипер был начеку и свою команду спас. Динамикам ничего не оставалось, кроме как поддаться напору армейцев и играть вторым номером. — Let's go, let's go! — Слуцкий призывал Оланаре быстрее врываться в свободную зону. Тем временем тренерский штаб перебрался на трибуну, но громкость раздававшихся комментариев от этого не пострадала. Игра разбилась на отдельные эпизоды, в основном со стороны ЦСКА, чем можно было только гордиться. Роман отправил мяч Головину, тот, не теряя ни мгновения, ударил в створ, но, к сожалению, вратарь был на месте. Ни капли не расстроившийся Саша радостно просигналил, благодаря за отличную передачу. Дальше Зобнину досталось от Вернблума, вернее, не повезло оказаться рядом: просто так падать Понтус не любил, а потому утянул за собой и соперника. Однако динамовский футболист неудачно приземлился и скорчился на траве, и к нему подбежал Акинфеев, узнать, всё ли нормально. «Интересно, а когда я окажусь на газоне, он заинтересуется и подойдёт посмотреть, что со мной, или решит, что так даже лучше и я, будучи травмированным, не смогу ночами шастать по чужим койкам?» Действительно важный эпизод произошёл, когда в начале второго тайма Головин от души получил по ногам, заработав штрафной. У мяча встал Натхо. «Бибрас, жги, подари себе голевую на днюху!» Судя по всему, Бибрас подумал о том же, так как сумел красиво навесить точно на голову Алексею, который и отправил мяч в сетку. Гол! Роман пусть не забил первым, зато первым поздравил. Немного погодя раззадоренный Зобнин вернул должок Вернблуму, но швед не потерпел такого отношения к себе и попёрся разбираться. Роман уже собрался оттащить Понтуса, но они вроде сами разошлись, хотя матерные крики Вернблума ещё долго звенели в ушах. Затем у Оланаре появился прекрасный шанс удвоить счёт и дебютировать с голом, Широков шикарным пасом открыл нигерийца, но Шунин выступил с официальным протестом и пресёк его активность. Так что ни в голе, ни в голевой поучаствовать не удавалось, зато Вернблум отметился результативным действием: с его передачи Головин забил. Роман ласково приобнял парнишку, отчего тот просиял и с удвоенной энергией поскакал навстречу подвигам. Хоть кого-то он может обрадовать… Нападение у динамовцев расклеилось, Акинфеев заскучал в воротах и нашёл занятие поувлекательнее, когда Ионов развалился в его штрафной. — Эй, ты живой? — услышал Роман и увидел, как подошедший к Ионову Игорь дружески потыкал его бутсой по пятой точке. — Иди ты… — пробурчал Ионов, на карачках уползая за пределы поля дожидаться врачей. «Посылает, значит, жить будет…» Широков не ошибся, и вскоре Ионов не просто вошёл в игру, но и попытался пробить Игоря. Голкипер ЦСКА без труда справился с его ударом и вдобавок мило улыбнулся товарищу по сборной, мол, хрен тебе. «Да мне за день столько внимания от Игоря не достаётся, сколько этому за пять минут!..» — обиделся Роман. — «Блять, размышляю, как ревнивая жёнушка…» С поля он уходил с чистой совестью, как-никак, провёл позитивный матч и попритёрся к своим одноклубникам, взаимодействие наладилось неплохое. Правда, буквально минуту спустя после его замены армейцы пропустили, Зобнин умудрился перебросить через Игоря. «Вооот, не хрен было меня заменять, я приношу удачу!» В итоге ЦСКА так и взял верх со счётом 2:1. Едва прозвучал финальный свисток, Широков благосклонно кивнул, довольный проделанной работой и приложенными усилиями, и двинулся на выход, но не прошёл и двух шагов, как за спиной прогремел вопль Васи: — Поздравляю, Роман Николаич! Роман и пикнуть не успел, как попал в его объятия. Он хотел было удивиться, с чего вдруг Березуцкий так радуется победе в тренировочном матче, в котором сам даже не принимал участия, но быстро разгадал его вероломный замысел. Вася типа в приступе ликования потрепал его по голове, устроив на ней нечто невообразимое — влажные волосы легко вставали торчком. — Ну что, чем займёмся? — отстранился Вася, оценивающе взглянул на плоды своих трудов и явно остался удовлетворён результатом. — Душем и раздевалкой, чем же ещё? — подуставший Широков забил на причёску. На сердце было тепло от хорошей игры и победы, что далась им не так уж и просто. Наконец-то он полноценно сыграл в футбол, что может быть лучше? — Ну, это понятно, а потом? — не отставал Василий. — Активный досуг не предлагаю, на вид вы такие замученные, что хочется сбегать за лопатой и всех похоронить. В братской могиле, чтоб не париться. — Сам бы поиграл против взбесившихся динамиков, я бы на тебя посмотрел… — с улыбкой заметил Широков. — А я бы и поиграл, да вот ножка бо-бо, — печально вздохнул Вася. — Чтоб не париться… Нога болит… Признай уже, что ты обычный сачок и грамотно отмазываешься, — с сарказмом протянул Роман. — Есть такое, ты меня раскусил, как дальше жить? — всплеснул руками Березуцкий и хитро подмигнул. — Только больше никому, тссс! Ты как насчёт партии в покер? Народ соберём… — Вась, какой, нахер, покер? У меня свидание с Гранеро, а после него, сам знаешь, некромант требуется, и тот не всегда поднимет, — пожаловался Широков. Пусть он постепенно и привыкал к гигантскому объёму нагрузок, но, тем не менее, индивидуальные тренировки давались ему нелегко. — М-дааа, мужик, ты со своими залётами вконец во времени потерялся, — озабоченно выдал в ответ Вася. — Ты почти полный матч отпахал, какой ещё Гранеро, спятил, что ли? Остаток дня весь твой, свобода. В тренерском штабе, конечно, встречаются садисты, но целенаправленно никто до грыжи доводить не станет. — Тогда это меняет дело! — воодушевился Роман, воспрянув духом. Мысли о предстоящей работе, когда чувствуешь себя до дна опустошённым, действительно его тяготили. — No, no, he’s mine, Vasia, go away! — вмешался Вернблум. Футболисты, несмотря на накрапывающий дождик, не спешили покидать поле, делясь впечатлениями друг с другом и с коллегами из «Динамо». — You can’t say me no. After all what happened last night you must… — Marry? — завершил Широков нехитрую шутку. — False, I don’t wanna be the last of your one-night-boys, — хмыкнул Понтус. — I just need a partner for tonight. — Эх, Понтус, Понтус, мы тебя испортили, — хохотнул Вася. — Совсем невмоготу стало, да? Ром, а ты сколько за ночь берёшь? How much for the chance? — Постоянным клиентам скидка, — важно приосанился Широков. Ну а почему бы и не постебаться над собой? — Вооо! Давай так, до отбоя ты со мной, тогда заплачу вдвое! — задорно сверкнул глазами Вася. Роман жопой чуял подвох, но никак не мог сообразить, где собака зарыта. — Ни хуя! — выразился Вернблум. — Vasia, you speak only about one topic, it’s really an obsession! I mean FIFA, idiot! I need to clear scores with Dzaga and Nababkin. Реванш! — С чего ты взял, что я хорошо играю? — В ФИФУ, а в основном в неё тут и резались, Роман и вправду играл весьма недурно, но швед как об этом догадался? — Он наоборот, надеется, что ты не умеешь нифига, и на твоём фоне он будет хорошо смотреться, — Березуцкий не оставлял попыток затащить Романа за карты. — He really wants something from you, — подозрительно прищурился Вернблум, придя к тем же выводам, что и Роман. — Be careful. — Ооо, Ромка, тебе идёт, так и ходи, — хихикнул Лёша, закончивший болтать с Погребняком и решивший присоединиться к ним. Видимо, услышал часть разговора. — А вообще Понтус прав, мой хитрожопый братец тот ещё жучара. Задался целью то ли на желание тебя развести, то ли информацию какую-то выудить, так что ни в коем случае не ведись. — Вот ты предатель! — расстроился Вася. — Какую информацию? — удивился Широков. — Я