Трактат о Фэанаро и его сыновьях

      Покинув Нарготронд в гневе, братья спешили добраться до Химьярингэ и Аркалондэ (Аглона) кратчайшим путём [4].       По «Сильмариллиону», кратчайшим был опасный путь через Нан-Дунгортэб, вдоль северной границы Дориата, между Завесой Мэлиан и Эрэд Горгорот [4]. Согласно «Лэ о Лэйтиан», Тьелкормо и Куруфинвэ выбрали другой путь — 'через смертоносные тени тёмных переплетений Таур-на-Фуин [41].       Дело в том, что быстро добраться из Нарготронда на север Восточного Валариандэ можно было только этими двумя путями: через Нан-Дунгортэб и через Таур-на-Фуин. И, видимо, летописцы Младших Домов (чей рассказ о тех событиях до нас и дошёл), не знали, какой из этих путей выбрали фэанариони.       Разные версии рассказа начинаются одинаково. Какой бы путь ни выбрали Тьелкормо и Куруфинвэ, выехав из земель Нарготронда, судя по карте, они должны были пересечь перекрестье Тэйглина, 'которое халадины охраняли от орков [4] — но, конечно, не мешали проехать нолдор. Затем братьям нужно было проехать через лес Брэтиль до брода Бритиах и далее через Димбар.       Оба пути в Восточное Нолдолондэ были опасными и для многих страшными, но сейчас, когда Саурон был ранен и едва уцелел (о чём сыновья Фэанаро наверняка знали от Хуана), ему должно было быть не до воинов-нолдор, и его слуги в Таур-на-Фуин тоже могли присмиреть. В отличие от порождений Унголиант и призраков в Нан-Дунгортэб, при том, что сыновья Фэанаро не могли прижиматься к Завесе Мэлиан — 'так могли поступить только те, к кому не были враждебны Тингол или Мэлиан [16]. Однако у Тйэлкормо и Куруфинвэ уже был печальный опыт путешествия тем путем, а когда они получили ответное письмо от посольства из Дориата, во враждебности Эльвэ уже можно было не сомневаться.       Известно, что Дортонион был обращён в Таурэ Хуинэва (Таур-на-Фуин) постепенно — даже 'когда Берен остался один, ему помогали звери и птицы [4], то есть эта земля отчасти ещё оставалась Дортонионом и превратилась в Таур-на-Фуин только к тому времени, как Берен вынужден был бежать (к 464 г. П.Э. [4]); жить в этом лесу уже было нельзя, но бежать из него — возможно. Фэанариони выбирали кратчайший путь на восток спустя два года, 'в конце 466 г. П.Э. [20], уже зная, что Берен, на которого специально устроил облаву Саурон, сумел выбраться из Таур-на-Фуин. Братья могли рассчитывать проехать через лес в то время, когда Саурон потерпел поражение и не стал бы преследовать нолдор.       Согласно легендам, проезжая через Брэтиль, братья встретились с Лутиэн и Бэреном, которые бродили в лесу — как сказано, «по несчастливому стечению обстоятельств» [20]. И вот с этого момента начинаются глобальные несостыковки в рассказе.       Несомненно, встреча фэанариони с Лутиэн и Береном была, но… возможно, мы никогда не узнаем, какой она была в действительности. Однако, опираясь на дошедшие до нас легенды, мы можем утверждать, что встреча точно не была такой, как описано в привычных нам текстах.       Итак, фэанариони встретили Лутиэн и Берена в Брэтиле. Опираясь на предыдущие главы, мы знаем, что Тьелкормо и Куруфинвэ никогда прежде не собирались преследовать Лутиэн или Берена, и сейчас, когда они были изгнаны из Нарготронда, 'фэанариони направлялись на северные рубежи [20], т.е., не просто к своим родичам и в свои прежние земли, а на войну с Моринготто.       Братья издали заметили Берена и Лутиэн [41], но и Лутиэн, принцесса Дориата, и Берен с его опытом партизанской борьбы против врагов должны были заранее услышать быстро мчащихся через лес нолдор со стаями охотничьих псов и сопровождающими их воинами. Сказано, что фэанариони «мчались, как ветер» [41]. Однако, судя по следующему описанию, ни Лутиэн, ни Берен не слышали приближения отряда и столкнулись с ним на дороге неожиданно. Причем происходило столкновение явно на дороге, так как «мчаться, как ветер» через лес отряд не мог.       В «Сильмариллионе» сказано, что, когда фэанариони заметили Берена и Лутиэн, Тьелкормо повернул коня, пришпорил его и направил на Берена, намереваясь затоптать атана лошадью. А Куруфинвэ. отклонившись, схватил Лутиэн [4] и швырнул через седло [41]. То есть сначала отряд вырос из-под земли или словно появился из ниоткуда на дороге перед влюбленными, потом всадники помчались на Лутиэн и Берена, словно желая затоптать, а те стояли неподвижно и ждали своей участи, не пробуя спастись, хотя бы зайдя за дерево (да мало ли что опытный воин Берен мог придумать!)       Но Лутиэн и Берен спокойно ждали свою судьбу, не пытаясь ничего сделать, пока Лутиэн не оказалась на седле у нолдо. При том, желай нолдо затоптать Лутиэн конём, Берен уже ничего бы не смог сделать. Но когда деву схватили, тогда Берен, выскочив из-под коня Тьелкормо, прыгнул прямо на мчащегося коня Куруфинвэ, и этот прыжок стал известен среди людей и эльфов [4], так как сделать его очень сложно; но этот прыжок принес бы Берену ещё больше славы, если бы все помнили, что Берен только недавно перенёс плен и пытки, и хотя Лутиэн и Хуан помогли ему исцелиться, должен быть ещё ослаблен и измучен — даже эльдар не скоро исцелялись после плена.       