«Не жизни, — детства нас лишает смерть, С не хитростью его и чудесами, И лишь потом нас отвергает твердь, И мы, без детства, исчезаем сами.» Николай Сергеевич Сядристый
Женщина с тёмно-рыжими волосами, взяв на руки маленькую девочку с ярко-рыжими волосами, и за руку маленького мальчика с блондинистыми, больше похожими на белые, волосами, бежала по улицам, не останавливаясь; силы уже были на исходе, но остановиться она боялась. Он не должен их поймать — это чудовище, — которое хочет использовать её детей во имя зла. Но она этого не допустит. Не позволит ему сделать задуманное: во имя своих детей, всего человечества.***
Тяжело дыша и медленно выдыхая, женщина пыталась перевести дыхание. Моргенштерн осмотрелась и зашла в старую церковь, замаскированную от чужих глаз. Академия Сумеречных охотников на святой земле — зло сюда не проникнет. Зайдя, первым делом Джослин заметила Маризу Лайтвуд с её маленькими детьми: десятилетним Александром и шестилетней Изабель. Дети сидели на диване в лаборатории, а среди них проходили профессиональные сумеречные охотники, не обращая на них внимания. Маленькая брюнетка лежала, положив голову на колении брата, который читал книгу. Девочка внимательно слушала его, не пропуская ни слова. Дети были под присмотром матери, которая металась по зданию, что-то ища. Она немного волновалась за мужа, который уехал в Идрис — в конклав — для подписания договора с нечистью. И женщина переживала за любимого. Заметив подругу Мариза, минуты на две приросла к полу; опомнившись, подскочила к ней. — Джослин, что-то случилось? — в голосе женщины слышалось беспокойство. Они были знакомы давно и знали друг о друге все; с пятнадцати лет они — парабатаи. И только сейчас до женщины дошло: весь сегодняшний день Миссис Лайтвуд ощущала какое-то недомогание. Это были не ее эмоции. Сейчас все встало на места. Но одно она знала точно. Если Моргенштерн пришла в таком состоянии в институт, да ещё с детьми, значит, дела и вправду плохи. — Мариза, Мариза, всё вышло из-под контроля, он сошёл с ума! Он хочет это с ними сделать! Печать! Ты представлаешь, он им поставил печать! Они же дети. У меня нет другого выхода! Нам нужно его убить! Мои дети, мои прекрасные дети, они... они.., — женщина была на грани истерики и еле держала себя в руках. Ещё немного, и она не выдержит, сползет на пол. В конце концов, она не выдержала и расплакалась. Ей всё ещё сложно было понять, что её любимый Валентин превратился в такого чудовища и чуть не погубил их детей. — Так, успокойся, милая, возьми себя в руки, все хорошо. Я помогу тебе. Обещаю!— обнимая Моргенштерн, тихо говорила хозяйка института. Она догадывалась, что так и будет: не зря же она ушла из круга год назад. Женщине уже тогда идеи мужчины казались безумными, и, видимо, не зря. Усадив подругу на диван около детей, она ушла за водой с успокоительным, но перед этим отправив всех детей наверх. Заставив выпить из стакана до дна, Мариза осторожно решила все разузнать: — Так, Джослин, успокойся и спокойно мне всё обьясни! — для полного доверия и надежности, она взяла руки своей подруги в свои и погладила. Моргенштерн, уже спокойным взглядом посмотрев на подругу и пару раз тежело вдохнув-выдохнув, стала все по порядку рассказывать, при этом жестикулируя руками. К концу истории у Маризы были широко распахнуты глаза и рот, который она прикрыла ладошкой. Она, конечно, считала Валентина психом с безумными идеями, но так поступить собственными детьми — даже она не ожидала и была сильно удивлена. Верх безумства! Жизнь одна, и нужно каждую минуту своей жизни прожить так, чтобы было что вспомнить, и лучше вспомнить что-то хорошее! А судьба этих детей уже решилась за них. — Успокойся, мы спасем их, мы не отдадим их ему! Я созываю бывший совет, — с гневом воскликнула Миссис Лайтвуд и пошла отправлять огненные письма всем бывшим участникам Круга. Это их эксперимент, который не на тех стал испытывать собственный отец! Пока женщины ждали своих бывших коллег, дети, ни о чем не подозревая, играли. Александр учил Джонатана стрелять из лука. А Изабель половину своего гордероба подарила Клариссе. Хотя нет, не подарила, а запихнула в её сумку. Правда, поместилась там только пара книг и цепочка — из-за большого альбома и всевозможных корандашей, ручек, красок, там не было места. Рыжая девочка с ними никак не расставалась! Рисовать она считала смыслом жизни, и уже с двух лет начала рисовать: сначала не очень, а с каждым годом всё лучше и лучше. Она могла рисовать только животных, природу; люди у неё пока не очень хорошо получались. Но малышка не отчаивалась, а старалась добиться лучших результатов.***