ничего секретного не знаю. Так спроси. — Спрашивать неинтересно. Во, точняк! Капитан нас рассудит! — нашёл выход Василий. Широков проследил за его взором и мысленно матюгнулся. Картина неприятно царапнула: неторопливо прогуливаясь, Акинфеев с Ионовым о чём-то весело щебетали. Игорь запрокинул голову, громко рассмеявшись… — Эй, Игорян! Покер или ФИФА? — окликнул его Вася. Акинфеев притормозил, пробежался по ним взглядом, на секунду задержавшись на Романе, но тут же равнодушно скользнув дальше. Эх, не заценил «новый имидж»… «Рано я утром радовался. Жестокая ирония судьбы, я с Игорем куда лучше общался, когда находился в других клубах и городах…» — Ни то, ни другое, — отмёл дискуссию Игорь. — Приставку сходу лесом, вам что, на сегодня футбола не хватило? А в карты играть я с тобой больше в жизни не сяду. И никому не посоветую. — Я тоже рисковать не буду, — улыбнулся Роман, хотя на душе из-за Игоря стало муторно. Точно, надо бы развеяться. — Понтус, я сейчас to dress, а потом all yours! — Хуй тебе! — показал Васе язык Вернблум. Роман быстро понял, почему в напарники к шведу не выстраивалась очередь: мало того, что он играл из рук вон плохо, так ещё и делал это так же эмоционально, как и в жизни: махал кулаками, матерился, едва не запускал джойстиком в монитор. Зато соскучиться с ним было трудно, как раз то, что Роману и требовалось. В комнате собралось шесть человек, все разбились на пары: Широков с Вернблумом, Дзагоев с Набабкиным и Панченко с Чепчуговым. Алан с Кириллом лидировали, не уставая напоминать об этом Понтусу. — Да блять, where are you going?! Assist! Pass it to the front! I’ve pushed, блять! — ругался Вернблум на своих футболистов на экране, вызывая смешки окружающих. — Понтус, направо, ну! — выкрикнул Широков, наяривая по кнопкам джойстика, чтобы выполнить особенно сложный финт. Вот здесь-то его и решили коварно подловить. Лёгкие отвлекающие манёвры не запрещались, например, такие, как резкий хлопок в ладоши над ухом, главное, чтобы без наглого вмешательства в процесс. Повёлся — сам виноват, что лох. Для Романа выбрали обсуждение животрепещущей темы. — Ром, ты в зубную фею веришь? — словно бы невзначай уронил Набабкин. — Серьёзно? В неё реально кто-то когда-то верил? — рассеянно отозвался Широков, от усердия высунув кончик языка. — Зря ты так, а она в тебя верит… — вздохнул Панча, подхватывая прикол. — Именно! Детям деньги под подушку засовывает, а взрослые, которые хорошо поработали накануне, находят в постельке голого Широкова под боком, — Дзагоев пытался таким образом сохранить преимущество; Широков с Понтусом понемногу догоняли. — То-то я смотрю, тебе понравилось, так страстно сопел… — если Алан собирался его смутить или довести, то он глубоко заблуждался. — Ну бляяять… — протянул Дзагоев. — А что он ещё делал? — актуальная тема пробудила интерес у всех присутствующих, теперь уже они отвлеклись от экрана, сконцентрировав внимание на Романе. Раньше к нему с подобными вопросами не лезли, то ли проявляя такт, то ли видя, что он постоянно не в духе для таких бесед, лишь слегка подкалывали, но разведать, как всё было в эпицентре скандала, не могли. А тут сам разговорился! — Ну как, будил я его, будил, а он знай себе, мычит там что-то, да ко мне прижимается на радость Ткачёву, — пожал плечами Широков. — Ну бляяять… — снова выразил эмоции Дзагоев. — А как тебе Зоран? — покосившись на Алана, поспешил увильнуть от скользких моментов Панченко. — Да я под таблетками в отрубе был, так что они могли творить с моим полубездыханным телом всё, что им в голову взбредёт. Ещё и умыли вдобавок… — поведал Роман, не отрываясь от телевизора. — Was Alex shocked? — спросил Вернблум, тоже отвлёкшись от игры. Во всяком случае, орать перестал. Рассказ Романа оказался более захватывающим. — Alex not very much, but I был ошарашен и потом долго орал, — откровенно признался Широков, вспомнив обстоятельства своего пробуждения. — Я бы тоже орал, если бы проснулся, а рядом физиономия Берёзы… — захихикал Дзагоев. — Интересно, а ты затем по второму кругу пойдёшь и будешь нырять в койки к нетронутым раньше или всё-таки попробуешь тренерский штаб? Или как? — задумался Набабкин. — А хуй знает, скоро и выясним, до конца сборов ведь далеко, — беспечно заявил Роман, упорно стараясь отогнать от себя страшные предположения по этому поводу. — Вот ты, Чеп, клёво устроился, единственный остался в безопасности! — ткнул Панча локтем Сергея. — Отлично, говоришь? А ты бы хотел каждый день в дикую рань, не успев глаза продрать, галопом мчаться куда-то с охапкой вещей? — возмутился Чепчугов. — Зато ты первый в курсе событий. — Интересно, как кэп отреагирует… — Роман даже не понял, кто это сказал, потому что его пробил озноб. Утро, когда он проснётся с Игорем, неизбежно приближалось, и это пугало его до чёртиков. «А мне нет. Не хочу этого знать и уж тем более на практике проверять. А если мне вообще спать не ложиться? Неплохой вариант на самом деле…»

***

— Рооом, — Широков проснулся от мягкого толчка в плечо. — У! Свет горящей лампы резко ударил в лицо, и Роман болезненно сощурился. На него смотрел Вася Березуцкий. Он был спокоен, как слон, и лишь недовольно проворчал: — Ром, ты это, бля, не храпи так, что ли. — Положи его на бок! — раздалось из дальнего угла. Роман повернулся и увидел хмурого Игнашевича на соседней кровати. — Вот честно, Ром, храпишь ты ужасно. Всех храпом разбудил, — скривился Сергей. — Пардоньте! — выдавил из себя Широков. — Я нечаянно. Игнашевич смерил его ехидным взглядом, развернулся спиной и натянул одеяло до ушей. — Если будет опять храпеть, — донеслись до Романа его слова, видимо, адресованные Васе, — пихай его с койки, пусть тогда в кресле додрёмывает… или на полу… Следом послышался смачный зевок и постепенно затихающее сопение. — Сейчас я тебе одеяло дам, — любезно пообещал Вася, встал с постели и полез в шкаф. — Тебе, говорят, ещё одежду надо? — спросил он. Широков растерянно сел. Вот так его никто не встречал. — Да, — смущённо пробормотал он. — Я почему-то всегда оказываюсь голым, даже когда на ночь надевал форму, представляешь? — Угу, держи, — Березуцкий подал ему большой плед, футболку и пляжные шорты. — Спасибо огромное. — Извини, запасной подушки нет, так что придётся ютиться вдвоём. Ну ничего, в тесноте да не в обиде. Роман обрадованно принялся одеваться: — А что, тренеру звонить не будем? Вроде бы я слышал, что положено звонить… — В пять утра? После матча с «Динамо»? — искренне удивился Вася и улёгся обратно. — Положено, не положено, да ну нах, он и так от твоих выкрутасов в ахуе. Злой будет, как чёрт, а нам с ним потом тренироваться. Так поспим, — и он гостеприимно подвинулся. — Так вы спите, бля, а не болтайте, — глухо добавил Сергей Игнашевич. — Всё, всё, мы уже! — Роман аккуратно устроился рядом с Березуцким под тёплым пледом. — Всё хорошо? — уточнил Вася едва слышно и погасил лампу. — Ну да, если не считать того, что меня опять куда-то занесло, а так я почти привык, — прошептал Роман. — Наверное, скоро буду комплексовать, если проснусь там, где лёг. А вы меня ждали, что ли? Одеялко, я смотрю, припасли. — Конечно, ждали со дня на день, — Вася не стал ломаться. — Ты же только у нас не был в гостях и у Игоряна с Илюхой, то есть у вратарей. Кстати, чего ты не начал с вратарей? — Я начал вообще-то,— огрызнулся Широков. — Я с вратарём в одном номере живу. Между прочим, официально вторую неделю как. — А, ну да, забыл, — признал свой просчёт Вася. — Целая неделя осталась, у нас так на тебя футболистов не