Тем не менее, едва пришедший в себя после застенков Саурона Берен не только совершил удивительный прыжок, но и схватил Куруфинвэ за горло с такой силой, что лошадь взвилась на дыбы (этот момент тоже довольно непонятный — как связана сила того, кто схватил всадника за горло и то, что лошадь встала на дыбы?) Однако все, сидевшие на коне, упали, и Лутиэн оказалась отброшенной в сторону [4], но Берен, не обращая на неё внимания, продолжал душить Куруфинвэ, словно Куруфинвэ был лютым врагом Берена и убить нолдо было самым важным делом.       Можно подумать, что Куруфинвэ так неудачно упал на землю, что у него выбило дух, эльф лежал неподвижно, и Берену было легко душить нолдо. Однако это не так — сказано, что всё тот же самый вчерашний пленник, истерзанный пытками и долго содержавшийся впроголодь, не только совершил удивительный прыжок, потом сбросил Лорда нолдор с коня, но и 'боролся с этим самым Лордом [306] (сильным, здоровым, куда более опытным и выносливым, чем сам Берен) и победил аманэльда в борьбе [20], а после начал душить.       Ещё в самом начале драки 'Тьелкормо, сидя верхом на своём коне, попробовал помочь брату и занёс копьё над Береном [4] (хотя бить копьём одного из дерущихся, чтобы защитить другого — это не самая лучшая идея). Но 'Хуан тогда отрёкся от службы Тьелкормо и не давал ему приблизиться, так как конь Тьелкормо испугался пса [4]. Очевидно, не только Берен считал, что убить Куруфинвэ важнее всего (даже важнее, чем узнать, не потоптал ли конь Лутиэн, не ранена ли она, почему лежит без движения), но и Хуан внезапно решил, что нужно убить Куруфинвэ, и не мешал Берену, а также смотрел, чтобы никто не остановил беоринга. Но вскоре Лутиэн пришла в себя и, мгновенно разобравшись в обстановке (чего ещё ни разу за этот рассказ не делала) — 'запретила убивать Куруфинвэ [4].       Когда Хуан помешал Тьелкормо помочь брату, нолдо проклял пса и коня [4], что не имело никаких последствий, то есть было пустыми словами, а не настоящим проклятьем. Но больше Тьелкормо никак не пытался спасти Куруфинвэ (которого уже душили и убивали — 'язык Куруфинвэ вывалился наружу [41]).       При этом никто из свиты фэанариони: ни Верные, готовые идти за Лордом куда угодно, ни собаки братьев, никто больше не сделал ни малейшей попытки защитить Куруфинвэ или убить Берена.       Победив рождённого в свете Древ Лорда нолдор, беоринг забрал у Куруфинвэ снаряжение, оружие, в том числе кинжал Ангрист, и коня [4]. Прямо как было принято меж рыцарями в средние века — но в Первую Эпоху такого обычая не было. Если бы беоринг так поступил, он бы обобрал побеждённого — отобрал бы имущество по праву силы, как поступали Тёмные, но не следуя закону и правилам.       После того, как Берен, словно разбойник, забрал всё у того, кого едва не убил, как написано, ''атан отбросил в сторону Лорда нолдор [4]. На фоне всего этого представляется, что Берену воздают недостаточно почестей: недавно спасшийся из жестокого плена узник совершил удивительный прыжок, смог сбить на землю Лорда нолдор, победить сильного, опытного и не изнурённого аманэльда в рукопашном бою, едва не убил его, а после ещё смог поднять на руки и отшвырнуть (Куруфинвэ, согласно легенде, не мог стоять сам [41]). Складывается ощущение, что Берен не вложил все свои силы в прославленный прыжок и борьбу, а просто забавлялся своей силой.       Тем не менее, получив свободу и при помощи брата сев на коня Тьелкормо, 'Куруфинвэ, у которого только что не было сил подняться, вместе с братом сделал вид, что собрался уезжать, и когда Берен отвернулся, дважды выстрелил [41]. Стоять у нолдо сил не было, а дважды (притом очень быстро) натянуть боевой лук силы были.       Волшебным образом обретя силу, 'Куруфинвэ стал стрелять не в Берена, который пытался его убить и отнял оружие, а в Лутиэн, эльдэ, которая его спасла и призывала Берена помириться с Тьелкормо, хотя Берен её и не услышал [4, 41] (атан отпустил Куруфинвэ, но не мирился, а унижал его). Но нолдо всё равно хотел убить ту, которую, по уверениям тех же легенд, любил его брат Тьелкормо. То есть, согласно легенде, Куруфинвэ хотел сначала похитить, а затем убить любимую брата. При этом сам Тьелкормо забыл о своём желании убить Берена, зато Куруфинвэ внезапно захотел убить Лутиэн, хотя ранее не встречались даже намёки на какую-либо враждебность Куруфинвэ к Лутиэн.       Примечательно, что в легендах о Лэйтиан нет единства по поводу того, кто именно из братьев любил Лутиэн и даже в рамках одного текста называется то один, то другой брат. Но во всех версиях о событиях в Брэтиле пытается похитить, а потом убить Лутиэн именно Куруфинвэ. Так что мы можем сказать, что это явная, чёткая деталь, которая, более того, не вызывает сомнения: постоянная деталь, в которой можно быть уверенным. Но вот только рассказы об этой детали… пришли с Севера, от Моринготто. В конце главы мы подробно разберём этот момент.       После того, как Куруфинвэ выстрелил, от одной стрелы Лутиэн закрыл собою Берен, а другую поймал Хуан, который после преследовал сыновей фэанариони [4], и они, не боявшиеся ни валараукар, ни Саурона, ни опаснейших дорог, 'бежали в страхе перед псом [4], хотя знали, что 'Хуан был быстрейшим из быстрейших [41]. Если бы Хуан пришёл в такую ярость, что желал бы убить Тьелкормо и Куруфинвэ, он не упустил бы их. Т.