Локи все-таки будет судить асгардский суд?

      Один ожидал, что визит Гринольва в соседний мир будет недолгим, и в самом скором времени полководец явится к нему с очередными расспросами. Стоило назначить встречу в Бильскирнире — единственном деревянном чертоге, где точно не было лишних ушей, — но Гринольв не знал о его существовании, поэтому Один заперся на самом верху Валаскьява, разложил на столе актуальную карту Етунхейма и освежил воспоминания о тех днях, когда мир гигантов был великой державой.       Погода стояла прекрасная, светлая — Фригг пряла облака столь искусно, что они гуляли по небу, не заслоняя солнце. Один любовался чудесным Фенсалиром с золотыми березами, припорошенными свежим снегом. В их корнях притаились и заснули до лучших времен многоногие змеи, а вместе с ними жабы и прочие гады, коих Один когда-то насильно поселил в женском чертоге.       В Асгарде выпал снег, но зима ничего не изменила в распорядке дня воинов, которые беспрестанно тренировались, хотя дата нового похода не была назначена, да Одину и не хотелось назначать ее. Он считал, что однажды установил гегемонию в Девятимирье, и ничего лучшего народы не имеют права желать: слишком свежа еще память об ужасах межмировой войны, которую остановил истинный бог.       До последней зимы Всеотец не задумывался о том, что прошли столетия, сменились поколения, родились те, кто не знал ничего о былой резне, кто слышал только искаженные пересказы, песни и стихотворные баллады, посвященные тому страшному — а для романтичной молодежи прекрасному — времени. Большая часть этой самой молодежи погибла бы, случись снова столь же великое побоище. Причем погибла не на полях сражений, а от голода в собственных колыбелях. Но молодые воины этого не знали, каждый представлял себе, как вокруг высятся горы трупов, а он остается на коне, единственный, израненный, но с трепещущим сердцем и победным стягом в руке. Одину слишком хорошо были знакомы подобные мечты, ведь когда-то, очень давно, он сам бредил войной и славой. И только получив и то, и другое, искупавшись в крови бесчисленного множества врагов, убив тысячи виновных и невинных, он понял, что не в этом суть жизни. Вполне естественно, что молодежь, не нюхавшая крови, придерживается противоположных взглядов.       Один долго бы еще наслаждался заснеженным Асгардом и далеким криком чаек, делящих полудохлую рыбку, если бы ему не доложили о возвращении Гринольва. Всеотец немедля прошел в соседнюю комнату и велел собрать на стол — наверняка полководец голоден, наверняка ничего не ел по прибытии, а сразу понёсся докладывать о своих открытиях царю — по крайней мере, раньше он поступал именно так.       Один нашел Гринольва вышагивающим по узкому орнаменту на золотом полу. Он специально ступал по линиям, образующим длинную спираль, не замечал ничего вокруг и бормотал нечто бессвязное, что свидетельствовало об усиленной работе мысли. Один не смог удержаться от старой шутки: неслышно пристроился за спиной Гринольва и проделал достаточно длинный путь, прежде чем спираль закончилась, а полководец развернулся и врезался в своего царя. Старая шутка. Старше Гринольва, а, возможно, и самого Одина.       — Ваше величество! — советник принялся перечислять все титулы Одина, здоровался с ним так, будто перед ним иноземный посол. Всеотец терпеливо ждал окончания фарса — недавнее пробуждение давало о себе знать: Гринольва порой заносило, привычки и память подводили своего хозяина.       — Я осмотрел Етунхейм вместе с твоими детьми, — Гринольв так резко перешел к делу, что Один не сразу понял, что «дети» — это не Тор и Локи, а Тор и Сиф. — И я крайне удивлен тем, что узнал.       — Мы разрушили Етунхейм, я же говорил тебе, — притворно вздохнул Один. — Там мало что осталось от былого.       — Дело не в разрушениях. Дело в твоем сыне.       — Он совершил что-то непозволительное?       — Я говорил с ним о прошлом и выяснил, что он ничего достоверного о Етунхейме не знает. Все те етуны, которые гостили когда-то в Асгарде, с кем мы вместе пили эль и ели акул, все они для него — герои сказок, — Гринольв испытующе посмотрел на своего царя. — И будущая царевна Сиф подтвердила его слова. Я хотел бы узнать, что произошло? Почему самые сильные воины Асгарда, его будущие правители не знают ничего о вероятном противнике?       — Что ж, я отвечу на твой вопрос, — Один сел за стол и предложил Гринольву разделить трапезу. Тот набросился на еду столь рьяно, будто не ел несколько дней. — Мы с тобой помним, каким был Етунхейм в твое время, до последней войны. Процветающим. Центром науки, искусства, создателем нескольких боевых школ…       — Память меня не подводит, — пробурчал Гринольв, не прожевав, и тут же подавился.       — Если тебя не подводит память, то вспомни, как зарождалось Девятимирье, — Один подал знак слуге, и тот, немного смущаясь, похлопал полководца по спине и тут же отпрыгнул в сторону, страшась праведного гнева. — Лава Муспельхейма и лед Нифльхейма столкнулись и породили Имира и корову Аудумлу, от которых пошло всё сущее. Великаны Муспельхейма и Нифльхема существовали с самого начала времен, а етуны — это смесь двух рас великанов, которым досталось всё лучшее и которые поднялись на несравненно более высокую ступень развития.       