хватит. Выходит, ты либо на второй виток пойдёшь, либо к тренерам телепортнешься. Вот Слуцкий офигеет. — Сам жду не дождусь этого, — разоткровенничался Роман. — Он же мне не верит, что я не специально! Не понимаю, почему это происходит. Может, отель проклятый? — Да нормальный отель, мы здесь не в первый раз, да я думаю, и не в последний… — Если сейчас не заткнётесь, то точно в последний, — подал голос Игнашевич. — Я вам это быстро организую. — Извини, Серёга, — и Вася зашептал Роману в самое ухо: — Не советую тебе к Игорю залетать, лучше к Илье. — Почему это? — из чувства противоречия взвился Роман. Ещё ему будут советовать, куда телепортироваться! Чего не хватало для полного счастья! — Да он из-за этих твоих фокусов бесится, — поделился своими соображениями Вася. — Прям сам не свой, хоть и вида не подаёт. «Если уж на то пошло, то вида Акинфеев действительно не подаёт», — отметил для себя Широков. Ну да, Игорь больше не вытаскивал его на прогулки по окрестностям и избегал извечных коллективных подколов над окружающими, которые братья Березуцкие устраивали чуть ли не каждый вечер и в которых Широков волей-неволей принимал активное участие. Потому что с ними так — не подкалываешь ты, подкалывают тебя, вот Роман и старался держать марку. Когда они втроём зубоскалили, Игорь обычно отделывался ролью постороннего наблюдателя, как он сам это называл, был «смотрителем зоопарка в вольере с приматами». Уже пару дней как после ужина Акинфеев скептически хмыкал в их адрес и уходил к себе. Роман обратил на это внимание, но не предполагал, что это связано непосредственно с его персоной, мало ли что, просто устал человек, сборы-то в самом разгаре. Он и по жизни человек мирный. А оказывается, что старожилы знают больше. — Можно подумать, я от них в восторге, — сказал Роман. — Я, понимаешь ли, про такое даже в самой упоротой газете не читал, а уж чтоб самому очутиться в главной роли, и представить не мог. «Аномальные новости» или «Рен-ТВ» за такой материал меня бы озолотили. — Не, Ром, тут другое, я тебе объясню. — Березуцкий поплотнее завернулся в одеяло. — Игорёк за тебя в натуре болел: и чтоб ты в наш клуб перешёл, и чтоб у тебя всё наладилось, и в стартовом почаще, и все дела. Ну, и сначала он здорово обрадовался, что ты в команду вписался, на тренировках выкладываешься, и вообще. А затем всплывает эта грязная история с Сашкой Головиным… — С чего это грязная?! — аж подскочил Роман. — Да с того, — снова вступил в разговор Игнашевич. — Головин же фанател от тебя, как девочка-подросток от бойз-бэнда, с первой встречи. Приехал из сборной, и мы с месяц заткнуть его не могли: «Роман Николаевич то, Роман Николаевич сё, а мы с Романом Николаевичем», короче, произвёл ты на него неизгладимое впечатление. — Ну, это я как бы заметил, — ответил Широков. — Но я ж наоборот себя с ним культурно веду, вежливо, по-дружески. Ничего такого даже в мыслях! Тем более пошлости всякие — а я знаю, о чём вы подумали, гады! — И вообрази себе, Роман Николаевич, каково это было нам узнать, что тебя в его постели застукали в первый же день, точнее, ночь? — Во-первых, достоянием общественности это стало на третий день, — возразил Роман. — Тогда мне пришлось сразу сознаться, и это во-вторых, что Головин был не единственным… — Рома, ты наивен, как ребёнок, — сказал Вася. — Готов поспорить, Игорь был в курсе твоих приключений с первого же дня. Ну, максимум со второго. Роману стало так стыдно, что его аж замутило: — Да не может быть! — Может, — настаивал Сергей. — Не падай в обморок, но, по-моему, мы все под колпаком у Игоря. — Сто пудов, — поддакивал Вася. — Он же капитан, у него свои источники информации. — Блять! — взвыл раздосадованный Широков. — Ткачёв, мать его! Ткачёв! Он меня с Дзагоевым всё в гомики записывал! — Вполне вероятно, — подтвердил его наихудшие опасения Игнашевич. — А ты, говорят, на его замечательное предложение поменяться местами в несознанку ушёл, да? — Так и вижу, как он, прифигевший от утреннего шоу, идёт к Игоряну с вопросом, как давно ты крутишь с Аланом в сборной и почему отказываешься от времяпрепровождения со своей пассией в общем номере, — заржал Вася. — Ну да, не к тренеру же с таким идти, — Игнашевич был безжалостен в своей прямоте. — А Игорь ему на это… — начал было Роман, но передумал. — Слушайте, подождите, нет! Мы ж сто лет знакомы, в сборной вместе играем, он же должен знать, что я не такой! Не голубой! — Рома, такой ты, не такой, сякой, кривой, косой, серо-буро-малиновый в крапинку. Мы тут все типа толерантные люди и с европейскими ценностями. Но! — Вася взял многозначительную паузу. — Но получается, что ночами хрен знает где тебя мотало, так что на режим ты забил, шашни с одноклубниками водил, репутацию команды подмочил, и всё это — прикрываясь неведомым волшебством. — Но так оно и … — старался оправдаться Роман, но осёкся. — Фильтруй базар, Вася. Ты меня не путай, пожалуйста, я и сам запутаюсь! Режим я соблюдал, Чепа свидетель, в десять в кровати, как штык, ни минуты лишней перед телевизором или в интернете не торчал! А ночами я спал — это меня под утро закидывает, причём без моего участия, камера засняла! И двери запирали! Сначала у всех, теперь лишь нашу комнату, не дай бог, пожарная тревога. И всё равно меня куда-то закидывает, наперекор законам физики, уникальный феномен! Я не виноват в этом! Я ничего не понимаю! Но вот говорить, что я с кем-то мутил по гомоэротической части — это перебор. Не было такого отродясь! — А Игорь себе чего-нибудь да и напридумывал… — Вася, что ты гонишь? Вот я с тобой в одной койке, и че? Серёга подтвердит, что не ебались. Серёга?! Ты же подтвердишь? — Подтвердю-подтвердю. Но это же Акинфеев. Он же такой мнительный. Надулся, что куча проблем из-за тебя. — Проблем… Да что вы знаете о проблемах! — Роман обиделся. — Я всё время думаю, кончится ли это, когда мы в Россию прилетим, или же я и там буду у вас в квартирах просыпаться? А вдруг меня опять сюда закинет, как у Булгакова в «Мастере и Маргарите»? Помните, был там персонаж, которого в пижаме в Ялту переместили? До смерти боюсь оказаться в таком положении. Только даже без пижамы. — Бронированная камера тебе не поможет, как выяснилось, — сделал вывод Игнашевич. — Так, ладно, утро вечера, конечно, мудренее, но всё-таки, мужики, мы спать будем? — Давайте попробуем, — поддержал Березуцкий. — Уснёшь тут с вами… — Широков был в полном душевном раздрае. — Не хочешь тут, иди к себе, буди Чепчугова и спи там, — предложил Сергей. — Ромка, правда, у нас почти два часа до подъёма. Не мучай себя. Мы верим, что ты никак не можешь повлиять на свои телепортации, иначе бы ты просыпался только с Головиным, ясен пень. Смирись. Широков в отчаянии закусил губу, проглотив слова Василия, и тяжко вздохнул. Такой разговор на больную тему вогнал его в уныние, но хотя бы засыпал он с уверенностью, что утро будет спокойным, без стрессов и неожиданностей. Ох, а ведь пора было бы понять, что в последнее время в его жизни всё переворачивается с ног на голову… Утро началось с истошного воя включившегося на телефоне Васи будильника. Сладко спавший Роман, в кои-то веки почувствовавший себя в безопасности, буквально взлетел над кроватью — вместо сигнала на побудку Березуцкий установил тяжёлый рок, причём на максимальную громкость. Несколько секунд Широков очумело пялился на неистово вибрирующий и издающий адские звуки мобильник, силясь разобраться, что происходит, потом торопливо его отключил, с трудом сдержавшись, чтобы не запустить им в стену, отомстив за свой испуг. После