Дети дружили с детства и сейчас понимали, что что-то не то. Пока они сюда добирались /бежали/, Джослин объяснила детям, что они уежают, и дети стали прощаться. Сняв с руки браслет, Моргенштерн его надела на руку подруги: — Обещай никогда не снимать. — Обещаю, — не выдержав, девочки стали плакать. Обнявшись, они хныкали и кулачками вытирали глаза. С двух сторон к ним подошли их братья, предварительно поставив на место стрелы, с которыми не хотел расставаться Александр, и обняли их со своих сторон. Дети нефилимов были умней обычных детей: с самого рождения их обучают быть серьёзными, быть готовыми ко всему; в интитут сумеречных охотников поступали дети с одиннадцати лет, а не как примитивные в школу с шести. До этого они обучались дома под присмотром родителей или опекунов. Так они и сидели на ковре в обнимку вчетвером, пока Алеку не пришла в голову гениальная идея: — Давайте соединим друг друга узами? — От этого мы не умрём? — как-то со страхом спросила рыжая малышка; после метки Лилит ей уже не хотелось ни с кем соединяться. — Нет, мы с Изи только что про них читали. Мы будем на всю жизнь соединины! Это же здорово, — с горящими глазами рассказывал десятилетний парень, пока не озвучил проблему, — только нам стило нужно. — Да, давайте сделаем это! А стило — не проблема, мы у отца одно утащили. Клэри, достань-ка его, — малышка сразу стала искать стило в сумке; найдя, она передала его брату. Все решили, что рисовать руну будет Джонатан, как самый старший. Алек был младше его на 2 месяца, а девчонок даже в расчёт не брали: им только по шесть лет. Первым Джонатан начал рисовать руну Александру. Нужно было ее рисовать на тазовой косточке, куда и рисовал юный нефилим. Десятилетнему парню было больно, но он, чтобы не пугать своих сестер /Клэри с Джонатаном они считали братом и сестрой/, молчал, прикусавая губу. Это была его первая руна, и он отважно выносил боль от ожога. Далее парень рисовал руну сестре; на удивление Лайтвудам, она даже не пискнула; после метки Лилит это ей показалось обычным шлепком. После, нежно взяв руку Изи, Джонатан аккуратно задрал её кофточку, немного опустил её штаны и стал рисовать руну. Для маленькой брюнетки это был первый болевой опыт; конечно, она часто падала, ломала себе руки, но все же, не выдержав, она стала всхлипывать. Алек взял сестру за руку, показывая свою поддержку, и через секунду все прошло — руна даже не болела, а похожа она была на обычную татуировку. Руна была проста: похожа на две соединившихся на середине восмерки. Поправив одежду, дети вздохнули; все прошло, и через секунду дверь открылась — в комнату зашли их мамы с лицами, полными ужаса и беспокойства. Джослин быстро ретировалась к детям и, взяв без слов детей за руки, отправилась вниз к выходу. Алек с Изи побежали за ними, крича имя друзей и прося не уезжать. Мариза пыталась успокоить детей, но все тщетно. Джослин не останавливалась. К счастью, все члены круга готовы были разработать противоядие, осталось только отправиться в Идрис на новое место проведения тестирования. Остановилась она только зайдя в гостиную, и осеклась, увидев человека, стоявшего около входа. Валентин. Хитро ухмыльнувшись, он с угрозой, но спокойным голосом произнёс: — Не глупи, Джослин, давай вместе вернёмся домой и там разберемся, обсудим! — Разберемся? Обсудим? Нет! Никогда! Ты сумасшедший! Ты хоть знаешь, что с ними будет в будущем?! Они превратятся в монстров! Ты — псих! — истерика и страх снова накатили на женщину, и она стала орать на всю библиотеку. Как бы она ни старалась успокоить эмоции, они вырывались из неё как из открытой книги. — Джослин, не при детях же! — подойдя, Мариза тихо шепнула нефилимке что-то на ухо, и, забрав всех детей, отправилась из библиотеки, по дороге заперев своих детей в своих комнатах. Женщина отправилась в библиотеку. Зайдя, первым делом Лайтвуд начала активировать портал; она сосредоточилась на датчиках местностей, выбирая точное место нахождения.***
Услышав привычный звук всасывания открывающегося портала, Моргенштерн взбесился и отправился на звук. Он не оставит себя в дураках. Поднимаясь по лестнице, Джослин пыталась остановить мужа, но нефилим, быстрым нажатием руки на чуствительное место на голове, обезвредил ее, и женщина отключилась. Взяв ее на руки, мужчина зашел в первую попавшуюся комнату; увидив кровать, он подошел к ней, и, аккуратно положив Джослин на кровать, он отправился на поиски своих детей и Главы института сумеречных охотников. Найдя их по звукам, Валентин поспешил в библиотеку. Зайдя внутрь, Валентин злостно рыкнул. Наплевав на всё, Мариза выбрала первый попавшийся маршрут и затолкала в портал детей. Встав рядом, она быстро стала менять направление, даже не посмотрев, куда их отправила. Сейчас это не было главным. Валентин был невероятно зол; активировав свой клинок, он нацелился на Миссис Лайтвуд. Затем одним ударом он разбил портал на мелкие осколки. — Если не мне, то никому! — напоследок ударяя клинком в нескольких местах Миссис Лайтвуд, Валентин отправился к себе в поместье.