Гринольв мелко закивал, едва справившись с кашлем. Не было смысла пересказывать ему скучные банальности, он прекрасно помнил мифы о сотворении Девятимирья. Не знал он только одного: сколько в мифах правды, а сколько — позднего вымысла.       — А раз так, — Один сделал паузу, — то очень сложно понять и объяснить, почему не етуны, впитавшие в себя силы двух изначальных рас и многомерно увеличившие их мощь, должны править Иггдрасилем? Асы появились много позже и никак не связаны с гигантами. Да, именно асы могут брать в жены представителей любых других рас и заводить от них детей, но это слабое основание для владычества над мирами. Поэтому, Гринольв, мы не просто разрушили Етунхейм физически, мы низвергли великанов в пучину варварства и разнесли о них ту молву, которая навсегда опорочила их в глазах других народов. Это не было такой уж сложной задачей, как кажется. В твое время нас занимали более важные дела, Асгард был на грани гибели, но именно твои победы сделали возможным в будущем, спустя столетия, победить Етунхейм и установить асгардское владычество над девятью мирами.       Один замолчал. Гринольв медленно пил мёд из высокого рога, обдумывая услышанное.       — Значит, Етунхейм полностью уничтожен.       — И сам по себе, и в душах других народов, — кивнул Один. — Великаны еще нескоро от такого оправятся. Прошла почти тысяча лет деградации, теперь это раса полудиких варваров. В Утгарте и мелких поселениях остались очаги культуры и образования, которые постепенно развиваются, остались всесторонне образованные семьи, целые кланы, но пройдет еще не одно тысячелетие, прежде чем Етунхейм восстанет из пепла, а когда восстанет, то никто етунов не примет и дел с ними иметь не захочет.       Гринольв не обрадовался такой перспективе, но промолчал.       — А остальные миры? Как мы можем готовиться к войне с несколькими мирами, не зная ничего об их численности, вооружении, даже запасах продовольствия?       — Хеймдаль всё видит, а Хагалар многое знает.       — Очень интересно, откуда, — сощурился Гринольв.       — Я вручил ему в руки Тессеракт. Он пользуется им по своему разумению.       — Пользовался.       Один нахмурился.       — Тор привез Тессеракт во дворец. Его отдали с какой-то хрустальной игрушкой и документами. Мы поэтому так сильно задержались.       — Это добрая весть, — кивнул Всеотец задумчиво. Он не ожидал такого ценного подарка из поселения, особенно сейчас. — Раз Тессеракт снова в столице, мы сможем в любое время получить все необходимые сведения и предупредить зарождающуюся войну.       — Почему нельзя открыть портал, ввести в войска в любой из миров, сжечь пару деревень, уничтожить жителей и уйти столь же незаметно, сколь пришли? — спросил Гринольв, вставая. — Мы внушим священный ужас всем непокорным, ведь асгардская армия появится из ниоткуда и исчезнет в никуда. Без Радужного Моста не работают тайные тропы, никто не сможет добраться ни до нас, ни до прочих миров. Мы бы выиграли сражение, не начав его.        Один задумался. В юности он бы так и поступил, сам возглавил бы отряд мародёров, но сейчас понимал, что затея Гринольва обречена на провал. Как замаскировать портал? Как сделать так, чтобы в него не проник никто посторонний? Всеотец не был уверен, что Тессерактом можно перенести целую армию. Он переносил лишь тех, кто до него дотрагивался. Локи в Мидгарде для открытия прохода между мирами потребовалось специальное устройство неведомой конструкции. Если же переносить военные отряды пятерками или десятками, то это займет слишком много времени, да и засекут их в других мирах: скрыть одну вспышку голубого света, излучающую огромную энергию, с трудом можно, но скрыть десять или сто никак не получится.       Примерно это он изложил сконфуженному Гринольву, но добавил, что с помощью Тессеракта можно послать шпионов в другие миры и разузнать подробности происходящего. Хотя и со шпионами может выйти заминка, потому что переправить их туда легко, а вот обратно — гораздо сложнее, особенно учитывая, что время в Асгарде рассчитывается с точностью только до часа, а в других мирах с измерением времени еще большие проблемы.       Гринольв ничего не ответил, но начал мысленно перебирать другие варианты. Один не сомневался, что, в конце концов, он что-нибудь придумает, что-нибудь, достойное былых подвигов. Пока он жил всего несколько дней и не был способен на те блестящие комбинации, за которые ему поставили памятник на мосту. Раньше Гринольв брал врага не интригами, а численностью или военными уловками. Шпионы никогда непосредственно ему не подчинялись, но все те асы, которые налаживали разветвленную шпионскую сеть, давно в Вальгалле. Один мог с ними встретиться и поговорить, но вернуть их в мир живых не имел права до наступления Рагнарёка.              