Роман перевёл недоверчивый взгляд на соседей, но они, судя по всему, к этой мелодии привыкли, ибо они даже не шелохнулись, как дрыхли, так и продолжали дрыхнуть. «Вот это стальные нервы, с таким будильником можно и ласты склеить, едва проснувшись…» — Ау, Вася! Серый! Подъём! — попытался достучаться до друзей Широков, тряхнув Васю за плечо. Его действия возымели эффект, но отнюдь не тот, на какой он рассчитывал: Игнашевич выпростал из-под одеяла руку с оттопыренным средним пальцем, а Вася зарылся лицом в подушку, пробормотав: — Шира, отвянь, а? Не то в «Анжи» на перевоспитание отдадим, будешь в аквапарке плескаться… — Эй, вы, сейчас тренер на огонёк прибежит, вставайте! Вы ж армейцы, должны уметь одеваться, пока спичка горит, — ещё раз воззвал к голосу разума Широков, чётко следуя инструкции и набирая Слуцкого. — Ты тоже, — Вася неохотно выпутывался из уютного одеяла. Сергей прошипел что-то нелицеприятное о залётных вредителях, мешающих нормально выспаться, и сел на постели, сонно моргая. — Угадайте кто, — кокетливо протянул Роман в трубку, но быстро исправился. — Вернее, угадайте где: Акинфеев, Березуцкий, Васин или Страндберг? — А свой номер ты в перечень вариантов даже не вставляешь, — подметил Леонид Викторович. — Ну и куда же тебя занесло на сей раз? — К ветеранам. Сижу вот, познаю все прелести дедовщины, грозятся меня перевоспитать, — посетовал Роман, проигнорировав показавшего ему кулак Васю. — Понял тебя, ждите, скоро буду. Леонид Викторович не соврал и уже через пять минут был на месте. Роман не стал оправдываться, просто руками развёл, мол, да, опять, почти что дежавю, а что поделать? — Здорово, орлы! — бодро поздоровался Слуцкий. Вопреки опасениям Романа он не выглядел готовым рвать на себе волосы или качаться до посинения. — Что вялые такие, неужели вас Рома так измотал за ночь? — Ха-ха, Леонид Викторович, очень смешно, — пробурчал Вася. — Ничего, рано или поздно и к Вам этот сюрприз упадёт, — наванговал Игнашевич. — Не факт, — возразил Слуцкий. — Статистика гласит, что этот подарочек предпочитает двойные номера. Широкова на миг пронзила безумная надежда, что так оно и есть, значит, риск столкнуться с Акинфеевым в неглиже благополучно его минует. Но он тут же откинул эту мысль как бесперспективную — не в сказке же он живёт. Эта телепортация слишком крутая вещь, чтобы зависеть от подобной мелочи. К тому же по закону подлости вряд ли у него выгорит уклониться от главной напасти сборов и оставить Акинфеева не у дел. Хотя и очень хотелось. — Ну что, рассказывайте, как его на этот раз обнаружили. Жажду очередных захватывающих подробностей, — продолжал между тем Леонид Викторович. — Простите, но погони и взрывающихся вертолётов не будет, — хмыкнул Березуцкий. — Проснулись и Вам позвонили. — И такое бывает, — поддакнул Роман. — Отрадно слышать, что на этот раз обошлось без эксцессов, — кивнул тренер. — В таком случае умывайтесь, раскочегаривайтесь и марш на завтрак. Я же побуду в роли пастуха и поведу вас на пастбище, чтобы больше не было всяких инцидентов и тотализаторов. А то я вас знаю! Но спокойно дойти до ресторана не вышло: по дороге они встретили Виктора Онопко, который радостно улыбнулся и подошёл к ним: —Доброе утро! — поприветствовал он всех. — Вась, ты-то мне и нужен. Зайди попозже за своей долей выигрыша, — не стесняясь Слуцкого, заявил он. — И ты, Брут! — скорбно воззрился на него Леонид Викторович. — Эээ… Вы поверите, если я скажу, что поспорил на победу во вчерашнем матче?.. — смутился Вася, хотя озорные искорки в его глазах свидетельствовали о том, что смущение тут притворное. — Я похож на идиота? — парировал Слуцкий. — Идите, позже догоню, — угрожающе нахмурился он. Березуцкий с Игнашевичем меланхолично переглянулись, но повиновались. Немного приотставший от них Широков сумел расслышать беседу тренеров: — Савельич, только не говори мне, что это ты ставки принимаешь на телепорты. — Я не принимаю, но знаю, где ставят. Хочешь, и тебе скажу? Правда, выбор сужается и навар соответственно невысок… — Если пойдёт по второму кругу, то я поставлю. — А Васька, между прочим, третий день кряду отгадывает, ты бы с ним посовещался… Широков чуть не врезался в стену от изумления: «Охуеть! Тотализатор, значит, не нравится? Все развлекаются за мой счёт! Куда я попал?..» На завтраке Роман как обычно сел с Березуцкими, но в разговорах практически не участвовал, погрузившись в невесёлые размышления, лишь рассеянно отмахивался от шуток, поэтому вскоре от него отстали, перестав тормошить, и переключились на такие темы, как вчерашний бой с «Динамо» и нынешняя игра «Что? Где? Когда?». Романа уже просветили, что в ЦСКА её любят и на сборах нередко в неё играют, в том числе и против тренерского штаба, что было весьма нестандартно. В других клубах в большинстве своём тренеры держались особняком от футболистов и вряд ли согласились бы сыграть в интеллектуальную игру, дабы в случае поражения не уронить в глазах подопечных авторитет. Слуцкому же на аспект субординации было глубоко пофиг. Роману казалось, что даже начни тренер творить уму непостижимую херню, его бы всё равно уважали так же. Просто заговорили бы о маразме. Несмотря на то что команды были укомплектованы и названы, его тоже любезно пригласили, но Романа целиком занимало предстоящее испытание — он мог бы поставить печень на то, что в этот раз десантируется именно к Акинфееву, так что ломать голову над посторонними загадками совершенно не тянуло, со своей бы разобраться без потерь. При мысли, что ночью он спикирует в объятия к Игорю, лихорадило. Роман мрачнел, искал выход, но не находил его. О каких играх может идти речь в таком состоянии? Игорь тоже не проявлял ни малейших порывов к общению: он устроился на отшибе, в облюбованном им в последнее время углу. Сидел как не от мира сего и был настолько отрешённым, что буддистские монахи обзавидовались бы. «Как будто тоже чувствует, что ему скоро гостя принимать…» — безнадёжно подумал Роман. — «Интересно ему, понимаешь ли…» Тренировка носила восстановительный характер для тех, кто днём раньше провёл на поле больше тайма. В любой другой день Роман бы кайфовал от заслуженного снижения нагрузок, но не сегодня. Кажется, вид у него был совсем унылый, ибо Слуцкий попытался отдать его на попечение врачей; еле отбился от заскучавших без пациентов эскулапов. С ужина народ, на счастье Широкова, дружно свалил играть в «Что? Где? Когда?», так что он после индивидуальной тренировки наконец-то смог остаться в одиночестве и хорошенько поразмыслить над своей проблемой. И никто не лез в душу, выясняя, что не так, не веселил дурацкими шутками — то, что ему сейчас и требовалось… … и в результате Роман сам себя накрутил так, как никому другому бы не удалось. «Ёб твою мать! Ну почему я? За что? Я готов в Москве каждый день просыпаться и сюда лететь, лишь бы избежать ночи с Игорем! Что же делать?.. Таблеток Резепова наглотаться? А зачем? Так и эдак же телепортнусь, а Игорю придётся битый час над моей тушкой хлопотать, отлично, блин, а мне от этого менее погано не станет. Блять, ну должен же быть выход!» — Роман застонал, с тоской рассматривая потолок. — «Что нам известно о мистической херне? А если с Оланаре проконсультироваться? Не, стрёмно, да и он в курсе, что происходит, если б мог помочь, уже посоветовал бы чего умного. Он же так старается закрепиться в команде и всем понравиться, такой шанс бы не упустил. Ну, я не знаю… молока по углам понатыкать, что ли, чтоб домового задобрить… Шалфей поджечь… Или в таких случаях используют