е., получается, что Хуан и не думал преследовать фэанариони, а только делал вид. Что тоже странно, потому что — зачем? Не менее странно, что фэанариони, которые прекрасно знали его повадки, не поняли, что пёс только угрожает, но не готов убить действительно (или тоже делали вид, что спасаются бегством).       Даже при беглом взгляде на эти описания видно, что в них много бессмысленного. Все участники событий действуют словно бы инстинктивно, лишившись разума (кроме псов Тьелкормо и Куруфинвэ, которые как раз должны были инстинктивно броситься на помощь Куруфинвэ, которому грозила опасность, но не бросились). Тьелкормо, о котором сказано, что он влюбился в Лутиэн, непонятно почему не обращал на неё никакого внимания, а Куруфинвэ непонятно зачем схватил принцессу (даже считая, что братья преследовали те цели, о которых говорилось ранее — к этому времени было очевидно, что Лутиэн не выйдет замуж за Тьелкормо, и ни союза с Дориатом, ни власти в Нарготронде не будет). Берен непонятно почему не стал защищать Лутиэн (если думал, что ей грозила опасность) или интересоваться, не пострадала ли она (когда Лутиэн упала с коня и потеряла сознание, на неё вообще никто не обращал внимания — ни Берен, ни братья, ни Хуан, ни Верные братьев), а приложил все силы к убийству нолдо. Берен, только что перенёсший плен, непонятно как оказался сильнее лорда нолдор со свежими силами. Все участники при нападении словно забыли, что наделены даром речи — ни сам Берен ничего не крикнул прежде, чем напасть, и никто, кроме Лутиэн, не пытался остановить Берена словами. Хуан непонятно почему не давал никому мешать Берену убить Куруфинвэ. Тьелкормо непонятно почему не спрыгнул с испугавшегося коня и не бросился на помощь брату, и непонятно, зачем впустую проклинал пса и коня. Верные, первыми последовавшие за братьями, непонятно почему стояли вокруг и безмолвно наблюдали, чем кончится дело. Куруфинвэ непонятно, зачем пытался застрелить эльдэ, возлюбленную своего брата, которая спасла жизнь самого Куруфинвэ, да ещё из лука брата. При этом Тьелкормо, о котором сказано, что он влюблён в Лутиэн, непонятно зачем тоже притворялся, что хочет уехать, то есть фактически помогал её застрелить: все события, изложенные в этом описании, противоречат одно другому.       Когда Эол бросил отравленный кинжал в сына, а после умолчал о яде, пока спасать Арэльдэ не стало поздно, это был очень злой поступок, но он имел смысл с точки зрения целей и характера Эола; он являлся логическим продолжением более ранних действий (как угроза заковать сына в цепи, удерживание и затем преследование Арэльдэ). А действия фэанариони в Брэтиле, как они описаны, бессмысленны и не соответствуют ничему — словно злодейство ради злодейства.       Берен, хотя, по «Сильмариллиону», и сказал коню, что «он должен быть счастлив освободиться от такого хозяина» [41], к самому Куруфинвэ обратился совсем в ином, гораздо более уважительном тоне — сказал Куруфинвэ возвращаться к своим благородным родичам, которые научат его обращать свою доблесть на более достойные цели [41]. Благородными, доблестными и обращающими доблесть на достойные цели (против Моринготто) Берен назвал братьев Тьелкормо и Куруфинвэ, к которым они и возвращались. Барахирион знал о войне фэанариони с Врагом и относился к ним самое меньшее с уважением. Но он назвал здесь доблестным и Куруфинвэ, а в описанных выше поступках Куруфинвэ отвага, мужество не проявляются. Если это не было издёвкой со стороны Берена, даже по «Сильмариллиону» видно, что до того произошло что-то иное, чем описано.       В «Лэ о Лэйтиан» сказано, что братья, торопясь, с криком направили своих коней прямо на путников, как будто желая затоптать и положить конец их любви [41] — но остается непонятным, почему Лутиэн и Берен не делали ничего, чтобы сохранить свои жизни; если Лутиэн ещё могла растеряться, то Берен, герой и опытный воин, должен был что-то предпринять, должен был попытаться спасти любимую. Так как 'Тьелкормо и Куруфинвэ ехали с криками (возгласами) [41], даже если бы Берен и Лутиэн по какой-то причине не услышали фэанариони заранее, теперь они были готовы и могли увернуться, отойти в сторону или за дерево. Но они стояли на месте, пока всадники к ним не подъехали.       Даже если влюбенные не видели в Тьелкормо и Куруфинвэ врагов и у них не было причин опасаться фэанариони, Берен и Лутиэн все равно должны были воспринять как угрозу мчащихся на них всадников. И очень странно, что 'Берен, который годы скрывался от врагов в Дортонионе, и Лутиэн, которая мгновенно исчезла, впервые увидев Берена [4], теперь не заметили, что к ним приближаются всадники с собаками и не спрятались заранее, не зная, кто именно едет — ведь после Дагор Браголлах эти земли не были безопасными. И после, если Берену и Лутиэн показалось, что их хотят затоптать, они не могли стоять столбом в растерянности и очнуться, только когда Куруфинвэ схватил Лутиэн. Это выглядит неправдоподобно.       