Ивар хорошо помнил те времена, когда был обычным асом, жил в семье и не помышлял о существовании реактивов. Пускай жизнь была скучновата, но, по крайней мере, понятна и, он бы даже сказал, радостна. Простые заботы, простые проблемы, простые отношения. А главное, работа, которую выполняло множество асов до него и выполнит после него не меньше. Обычная жизнь, которую он не ценил, пока не потерял. Жены и дети исчезли в одночасье, рядом остался только неуравновешенный брат, который по своим, вовсе не понятным Ивару причинам, последовал за ним в изгнание и обрек себя на мучительную смерть.       Со смертью они разминулись, хотя для родных погибли навсегда. Жизнь переменилась, расцвела новыми красками: странными, пугающими, но от этого поначалу не менее притягательными. Это потом Ивар понял, что работа хоть логистом, хоть естественником, скорее, трудна и опасна, чем проста и любима, но выбирать было не из чего. Не возвращаться же к крестьянской жизни, не становиться же обслугой ученых. Сейчас, по крайней мере, он мог похвастаться перед гипотетическими внуками посещением Муспельхельма, Етунхейма, Мидгарда, а также Гладсхейма. Пожалуй, больше гордиться было нечем — всё остальное захватил не в меру талантливый братец.       Раньше Ивар часто вспоминал своих жен с грустью и тоской, потом забыл о них, а сейчас вспомнил вновь. Возможно, потому, что именно сегодня станет свидетелем воссоединения чужой семьи. Младшая Царевна неотлучно оставалась при раненых асах, чье состояние все еще было нестабильно, а Старшая должна была прибыть в Асгард якобы для делового визита, но на самом деле для знакомства с Локи. Ученый собирался заранее обсудить долгожданный визит с царевичем и узнать его планы, но общаться с ним в последнее время было опасно. Зато поселенцы после знаменательной речи Локи говорили о нем не иначе, как о боге. «Бог» стало почти что именем сына Одина, и Ивар не знал, хорошо это или плохо.       Он обнаружил царевну почти полностью обнаженной. В шкурах ей было слишком жарко, а более легкой одежды в Ётунхейме не найти. Надо было сшить заранее в Асгарде, но об этом никто заранее не подумал. Впрочем, царевна никогда не стеснялась наготы.       — Вот и свершится пророчество! — торжественно произнесла она, не успел Ивар войти в женские покои. Дочь Лафея водрузила на плечи большой шерстяной мешок, о содержимом которого исследователь постеснялся спросить. — Он мой, мой брат!       — Разумеется, твой, царевна, в том не может быть никаких сомнений, — горячо заверил ее Ивар. — Я надеюсь, ты разрешишь мне присутствовать при вашей встрече?       — Будь зримо рядом, — ответила царевна как всегда пространно.       Она была возбуждена до крайности и предвкушала скорую встречу с младшим братом, которого в последний раз видела в колыбели и которого называла не иначе, как наследником трона. Ивар не знал, действительно ли Локи является наследником, учитывая, что на престоле восседает брат Лафея, ну да это не имело значения — никто не отправит младшего сына Одина в недружественный Етунхейм. Царевнам не на что надеяться, а местный царь может спать спокойно.       Ивар протянул подруге чуть дрожащую от волнения руку и переместился в Асгард, где гостью встретил жуткий снегопад. Ученый исчез из поселения несколько минут назад при чистом и безоблачном небе: прекрасное солнце провожало его в мир льда и холода, а жуткий снег встречал. Видимо, Тор на кого-то сильно разгневался.       — Нам стоит пойти в дом Локи! — произнес Ивар, отплевываясь от снежинок, норовящих залететь в рот. Он надеялся, что царевич пошлет кого-нибудь встретить высокую гостью, но вокруг никого не было видно.       — Вот тот герой, что спасет меня! — непонятно с чего воскликнула царевна и пошла вперед, стараясь защитить Ивара от снегопада и лишь иногда спрашивая направление. Она несуразно выглядела в поселении — телепортация сняла заклятье преображения, поэтому на голубом теле расцвели пышным цветом причудливые узоры. Голова великанши едва не касалась шиферных крыш приземистых строений. Ивар с прискорбием понимал, что ей будет очень неудобно протискиваться в дом Локи. По дороге делегацию нагнал почетный караул из рабов царевича, умудрившийся потеряться в трех домах и опоздать на торжественную встречу. По лицу царевны ничего нельзя было прочитать, но Ивар надеялся, что она не очень расстроилась из-за такой нелепой оплошности. Торжественная процессия окружила иноземную гостью и превратилась в торжественный конвой. Не хватало только топоров да копий. Однако царевна не обращала внимания на такие мелочи. Идти было недалеко, и дорогу еще не успело замести. Вскоре средь снежной бури показались очертания дома Локи и скамеечки перед ним. По сравнению с етуншей дом выглядел маленьким и чахлым, недостойным сестры бога.       — Звезда любви небесной, идем же в зал, — попросила царевна, будто Ивар имел намерения сбежать. Рабы помогли ей протиснуться в первое помещение, при этом умудрившись ни разу ее не коснуться. Ученый надеялся, что Локи хорошо представляет себе рост сестры и отдал соответствующие распоряжения относительно мебели. И он не ошибся.       