лаванду? И в каких это «таких»? Или ещё не поздно в другой отель заселиться? Ну почему я раньше этим не озаботился?! Надо было и вправду в церковь сходить, пока был свободен, сплоховал ты, Рома, сплоховал…» Роман покосился на часы — вот почему, когда не надо, время мчится, как сумасшедшее, а с Гранеро плетётся со скоростью дохлой улитки? Вот где настоящее колдовство! «До чего ж правильно эту хуйню охарактеризовали, «русская рулетка»… И вот-вот грянет выстрел. Нутром чую, что буду у Игоря. Надо срочно придумать, как это предотвратить!» — Спать я сегодня не лягу! — выдвинул Роман ультиматум Леониду Викторовичу, по традиции заглянувшему к ним перед отбоем. — Чего? — офонарели Слуцкий с Чепчуговым. — Всё! Нахуй! С меня хватит! — сорвался Широков и принялся нервно расхаживать по комнате. — Не буду спать, и точка! Идеальное решение — долой сон! А чтоб наверняка не заснуть, потусуюсь у бассейна или в тренажёрке. Не рассыплюсь же я от одной бессонной ночи в самом-то деле?! — Рома, нет, я категорически запрещаю, — замотал головой Леонид Викторович. — Ни к чему хорошему это не приведёт. — Что может быть хуже, чем вот так вот со всеми подряд просыпаться?! — злился Роман. — Почему нет? — Не со всеми подряд, — успокоил Чепа. — Леонид Викторович уверен, что в твоих телепортациях есть структура. — Хотя бы потому, — мягко начал объяснять Слуцкий. — Что с теми нагрузками, что ты получаешь, твоему организму необходим здоровый, полноценный сон, это очень важно. Ты и так еле на ногах стоишь, а самоистязания я буду пресекать на корню, надеюсь, это ясно? — Но… — Роман едва собрался озвучить свои аргументы, как в дверь осторожно постучали. Роман и Сергей переглянулись и вопросительно повернулись к Слуцкому. — Я ни при чём, не смотрите на меня так! — обиженно воскликнул тренер. — Да! — рявкнул Роман. — Чепа, я тебя весь день поймать не могу, — в номер вошёл Виктор Гончаренко. — Выигрыш твой принёс, держи, на кого ставку сде… В руках у помощника главного тренера красноречиво были зажаты несколько синеньких двадцатиевровых купюр и записная книжка с какими-то пометками в столбик, которую футболисты привыкли у него видеть на теоретических занятиях или тренировках. — Опупеть! — подвёл итог Леонид Викторович. — Вечер резко перестаёт быть добрым. — Почему же? — возразил тот, отстёгивая Сергею законную добычу. — Формально ставки принимаются до полуночи, время есть. Хотите? — Значит, не можешь предотвратить — возглавь, — съехидничал Слуцкий. — Скажем так, — выгнул бровь Гончаренко, — строгий контроль и честная организация — гарантия отсутствия беспорядков в условиях альтернативной реальности. — Нуууууу, — задумался Леонид Викторович. — А на кого больше ставят? — Честная организация, повторяю, — улыбнулся Гончаренко. — Никаких скидок. Никому. И Вам в том числе. При всём моём уважении. — Правильно, правильно, — закивал Слуцкий. — Тогда запиши, Михалыч, что я на Игоря поставил. Сколько там надо? — Легко, — пожал плечами тот. — Минимум — десятка, записываю. Чепа? — Ой, не, я в завязке, — Чепчугов пребывал в растерянности, а скорее, решил не нарываться. Или не тратить навар, что тоже вероятно. — Рома, ты как? Правда, ты — лицо заинтересованное… Роман смог наконец закрыть открытый от удивления рот, но сказать что-то внятное он был всё ещё неспособен, поэтому просто отрицательно мотнул головой. — Тогда я, пожалуй, пойду. Спокойной ночи! — и с этими словами Гончаренко их покинул. Слуцкий сел на постель Романа и замер. Видимо, у него не было даже сил качаться. — Рома, ты это видел? — спросил Леонид Викторович. — Этот мужик далеко пойдёт. — Так, мы про что-то важное говорили, — попытался растрясти атмосферу Сергей. — Я вроде бы не хотел ложиться спать, — с сомнением в голосе проговорил Широков и уселся рядом с тренером. — А я запрещал. Напомни, почему? — повернулся к нему тот. — Физические нагрузки, — жалобно протянул Роман. — И психические. — Особенно психические, — потёр лоб Слуцкий. — С этим не шутят. И тут в дверь снова постучали. — Проходной двор какой-то! — возмутился Слуцкий и, гневно сопя, сам пошёл отпирать. На пороге стоял Игорь Акинфеев собственной персоной — при полном параде, в форме, собранный, как будто на часах было не начало двенадцатого. Судя по его виду, он пока тоже не ложился. — Здравствуйте, — сказал Игорь, ничуть не изумившись такому сборищу в столь позднее время. — Хорошо, что Вы здесь, Леонид Викторович. А я к Роману. Можно? У Широкова сердце ёкнуло так, словно между правым предсердием и правым желудочком взорвалась термоядерная бомба, запрятанная неведомыми террористами. Пронзительный спазм сковал ребра так, что не сделать ни вдоха, ни выдоха — больно до слёз, но он продолжал недвижимо сидеть и старался держать лицо, чтобы никто не заметил у него приступа паники. — Можно, отчего ж нельзя-то, — несколько легкомысленно ответил Слуцкий. Создавалось впечатление, что он уже воспринимал нарушения режима как нечто естественное и спускал на тормозах. — Ты по делу или так просто? — Короче, я тут чего подумал, — спокойно доложился Игорь. — Так и так выходит, что Рома наутро проснётся у меня, больше ведь кандидатов нет? Чего-то подобного Роман смутно ожидал со дня на день. В принципе, Вася был прав — с каждым днём становилось всё меньше и меньше тех, к кому происходящие с ним магические события не имели бы непосредственного отношения. «Список Широкова» рос, сборы шли своим чередом, и когда-нибудь в этом абсурде должен был появиться и капитан ЦСКА. Но Роман отчаянно надеялся на чудо. Только не это. Не Игорь. Пожалуйста! Пусть это будет кто угодно, он всё вытерпит — и Овчинникова, и Гранеро, и Резепова, и самого Слуцкого, лишь бы не Игоря! — Ну, если не считать комнаты Ильи и Витьки Васина, то да, — подтвердил самые страшные логические предположения Широкова Слуцкий. — Правда, в теории остался номер Миланова и Страндберга, это для чистоты эксперимента надо иметь в виду, в конце концов, напрямую туда Рому ещё не закидывало. А потом надо будет остальных членов рабочей команды готовить. Впрочем, они и без того в курсе: и медики, и массажисты, и тренеры… Я, честно говоря, и себя не исключаю, и морально созрел. Игорь сосредоточенно слушал этот монолог, смотрел на Слуцкого, на реакцию Чепчугова, стрелял глазами по углам, но не бросил ни единого взгляда на самого виновника торжества — Роман не отводил взора от его лица, отслеживая реакцию. Его накрывало ощущением какого-то сюрреализма, хотя, казалось бы, куда уж больше?.. — Я что предлагаю, — невозмутимо объявил Акинфеев. — Давайте он сегодня будет спать у меня. Ни хрена себе петрушка! Роман от этого предложения охуел, онемел и окаменел. При этом до одури захотелось материться — долго, громко, со вкусом, тщательно проговаривая каждое бранное слово. Видимо, Игорь втихаря свихнулся на почве его, Широкова, фокусов и попранной чести любимого клуба. Неужели он полагает, что это что-то изменит? Нет, даже не так. Акинфеев всерьёз решил, что он, Широков Роман Николаевич, здоровый взрослый мужик, заслуженный мастер спорта, бронзовый призёр чемпионата Европы, двукратный чемпион России, двукратный обладатель суперкубка России, обладатель кубка и суперкубка УЕФА и капитан сборной крупнейшей страны в мире, вот так запросто растопчет последние остатки гордости и самоуважения и пойдёт спать к нему? Слуцкий в замешательстве наклонил голову набок и повернулся к Роману: — Ну, я так понимаю, хуже, чем есть, уже не будет? — Сломай систему, Рома! — поддержал Чепа. — Действительно, терять тебе нечего. Акинфеев наконец