Когда нолдор подъехали, их кони свернули [41], так как фэанариони вовсе не хотели сбить Берена и Лутиэн (в легенде сказано «направили своих коней прямо на путников, как будто желая затоптать»). Но остаётся непонятным, чего же фэанариони хотели. Напугать? По «Сильмариллиону», Куруфинвэ просто поднял Лутиэн в седло [4], по «Лэ о Лэйтиан», подхватил Лутиэн одной рукой, перебросил или швырнул [41] («throw» [41]) её через седло [41], словно добычу, и 'захохотал [41]. Тот самый Куруфинвэ, который даже речь в Наргротронде произносил спокойным тоном [4] и молча улыбался, стоя перед нарготрондцами, которые его обвиняли и хотели убить [41]. Так грубо Куруфинвэ не обращался даже с Эолом, а при встрече с Лутиэн держался учтиво, и даже 'жаловалась она только на то, что не исполняли ее просьбы помочь Берену [41] (почему — было разобрано в предыдущих главах), но не на грубость. При том, что Лутиэн называют возлюбленной брата Куруфинвэ, такое обращение с ней было бы оскорбительным и по отношению к Тьелкормо.       По «Серым анналам», братья хотели похитить Лутиэн [20], но в этом действии тоже не было смысла. Как рассмотрено в предыдущих главах, обвинения братьев в том, что они хотели заставить Тингола отдать дочь в жены Тьелкормо, чтобы заключить союз с Дориатом и получить власть в Нарготронде, несостоятельны. Но даже если бы у Тьелкормо и Куруфинвэ были такие планы ранее, ко времени изгнания было очевидно, что они не осуществятся. Если бы Тьелкормо был влюблён в Лутиэн, он не мог бы, похитив деву, принудить её к браку: так поступают люди, но 'эльдар женились только по любви или хотя бы взаимному согласию [11]. Единственное, чего могли бы достичь братья, увезя Лутиэн, это спасти её жизнь, чтобы она не сгинула в Ангамандо вместе с Береном. Но это не называется похищением.       К тому же фэанариони не пытались разыскать принцессу Дориата ни после её ухода из Нарготронда, ни после своего изгнания — 'они стремились как можно скорее вернуться к родичам [41] в Восточном Валариандэ. Таким образом, у Тьелкормо и Куруфинвэ в это время вообще не было никаких целей, связанных с Береном и Лутиэн. Это делает происходящее совсем уж странным: лорды нолдор, встретив Лутиэн, вдруг, ни с того ни с сего, решили её похитить, не сговариваясь и не думая, что будут делать с ней дальше. Кем станет похищенная Лутиэн? Пленницей? Как долго она останется в плену? Эльфы могут жить, сколько живёт мир. На каких условиях ее отпустят? Где её будут держать (из всех эльфийских земель тюрьмы упоминаются только в Дориате)?       Согласно «Лэ о Лэйтиан», Берен 'начал душить Куруфинвэ и почти убил его — о Куруфинвэ говорится «lay by mortal felled» [41], то есть лежал, словно подкошенный, срубленный, и был как смертельно раненный. При этом «felled» по отношению к противникам обычно говорится о сбитых с ног, сваленных ударом; чтобы сбить с ног, было бы достаточно неожиданно ударить, но задушить нельзя мгновенно или за несколько секунд, это требует времени. И недавно переживший плен Берен в длительной борьбе победил того, кто легко мог поднять взрослую женщину одной рукой.       Всё это время, пока Лутиэн не пришла в себя и не остановила Берена, и воины, и собаки просто смотрели, как адан пытается убить Куруфинвэ. При такой реакции ни Куруфинвэ, ни Тьелкормо, ни фэаноринги просто не дожили бы до событий «Лэ о Лэйтиан».       Здесь странными и необъяснимыми становятся не только мотивы, а и сами действия. Берен, только что переживший долгий плен, голод, пытки, и 'совершивший прыжок из-под одного мчащегося коня на другого [41], требующий много сил, 'сумел почти задушить могучего лорда нолдор (руки Куруфинвэ называют могучими и в «Лэ о Лэйтиан» [41]), который мог на скаку одной рукой подхватить эльдэ [41]. А потом Берен ещё и далеко отшвырнул Куруфинвэ [41], словно силы беоринга были безграничны. После этой борьбы Берен не был ранен, то есть такой воин, как Куруфинвэ, почти не оказался сопротивления попыткам его убить. Зато почти задушенный Куруфинвэ, неспособный даже подняться с земли (брат поднял его [41] и усадил на коня [4]) становится способен дважды выстрелить с такой скоростью, что Хуан с его способностями маиа не успевает поймать обе стрелы, 'одна стрела летит за другой быстрее мыли [41]… Физические силы и скорость реакции Берена, Куруфинвэ, Тьелкормо резко возрастают или резко уменьшаются тоже ни с того ни с сего, без всякой связи с их состоянием.       По черновику к «Лэ о Лэйтиан» и по «Серым анналам», Берен только боролся с фэанарионом, одолел его и забрал кинжал [20, 306]. Это тоже требует много сил, а также вызывает вопрос: а зачем Берену, действительно, было убивать нолдо, а не просто бороться с ним? Ещё более бессмысленными кажутся действия Тьелкормо: чтобы защитить брата, он решил убить Берена копьём («смерть его была близка» [41]), несмотря на риск, что такой сильный удар заденет и самого Куруфинвэ. А когда Хуан не дал убить Берена, Тьелкормо ничего не делал для любимого брата, хотя мог бы защитить его другим способом (в конце концов, тем же луком).       А Хуан, не дав Тьелкормо помочь брату, 'угрожал своему хозяину и отрёкся от службы ему [41], словно Тьелкормо, ни на кого не нападавший и желавший защитить брата от смерти, совершил какое-то страшное злодеяние. Однако из последующих событий видно, что Хуан… не отрекался от Первого Дома, а значит, остался верен и Тйэлкормо.       