Когда царевна вошла в просторную жилую комнату, та оказалась пуста. У дальней стены стоял небольшой стол с непропорционально большой тушей какой-то заморской птицы, украшенной ламинарией, да длинная лавка, всё остальное из комнаты вынесли. Локи расположился у огня и делал вид, что греет руки. Заслышав шаги гостей, он развернулся и расплылся в доброжелательной улыбке.       — Добро пожаловать в Асгард, царевна Етунхейма.       Он склонился. Дочь Лафея аккуратно ответила ему таким же поклоном: потолок в доме был выше среднего, но великанша все равно чуть не скребла головой по бревнам.       — Доброго дня тебе, сын Одина и Фригги, — царевна медленно протянула огромную синюю руку. Локи едва не отпрянул. По крайней мере, так показалось Ивару, который чувствовал себя лишним, но которому страсть как хотелось понаблюдать за тем, что будет дальше. Локи ни на шаг не приблизился к етунше, сделал вид, будто не заметил характерного жеста.       — Подойди, — повелительно произнесла царевна. — Позволь мне стать асиньей. Прикоснись ко мне.       — Ивар, исполни ее просьбу, — приказал Локи, и ученому ничего не осталось, кроме как коснуться теплой, несмотря на синеву, руки.       Произошла привычная для него, но не для Локи метаморфоза, за которой царевич наблюдал с огромным удивлением и без всякого стеснения, даже несмотря на то, что перед ним вскоре оказалась голая черноволосая асинья огромного роста. Царевна привычно опустилась на колени, чтобы стать одного роста с асами. Таким же привычным жестом она усадила Ивара подле себя. Это было, по меньшей мере, кощунством, учитывая, что встречались не брат и сестра, а наследник Одина и наследница Лафея. Не родственные узы, но политика стояли за их будущим разговором, за каждым жестом. Локи наверняка так считал и собирался следить за собой как никогда раньше. Только вот царевна не понимала всех этих ужимок и сложностей. Ивар знал, что для нее не существует политики, она живет в отдельном женском мире религии и науки, разобраться в котором постороннему не под силу. Это знал Ивар, но не Локи.       — Почему ты так удивлен, брат? — произнесла царевна, вмиг разрушив все барьеры, сорвав с лиц окостеневшие маски. — Неужели ты не внимал своему ётунскому обличию в отражении глади воды или в зеркальном круге?       Локи отрицательно покачал головой.       — Прими дары, мой государь, — царевна развязала тесемки мешка и достала две картины.       — Взгляни, — она положила на пол портреты царской семьи: один — в обличии ётунов, другой — асов. На обоих полотнах неизменными оставались только Лафей и царица Етунхейма — как ее звали, Ивар никогда не интересовался, — а шестеро детей преображались до неузнаваемости. Младенца, теперешнего Локи, на руках попеременно держали то отец, то мать. Вокруг стояли старшие царевичи — очень похожие друг на друга и на взрослого Локи.       Приемный сын Одина издалека рассматривал произведения ётунхеймского искусства с каким-то отрешенным видом. Он не произносил ни слова, что вовсе на него не походило.       — Возлюбленный брат, это твоя семья.       — Я не брат тебе, — резко откликнулся царевич. Ивар даже вздрогнул от неожиданности. — И никогда им не был!       — Не брат? — царевна нахмурилась, а ученый испугался, что она сейчас оскорбится. — Я затрудняюсь понять тебя. В языке асов нет стольких тонкостей. Скажи мне правду, ты не веришь, что покойный государь Ётунхейма — твой отец?       — Верю, — процедил Локи сквозь зубы. И по одной его напряженной фигуре было видно, что разговор сразу зашел не в ту степь. — Но Лафей — не отец мне, а ты мне не сестра.       — Ааа, — царевна многозначительно кивнула. — Один — твой отец, так как тебя вырастил. Да, это так. Но я — твоя сестра. По крови.       — Нет!       — Да! Радуйся! Ты больше не один, теперь нас трое. Ты, я и та, кто в Етунхейме. Мы одно, мы оборотни.       — Я не оборотень, — лицо Локи на мгновение исказилось яростью. Ивар очень редко видел настоящие эмоции царевича. Совершенно точно он по-настоящему злился, когда душил Раиду или когда признавался в своей полукровной сущности. И вот сейчас. Но наваждение длилось недолго. Лицо Локи расслабилось, а губы расплылось в фальшивой угрожающей улыбке.       — Впрочем, почему бы и нет? Но захочешь ли ты быть моей сестрой, если узнаешь, что Один взял меня к себе для того, чтобы я стал царем Етунхейма?       — Это твое предназначение! — губы царевны тронула искренняя улыбка, насколько Ивар мог видеть со своей неудобной позиции. И эта улыбка контрастировала с улыбкой Локи, подобно солнцу и туче. — Ты только что дал мне доброе знамение. Ты благословен меж мужей Асгарда и Етунхейма. О царственная роза! О роза возмездия! Отбрось страх и стань истинным государем Етунхейма. Промедленье нас убьет. Етунхейм взывает к тебе, к асгардскому серебру. Неужели Один наконец готов начать возрождение нашего мира?       Локи в ответ рассмеялся. Глухо и зло.       — Мне кажется, что ты не слишком разбираешься в сложившейся ситуации. Етуны жаждут уничтожить асов и занять главенствующее положение в Иггдрасиле. Меня, украденного во младенчестве, не примут в Етунхейме. В первую очередь, твой дядя, который сейчас на троне. Не говоря уже о том, что моё появление вовсе не гарантирует вложения Асгарда в восстановление вашего мира.       — Я жрица и целительница, — кивнула царевна. — Разве по силам женщине уразуметь политику? Узел вражды вязали веками, и вот он свит. Трон опустел, держава разгромлена, ни казны, ни военной мощи — мы посрамлены и унижены. Пускай царь правит нами из Асгарда. Вот уже тысячу лет длится бесконечный траур. А тут еще и губительный свет Радужного моста. Наш мир гибнет.       — Без каскета, — хмыкнул Локи.       — Без серебра, надежды, цели и веры. Ларец Вечных Зим — лишь карающая десница.       — Подожди, так он — всего лишь сильное оружие, а вовсе не сердце вашего мира? — пришло время Ивару удивляться.       — Асы горазды сплетничать, — пожала плечами царевна. — Для ледяного народа он не сердце, а оружие. Вассал, что умрет с последним вздохом нашего мира. Не бОльшая из потерь последней войны.       Ивар и Локи переглянулись. Это было то открытие, ради которого стоило рискнуть и привести дочь враждебного народа в пресветлый Асгард.       — Ты в этом уверена? — сощурился Локи.       — Разве по силам женщине знать что-либо точно? — из уст царевны слово «женщина» звучало не то приговором, не то оправданием. — Но будь спокоен, мой государь, я спрошу у богов и духов.       — Я буду тебе благодарен, — пробормотал Локи. Он выглядел обескураженным. Ивар, откровенно говоря, тоже. Они столько времени восстанавливали ларец, который, возможно, был перехваленным боевым артефактом и ничем большим. Многие боялись, что вместе с его окончательной гибелью исчезнет Ётунхейм, а за ним и весь Иггдрасиль. И хотя Ивар никогда не верил подобным заключениям, он понимал, какой ужас испытывали те, кто верил.       — Мой государь, идем же в Етунхейм, — произнесла царевна торжественно, сложив молитвенно руки. — Домой.       — Помнится, «дома» меня ждала мучительная казнь, не так ли? — Локи склонил голову на бок, а Ивар понял, что ему пора уходить: он не должен слушать личные тайны. Он не знал о мучительной смерти, и вряд ли Локи хотел, чтобы кто-то узнал. Ученый попытался выпутаться из объятий етунши, но ничего не вышло.       — Белый цветок должен остаться, — губы царевны коснулись его макушки. — Я спасу тебя от неведения. Я и моя любовь. Ты останешься со мной, и да свершится всё, о чем я молила богов.       С этими словами царевна поцеловала Ивара в лоб, и тот почувствовал себя очень странно: тепло молнией разлилось по телу и столь же быстро исчезло. Никогда раньше царевны его не целовали. Это могло быть опасно, ведь дочери Лафея — служительницы темных богов, а он сам — сын народа светлых богов.       — Если такова твоя воля, возлюбленная сестра, пусть остается, — тон, с которым Локи произнес эту простую фразу, сулил скорую смерть и Ивару, и царевне, но ученый уже ничего не мог поделать. Он сам виноват, что ввязался в эту игру, что решил узнать, как будут говорить сын бога всех миров и жрица темных богов. И чем это для него кончится, он уже не мог предположить.       — Пусть остается, — кивнула царевна. — Локи, сын Одина, нам ни к чему соперничать друг с другом. Ты околдован своими отцом, матерью и братом. Я расскажу тебе, наконец, правду. Я видела тот давний бой своими глазами. Я видела священный огонь, видела, как моя сестра выбила кинжал из руки тени Одина, когда она хотела убить тебя.       — Тени Одина? Убить меня? — Локи сел на лавку, несмотря на то, что стал гораздо ниже сестры. — Говори. Говори же. Что ты знаешь? Почему Тень Одина? Разве не ритуал? И как моя мать, твоя мать, как она стала царицей? Она была рабыней в Ётунхейме. Ты знаешь? Ты знаешь, как ее звали? Расскажи мне всё, что знаешь о ней!       Царевна благодушно посмотрела прямо в глаза Локи.       — Ты взволнован и болен. Не физически, но духовно. Это вредная наследственность. Магия искушает тебя, но не подчиняется. Она губит тебя. Ты, как и я, как и братья, мог стать посланником темных богов, но тот, кто опоясал тебя на битву, вёл войско светлых богов. Ты жаждешь славы: хоть посмертной, хоть минутной, твоё сердце несвободно. Свет. Тьма. Смерть. Твоё сердце тысячу лет лихорадит война.       Ивар не заметил, как царевна отпустила его, встала и подошла к Локи, не переставая говорить:       — Куда ты пойдешь, когда выполнишь всё, что твоё небо от тебя хочет? Кровью будет горчить твое победное вино. Тебе не под силу остановить колесницу смуты в сердце, ведь любовь твоего бога жестока, пускай и чиста. Ты ей доверяешься, но не она тебя спасет.       Царевна присела на скамейку и нежно дотронулась до одной руки Локи, потом до другой. Царевич рук не отнимал, но был напряжен, словно натянутая тетива. Ивар хотел ободрить его, но не нашел подходящих слов, а царевна говорила всё быстрее и неразборчивее, постепенно впадая в транс.       — Я чувствую, как звериная сила и неразвитая магия разрушают тебя. Очисти свой разум, овладей и распутай магические потоки. Иначе погибнешь. Превратишься в вихрь ужаса, страха и боли, в безумца, в голодного духа, в того, кто даже после погребения останется в мире, чтобы мстить живым и насылать беды и печали.       Она говорила и вытягивала из Локи разноцветные нити силы. Ивар отчетливо видел их, хотя не был магом. Синие, желтые, зеленые потоки покидали тело сына бога и сплетались воедино. Между Локи и Старшей Царевной разрастался пузырь пульсирующей энергии, норовящий лопнуть, и Ивар боялся себе представить, что за силы концентрировались в нем: магия или какая-то другая сущность. Локи не двигался, не слышал, что ему говорила царевна. С его лица постепенно сходили краски, черты обострялись, он молодел на глазах. И это было невероятно. Ивар никогда раньше не видел ничего подобного.       — Ты благословлен меж мужей. Ты взываешь к жалости своего отца, но жалость давно покинула его сердце и разум. Один поломал твою жизнь, утопил всё во лжи. Это ужасно. Твоё сердце едва стучит, оно наполнено отравой. Но теперь кончилось время твоего позора и бедствий. Уходит страх, время убывает, ты ищешь утешения. Приди же ко мне. Я — продолжение твоей борьбы. Я — связь разрушенных времен. Я — оправдание всем твоим поступкам. Доверься мне, моя сила спасет тебя. Дай мне свою веру. Пока твоя война — это дорога во тьму, но я открою тебе путь к истине. Искра божьей любви родит огонь и обратится в пламя, которое разорвет на части все твои сомнения. Но помни, что боги помогают только тем, кто хочет помочь себе сам, а лучшая оправа в жизни — слава, добытая в битве за твоих богов.       Темная магия окутывала фигуру воскового Локи, постепенно распространяясь на весь дом. Ивар глянул на спасительную дверь, но она исчезла. Ученый оказался в каком-то магическом подпространстве. Очертания предметов плыли, неизменным оставался только темный кокон, а в нем царевна, державшая за руки помолодевшего Локи, будто сошедшего с ранних портретов царской семьи Асгарда, которые Ивар видел в Гладсхейме. Взгляд царевича остекленел, а сам он походил не на живого аса, а на восковую фигуру. Знаки етунхеймских богов вспыхивали в углах и на стенах бывшей комнаты. Ивар оказался в центре какого-то мощнейшего колдовства. Он не знал, что настолько древние практики до сих пор кому-то знакомы, и наблюдал за ними со страхом, с восторгом, с трепетом. Царевна прекратила говорить, или же Ивар не мог больше разобрать слов. Она склонилась к руке Локи и с видимой легкостью прокусила сперва его ладонь, а потом и свою собственную. Кровь смешалась, в нее устремились разноцветные потоки энергии. Замелькали пёстрые вспышки, собираясь в замысловатые узоры. Глаза Ивара болели, но он старался не жмуриться: не хотел пропустить чудесную фантасмагорию. Черты лица Локи все время менялись. Царевна снова заговорила, но в этот раз это уже было настоящее заклинание — Ивар не раз его слышал во время религиозных торжеств. Царевна читала нараспев, концентрируя энергию все в тот же пузырь.       — Звезда, подойди! — ясно расслышал Ивар среди бесконечных магических формул. Он не посмел подняться на ноги в постоянно меняющемся пространстве, поэтому аккуратно подполз к етунше, благо, находился всего в нескольких шагах.       — Помни, что ты благословлен, — торжественно произнесла она и взяла его руку. Ивар побоялся, что она прокусит и его ладонь, но царевна просто положила ее на шар энергии. Даже при желании ученый не смог бы вырваться из хватки великанши. Он почувствовал покалывание во всем теле. Невероятная сила заполняла его, мозг заработал с удвоенной скоростью, перед глазами потемнело. Он видел прошлые исследования, часто бессмысленные, проводимые только ради удовлетворения собственного тщеславия, недовведенные до конца, брошенные, забытые. Теперь он знал, как закончить их. Цепочки разрозненных фактов собрались воедино, решение различных проблем стало столь же очевидным и понятным, сколь простейший пример на счет. Сотни задач решались легко, играючи, хотя многие из них относились еще к эпохе заворотного мира. Ивар увидел своих жен. А потом детей. Такими, какими запомнил до изгнания. Что-то было, что-то…       Он не успевал додумать одну мысль, как она сменялась другой. Энергии в шаре становилось все меньше: комната возвращалась к изначальному облику, черты лица Локи перестали плыть перед глазами, но он всё еще выглядел моложе. В ту секунду, когда погасли последние блики божественного света, толпа боевых магов буквально сорвала дверь с петель. Они так и застыли с поднятыми руками, с какими-то нелепыми заклинаниями. Они увидели Ивара, стоящего на коленях перед лавкой, на которой сидела царевна Етунхейма и держала на руках полубесчувственного Локи. Наверное, это было последнее, что боевые маги были готовы застать в царственных палатах. Дочь Лафея нежно целовала прокушенную руку царевича. Безжизненную, как казалось Ивару.       — Отбросьте страх, знамение свершилось, перед вами посланец божьих сил, — торжественно произнесла царевна и встала, чуть не задев потолок. Она держала Локи на руках, словно ребенка — столь нелепо выглядел он в объятиях огромной женщины.       — Я — тот герой, что спас сына Одина и Фригги от него самого. Радуйтесь, асы. Вы видели бой за душу, уничтоженную и восставшую из бездны. Темные силы подарили царству наследника, а в конце его пути сияет светлая звезда. Его сердце — верный прислужник тьмы, его разум ниспослан светлыми богами.       Пока она говорила, маги медленно опускались на колени — они не сразу поняли, кто стоит перед ними. Ивар, занятый сумбуром в голове, тоже не сразу заметил, что царевна преобразилась: на её теле засияли отметины богов, большинство — шрамы и кровавые татуировки. Дочери Лафея рассказывали, что обряд посвящения в темные жрицы достаточно болезненный. Сейчас над асами возвышалась настоящая жрица темных богов в полном боевом обличье. От нее веяло темной магией, которой она вполне могла снести всех присутствующих. Ивар ощущал свою причастность к происходящему. Нутро царевны, ее суть были для него как на ладони, а также суть Локи и всех остальных, но он не мог сосредоточиться ни на ком конкретном — все было как в тумане, а по рукам гуляли нематериальные разряды. Ивар поднял руку, сосредоточился и… На ладони мелькнула молния! Самая настоящая. Это заметили боевые маги. Все взгляды обратились к нему. А он легким движением руки создал молнию побольше: она прошлась между пальцев и исчезла столь же быстро, сколь появилась.       — Я… маг? — прошептал он потрясенно.       — Нет, не маг, — послышалось в ответ. — Ты — семя тьмы, принявшее дурную энергию Локи. Любя Локи, ты исполнишь свое бремя. Жизнь твоя была пресна, а теперь перечеркнута. С сего дня ты всемогущ, но лишь на время. Если сможешь разглядеть свой путь.       — Ваше высочество, — Хагалар посмел первым нарушить неловкое молчание. — Прошу, отдай мне обоих детей. Им нужна помощь, особенно Ивару — его может разорвать от магии.       — Опомнись, старый ас, что ты говоришь? — грубо возразила царевна. — Ты и так причина порочной страсти Локи. И ты зря мне не веришь. Пока я зримо или незримо рядом, ничего не случится. То, что ты видишь в Звезде, не магии плод, а дурной энергии. Когда-то я нашла в нем спасение, и я не предам его, всё будет хорошо. Просто ваш мир ждут перемены.       Ее уверенность Ивар вовсе не разделял. Ему становилось хуже. Он бы хотел записать решение всех тех проблем, которые пока помнил, но записывать было некуда, а он не был уверен, что сможет потом вспомнить хоть что-то из того безумия, что творилось сейчас в голове.       Царевна аккуратно положила Локи на пол.       — Пробил час величия! Славьте нового бога тьмы и света! В царственном обличье на престол взошел новый бог.       Боевые маги не понимали, о чем она. И не могли понять, потому что не знали, кто такой Локи на самом деле. Да и сам Ивар не понимал, как Локи мог стать служителем темных богов, если только женщин Етунхейма посвящали в это искусство в течение многих лет? Он обязательно спросит, но потом, когда придет в себя и останется с царевной наедине.       — Делайте то, что она говорит, — прикрикнул Хагалар на своих подчиненных. — И расслабьтесь, наши боевые силы тут не пригодятся.       — Ваше высочество, как же нам славить нового бога тьмы и света?       — Клянитесь в любви и верности, — просто ответила царевна. — Услышьте шелест белых крыл!       — Но что нам делать? — спросил молодой маг. — Как… Славить бога?       — Мысленно, — царевна явно дивилась непонятливости асов. — Вслух молятся, только воюя со скукой и на потеху черни. Откройте свои сердца.       Маги подчинились. Они обступили Локи, точнее, неподвижное тело, скрыв его от Ивара. Никто не знал, как открывать сердце и что делать, но маги оказались наедине со жрицей тьмы, спорить с которой было чревато. И хотя рядом стоял Хагалар, чародеи не слишком уповали на его мощь в случае столкновения с етуншей. Несколько минут царило гробовое молчание.       — Уйдите, — вдруг глухо произнес Вождь, обращаясь к своим подопечным. — Вы тут больше не нужны.       Он обернулся к царевне.       — Мои подчиненные могут быть свободны?       — Да. И пусть больше не опасаются совращения.       — Не говорите пока никому о том, что здесь происходит, — Хагалар подождал, пока за последним магом закроется дверь, и бросился к Ивару. Естественник был очень благодарен ему за заботу. Мастер обнял его, взял за руку и передал силы. Самые обычные, жизненные. Ивару стало гораздо лучше. Мысли успокоились, тело немного расслабилось. Но его все еще трясло, как от озноба, а по рукам скользили всё новые молнии. Пока нематериальные, но он чувствовал, что одно неверное движение, и молния или огненный шар сорвется с пальцев и устроит пожар. Он никогда не думал, насколько опасно быть любимцем жриц.       — Царевна, — глухо произнес Хагалар, — я правильно понял, что ты приблизила завершение ритуала, который когда-то прервала Тень?       — Да, чудо свершилось, — етунша снова опустилась на колени. Татуировки и не думали сходить, от них веяло неведомой мощью.       — Когда моему брату не было и трех месяцев от роду, — начала она, обращаясь к Ивару, — он стал жертвой темным богам, необходимой для высвобождения духа тьмы — защитника Ётунхейма, который должен был смести войско асов с лица земли.       Ивар был благодарен царевне за то, что она перешла на язык ётунов, на котором говорила более свободно и без изощренных метафор. О той давней истории он что-то смутно помнил. В прошлый раз другая царевна рассказывала. Но тогда он не связал рассказ с Локи, потому что не знал, что работает с младшим сыном Лафея.       — Ритуал проходит в течение трех часов, и торжественное сожжение — лишь последняя его часть. Мой брат был готовой жертвой темным богам, Тень сорвала лишь уничтожение его физического тела. Лаугиэ уже стал Лаугиэ, уже имел связь с истинными богами тьмы. В его сердце поселилась тьма служителя темных богов. Но потом всё закончилось. И он попал в светлый Асгард, во дворец, под крыло настоящего светлого бога, его магии, которую и впитал в себя с молоком новой матери. Он столько раз видел смерть. Я внимательно рассмотрела его суть. Дух разложения и смерти витает над ним и всегда был с ним. Он повенчан с темными богами Етунхейма, со светлыми богами Асгарда и с самой смертью.       — Со смертью-то каким образом? — нахмурился Хагалар.       — Мне неведомо, — покачала головой царевна, снова переходя на язык асов. Ивар едва не застонал. — Смерть всегда незримо была с ним. Смерть, плоть, разложение, болезнь, умирание.       — Видимо, воспаления легких, — прошептал Хагалар. — Если бы я знал раньше… Мальчик мой, что же ты такое?       — Он — любовник светлых богов, жених темных и сын смерти, — перечислила царевна так спокойно, будто речь шла о достоинствах характера. — Таково его бремя. Тысячу лет длилось правление сил света в его сердце. По заоблачным часам — миг, но по нашим — вечность. Он видел, внимал, но не узнавал в силах тьмы часть своей сути. А смерть стояла рядом, и он, не чувствуя и не понимая, следовал за ней. А потом что-то окончательно погубило тьму, и я только сейчас ее спасла. Пробудила. Насмешкою над естеством был его отказ принять свою сущность.       — Возможно, ты о том этапе его жизни, когда он узнал о своем происхождении и не признал свою етунскую половину, — пробормотал Вождь рассеяно.       — Реальность мне неведома, — ответила царевна. — Я вижу лишь божественное, читаю его магию, сны. Силы смерти его предали, хотя среди всего, что он любил, только они были его настоящей любовью, но больше они не вернутся. А нерастраченная магия подтачивала его тело тысячу лет и вскоре бы сломала.       — Я говорил Одину…       — Мой государь болел и дремал до сего дня, зато теперь он благословлен покоем. А ты, его любя, исполнишь свое бремя.       — Но чем он будет? — Хагалар нахмурился. — Он не умеет общаться с темными богами. Силами светлой магии не владеет и отказывается учиться. Про смерть я слышу впервые.       — Его разум светел, а душа темна, предоставь ему все решения.       — Правильными ли они будут?       — Если неправильными, то конец его дороги приблизится. Кратки часы победы. Вслушайся, его сердце едва стучит, — царевна положила свою огромную ладонь на грудь Локи. — Если бы мой голос не прозвучал, он бы умер от удара. Не в этот миг, так вскоре.       Ивар чувствовал, что засыпает в объятиях Хагалара. Возможно, его специально усыпляли. Чтобы прогнать дремоту, он спросил:       — А где живет смерть? Не в сердце и не в душе. Где тогда?       — Здесь, — царевна указала на солнечное сплетение. — Она — алая дея войны.       Ивар не знал, что еще спросить. Он не понял большей части того, о чем говорили маг с царевной. И ему казалось, что Хагалар тоже многого не понял. Нет, ему не казалось, он знал точно, он чувствовал. Он видел, что маг изломан, что его нутро перевернуто и испещрено шрамами. Раньше он никогда не задумывался о том, как выглядит сущность старого боевого мага, который заживо сжигал неугодных щелчком пальцев. Ему стало жалко Вождя. Возможно, царевна способна исцелить его душевную боль и шрамы, но просить об этом сейчас неуместно, тем более что Локи вдруг распахнул глаза. Они вспыхнули яркими изумрудами, подобными радужке царевен. Но вспышка потухла, уступив место голубизне. Расширившаяся радужка перманентно меняла цвет, пока не стала зелено-голубой, более яркой, чем у обычного аса, но менее яркой, чем у царевен.       — Как он помолодел! — воскликнул Хагалар, будто только сейчас обратил внимание. — Стал таким, как два года назад. Если еще волосы подстричь…       Вождь замолчал, когда поймал на себе остекленевший взгляд Локи. Безумный и отсутствующий.       — Государь еще не здесь, — прошептала царевна. Она подошла ближе, опустилась на колени и с явным трудом прикрыла веки. Шрамы постепенно исчезали, а вместе с ними и магия, пронизывающая каждый уголок комнаты. Не прошло и минуты, как подле Локи сидела асинья. Неестественно большого роста с ярко-зелеными глазами, сверкающими изумрудами, с длинными черными волосами, в которые можно было укутаться, словно в рубаху. Асинья. Не темная жрица.