соизволил посмотреть на него и очевидно растерялся. Увиденное его явно не обрадовало. Нет, а он чего хотел? Чтобы Роман от счастья на кровати запрыгал? Хотя, с другой стороны, по крайней мере, Игорь смотрит на него. Прогресс налицо. Несколько дней вовсю игнорил, здоровался через раз, на поле с трудом замечал, а тут сам второй шаг навстречу сделал. Ишь ты, какой инициативный парень, оказывается. — Вам хорошо говорить, — сквозь зубы прошипел Широков, играя желваками. — Я же всё равно один живу, вторая койка свободна, — объяснил Игорь. Роман смог выдохнуть с облегчением. Он всё не так понял, Игорь пока не предлагает ему, отринув волшебные формальности, просто-напросто залезть в свою постель напрямую с одобрения тренера. По сути, ничего такого здесь нет — переночевать с ним в одном номере. От судьбы, видимо, не уйдёшь. С самого начала он боялся опростоволоситься именно перед Акинфеевым, а теперь выходит так, что тот готов его прикрыть, если получится. — А если у меня из-за смены дислокации программа поменяется, и меня к динамовцам зафигачит или к «Анжи»? — опасливо спросил Роман, стараясь не выдавать своего состояния. Пусть не думают, что он рад этому приглашению. — Они же тоже где-то рядом на сборах? Леонид Викторович почесал в затылке: — Блин, Рома, и без того сюрпризов навалом, ты ещё прикалываешься. — А я не прикалываюсь. — Моё дело предложить, — сказал Акинфеев. — Полагаю, мой акт доброй воли не оценили. Жаль. Я хотел как лучше. — Вот знаешь, Рома, — вкрадчиво начал Чепчугов. — Меня, конечно, не спрашивают, но я считаю, надо рискнуть. Я бы на твоём месте попробовал. В этот момент Широков на своей шкуре ощутил, что такое «и хочется, и колется». Он закрыл глаза ладонью и сжал пальцами переносицу. — Рома, — проговорил Слуцкий. — Рома, решай. «Зачем это ему? Почему он пришёл? Чего он хочет?» — до конца понять мотивацию Акинфеева Роман не мог, и его пугало и согласие, и отказ, а больше всего сам факт такой предприимчивости от Игоря. Вот пойдёт он с ним — и что? Отбросит ли Игорь своё демонстративно официальное поведение или так и будет ходить вокруг, словно воды в рот набрал, неприступный и холодный, как айсберг в океане? И тут он услышал тихий голос Акинфеева: — Рома, прекрати загоняться. Пойдём. Роман поднял голову и посмотрел на него. Игорь был взволнован и напряжён не меньше его, и одному богу известно, что это должно было означать. Как же всё запутано! — Ладно, — медленно произнёс Роман. — Хорошо. Я согласен. Хмурое лицо Акинфеева чуть-чуть просветлело. — Короче, ответственность беру на себя, — потёр руки Слуцкий. — Собирайся, а то мы так сегодня и не уснём. — Да я готов, — принял неизбежное Широков и встал. — Шмотьё только кое-какое захвачу, на случай, если очнусь там же. Вдруг повезёт. — Хорошо, что завтра лишь одна тренировка, надо будет её на попозже перенести, а то я и сам никакой уже, — переживал тренер, пока Роман пихал в пакет одежду. — Пойдём! — Удачи вам! — пожелал Сергей и добавил напоследок: — Но ты, Ром, если что, звони, я тебе всё принесу, куда потребуется, без проблем. — Спасибо, — Широков не знал, смеяться или плакать. — Запирать нас будете? — спросил Акинфеев у дверей своей комнаты. Считаные метры по коридору налево, а как будто они шли туда целую вечность. Слуцкий подумал пару секунд: — Только вас двоих. Ключ мне дашь? Игорь молча кивнул, отдал карточку и вошёл. Широков последовал за ним внутрь. — Ведите себя хорошо. Так уж и быть, вам двоим разрешаю появиться на завтрак к десяти. Чрезвычайная ситуация, мать её. — Угу, — буркнул Роман. — Авось обойдётся. Спокойной ночи, — ответил тренеру Игорь, закрыл дверь, и они оба услышали, как их заперли снаружи, а затем в полуночном коридоре раздалось едва слышное «Господи, помоги!». Игорь повернулся, и Роман увидел, что он улыбается. — Добро пожаловать! — сказал он. — Проходи, располагайся. И Роман прошёл, ощущая, как Акинфеев сверлит его спину взглядом, бросил пакет в кресло, приблизился к нетронутой кровати, откинул покрывало и сел. Мышцы после тренажёрки всё ещё немного ныли, голова шла кругом от такого поворота событий, но на душе постепенно успокаивалось. Хотя бы Игорь вёл себя по-человечески, говорил с ним нормально, без ехидства и подъёбов, как раньше, до этого недоразумения с телепортацией. — Чего надулся? — поинтересовался Игорь. — Недовольный такой, бу-бу-бу. — А чего радоваться-то? — ощетинился Широков. — Разве что тому, что я со всеми этими приключениями пока в своём уме. Надолго ли? — Ну, и то давай сюда, — не к месту развеселился Акинфеев. — Плюс у нас подъём на час позже, чем не повод для радости? — Это при условии, что… — Не было никаких условий, — хихикнул Игорь. — Просто «вам двоим разрешаю появиться на завтрак к десяти». И всё. — Ааааа… — растерялся Роман. — Ну так-то да, верно. Тогда давай ложиться, что ли. — Давай! — и Акинфеев стал раздеваться. Роман внимательно наблюдал, стараясь слишком уж откровенно не пялиться на этот домашний стриптиз, но получалось плохо, зрелище захватывало и завораживало. Акинфеев наверняка даже не подозревал, насколько соблазнителен в данный момент, а потому делал всё очень неторопливо, тем самым позволяя насладиться собой. Он начал снимать футболку, и Роману пришлось взять себя в руки, чтобы его лицо при этом ничего такого необычного не выражало, в то время как ему нестерпимо захотелось прикоснуться, провести языком по его телу, почувствовать тёплую кожу губами… Роман сглотнул, и звук показался ему оглушительным. Акинфеев, стоя к нему спиной, глубоко наклонился, чтобы развязать кроссовки. В такой позе шов на натянувшейся ткани его штанов до боли резал Роману глаза. Широков вздрогнул и моргнул, внезапно осознав, что прокручивает в голове. Он отлично понимал, что у него не должно возникать таких мыслей и реакций, но это же Акинфеев, в отношении него стандартная логика зачастую пасовала. «Да что ж это такое?.. » — Роман сделал над собой титаническое усилие и отвёл взгляд в сторону. Как раз вовремя: снявший штаны Игорь обернулся к нему и безапелляционно провозгласил: — И что-то мне подсказывает, что тебе тоже надо раздеться! — В каком смысле? — опешил Широков. — В прямом. Намёков не понимаешь, что ли? Мне говорили, что ты появлялся в чужих постелях в трусах, даже когда ложился спать в одежде. — Это да, но… — Рома, ёпрст, какие тут могут быть «но»? Тебя этот факт ни на что не натолкнул? Мы же собираемся бороться с твоими залётами? Или тебе нравится? Я считаю, какое действие, такое и противодействие. Заставляют одеваться — разденься. Своеобразное здравое зерно в этих выкладках присутствовало, так что Роман счёл нужным прислушаться к совету: — Нет! Я всё понял! Уже раздеваюсь! Игорь придирчиво проинспектировал, всё ли Роман с себя снял. — Вот! — удовлетворённо отметил он. — А так спать пробовал? — Нет, — ответил тот, поёжившись. — Не люблю голым спать. Мне и в голову не приходило… — Ещё какие-нибудь меры принимали, кроме запертых дверей? — гнул своё Акинфеев. — Ну, снотворное в убойных дозах… и камеру ставили… Только ничего не прояснилось… — Роман сконфузился от таких расспросов. — Да ты, наверно, в курсе. — Ох, на самом деле мне хотелось от тебя лично услышать, — признался Игорь. — Слишком мало информации поступало от свидетелей. — Это ты про Ткачёва? — не смог удержаться от улыбки Широков. — Он что, реально тогда пошёл к тебе докладываться? — Эээ, можно это и так назвать, — зарделся Акинфеев. — Но я ему не поверил. — Сначала ему не поверил, потом мне не поверил, — перешёл в наступление Роман. — Как жить