Хуан оставил Берена и Лутиэн перед Ангамандо и помогал им во всём, кроме получения Камня (право на которые имеют только фэаноринги). Похоже, что он никогда не забыл об интересах Первого Дома.       Подтверждение тому, что валинорский пёс действительно бросил своего хозяина, видят в том, что 'Хуан никогда больше не следовал за рогом Тьелкормо и Куруфинвэ, несмотря на удары и бури, и даже разрушение Дома в будущем [41]. Но это ничего не подтверждает: Хуан погиб вскоре после событий в Брэтиле, при охоте на Кархарота, и просто не дожил до следующих битв и бедствий. Неизвестно, как поступил бы пёс, если бы выжил в схватке с Волком Ангбанда: возможно, принёс бы Сильмариль Тьелкормо.       Можно обратить внимание и на то, что, уже расставшись с фэанариони в Брэтиле и заговорив во второй раз, Хуан сказал Берену, что 'если он исполнит обет, то станет вором одного из Камней [222], то есть для Хуана, маиа, которого называют честным и верным, было несомненным — добыть Камень для Тингола это кража, похищение, и Берен, забрав Камень у Моринготто, вовсе не станет собственником по праву (как не станет законным владельцем тот, кто заберёт себе украденный у другого сотовый). Но 'альтернативой было отречение Берена от клятвы, и Хуан видел, что идти в Ангамандо за Сильмарилем — судьба Берена [4]. Пёс не мешал Барахириону свободно сделать выбор, тем более что хорошего выбора не видел (стать или вором, или клятвопреступником). Но 'сам Хуан объявил, что не может идти с Береном дальше по этому пути [4], в Ангамандо, и участвовать в похищении Камня — и для него это, как и слова о воровстве, было настолько важным, что Хуан сказал об этом на языке эльдар. Отсюда тоже видно, что пёс продолжал держаться позиции Первого Дома. Поэтому возникают серьёзные сомнения — действительно ли Хуан отрёкся от Тьелкормо?       Подтверждение этим сомнениям можно найти в черновике к «Лэ о Лэйтиан», где говорится, что Хуан остался с Береном и Лутиэн, оставив хозяина, а дальше, в скобках указано «навсегда?» (под знаком вопроса) [306]. То есть Профессор сомневался, навсегда ли Хуан ушёл от Тьелкормо или только на время, как и в первый раз.       Для летописцев могло быть важным написать об отречении Хуана от Первого Дома, так как именно он 'ценой своей жизни убил Кархарота и в схватке с ним добыл Камень, который Тиндаколло затем присвоил себе и отказался возвращать фэанорингам [4, 20]. Если Хуан при этом оставался верным Первому Дому, поступок Эльвэ выглядит совсем плохо и постыдно.       Также сказано, что с этих пор ни один пёс не следовал за рогом Тьелкормо и Куруфинвэ [41]. Однако неизвестна даже судьба стай, бывших с братьями в Брэтиле. 'Хуан был вожаком стаи Тьелкормо [4], значит, если Хуан навсегда ушёл от Тьелкормо и решил отныне служить Берену и Лутиэн, то стая должна была уйти за ним (тем более, если собаки настолько слушались своего вожака, что вслед за ним отреклись от службы фэанариони). Но за Береном и Лутиэн не следовала стая собак.       Не менее странным выглядят поведение Лутиэн и Берена. 'Пытаясь удержать Берена от убийства, Лутиэн назвала его поступок «работой орков, которая вызывает отвращение» [41] (убийство эльфа было бы злом, но если беоринг спас любимую от похищения и плена и дрался за неё, прилагая неимоверные усилия, такие слова по отношению к возлюбленному были бы оскорблением и неблагодарностью). А далее Лутиэн напомнила о врагах эльфов, которых не становится меньше, «пока мы воюем друг с другом, обезумев от древнего проклятья» [41] — но пророчество Мандоса не было для Лутиэн древним, и непонятно, отчего она могла бы так верить в Рок нолдор и видеть его всюду (тем более, что Мэлйанна сомневалась, что «проклятье» исходило от Намо), даже в действиях адана. Объяснение Роком нолдор любых осуждаемых поступков скорее свойственно Младшим Домам. 'Также Лутиэн призвала Берена примириться с Куруфинвэ («Make thy peace») [41].       Лутиэн только что сравнила Берена с его злейшими врагами, назвав то, что он делает, «работой орков», но Берен даже не обратил внимания на эти слова. Равно как Берен не обращал внимания и на Лутиэн, не беспокоился, как она. Но прекратив душить Лорда нолдор, Берен, хотя и отпустил Куруфинвэ, вместо примирения отобрал у него кинжал, снял с полуживого доспехи и забрал коня Куруфинвэ — пусть и, как сказано, «для Лутиэн» [41], которую сам же Берен намеревался отвести в близлежащий Дориат [41]. Но как конь Куруфинвэ принял бы Берена или Лутиэн? Не занимался же Берен по пути укрощением коня…       При этом барахирион обратился к Куруфинвэ с очень странными словами:       — Убирайся! Ты изменник и глупец, и пусть твоя похоть остынет в изгнании! Встань и иди, и больше не совершай работы, какую делают рабы Моргота или проклятые орки; и соверши, гордый сын Фэанора, дела более гордые, похвальные, чем прежде! [41]       На первый взгляд Берен просто в гневе оскорблял своего противника (вместо примирения). Но если проанализировать слова Берена, можно увидеть в них много противоречий. «Глупец» могло