дальше, если собственным одноклубникам не доверять? — Столько глупостей про твои телепортации в первые дни гуляло в народе, трудно было понять, что из этого правда, а что выдумки, — оправдывался Игорь. — Никогда ни с кем такого не случалось! — Представляешь, каково мне было? — Роман буквально впервые почувствовал комичную, а не трагично-мистическую сторону своих злоключений. — А ещё старые друзья морду воротят. Игорь посмотрел ему в глаза: — Рома, прости меня. Мне стыдно, что я так себя вёл. Бесился, как дурак, ничем помочь даже не старался. Широков с минуту рассматривал его серьёзное лицо. — Ладно, проехали. Давай спать. Чем тут поможешь? Акинфеев от этих слов расслабился, и подобие лёгкой улыбки промелькнуло по его губам. — Давай. Пока они укладывались, выключив свет, Романа вдруг зацепило одно соображение. — Слушай, а сегодня-то ты чего припёрся с таким приглашением? Акинфей спешит на помощь? — А! — откликнулся Игорь. — Мне кажется, что я разгадал эту загадку. Знаешь же, что Слуцкий искал логику в схеме твоих перемещений, карты рисовал, графики строил… — Ну, он говорил об этом. — Я пошёл другим путём. Незачем пытаться предугадать будущее, анализируя прошлое, когда можно изменить настоящее. Я придумал, как нарушить программу. — Нарушить программу, — как зачарованный, проговорил Широков и повернулся в сторону Игоря. — И шаг первый — снять с меня пижаму? — Нет, это шаг второй. Чтобы ты просыпался нормально, надо, чтобы ты засыпал необычно. Первый шаг — комната. — А третий шаг в твоём плане есть? Мёртвая тишина. В ушах шумит кровь. Роману почему-то стало очень жарко. — Рома, ты же понимаешь, что просто одной комнаты для прекращения твоих залётов, кажется, недостаточно? — прошептал Игорь. «Да я этого больше всего и опасался!» — Да… Благословенная темнота! Игорь не увидит, как же у него пылают щёки. — Иди ко мне, — позвал Игорь, и Романа от этих слов прошиб холодный пот. — Иди сюда. — Игорь… — Ты меня понял. — Это был не вопрос, а утверждение. «Понять-то понял, а вот поверить не могу». Роман от страха не мог пошевелиться. Может быть, он уже слетел с катушек? Игорь зовёт его … к себе в кровать. Вдруг он за этими разговорами незаметно задремал, и это всё ему снится? Он потерял над собой контроль, и на поверхность выходят неведомые слои подсознания, то, что похоронено глубоко-глубоко под корой головного мозга, как радиоактивные отходы, в железобетонных бочках посреди богом забытой пустыни его души. Психоделический хоррор. Сладкий кошмар. Эротический триллер. Карамельно-приторная порнография — и в главной роли Игорь Акинфеев. — Рома, иди ко мне, — хрипло повторяет Игорь, и во тьме отчётливо слышно, как он откидывает одеяло. Это лёгкое шуршание — тот самый звук, ставший последней каплей в чаше, которую Роман тщетно умолял пронести мимо него. Но теперь всё. Он хочет выпить её до дна. Хочет захлебнуться этим напитком. Он хочет Игоря сейчас. И всегда хотел. — Рома, — зовёт Игорь, и Широков приходит в себя, когда опускает ноги на пол — слишком жёсткий, слишком натуральный. Оказывается, он сел. Это не сон. Во мгле напротив белеют простыни, и на них призрачный силуэт — тёплый, мягкий, ждущий его человек. Сногсшибательное порождение его бесноватой фантазии тянется к нему, тащит на себя, и он безрассудно падает в это дикое сумасшествие, ныряет в этот омут с головой. — Игорь… — практически непроизносимое, самое сложное слово в мире. Язык еле-еле ворочается, во рту пересохло, зубы стучат от волнения. Руки синхронно скользят по бокам обжигающе горячего тела — рёбра, подрагивающий живот, немного выступающие кости на бёдрах, резинка белья... Роман жадно вдыхает и снова ведёт вверх: живот, рёбра, соски, от касания к которым его дёргает будто от удара электрическим током, ключицы, горло. Кадык под его ладонью безмолвно дёргается туда-сюда, и Широков доходит до сухих приоткрытых губ, обводит их, лаская. Акинфеев лихорадочно облизывается, задевая языком его пальцы, отчего становится трудно дышать — воздух густой и вязкий, чтобы его хоть на сколько-то хватило, приходится буквально глотать широко открытым ртом, чуть ли не отгрызать, выдирая куски из окружающей тьмы и давясь ими. Роман наклоняется к лицу Игоря, а потом проводит по его щекам и накрывает его глаза. Ресницы трепещут и щекочут кожу, и всё равно ведь ничего не видно, и поэтому как-то не так страшно. Осознание происходящего перестаёт ужасать — будь что будет. Нельзя сказать с абсолютной уверенностью, что вот именно этого он хотел всё это время, но когда оно во всей своей перспективе встало перед ним в полный рост, Роману пришлось признать — это идеально. Это прекрасно. Пусть его телепортации на этом и не закончатся, но одна такая ночь стоила этих мучений. Да что там ночь! Несколько минут, когда он мог чувствовать под собой покорное тело Акинфеева, окупали всё с лихвой. — Иди сюда, — в третий раз повторяет Игорь, перехватывает его запястье и беззастенчиво тянет руку Романа к своему паху, разводит бёдра, слегка откидываясь на спину. Если бы можно было хоть что-то увидеть, то у Широкова закружилась бы голова, но в комнате темно, и он полагается лишь на слух, обоняние и осязание, которые в один голос вопят о том, что Игорь жаждет его прикосновений, а лучше даже чего-нибудь более интенсивного. До чего же странно: десять дней изводить себя мыслями о том, что Акинфеев подумает о его приключениях в чужих койках, стыдиться и бояться этого — и всё для того, чтобы на одиннадцатый день оказаться в его кровати добровольно, фактически по настойчивому приглашению, да и проводить время отнюдь не столь целомудренно, как до этого с другими. Ничего подобного Роман не мог представить в своих самых смелых фантазиях — Игорь лежит под ним с раздвинутыми ногами и недвусмысленно намекает, что хочет от него откровенных ласк и готов ко всему. Ведь Игорь сам пришёл за ним, привёл его в свой номер, дал понять, что отчуждению в их отношениях настал конец, затем раздел, затащил в постель, и теперь они обжимаются, а из одежды на них только исподнее. Нет, это не шутка, не прикол, Акинфеев не будет так шутить. Очевидно, что это его сознательное решение. По-любому, как ни крути, никто в такой ситуации не смог бы имитировать эрекцию. Игорь даст ему перейти все границы разумного, потому что для него самого, надо полагать, их больше не существует. И Игорь позволяет — молча, послушно, спокойно. Обнимая его за шею обеими руками, он освобождает пространство для дальнейших действий. Когда Широков нащупывает его член, рваное дыхание опаляет ему губы — настолько близко они свели лица, вынуждая друг друга дышать в унисон, войдя в медленный ритм, так как если вдыхать и выдыхать по очереди и быстро, то воздух между ними не успеет остыть и от первого же вдоха в горле всё обуглится до мяса. Игорь, всё так же не говоря ни слова, потирается о его ладонь лобком, и Роман однозначно чувствует, как туго натянута эластичная ткань. Он на пробу запускает в трусы палец, потом второй, оттягивает резинку, и тогда в нос бьёт тягучий аромат бесстыдного возбуждения. Ему совершенно точно нравится этот запах. Запах желания. И тут Игорь стонет. Он делает это тихо, но воздух от этого стона вибрирует как струна, и по губам Романа растекается пошлое медовое «Аааххххх». В глухом протяжном «а» звучат болезненные нотки, однако когда Широков, нависая над Игорем на одной руке, протискивает другую в его трусы, путаясь в жёстких волосах, трогая твердеющий член, поглаживая яички, то страдальческий оттенок сменяется страстным «Оооххх», и тогда у Романа определённо встаёт. Это не какой-то бред, он действительно хочет продолжать то, чем они занимаются, именно здесь, именно сейчас. Акинфеев выгибается под ним дугой, давит на плечи и заваливает Романа на бок. Впрочем, так ничуть не менее удобно, ежели умеючи. Роман соединяет пальцы в кольцо и наощупь продевает в него набухший член Игоря. Видимо, от напряжения Акинфеев на миг поджал губы, так как в ответ раздаётся томное мычание, а потом он дёргает бёдрами навстречу, и Широков отбрасывает последние сомнения и дрочит ему на всю длину. Налившаяся влажная головка скользит в его руке, вены вздулись, Игорь вскрикивает «Ро! Ма!» и бьётся в экстазе — Роман чувствует это всей своей кожей, ставшей сплошной эрогенной зоной. От каждого их мимолётного соприкосновения по ней волной цунами прокатываются мурашки удовольствия. Его пальцы мокрые и липкие, когда Акинфеев утомлённо падает на подушку, но не успевает Роман задуматься о том, что дальше, как Игорь берёт его в оборот и тянет его бельё книзу. — Подожди, Игорь! Прекрати! — вяло пытается отбиться Роман, но эти попытки сходят на нет от первого же поглаживания Игоря его взмокшего от пота тела. — Что ты де… Ой, нетнетнеееееедаааааааааааа… Игорь вытаскивает его член, робко проходит пальцем по уздечке, водит кругами и размазывает проступающую смазку по головке, заставляя начисто утратить власть над собой. Роман рычит, кончая ему в кулак секунд через пять. Кажется, это был самый быстрый и головокружительный оргазм в его жизни. Акинфеев выдыхает и утягивает его в поцелуй. Роману удаётся распознать, что Игорь улыбается, по его губам, сделавшихся вдруг для него родными. В это невозможно поверить, но они лежат и целуются: нежно и немного лениво, и больше не страшно, да и не смешно, а просто хорошо. Роман инстинктивно, не думая, вытирает ладонь о край простыни и хватает Акинфеева за загривок, притягивая к себе. Второй поцелуй выходит горячечным, безрассудным, оба словно решили проверить, как далеко они зайдут, и никто из них не хотел, чтобы другой одержал верх. Роман не смог подавить дрожь, когда Игорь лёг ему на грудь и приоткрыл рот шире, впуская внутрь и игриво посасывая его язык. Наверно, это стоило считать неестественным, противным, мерзким, но сама персона Игоря и его инициатива облагораживали экзотический антураж. Это не могло быть неправильным или отвратительным — всё было как надо. Как нельзя лучше. Это Роман и сказал: — Охуеть… Тело наливалось вязкой тёплой негой, и говорить было сложно, а двигаться и того сложнее, но Роману хватило сил ласково провести рукой Игорю по спине. Акинфеев рассмеялся: — Значит, тебе наконец-то понравилось в чужой постели? — Мне понравилось … быть с тобой, — Широков с трудом подобрал уместное выражение. Игорь тяжело вздохнул: — Мне тоже. Роман обнял его, притискивая к себе покрепче, и в тот же момент отключился, сморённый блаженным сном и приятной усталостью.

***

В первые секунды, когда Роман очнулся и ощутил присутствие другого тела, он даже не удивился, лишь равнодушно констатировав два факта — опять двадцать пять, он снова просыпается не один, да и время позднее, если судить по яркому солнечному свету. Того и гляди, грядёт очередной минискандал, который выльется либо в фарс, либо в драму. Но затем он полностью пришёл в себя, раскрыл глаза, осмотрелся, увидел, что рядом, притулившись щекой к его плечу, сопит Акинфеев, и тогда на него водопадом обрушились воспоминания о прошедшей ночи. Роман дёрнулся и почувствовал засохшую сперму на ладони. Это отрезвило его окончательно — у них и правда было... эээ… того-этого… Они и впрямь… трахались… ебались… Разве так? Нет. Да как же сказать-то? Нет, слово «секс» никак не подходило. Из того, что вяло копошилось в его зашедших в тупик размышлениях, на язык просилось слово «близость». Красивое слово. Всё-таки получается, что он проснулся там же, где и заснул. Это же реально достижение! — Игорь?.. — тихо позвал Роман. — Игорь, ты спишь? — Ммммм? — промычал Акинфеев, не открывая глаз и едва шевеля губами. Он теснее прижался к Роману, вызывая восторг в каждой клеточке тела. — Игорь, нам, наверно, вставать надо, — предположил Роман. Акинфеев шмыгнул носом: — Нахуй. — Тоже верно, — Широков был вынужден согласиться, так как сбросить руку Игоря и подняться с постели казалось невероятным проявлением силы воли. Не хотелось расставаться ни на секунду. — И на завтрак ведь попозже можно. — Вот и ладушки, — мягко улыбнулся Игорь, приоткрыл один глаз и посмотрел на Романа в упор. — Полежим ещё, поспим? — Поспим. — Роман натянул одеяло повыше и пристроился дремать дальше. Его наполняли спокойствие и умиротворение. — Поспим, пока дают. — Так я и говорю, — прошептал Игорь и потянулся к нему за поцелуем, а потом уютно примостился у него под мышкой. Спать с осознанием того, что они сделали, Роману очень понравилось — это было гораздо приятнее треволнений и смутного забытья. Иллюзия привычности происходящего и его безмятежности грела душу. Вероятно, толкового объяснения он бы никогда и не придумал, но поистине то, что он сам лёг в чужую койку ночью, сбило заевшую программу его телепортаций. А Игорь… Этот правильный идеальный Акинфеев… «Вот уж ни за что бы не подумал, что он переступит через себя и решится на такое», — Широков усмехнулся. Мысль о том, что всё это время Игорь бесился, ревновал, выспрашивал о нём исподтишка и в результате то ли отыскал выход для него, то ли пошёл на поводу своих тёмных желаний, была последней, что Роман смог как следует посмаковать. Потому что внезапно их благостную лень бесцеремонно нарушил оклик: — Ро… Игорь! Роман аж подпрыгнул на постели, Акинфеев испуганно ахнул, но маскироваться было поздно. В дверях с раскрытым ртом застыл Леонид Викторович: — А я в-всё д-думаю, к-куда т-ты, Р-рома, в эт-тот р-раз п-провалился… — Никуда, — сознался Роман. — Где лёг, там и лежу. — П-простите, — лицо Слуцкого побледнело. — Н-надо б-было п-постучать. Я н-не п-подумал, ч-что... Он неловко шагнул вбок и прислонился к стене. Рука, в которой он сжимал ключ-карту, заметно дрожала. — В-всех оп-просил, н-никто т-тебя н-не в-видел… — Леонид Викторович, — осторожно вклинился Игорь. — С Вами всё в порядке? Слуцкий пару раз медленно моргнул и осел на ковёр: — В п-порядке… — Воды срочно! — гаркнул Роман, и они с Игорем вывалились из кровати. Игорь схватился за чайник, Роман принялся хлопать Слуцкого по щекам, стремясь удержать его в сознании, которое, казалось, вот-вот было готово покинуть тренера ЦСКА. — Выпейте! — Акинфеев протянул ему стакан, но тут Слуцкий повёл глазами, пристально оглядел их обоих и возмущённо оттолкнул его: — Засранцы! — сдавленным голосом выкрикнул он. — Засранцы вы, и ты, Рома, в первую очередь! — он ткнул Широкова указательным пальцем в грудь и резво вскочил на ноги. — Ну вас к чёрту! Я ничего не видел! Чтоб через пять минут были на завтраке! Знать ничего не хочу! Это дурдом, а не футбольный клуб! Роман замер на полу, Игорь в растерянности так и стоял со стаканом, когда за тренером гулко грохнула дверь, а из коридора донёсся отчаянный вопль: — Мама, роди меня обратно! — По-моему, он о чём-то догадался, — повернулся к Роману Игорь. — И кажется, совсем этому не рад. — Наверно, он догадался, что я зверски голоден, — сказал Широков. — Видимо, бурная ночь повлияла. У вас дьявольски прозорливый тренер, человек-рентген просто. — «У нас», — поправил его Акинфеев и осуждающе покачал головой. — Пора б тебе уже не путать, Рома. — Ты прав, пора, — кивнул Роман и поднял карточку с пола. — Больше не буду.