быть просто бранным словом, но «изменник» — нет. Отчего адан, даже не слышавший речей братьев, зато знавший, что Финдарато изгнал его народ, обвинил Куруфинвэ в измене? Нарготрондцы «прозрели» и обвинили фэанариони в предательстве лишь недавно; Берен не слышал этих обвинений, и у него не было времени думать над этим. Об изгнании братьев («остынет в изгнании») адан и вовсе не мог знать: не сообщал же Тьелкормо Берену последние новости во время этой схватки! Так же невозможны и слова о похоти, означающие, что Куруфинвэ желал взять Лутиэн силой (что убило бы деву, согласно «Законам и обычаям» [11]). Берен никак не отреагировал на слова Лутиэн о «работе орков» (не оскорбился, не устыдился, не был ошарашен тем, что любимая говорит с ним таким образом), зато отчего-то сравнил с работой орков действия Куруфинвэ. Словно слова любимой не имели для него никакого значения и просто подали идею, как можно оскорбить Куруфинвэ.       Вместе с тем адан назвал Куруфинвэ гордым. Если эти слова были сказаны всерьёз, «гордый» здесь имеет положительный смысл; далее то же слово, «proud», Берен использует для характеристики достойных, похвальных дел. Это плохо сочетаются с обвинениями в делах, свойственных не эльфам, а только рабам Моргота. Если же это была насмешка, и Берен только унижал того, кого перед тем едва не убил (зная от Лутиэн, что такое убийство было бы злым делом, но нисколько не сожалея), то можно сравнить, как вежливо и с каким достоинством Берен держался перед Тинголом, который желал казнить атана без вины, и как грубо, импульсивно и даже жестоко — с лежащим перед ним без сил фэанарионом. Нельзя назвать достойным того, кто прогибается перед сильным и унижает того, кто оказался слабее.       Также стоит отметить, что ни сами братья, ни их воины ничего не говорили об обвинениях Берена.       Но Тьелкормо, согласно «Лэ о Лэйтиан», воскликнул:       — Прощай! Далеко ты зашёл! И лучше бы тебе умереть от голода в пустыне, чем вкусить гнев сыновей Фэанора, который еще может достичь долины и холма. Ни драгоценный камень, ни деву, ни Сильмариль никогда не удержать тебе надолго в руках! Мы проклинаем тебя под облаками и небом, мы проклинаем тебя от пробуждения до сна! Прощай! [4]       Угроза Берену чем-то худшим, чем мучительная смерть от голода в пустошах, то есть причинением ему тяжких мучений (пыткой или мучительной казнью) одновременно то, что могли бы обещать Темные (эльфы не поступают так, и фэанариони никогда даже не обвиняли в применении пыток) и глупа (братья должны были понимать, что запугать Берена крайне сложно, и уж точно не им, только что потерпевшим поражение — говорится, что Берен 'не обратил на слова Тьелкормо никакого внимания [41]). Тьелкормо и Куруфинвэ, которые были так красноречивы, что силу их речей сравнивали с силой речей Фэанаро [4], внезапно потеряли способность высказаться хотя бы так, чтобы к их словам отнеслись серьёзно. Хотя могли бы вместо этого запугивания чётко сказать Берену о действительно возможных последствиях присвоения себе Камня Фэанаро.       В «Сильмариллионе», где приведен не весь этот текст, а только проклятье «под облаками и небом», его произнёс Куруфинвэ и уточнил:       — Спеши к быстрой и мучительной смерти! [4].       Часть слов Тьелкормо исполнилась — Берен в самом деле не удержал надолго ни девы, ни Камня. Но для того, чтобы проклинать именно об этом, нужно ожидать, что Берен сумеет Камень получить; а этот план братья ранее считали неосуществимым. Но в таком случае и «не удержать тебе» — предсказание, а не проклятье, а проклятье «под облаками и небом» — звучные, но пустые слова. Однако, скорее всего, эти «проклятья» были дописаны уже позже теми, кто знал, как сложилась история.       Опять же, к чему были и проклятье, и мрачное предсказание, если братья в это время задумали застрелить Лутиэн? Или не задумывали, а тут же забыли только что сказанное и внезапно захотев убить эдэлет без всякого смысла, импульсивно, не думая даже о стоящем рядом Хуане, и тут же исполнили это желание? И то, и другое очень странно.       Выстрел Куруфинвэ назвали предательским, вероломным [215]. О Куруфинвэ все время говорили как о коварном, однако, этот выстрел был первым описанным коварным поступком нолдо за всю просмотренную нами с вами историю. Но если коварство не было свойственно Куруфинвэ, очень странно, что он вдруг поступил бы так, к тому же совершенно бессмысленно. Чего мог достичь Куруфинвэ, если бы он сумел застрелить Лутиэн? Мести Берену и войны с Дориатом и синдар — после того, как братья приложили столько усилий для объединения всех эльфов.       Этот двойной выстрел выглядит особенно неправдоподобно в «Лэ о Лэйтиан» — от действий Тьелкормо, который вместе с братом делал вид, что уехал [41] (т.е., помогал убить возлюбленную) до того, что Хуан преследовал своего недавнего хозяина и его брата, и фэанариони в ужасе мчались, как ветер, хотя до того мчались, как ветер, из Нарготронда [41] без всякого ужаса, (да и само это преследование и бегство, как говорилось выше, было бы очень странным).       В описании именно этого эпизода — столкновения Куруфинвэ и Тьелкормо в Брэтиле с Лутиэн и Береном — так много несостыковок, противоречий, в том числе внутренних, нелогичных моментов, странного поведения, как ни в одной другой истории, описанной Профессором. Создаётся впечатление, что этот фрагмент что-то сродни письму «дяди Шарика»: собранный разными авторами, в разное время, исходя сугубо из личных вкусов и понимания, что такое «хорошо» и «плохо».       При этом обычно тексты Профессора отличаются удивительной «слаженностью». Например, если взять эпизод с выбором Куруфинвэ и Тйэлкормо дороги на восток, описанным выше (выбор дорог через Таур-на-Фуин), то мы видим, что фрагменты одного текста подтверждаются сказанным в другом (о бегстве Берена и времени омрачения Дортониона, превратившегося в Таурэ Хуинэва). От такого бесконечного пересечения историй, которые подтверждают друг друга, создаётся ощущение, что история Арды живая и цельная. Но с эпизодом в Брэтиле всё не так: он словно повисает в воздухе, противоречит другим текстам и внутренне самому себе.       Позже, когда обо всём произошедшем в Брэтиле узнали люди, они припомнили сыновьям Фэанаро выстрел Куруфинвэ [41] и рану, полученную Береном [119]. Но как люди узнали о случившемся? После этого столкновения Берен направился в Ангамандо, оттуда — сразу в Дориат, где и погиб, а после возрождения более не говорил ни с одним смертным [4]. Позже Берен или Лутиэн могли рассказать о произошедшем Диору, но даже 'он плохо помнил историю своих родителей [172]. И если Лутиэн мало делилась даже с сыном, тем более не стала бы пересказывать все подробности эдайн при случайной встрече с ними. К тому же люди узнали обо всём раньше, чем Диор мог бы что-то рассказать: 'половина халадинов не вышла на Нирнаэт Арноэдиад, а остальные вышли не под знамёнами сыновей Фэанаро именно потому, что помнили стрелу Куруфинвэ, ранившую Берена [215]. А Диор родился в 470 г. П.Э. [20], т.е., ко времени Нирнаэт Арноэдиад был двухлетним малышом.       Источник сведений не был и халадинским. Халадины жили в Брэтиле и хорошо умели скрываться в лесу, но если бы они сами увидели и услышали, что произошло, то попытались бы помочь Берену, когда он был ранен, и не могли не упомянуть в песне об этой помощи. Но 'когда фэанариони уехали, рядом с Береном не было никаких эдайн, только Лутиэн и Хуан [41].       Однако, источник сведений назван в самой «Лэ о Лэйтиан», хотя это обычно не замечают: «later of that dastard shaft was tale and rumour in the North, and Men remembered at the Marching Forth, and Morgoth's will its hatred helped» [41]. То есть позже об этом выстреле ходили слухи и россказни на Севере [41]. Речь здесь не об эдайн приграничных земель, как может показаться из-за следующей фразы. Во-первых, из людей то, что случилось, могли видеть только халадины, но, как показано выше, не видели — и тогда о выстреле рассказывали бы в Брэтиле, а не на севере. Во-вторых, здесь не сказано: «знали», «рассказывали» или «пели песни» (как Профессор пишет о том, что было или хотя бы считалось достоверно известным), но «ходили россказни и слухи». И наконец, завершение абзаца — «воля Моринготто помогала их ненависти» [41] — показывает, о каком Севере шла речь.       Итак, о том, что случилось в Брэтиле, стало известно из слухов и россказней, которые распространяли по воле Моринготто его посланцы с Севера, чтобы разжечь в эдайн вражду к Первому Дому. Отсюда видно, что эти слухи были клеветой, а не правдивыми известиями. И рассчитаны они были на людей [41], которых проще было обмануть, а не на синдар: еще труднее было бы обмануть нолдор (притом из эдайн слухам поверили халадины, которых со времени жизни в Брэтиле никто не учил мудрости и не рассказывал о Свете и Тьме).       Эта клевета достигла цели — многие эдайн не вышли на Битву Бессчётных Слез, что ослабило войско врагов Моринготто. Стоит отметить, что слухи не повлияли на Дом Хадора, который жил как раз на севере Валариандэ, зато половина наиболее непросвещённого Дома Халет (вероятно, те, кто не отходил от своих лесов и почти не общался с родичами и эльдар) в итоге отказались от участия в битве даже под знамёнами Финдекано. Отсюда тоже видно, что слухи исходно распространяли не хадоринги, до которых они дошли через десятые руки, а посланцы Моринготто, которые в то время (перед Нирнаэт Арноэдиад) как раз 'ходили по лагерям и намекали на предательство и алчность союзников [36].       Это хорошо объясняет и такое множество несостыковок, и то, что все участники ведут себя так непохоже на самих себя. Все, кроме Лутиэн, стремятся к бессмысленным убийствам, бессмысленному причинению зла друг другу; и все, включая Лутиэн, напрасно оскорбляют друг друга. Рассказ о том, что Берен, не пострадав сам, едва не убил Куруфинвэ, и, не выразив никакого сожаления или раскаяния, после унизил его, раздев и оскорбив, мог быть направлен на тех, кто сам почти или совсем не видел нолдор и не представлял, о какой разнице в силе и умениях идёт речь.       Позднее могло забыться, откуда исходили слухи. В «Лэ о Лэйтиан» говорится, что 'слухи на Севере распространяли именно о выстреле [41], а всё столкновение передано как правдивый рассказ. Но если о том, как всё закончилось и как Берен был ранен, нет правдивых сведений, только те, что хотел разнести Моринготто — тем более никто не могли знать и о подробностях той встречи.       И на данный момент, что действительно случилось в Брэтиле, нам неизвестно. Стоит также отметить, что «Лэ о Лэйтиан» — нуменорский текст, написанный много позже самих событий (что снижает достоверность изложения). В начале главы «О Берене и Лутиэн» в «Поздней Квенте Сильмариллион» сказано, что это самая длинная песня из всех (кроме одной), сохранившихся в Нуменоре [315].       В «Серых анналах» написано о попытке похитить Лутиэн [20] (не имевшей никакого смысла, как показано выше), но обо всём, что было после, осторожно сказано: «они потерпели неудачу и уехали; всё же Берен был тяжело ранен» [20]. То есть до Пенголода, бывшего как раз из нолдор, автора «Серых анналов», тоже дошли слухи о «чёрных замыслах» братьев похитить Лутиэн, но дальше он написал только об известных ему итогах встречи в Брэтиле: принцесса Дориата не была похищена, Берен был тяжело ранен. Но поскольку слухи о «предательском выстреле» распространяли по воле Моринготто, причина ранения Берена, видимо, была иной, чем описано в легендах — например, не все раны Берена после плена затянулись.       Вообще, мы можем с уверенностью говорить только о трёх вещах: что Берен получил кинжал Куруфинвэ, что Хуан пошёл с Лутиэн и Береном и что Хуан остался верен Первому Дому. Ответ на вопрос, как же кинжал попал к Берену, если не был отнят после схватки, есть в черновиках к «Лэ о Лэйтиан»: «Берен пришёл к Тьелкормо, который замаскировал его и дал волшебный кинжал» [306], то есть Ангрист, и также Тйэлкормо дал атану 'проводников-нолдор, которых Берен потерял по пути до Ангамандо [306]. Встреча в черновике отнесена к слишком раннему времени (когда Берен пришёл в Нарготронд), но если она произошла в Брэтиле, всё становится на свои места — здесь нет никаких логических противоречий.       Также становится тогда логичным, почему Берен сам первым вышел к фэанариони (скрылся, услышав приближение всадников, а потом увидел, что это не враги, и перестал прятаться). Встреча в лесу Лутиэн и Берена с Тьелкормо и Куруфинвэ была не случайна, но обусловлена Замыслом — и оказалась на благо Лутиэн и Берену (без Ангриста Берен не сумел бы вырезать Сильмариль из Железной Короны [4], а без помощи Хуана Берен мог умереть раньше времени). И если Хуан уже убедил Тьелкормо отпустить Лутиэн, так как это согласно с Замыслом, то по той же причине Тьелкормо и Куруфинвэ могли дать адану оружие. Фэанариони и сами могли понять, что такая встреча не могла быть случайной (братья не искали Лутиэн и Берена, но спешили к своим родичам, а у самих влюбленных, 'бродивших по лесу [4], не было причин бродить возле дороги — но они вышли к ней в то краткое время, когда Тьелкормо и Куруфинвэ мчались мимо). У Тьелкормо была и личная причина помочь Берену - отец адана, 'Барахир, был другом Тьелкормо [124], как упоминалось ранее. В дальнейшем ничего не сказано о нолдор-проводниках, но «проводником, который был потерян» (не пошёл с Береном и Лутиэн в Ангамандо), был Хуан. Только здесь он не отрекался от хозяина, а был сознательно дан в проводники беорингу. Также такой поступок (передать кинжал с уникальными свойствами Берену и поручить Хуану проводить) был и способом защитить Лутиэн, и исполнением 'обещания помочь Лутиэн в нужде, которое дал Тьелкормо [4]. Это соответствует и характеру Тьелкормо, которого называли Справедливым [25], как упоминалось ранее. И понятно, если преданный товарищ фэанариона был тем, кому Охотник мог доверить исполнение своей клятвы.       Это также объясняет и то, что в дальнейшем Тьелкормо и Куруфинвэ никогда не выказывали какой-либо враждебности или обиды по отношению к Берену, хотя и требовали Сильмариль от Эльвэ.       О дальнейшем пути братьев после того, как они уехали из Брэтиля, ничего не сказано. Но спустя небольшое время после изгнания Тьелкормо и Куруфинвэ 'Тиндаколло решил направить посольство на Аглон [119]; если к этому времени он уже знал (например, от Мэлиан), что фэанариони вернулись туда, братья достигли Аркалондэ очень быстро. У Тьелкормо и Куруфинвэ не было причин менять свой план добраться кратчайшим путём до Химьярингэ и Аркалондэ. Так что фэанариони, видимо, проехали через Таур-на-Фуин (возможно, через Нан-Дунгортэб).       Неизвестно, следовал ли их народ, позже вышедший из Нарготронда тем же путём или достиг своих земель на востоке позже, обогнув Дориат через южные земли.       Тьелкормо и Куруфинвэ вернулись в Восточное Валариандэ в 465 г. П.Э. [20]. Только тогда они могли познакомиться с новыми союзниками — ромэнильди, народами Бора и Ульфанга. Ещё раньше, сразу после возвращения Тьелкормо и Куруфинвэ в Восточное Валариандэ, Маитимо, Макалаурэ, Карнистир и Амбаруссат должны были узнать от братьев последние известия: о Лутиэн и Берене, гибели Финдарато, поражении Саурона, деяниях нарготрондцев и прекращению дружбы между Нарготрондом и Первым Домом. Тогда же Тьелкормо и Куруфинвэ могли рассказать и о том, что случилось в Брэтиле, но тексты Первого Дома об этих событиях (как и большинстве событий Первой Эпохи) неизвестны.